Содержание: от составителя

противодействие - люди не хотели менять ничего.

1740, 1756, 1766, 1795 и 1800 гг.), в которых участвовали уголь-

щики, рабочие оловянных рудников, ткачи, чулочники и др. Эти

акции отличала, во-первых, строгая дисциплина участников, во-

вторых, устойчивая модель поведения, установившаяся с давних

времен. Главное в ней - не ограбление зерновых амбаров, не кра-

жа или дележка зерна или муки, а установление твердых цен.

Иногда восставшие требовали воспроизвести те меры гомощи ну-

ждающимся в голодные годы, которые были введены в конце

XVI и начале XVII в. Тогда мировые судьи инспектировали запа-

сы зерна, обеспечивали его доставку на рынок и там следили за

установленным порядком, чтобы бедняки могли купить зерно по

доступной цене. Во время гражданских войн времен революции

эти законы не соблюдались. Но память народа, особенно в негра-

мотных обществах, считает Томпсон, исключительно устойчива.

Простые люди объявляли, что если этого не делают власти, они

сами приведут в действие прежние законы. Не раз случалось, что

жители города, завидев повозки с зерном, намеревавшиеся мино-

вать местный рынок, задерживали возниц и сами доставляли зер-

но на рынок.

звуку рожка собралась толпа, состоящая из ткачей, ремесленни-

ков, подмастерьев, сельскохозяйственных рабочих, годростков.

Собравшиеся отправились на мельницу и забрали там муку, за-

тем посетили важнейшие рынки в округе и установили свои це-

ны на зерно. Через три дня те же люди посетили фермеров, мель-

ников, пекарей и торговцев, забрали у них продукты и продали
зерно, муку, хлеб, масло, сыр и сало по собственным денам. Вы-

ручку отдавали владельцам проданных продуктов. Там, где им

шли навстречу, вели себя сдержанно; встречаясь с противодейст-

вием, применяли насилие. Затем толпа разделилась на группы по

50 и 100 человек, которые отправились в деревни и ни хутора.

Там они предлагали владельцам зерна доставлять его на рынок и

продавать по умеренным ценам. Большая группа участников этой

акции явилась к шерифу. Они положили на землю свои дубины,.

выслушали упреки шерифа, затем несколько раз грокричали

"God save tlie King!", подняли дубины и пошли продолжать свои

действия.
Трудно представить себе, что при этом не было злоупотребле-

ний и грабежей. Но документы, настаивает Томпсон, свидетель-

ствуют о противоположном. Все сообщения о случаях, когда бун-

товщики отбирали продукты силой или не платили за ^их, требу-

ют, считает он, проверки и выяснения всех обстоятельств дела.

Почти всегда обнаруживаются либо насильственные, либо иду-

щие против патерналистских обычаев действия властей, или на-

рушение предварительных договоренностей. Неизменно повторя-

ется одно: люди, находившиеся на грани голода, нападали на

мельницы или зернохранилища не с целью грабежа, а чтобы вос-

становить справедливость и наказать за нарушение обычаев. Бед-

няки боролись за собственное понимание справедливости, олице-

творенной в традиции.
Проявления социального протеста редко носили политический

характер. Только в 1795 и 1800/1801 гг., когда в подметных

письмах и листовках появилась якобинская окраска, возникает

впечатление существования подлинно политической мотивации.

Так, в 1800 г. в г. Рэмсбери на дереве повесили такую листовку:

"Долой правительство, купающееся в роскоши, светское и цер-

ковное, или же вы умрете с голоду. Вы наворовали 'гебе хлеба,

мяса, сыра ... и забираете тысячи жизней для участия в ваших

войнах. Пусть Бурбоны сами решают свои дела, дайте нам, бри-

танцам, заняться своими. Долой вашу конституцию. Провозгла-

сите республику, иначе и вам, и вашим детям суждено голодать.

Господи, помоги беднякам и долой Георга 111!"(с. 120-121).

Томпсона, они требуют специального анализа. Умирает старая

традиция, новая только еще формируется. Возникает новая фор-

ма давления через заработную плату. В 1816 г. рабочие в Восточ-

ной Англии уже требовали установления минимума заработной

платы. И в другом отношении эти годы стали переломными. Фор-

мы волнений, существовавшие до этого времени, отражали равно-

весие между властями и населением. Во время наш). ICOHOBCKIIX

джентри усиливали их страх перед любым самостоятельным дей-

ствием простых людей, и даже собрания, где толковали о ценах

на зерно, рассматривались как признаки приближающегося бун-

та. В стране боялись вторжения извне, создавались отряды добро-

вольцев, и это давало гражданским властям больше возможно-

стей в случае необходимости справиться с массами, и не только (

помощью уговоров, а и репрессиями.

волюции, и успехов новой политической экономии нанесло ре-

шающий удар патернализму. На первое место выдвигается теперь

не благотворительность, не помощь беднякам, а требов.шие к ним

- терпеть, трудиться, веровать, проявлять умеренность.
Агония "моральной экономии" тянулась так же долго, как и

крушение модели патерналистского вмешательства в "орговлю и

производство. Прежние заповеди звучали еще в течение всего

XVIII в. - с церковных кафедр, в памфлетах, в газетах, листов-

ках, стихах, анонимных письмах. Прежние моральные нормы

были еще живы и среди патерналистски настроенных джентри, и

среди мятежных простолюдинов. Но от самой старой системы по-

печительства после наполеоновских войн осталась лишь благотво-

рительность. Что касается "моральной экономии бедноты", она,

по мнению Томпсона, была подхвачена некоторыми социалиста-

ми, последователями Р.Оуэна.
В нескольких статьях реферируемого сборника Томпсон рас-

сматривает английское общество XVIII в. в социокультурном ас-

пекте, обращая особое внимание на противостояние и вместе с

тем взаимосвязанность культуры образованных людей :i народной

культуры.
Все жаловались на беспорядки, но никто не видел и них угро-

зы существующему общественному устройству. Рабочий желал

освободиться от непосредственных ежедневных унижений и был

готов к действиям, но "дальние контуры власти" и его собствен-

ное положение в этой жизни представлялись ему столь же незыб-

лемыми, как земля и небо. Структуры власти и даже формы экс-

плуатации казались ему естественными, что не исключало, ко-

нечно, скрытого недовольства. Томпсон определяет этт как "мен-

талитет подчинения".
Унижения, которые испытывал трудящийся, не исходили не-

посредственно от господ. Когда взвинчивались цены, народная

ярость направлялась не на землевладельцев, а на торговцев и

мельников. Джентри представлялся благодетелем. Присвоение

труда бедняков осуществлялось через арендаторов, через торгов-
цев. Самого хозяина рабочие видели редко. Управляющий освобо-

ждал его от прямого общения с арендаторами, кучер - от случай-

ных встреч на дороге. Простых людей он видел только тогда, ко-

гда они искали его покровительства и помощи. В этих случаях

выход джентри был поистине театральным. Пудреный парик,

пышная одежда, обдуманные патрицианские жесты и высокоме-

рие в облике и речи все было направлено на то, чтобы вызвать

почтение у плебса. Ритуал охоты, театральный стил), судебных

заседаний, поздний приход и ранний уход из церкви и особые

скамьи в ней - все это был "театр", предназначенный для поддер-

жания своего влияния. Участие в более долгих церемониях

свадьбах, крестинах, праздниках совершеннолетия, сопровождав-

шееся пожертвованиями, похороны с раздачей милое' I>IHH нее

это тоже "театр" патернализма. Тема "театра" элиты ;:ак состав-

ной части хорошо разработанной техники господства и "антитепт-

ра" бедноты, предназначенного, с одной стороны, для защиты от

давления культуры джентри, а с другой - для сохранения взаи-

мосвязи с ней - одна из важнейших в статьях Томпсона.

дечное участие господ в делах бедняков, непринужденность отно-

шений и прямые контакты, был очень далек от "театра" британ-

ских "патрициев". Но простые люди воспринимали его всерьез.

Шоу были столь впечатляющими, что даже историки попадались

на удочку и рассуждали о патерналистской ответственности анг-

лийской аристократии, на которой якобы зижделась гся система

отношений в XVIII в. В действительности, считает Томпсон, поч-

ти все представители аристократии, джентри и клира выполне-

ние своих патерналистских обязанностей перекладывали на под-

чиненных, которые их не выполняли. Сами же они лишь демон-

стрировали свою щедрость: зажаренный бык на празднике, при-

зы на спортивных состязаниях, щедрые подаяния, посещения

бедных, высказывания против перекупщиков. Все это были жес-

ты, не заслуживающие того, чтобы считать их 11рояв.'1"нпям11 от-

ветственности. Лишь одну общественную функцию джентри счи-

тали собственной - отправление правосудия и поддержание по-

рядка во время кризисных ситуаций. Здесь они признавали, что

это их обязанность, но ведь за ней скрывалась забота с своей соб-

ственности и своем положении в округе.

жественно демонстрировался публичными казнями и Лондоне,

разлагающимися трупами на виселицах вдоль улиц. Разработан-

ный в деталях ритуал публичной казни выполнял важ ную функ-

цию устрашающего примера, предназначенного для осуществле-

ния контроля над обществом.

только светской, но и духовной власти, и здесь было самое слабое

место системы. Церковь в Англии XVTTI в. утрачивала силу и

влияние как альтернативная духовная к.">п"ть. Практически она

ею уже не являлась: многие пасторы были мировыми судьями и

служили тому же закону, что и джентри. Епископов ч ICTO назна-

чали по политическим соображениям, а молодые родственники

джентри становились пасторами и сохраняли жизненный стиль

своей прежней среды.
"Магическая" власть церкви и ее ритуалов над простолюдина-

ми еще существовала, но очень ослабела. Прежде, когда священ-

ники находили возможность совмещения религиозных постула-

тов с языческими или еретическими суевериями прихожан, они

соединяли народные праздники с церковными обрядами и тем са-

мым в какой-то степени их христианизировали. Это укрепляло

авторитет церкви. В XVI и XVII вв. пуритане принялись ломать

оковы идолопоклонства и суеверий, но тут же заменили их око-

вами суровой дисциплины, которую простолюдины не принима-

ли. В результате в XVIII в. пуританизм стал ослабевать-.

самым над значительной частью плебейской культуры. В риту-

альном церковном календаре праздники концентрировались в ме-

сяцы от Рождества до Пасхи. Этим двум главным церковным

праздникам прихожане еще отдавали дань. Но поскольку в жиз-

ни простонародья многочисленные праздники и праздничные де-

ла переплетались с трудом, как переплетались в сельскохозяйст-

венном труде "работа" и "жизнь", народный календарь праздни-

KJB совпадат с аграрным, и церковь, не участвовавшая во всем

этом, утрачивала связь с "эмоциональным календарем' бедняков.

Происходила секуляризация календаря, а вместе с ней секуляри-

зация стиля и функций праздников. Пуританские священники

жаловались, что праздники освящения храма оскверняют пля-

сками, травлей животных и всевозможными видами распутства.

Они пытались изгнать народный танец из церкви, а лавки мелоч-

ных торговцев убрать с церковного двора. Но ничего не получа-

лось.
Происходило заметное разделение культуры образованных лю-

дей и плебейской культуры. Это выявлялось не только во время

уличных процессий, когда пели народные песни или несли соло-

менные куклы, но и в более серьезных вещах. Вот, нагример, ри-

туал "продажи женщин", распространенный в Англии среди про-

стонародья в XVIII и XIX вв. Муж сообщает жене о своем наме-

рении продать ее с аукциона на рынке. В назначенный день на

П1СЮ или на талию ей набрасывают веревку и ведут на место про-

ги, проданную женщину передают покупателю. Тут же, на рын-

ке, пили за здоровье молодых, и за выпивку обычно платил быв-

ший муж.
В статье "Этнология, антропология и социальная история"

Томпсон излагает результаты своего анализа трехсот случаев это-

го экзотического ритуала. Он извлек сведения о нем из газетных

заметок и сочинений этнологов. Но это, говорит исследователь,

были сторонние наблюдатели, смотревшие на происходящее

"сверху" и по формальным атрибутам толковавшие его как "про-

дажу женщин". Все были потрясены тем, что такие варварские

акты происходят в цивилизованной Англии. Но если изучить до-
кументы более вдумчиво и посмотреть на дело "снизу", выясняет-

ся иной аспект происходившего. Этот ритуал был формой разво-

да, поскольку других форм народу не предлагалось. Почти в каж-

дом из известных историку случаев брак был фактически уже ра-

зорван, и "продажа" представляла собой лишь открытое объявле-

ние о случившемся. Покупатель знал об этом или даже был лю-

бовником женщины. Разыгрываемый публично спектакль часто

был предназначен для того, чтобы скрыть позор мужа, теряюще-

го супругу.
Итак, на первый взгляд, варварство, женщина с варевкой на

шее на скотном рынке. Но анализ реальных отношений меняет

картину. Ритуал регулирует заранее согласованный обмен парт-

нерами, и это свидетельствует, с одной стороны, о признании

большей сексуальной свободы, с другой - о народной легитима-

ции развода, о самостоятельности народной культуры в решении

столь важного жизненного вопроса. Отвечая на вопрос священни-

ка, собиравшего материал относительно продажи женщин, один

респондент воскликнул: "Боже мой. Ваша честь! Да можете спро-

сить любого, был ли этот брак хорошим, разумным и христиан-

ским, и всякий Вам скажет, что не был". Уже в словах "Боже

мой. Ваша честь..." звучит покровительственный оттенок. И да-

лее: всякич человек знает, что правильно, а что нет, кроме, ко-

нечно, священника, сквайра или его образованных дегей; ./побои

.чнает лучше, чем знает сам священник, что значит "христиан-

ский". Так проявляется скептическое отношение простолюдинов

к церковным установлениям и уверенность в собственной правоте

(с. 278).

вовавший в Англии до конца XIX в., который Томпсон подробно

описывает и aнaлизиpуeт'', мог быть в иных случаях устрашаю-

щим и в высшей степени грубым. Он тоже свидетельствует о су-

ществовании самостоятельной народной культуры, передающейся
в устной традиции. Это был, по выражению Томпсона, "социаль-

но-консервативный" ритуал, защищавший обычай, опиравшийся

на существующий консенсус и апеллирующий не к разуму, а к

предрассудкам. К тому же "rough music" легитимировала агрес-

сивность молодежи, а юношество, говорит Томпсон, нс всегда яв-

ляется протагонистом разума и сторонником перемен. Это была

реакция протеста против одной из самых болезненных форм от-

чуждения в бюрократических обществах - отчуждения права. Г()

сударство отбирает у общества функцию управления и передаег

ее чиновникам. Тем, кто лишается этого привычного важного

права, нетрудно прийти к заключению, что с ними поступают не-

справедливо. Ритуал "rough music" свидетельствовал о том, что

право отчуждено еще ie полностью; он также обнаруживал, что

принадлежность права народу, его неотчужденность вовсе не де-

лает его более толерантным; оно соответствует ценностной систе-

ме народа.

стоятельной, живой плебейской культуры объяснялось слабостью

духовного авторитета церкви. Эта культура защищала плебс от

вмешательства джентри и духовенства. Поскольку простолюдин

не ориентируется на будущее, не видит в нем никакой прочности

и не планирует никакой карьеры, хватается за любую возмож-

ность выживания, не заботясь о последствиях, это придает пле-

бейской культуре известное "легкомыслие". Во время бунтов это

проявлялось и в поведении толпы, действующей посгешно, соз-

навая, что триумф будет недолгим.

джентри, приверженные традиционализму, относились к плебей-

ской культуре, по крайней мере в середине XVIII в., более или

менее доброжелательно. Господа опасались применять силу во

время бунтов и соблюдали осторожность, изыскивая меры, кото-

рые не слишком отдалили бы бедноту. Та часть бедняков, кото-

рая порой все еще объединялась под лозунгом "цер-:овь и ко-

роль", чувствовала, что, принимая милости богатых и -1ДЯ с ними

на компромисс, можно добиться ощутимых выгод. В известном

смысле господа и массы нуждались друг в друге, каждая сторона

разыгрывала свой "театр", определяя тем самым поведение дру-

гой стороны.

отсутствие класса?", еще раз объясняя отношения между плебсом

и джентри, их отталкивание и их взаимосвязанность, Томпсон

прибегает к метафоре, вводя в исследование понятие обществен-

ного "силового поля". Он напоминает школьный опыт на уроке

физики. Электрический поток магнетизирует железные опилки,

стремясь к двум противоположным полюсам, а те, что остались в

середине, располагаются так, словно их тянет либо к одному, ли-

бо к другому полюсу. Так создается силовое поле. В английском

обществе XVIII в. на одном полюсе - массы, на другом - аристо-

кратия и джентри. Между ними группы лиц академических про-

фессий и купцы. Магнитные линии влекут этих последних к гос-

подствующим слоям, но иногда они прячутся за спиной народа,

участвуя в его акциях. Так намечается классовый конфликт, ме-

жду тем как классов еще нет.

онной, ни предреволюционной, но она не была и "куль турой поч-

тения". Томпсон характеризует ее как "консерватизно-мятеж-

ную". Мятеж совершается именем традиции и в защиту тради-

ции. Это акты сопротивления направленные против экономиче-

ских новаций или рационализирующих хозяйство методов. Плебс

воспринимает все это как новые формы эксплуатации, как отчу-

ждение прежних прав и разрушение привычных норм груда и от-

дыха. Историк предлагает читателю проследить с точки зрения

плебейской культуры некоторые черты проявлений протеста в

Англии XVIII в.
Прежде всего, им свойственна анонимность. В сельской мест-

ности, где всякое открытое сопротивление хозяевам тотчас может

повлечь за собой возмездие - отнимут жилище, работу, откажут

в аренде - производилось множество анонимных действий - ано-

нимное письмо с угрозой, убийство животного, кирпич, брошен-

ный в окно, ворота, снятые с петель, спуск воды в рыбном пруду

и т.д. Тот, кто днем усердно стягивал шапку с головы перед

сквайром, - демонстрация почтения диктовалась ОТЧАСТИ собст-

венными интересами, отчасти страхом или притворстг.ом и была

частью "театра бедноты" - ночью мог отравить его собаку или

пустить змею к фазанам.
Другая черта плебейской культуры, определявшая некоторые

действия во время бунта, тоже имеет отношение к "театру бедио-

ть'". Совершенно так же, как господа напоминали о споем верхо-

венстве стилем одежды или манерой поведения, плебс напоминал

о себе "театром угроз". Публично сжигали соломенную куклу, ве-

шали на виселицу сапог, снимали с дома крыпт\. выбивали стек-

ла. В столице непопулярным министрам и популярным полити-

кам не нужно было изучать свой рейтинг, чтобы понять отноше-

ние толпы. Первым в лицо выкрикивали непристойности, вторых

в случае триумфа несли по улице на руках.

толпы. Если не удавалось добиться успеха сразу, она тут же о'г-

гать этих торговцев, снять крышу с этого дома - и сделать это

быстро, пока не явились войска.
Господствующие силы и толпа нуждались друг в друге, разыг-

рывали друг перед другом свой театр и проявляли взаимную уме-

ренность. На словах нетерпимые к поведению свободных рабо-

чих. особенно к их перемещениям, на практике господа проявля-

ли поразительную терпимость к передвижению волнующейся

толпы. Простолюдины сознавали, что господа, обосновывающие

свои претензии на власть не законом, а древним обычаем, вовсе

не стремятся отменить все плебейские обычаи и права. Это всегда

составляло фон символических выражений гегемонии или про-

теста. Необузданность толпы была той ценой, которую аристокра-

тия и джентри платили за то, чего они хотели в политике: не до-

пустить ограничения своего влияния и усиления кзролевской

власти. Конечно, они платили эту цену без всякой охоты. Сла-

бость государства не позволяла надеяться на скорую и решитель-

ную помощь войск, появлявшихся всегда неохотно и с опоздани-

ем. В стране еще не существовало единого господствующего клас-

са, готового взять под контроль жизнь страны. По мнению Томп-

сона, XVIII-й век в Англии - это век классовой борьбы в отсутст-

вие класса.
К числу азбучных истин относится ныне то, что между 1300 и

1650 гг. в Европе коренным образом изменилось отношение к

времени. Начиная этими словами свою статью "Время, трудовая

дисциплина и промышленный капитализм", Томпсон почти тот-

час же ссылается на две статьи Ж,. Ле Гоффа, опубликованные в

1960 и 1963 гг." Заметим, однако, что реферируемая статья, во

многом напоминающая статью Ле Гоффа "О "церков-юм време-

ни" и "времени купцов"", построена исключительно ъя материа-

ле английских источников, и проблему своей работ:з1 Томпсон

сформулировал так: почему в эпоху промышленного переворота в

Англии происходит переход от "природного", конкретного време-

ни к абстрактному, определяющему всю жизнь человека, и како-

ва роль этой перемены в формировании новой дисциплдны труда.
У примитивных народов время измеряется трудовыми процес-

сами и домашними работами. Пастух выгоняет скот н.) пастбище

и перемещает его, следя за временем по солнцу. На Мадагаскаре

время измеряют продолжительностью варки риса (около получа-