Глава 11 Поведение в естественной природной среде

Глава 11 Поведение в естественной природной среде

Томас Харди. Среди лесов

На протяжении всей истории город и деревня [1] были взаимосвязаны. Город был центром обслуживания сельского населения и давал для него работу, деревня поставляла ему продукты и сырье для производства и была местом отдыха горожан. Видимо, ценности, которые признаются все это время как за городом, так и за деревней, подразумевают, что различие между ними гораздо сложнее, чем различие просто между «ступкой и пестиком». Антиурбанизм многих авторов связан, по крайней мере отчасти, с их преданностью идеалу сельской жизни, идеалу «достойного» существования человека. Эти представления, как мы убедились, оказывают серьезное влияние на ход и характер исследований различных проблем поведения в городе, заметно влияют они и на исследования поведения в естественной природной среде.

В этой и следующей главах естественная природная среда предстанет перед нами в двух разных качествах. В этой главе, акцентируя внимание на использовании территории для рекреации, мы рассмотрим природную среду как ландшафт, считая, что его образ, как бы сложен он ни был для фиксации, существенно влияет на поведение человека, когда он находится в пределах данного ландшафта. Последний тезис иллюстрируется путем привлечения результатов ряда важных исследований, посвященных изучению проблем рекреации в малоосвоенных районах Северной Америки. В следующей главе природная среда будет анализироваться прежде всего с точки зрения таящейся в ней той или иной «опасности». В ней будут указаны взаимосвязи между индивидуальными представлениями о таких стихийных бедствиях, как наводнения, снежные бури, засухи, ураганы, и поведенческими реакциями людей на эти события. В обеих главах особенное внимание уделяется теоретическим построениям, на которых основываются проводимые исследования, а также их методическим проблемам.

Оценка ландшафтов и необходимость управления

Пониманию того, что ландшафт как природный объект, обладающий ограниченными ресурсами устойчивости, нуждается в постоянной

==211

заботе и управлении развитием, способствовали два фактора. Один из них-это возрастающие нагрузки на сельскую местность, источником которых выступают города как поглотители сельскохозяйственных угодий в результате своего расширения и как предъявители прав на рекреацию для своих жителей. Второй связан с изменениями и в самом сельском хозяйстве. Так, становление капиталоемкого, высокомеханизированного сельского хозяйства в Западной Европе привело к повсеместному исчезновению перелесков и небольших полей, окруженных зелеными изгородями (так называемые bocage (франц.)-«ландшафты рощ»).

Осознанная необходимость в решении проблем распределения природных ресурсов, а также конфликтных ситуаций, возникающих в процессе отведения земель под те или иные нужды, нашла прямое выражение в принятии многими странами Запада специальных законов, регламентирующих развитие сельских территорий. Так, например, действующие в Великобритании «Закон о планировании развития местных центров и сельской местности», принятый в 1947 г., и «Закон о национальных парках и использовании сельской местности», датируемый 1949 г., сделали оценку эстетических ресурсов ландшафтов с целью их сохранения и наращивания обязательной для местных органов власти, за выполнение которой они стали нести юридическую ответственность. Почти половина всех сельских территорий Англии и Уэльса сегодня имеет статус в той или иной мере охраняемых земель (Patmore, 1971). Это законодательство близко по духу распространенному представлению о том, что красота принадлежит всем, в том смысле, что ландшафты сельской Англии являются частью общего достояния всех англичан, даже если они и находятся в частном владении (Lowenthal, Prince, 1965). Как таковые, они должны быть доступны для всех, и каждый обязан следить за тем, чтобы в них не происходило никаких разрушительных изменений,-и эта обязанность ревниво исполняется. Такое отношение к ландшафту означает, что последний несет в себе неотъемлемую ценность независимо от специфических запросов тех или иных групп рекреантов.

Видимо, такие же ценности определяют политику, проводимую в США по отношению к неосвоенным территориям. Как мы увидим далее, ландшафты этих территорий, по существу, не затронуты преобразующей деятельностью человека и считаются хранителями уникальных духовных и нравственных ценностей, очень важных для здорового существования общества (Lowenthal, 1964). Наличие в Америке специального законодательства по защите девственных территорий в сочетании с их огромной популярностью как мест отдыха еще раз подтверждает тот факт, что оценка ландшафтов является очень важной проблемой для осуществления верной социальной политики.

Для того чтобы понять особенности поведения в естественной природной среде и чтобы нащупать пути его моделирования, важно знать, что именно привлекает людей в том или ином ландшафте, почему одни ландшафты предпочитаются другим. Здесь будет высказано предположение, согласно которому понять это можно лишь через анализ различных ландшафтных характеристик, произведенных с позиций людей, деятельность которых связана с этими ландшафтами, то есть с позиций «потребителей» ландшафта; при этом полагается, что наиболее притягательные ландшафты и используются наиболее активно. Однако, по мнению многих авторов, это бесполезная или неосуществимая задача. Для того чтобы разобраться в существе дела, необходимо более пристально рассмотреть проблемы, связанные с осуществлением оценки ландшафтов.

 ==212

Оценка ландшафтов: теоретические проблемы

Тот факт, что споры об особенностях ландшафтной оценки сосредоточиваются вокруг методических вопросов, в значительной мере объясняет, почему в этой области исследовательской деятельности существует полный теоретический вакуум. Стремясь найти способы адекватной оценки ландшафтов для решения конкретных практических проблем, связанных с развитием территории, ученые преуспели в разработке изощренной методологии, однако не смогли подкрепить ее соответствующим теоретическим обоснованием (Appleton, 1975а) [2]. Главная из дискутируемых проблем состоит в том, надо ли при оценке того или иного ландшафта ориентироваться на поиск «объективных» признаков его высокого качества, вне связи с существующей неустойчивой и, возможно, вообще непонятной популярностью конкретного ландшафта, или же эта оценка должна соответствовать мнению о ландшафте, которого придерживаются широкие круги населения.

Так, Крайк (Craik, 1972), например, утверждает, что, согласно современной теории эстетики, эстетическая оценка и эстетические предпочтения очень часто не совпадают. Вполне возможно, что искусствоведы согласятся с мнением признанных авторитетов о высокой ценности той или иной работы, даже если они сами предпочитают работы, являющиеся, по мнению большинства, совсем не интересными. Поэтому Крайк подчеркивает, что высокая оценка качества того или иного ландшафта не является гарантом высокого уровня его притягательности. Тернер (Turner, 1975) напоминает, что высоко ценимые ныне ландшафты нередко приобрели свою настоящую цену свыше ста лет назад практически вне связи с преобладавшими тогда вкусами и пристрастиями. По мнению Тернера, управление развитием ландшафтов на основе потребительских предпочтений чревато опасностью, отчасти потому, что они неустойчивы во времени (так как вкусы и предпочтения одного поколения обычно не совпадают со вкусами и предпочтениями другого), отчасти же потому, что «то, что образует ландшафт и что делает его привлекательным, до сих пор остается не до конца ясным» (Turner, 1975, 160). Многое указывает на то, отмечает этот исследователь, что человеку нравится именно тот ландшафт, в котором он вырос. По его мнению, заслуживает большого внимания анализ мнений компетентных лиц, которому надо отдать предпочтение перед анализом степени популярности того или иного ландшафта.

Представители противоположной школы считают, что люди, составляющие планы развития территорий, не обладают необходимыми знаниями для оценки эстетических свойств ландшафтов и что поиск объективных критериев для определения красоты естественной природной среды в соответствии с жесткими эстетическими критериями абсолютно бесплоден. Сами специалисты, занимающиеся планированием развития территорий, несмотря на полученную ими профессиональную подготовку, остаются людьми, обладающими своими собственными вкусами в оценке тех или иных ландшафтов, причем эти вкусы вовсе не обязательно совпадут с пристрастиями широких слоев населения. По этой же причине их мнения о том, что должно нравиться публике, могут прийти в противоречие с тем, что предпочитает большинство людей, посещающих оцениваемые территории. Так, по мнению Пеннинг-Роуселла (Penning-Rowsell, 1974), оценки станут точнее, если будут учитывать особенности восприятия данных мест их обычными посетителями. Таким образом, «если планировщики хотят получить подлинную оценку той или иной природной среды, которая отражала бы реальную притягательность ландшафтов данных графства, области или района, они должны подойти к исследованию проблемы,

==213

используя подход, опирающийся на мнение массового потребителя, или подход «соучастия», и не давать завлечь себя в методологический тупик так называемой «объективности» (Penning-Rowsell, 1974, 934).

По-видимому, лучшим способом разрешения этого спора будет признание обеих точек зрения хотя и различными, но в известной мере связанными между собой подходами. Первый можно назвать «оценкой ландшафта» в точном смысле слова, поскольку он предусматривает измерение тех или иных характеристик самого ландшафта, в то время как второй лучше обозначить «установлением ландшафтных предпочтений», поскольку он направлен на исследование природы выбора, производимого респондентами из данного спектра мнений. Некоторые эмпирические исследования позволяют подробнее рассмотреть каждый из этих подходов и выявить его потенциал в попытках понять особенности поведения людей в данной ситуации.

Обзор исследований, посвященных оценке ландшафтов. Работы, посвященные оценке качества ландшафта, основываются на предположении, что эстетические ресурсы могут быть оценены объективно. Обычно в них используется компонентный подход, посредством которого отдельные элементы, составляющие видимую часть ландшафта, такие, как растительный покров, различные водотоки, формы рельефа и антропогенные объекты (Crofts, 1975), вначале выделяются из цельности ландшафтного образа, а затем оцениваются каждый сам по себе. Предпринимая одну из ранних попыток произвести такую оценку, Линтон (Linton, 1968, 223) подразделяет материальные составляющие ландшафта на «два поистине основных элемента, из которых слагается живописность пейзажей любых территорий», а именно «формы рельефа», характеризуемые по признакам, принятым в геоморфологии, и их покров, образуемый лесами, болотами, фермами и фабриками, природной растительностью и антропогенными объектами. Для характеристики форм рельефа обычно применяют шесть основных показателей, а именно относительные высоты, крутизна склонов, расчлененность территории, глубина и частота встречаемости долин (в горной местности) и степень изолированности отдельных форм рельефа друг от друга. По мнению автора, открытые водные поверхности являются частями обоих выделенных элементов, однако имеют самостоятельное значение для целей картографирования территории. На основе его классификации были выделены шесть «рельефных форм ландшафтов»: низменные, волнистохолмистые, состоящие из отдельных высоких холмов, гористые, ландшафты высокогорных плато, ландшафты среднегорья. Кроме того, предлагалась балльная система для оценки преобладающих визуально различимых особенностей покрова этих форм, таких, как городская застройка (—5 баллов), сплошные леса (—1), сельскохозяйственные угодья без лесопосадок (+1), заболоченные земли (+ 3), леса, перемежающиеся болотами (+4), разнообразное сельскохозяйственное использование земель (+5), территории в их естественном состоянии (+6).

На первый взгляд предложенная Линтоном система оценки ландшафтов кажется вполне объективной, однако на самом деле обе созданные им классификации, как ландшафтных форм рельефа, так и ранжированная отличительных особенностей ландшафтного покрова, основываются на его личных пристрастиях и предпочтениях. Скажем, предложенная им балльная система в большей степени выражает сформировавшиеся у него как у опытного геоморфолога представления о научной ценности различных форм рельефа, чем отражает жизнеспособную систему эстетических стандартов, пригодную для оценки качества ландшафтов. Ясно, что Линтону нравятся яркие ландшафты горных регионов, а «домашние» ландшафты низменностей и плато не вызывают особых симпатий. Давая оценку

 ==214

 ==215

антропогенных объектов в ландшафте, он также показывает свои предпочтения, оценивая их очень низко, что может быть весьма спорным, если вспомнить такие города, как Эдинбург, Стирлинг или Сент-Эндрюс. Более того, составленная им карта эстетических ресурсов Шотландии (рис. 11-1) носит слишком общий характер из-за приблизительности используемой балльной системы, в связи с чем обширные по площади территории сводятся в одну категорию, а многие специфические черты ландшафтов часто просто игнорируются (Wright, 1974).

Еще более примечательным образцом такого типа работ являются исследования Группы субрегионального планирования Ковентри - Солихалл - Уорикшир (1971). Эта исследовательская группа попыталась дать оценку гораздо меньшей, чем у Линтона, территории, к тому же намного менее контрастной по своему внешнему виду. Считалось, что главными параметрами, которые «формируют ландшафт, влияют на его оценку людьми и их интуитивное отношение к ним» (1971, 126), являются различные формы рельефа (их виды и характер склонов), различные виды использования земли (жилая застройка, сельские территории, индустриальные зоны, водные поверхности) и различные материальные черты ландшафта (подразделенных на «природные» и «антропогенные», в свою очередь расчлененных на отдельные компоненты). Каждый показатель измерялся по ячейкам километровой сетки, на которую была разбита оцениваемая территория.

В итоге были получены два индекса: индекс ценности ландшафта, базирующийся на оценке его визуальных качеств, и индекс обзорности, высчитанный по размерам открывающихся из узлов километровой сетки видов. С учетом этих двух индексов была построена карта оценки ландшафтов, включавшая в себя данные о глубине открывающихся в различных ландшафтах видов (рис. 11-2).

Это, конечно, далеко не единственные примеры, которые можно было бы привести [З], однако и они хорошо показывают суть подобных исследований. Их авторы стремятся найти средства объективной оценки ландшафтов, независимые от взглядов и настроений их «потребителей». Однако, если рассматривать эти исследования с установкой на углубленное понимание тех аспектов оценки ландшафта, которые определяют поведение людей в конкретных ландшафтах, то обнаруживается скудость содержащейся в них полезной информации. Это происходит по двум причинам. Во-первых, покомпонентный подход к оценке качества ландшафтов грешит пороком, описанным Даффилдом и Коппоком (Duffield, Coppock, 1975, 142-3) в следующих словах: «Хотя специалисты, занимающиеся оценкой ландшафтов, и признают, что последний-это нечто большее, чем простая сумма его компонентов, большинство методик оценки ландшафтов построено на интегральном принципе, согласно которому мы получаем оценку ландшафта, отражающую результат суммирования оценок его различных ресурсов. Общая концепция этого подхода может быть весьма интересной, однако ясно, что современный уровень понимания того, каков вклад каждого отдельного компонента ландшафта в формирование его качества, крайне ограничен и что корректность сравнения ландшафтов, Рис. 11-1. Обобщенная оценка «эстетических» ресурсов Шотландии. Ист.: Материалы группы микрорегионального планирования Ковентри -Солихалл-Варвикс (1971, 5, 152).

Рис. 11-2. Карта оценки ландшафта и красоты открывающихся видов. Материалы группы микрорегионального планирования Ковентри-Солихалл-Варвикс (1971, 5, 152).

получаемых в результате применения этого подхода, вызывает значительные сомнения».

Во-вторых, точно так же как исследование Линтона, как мы убедились, отражает точку зрения одного, хотя и выдающегося, геоморфолога, работа в Ковентри - Солихалл - У орикшир отражает восприятие ограниченной группы специалистов по проектированию развития территории. Члены этой группы не только выделяли основные компоненты для последующего анализа, но и производили их балльную оценку, разумеется не избежав при этом своих субъективных пристрастий к тем или иным конкретным ландшафтам. Поэтому как оценки отдельных компонентов, так и общие оценки

 ==217

качества ландшафтов отчасти объясняются индивидуальными вкусами и склонностями ученых, производивших эту работу. Сами эти исследования показывают предпочтения их авторов. Сейчас наступил подходящий момент для более подробного рассмотрения работ, посвященных исследованию собственно ландшафтных предпочтений.

При использовании интервьюирования, наоборот, получают возможность судить о степени знакомства респондентов с теми или иными ландшафтами и об их значимости в представлении тех людей, которые посещают или могут посещать их. При этом респонденты оценивают те или иные ландшафты в результате непосредственного их посещения или же делают такую оценку косвенным способом, главным образом рассматривая их фотографии (Dünn, 1976).

Пилотажное исследование ландшафтных предпочтений в пределах «Эриа Оутстендинг Нейчрл Бьюти» (Урочище непередаваемой красоты природы) в долине Вэй (Penning-Rowsell, 1974) является примером использования метода непосредственной оценки респондентами ценности ландшафтов. Вся исследуемая территория была разбита на участки, обладавшие сходным рельефом и использовавшиеся примерно одинаково, после чего респондентов попросили дать оценку различных участков, опираясь на шкалу с оценками от «крайне притягательный» до «крайне непритягательный» ландшафт. Результаты этого исследования дали материал для карт индивидуальных и групповых ландшафтных предпочтений (рис. 11-3). Данный метод позволяет учитывать социальные и демографические характеристики респондентов, а также выделять внутри всего населения те или иные подгруппы, обладающие специфическими ландшафтными предпочтениями. Вместе с тем необходимо сказать, что обычно массив опрошенных репрезентирует лишь тех, кто наиболее часто посещает территорию того или иного ландшафта, а не все население в целом.

Возвращаясь к использованию при оценке ландшафтов фотографий и т.п. (Shafer, Mietz, 1969), подчеркнем, что^ эмпирическими исследованиями подтверждена их высокая пригодность для этих целей. Например, Данн (Dünn, 1974) приходит к выводу, что по оценке фотографий можно точно установить, как в действительности люди реагируют на те или иные ландшафты (табл. 11-1); к тому же такую оценку гораздо легче осуществить, чем провести анализ непосредственных впечатлений.

Этот метод удачно применен в работе Зонненфельда (Sonnenfeld, 1966). Для установления ландшафтных предпочтений у людей, живущих в прибрежных и внутренних частях Арктической Аляски, Зонненфельд исполь-

 ==218

Рис. 11-3. Притягательность ландшафтов: результаты пилотажного обследования в долине Вей. Penning-Rowsell (1974, 933).

зовал пятьдесят пар фотографий, которые он показывал респондентам, предварительно разделив их на две группы: местных жителей (эскимосы) и тех, кто приехал сюда из других районов. Затем эти же фотографии были показаны группе студентов в Делавэре. Фотографии отбирались таким образом, чтобы каждая их пара отражала контрастные формы рельефа, растительности, водных поверхностей и даже особенности микроклимата.

Результаты исследования выборки показали наличие серьезных различий в предпочтениях местных жителей из поселений Аляски и студентов из Делавэра, а также у отдельных людей внутри групп в связи с их неодинаковыми социально-экономическими и иными характеристиками. Пожалуй, наиболее разительными были различия в предпочтениях местных жителей и пришлого населения. Люди чаще всего предпочитают те ландшафты, которые типичны для мест, в которых они родились. Разница в характере ландшафтных предпочтений с неместными респондентами менее заметна у тех местных жителей, которые бывали не только в различных частях Арктики, но и в других районах мира.

 ==219

Это сокращение глубины различий ландшафтных предпочтений у людей, родившихся в данном месте, и у приезжих в связи с увеличением объема личных знаний и впечатлений о других территориях позволяет сделать предположение более общего характера. Анализируя проблемы туризма или других видов рекреационной деятельности, исследователь имеет дело с ситуацией, когда практически все респонденты являются не местными жителями (Ittelson et al., 1974), при этом они сильно различаются между собой по уровню знания различных районов. Таким образом, выражаемые респондентом ландшафтные предпочтения определяются, возможно, не столько степенью сходства данного ландшафта с родным для него с детства, сколько уровнем его знакомства с иными ландшафтами.

Впрочем, исследование Зонненфельда (Sonnenfeld, 1966) создало очень важный прецедент. Оно обнаружило существование серьезных различий в ландшафтных предпочтениях среди разных групп опрошенного населения, возможно, совсем не связанных с их культурной принадлежностью. В своем исследовании Зонненфельд пошел дальше большинства ученых, занимающихся этой проблематикой, попытавшись проследить проявление тех процессов, которые определяют характер ландшафтных предпочтений; причем он сделал это, используя известную и проверяемую теорию психологии [4]. Тот факт, что работа обобщающего типа в этом направлении появилась не слишком быстро (Stringer, 1975 b), не снижает ценности данного исследования для дальнейшего развития рассматриваемого подхода. В то же время надо отметить, что метод предъявления фотографий, использованный Зонненфельд ом, порождает некоторые проблемы (Rieser, 1972). Фотографии дают представление о визуальных качествах ландшафта, но при этом игнорируется тот факт, что в его оценке нередко столь же важную роль играют другие органы чувств. Кроме того, на фотографиях изображены лишь некоторые виды ландшафта, выбор которых зависит от мастерства и характера мотиваций фотографа. Более того, при таком способе оценки многое зависит и от порядка, в котором показываются фотографии. Здесь нельзя учесть и такие важные факторы, как возможность рекреационной деятельности на его территории, которые уже используются индивидом или которыми он может воспользоваться в будущем.

Исследование ландшафтных предпочтений при помощи этого или иных методов сталкивается со множеством трудностей и жестко детерминируется

 ==220

качеством методики, которое остается относительно невысоким. Несмотря на эти замечания, исследование предпочтений является, по-видимому, наиболее перспективным путем проникновения в сущностные черты поведения людей в естественной природной среде и формирования массива исходной информации, необходимой для управления развитием ландшафтов.

Для более полной оценки подобных идей представляется целесообразным кратко рассмотреть одно из исследований, посвященных изучению связей различного уровня предпочтений неосвоенных территорий и характера рекреационной деятельности в них.

Особенности поведения на неосвоенных девственных территориях

Большое внимание ученых привлекает изучение роли, которую играют неосвоенные, или девственные, территории в реализации тех или иных видов рекреационной деятельности. Большинство исследований в этой области осуществлено в Северной Америке, что совсем не удивительно, поскольку в сравнении с Западной Европой, где лишь немногие земли можно отнести к категории неосвоенных, почти два процента площади США (без островных штатов), то есть свыше 10 млн. акров, имеют официальный статус девственных (Simmons, 1975). В Северной Америке эти земли весьма интенсивно используются для рекреации, что приводит к существенному увеличению антропогенной нагрузки на них, особенно в летний период (Hall, 1976), и это при том, что такие районы посещает лишь незначительная часть населения. Шейфер и Митц (Shafer, Mietz, 1972) рисуют образ типичного туриста, посещающего эти земли, как человека высокой квалификации, принадлежащего к среднему классу и имеющего доходы, превышающие средний уровень (другие исследования подтверждают эти характеристики, см. ORRRC, 1962).

Для того чтобы понять причины подобной притягательности этих территорий, надо разобраться в том, какой смысл вкладывается в понятие «девственные земли» в Америке. Это понятие традиционно имеет двойственный смысл, который несет и аналогичный термин, используемый в Библии (см. гл. 8). С одной стороны, девственная дикая местность воспринимается местом скопления темных губительных сил, а также ассоциируется с безлюдным пространством. С другой стороны, она предстает как место уединения и созерцания, лишенное всех мирских соблазнов, место, где происходит очищение от грехов (Tuan, 1974). Обе эти трактовки занимают существенное место в американской культуре. Во времена пионерного освоения преобладало первое представление о подобных территориях. Но с течением времени вместе с укреплением положения первых колоний и распространением европейского романтизма отношение к ним в корне изменилось. Девственные территории стали внушать почтенный трепет и удивление, символизируя «фронтьер» и дух первоосвоения; на них стали смотреть как на сокровищницу событий национальной истории, придавая им высокую моральную и даже духовную ценность (Oison, 1961; Graber, 1976).

В связи с этим широко распространилось и представление о девственных землях как о в высшей степени благоприятном для психики целебном месте большой рекреационной ценности [5]. Опираясь на результаты обследований, проводившихся в Кветикском провинциальном парке (Онтарио, Канада) и соседнем Национальном парке Супириор (Миннесота, США), Бультена и Тэйвс (Bultena, Taves, 1961) пришли к выводу, что имеется по

 ==221

крайней мере пять основных мотивов посещения этих территорий, а именно: для отдыха и занятий спортом, нередко такими его видами, которыми в местностях, где постоянно живут те или иные люди, заниматься невозможно; для того, чтобы почувствовать «очарование» дикой природы во время знакомства с ней; чтобы отвлечься от повседневной жизни; взглянуть на местности, ставшие неотъемлемым компонентом национального наследия; для получения чувства удовлетворения самых разных видов-от переживания эмоционального катарсиса, разрядки, до гордого осознания того, что ты отлично справился с трудностями пребывания в суровых условиях дикой природы.

Для обеспечения большей строгости анализа характера и особенностей притягательности территорий дикой природы многие авторы используют шкалу установок по отношению к таким землям. Хенди вместе с помощниками разработал шкалу «посетителей девственных земель», создание которой имело целью выявить, как люди с различным жизненным опытом воспринимают те или иные неосвоенные территории. Кроме этого, было произведено тестирование группы респондентов по характеру впечатлений от таких территорий с учетом тех возможностей, которые они предоставляют для их посетителей. В перечне пунктов фигурировали вопросы о характеристиках, типичных, по мнению исследователей, для неосвоенных территорий (отсутствие людей, уединенность, дух первопроходцев, преодоление горных вершин), и о пожеланиях, предпочтение которых считалось показателем ориентированности человека на городской образ жизни (киоски по продаже сувениров, оборудованные пляжи или отдельные комфортабельные домики). К каждому из этих пунктов респонденты должны были выразить свое позитивное или негативное отношение при помощи шкал семантического дифференциала. Полученные результаты подвергались факторному анализу для установления того, какие характеристики «дикаря» или «отшельника», присутствующие в структуре мотиваций посетителей этих мест, легче всего замерить (Hendee et al., 1968). Результаты, к которым пришли ученые, позволили им выделить семь типов притягательности диких территорий. Из них наиболее распространенными оказались «спартанский», «антипротивоестественный» (когда люди стремятся в дикие места, чтобы получить впечатления, максимально отличные от получаемых в повседневной жизни) и «первобытный».

В ходе обследования туристов в Белых горах и в горах Адирондак (северо-восток США) Шейфер и Митц (Shafer, Mietz, 1972) выяснили, что является наиболее притягательным в отдыхе в диких местностях. Среди опрошенных 47,4% считают, что наиболее важным моментом в таком виде отдыха является получение новых эмоциональных впечатлений «восприятия и освоения диких территорий—впечатлений, связанных с преодолением чего-либо». Следующую весьма крупную (36,8%) группу составляют те респонденты, для которых главными являются эстетические моменты «наслаждения красотой и бесконечным разнообразием всяческих взаимосвязей, существующих в полнокровной природной среде». Такие цели посещения неосвоенных территорий, как накопление социального опыта, расширение кругозора или укрепление здоровья, оценивались как гораздо менее важные.

Как и следовало ожидать, среди разных подгрупп посетителей девственных территорий очень часто обнаруживаются существенные различия. Хенди с соавторами указывает, что отношение к таким местностям зависит от места постоянного проживания людей (в городе или в сельской местности), а также от их принадлежности к той или иной группе рекреантов (например, к активным туристам или отдыхающим в стационарных кемпингах). И Лайм (Lime, 1972), и Петерсон (Peterson, 1973) показывают, что

 ==222

характер восприятия диких территорий и предпочтений к ним у тех, кто использует эти места в рекреационных целях, может существенно отличаться от аналогичных параметров тех, кто занимается их управлением и развитием. Лукас (Lucas, 1970) установил, что значение, придаваемое именно девственности этих территорий, существенно различается у представителей различных групп рекреантов (см. табл. 11-2).

Представляет интерес тот факт, что Лукас (Lucas, 1970, 299) не определяет понятия «дикие местности»; «такого определения не требовалось и от респондентов». Тем не менее были установлены существенные различия в истолковании понятия «девственные территории» различными респондентами, что отлично иллюстрируется определением ими их площади. Лукас показывает, что байдарочники считают «дикими» гораздо меньшие по площади территории, чем люди, отдыхающие стационарно или использующие для отдыха моторные лодки. Байдарочники ревнивее относились к рекреантам других видов и к любым новшествам в этих районах: например, территории, прилегающие к дорогам, они исключили из числа «диких». Некоторое впечатление об этих различающихся между собой пространственно выраженных определениях «диких местностей» можно получить из рис. 11-4.

И мы опять приходим к более общему выводу. Буквально невозможно получить определение понятия «дикая местность», которое было бы до конца адекватным. Это очень сложное понятие, в состав которого входят самые противоположные компоненты: спокойствие и хаос, ощущение опасности и чувство бодрости, умиротворенность и состояние взволнованности, то есть все то, что «сознание вкладывает в описание природы» (Tuan, 1974, 112). Безусловно, осознание того факта, что девственные территории представляют значительную ценность, и того, что они находятся под жестким давлением со стороны экономики, делает совершенно необходимым, чтобы специалисты по развитию нашли точный критерий для определения этих территорий с целью их охраны. До некоторой степени это может показаться несовместимым. Планирование, направленное на сохранение объектов, существование которых обязано невмешательству человека, может привести к созданию чего-то абсолютно искусственного, вроде уголков «дикой природы» в садах XVIII в., представлявших собой небольшие территории детально продуманного «хаоса», приятно контрастировавшие со строго геометрическими пропорциями регулярного парка. Однако антропогенное давление, которому подвергаются девственные территории, означает, что просто не остается иного выхода, кроме вмешательства в их функционирование вместе с попыткой как-то упорядочить запросы населения к этим землям, что в свою очередь требует создания жизнеспособных методов подлинной оценки ландшафтов.

 ==223

Рис. 11-4. Куэтико-Верхнеозерский район. Территории, названные «дикими» не менее чем 50% респондентов в каждой из 4-х основных групп туристов, посещающих этот район. Lucas (1970, 299).

Внутренние пространства, то есть удаленные от транспортных коммуникаций и в основном лежащие к северу от границы, проведенной представителями любой из групп, были названы «дикими» 50-100% представителей соответствующей группы, посещающих этот район. Пунктирные участки граничных линий соответствуют местам, не упомянутым респондентами; их субъективная оценка была сделана на основании сведений 1960 г.

Таким образом, мы вновь возвращаемся к принципиальному тезису о том, что все затронутые проблемы необходимо решать на основе предпочтений тех людей, которые являются «потребителями» данной среды. Противоположный подход, основывающийся на применении методов количественной оценки качества ландшафтов и подразумевающий существование «объективной» среды, просто непригоден для проникновения в людские предпочтения тех или иных ландшафтов. В любом случае при проведении исследования ландшафтных предпочтений остается еще немало теоретических и методических проблем, да и по самой своей природе эти исследования являются дорогостоящими и требующими больших затрат времени, однако дело стоит того. Ведь цель работ далеко не академическая, поскольку развитие этого подхода может способствовать формированию прочного фундамента для осуществления совершенствования среды и размещения ценных ресурсов - задачи, решение которой силами одних специалистов-планировщиков нереально. Впрочем, такой вывод справедлив не только для специфических проблем рекреационного поведения на территории естественных природных ландшафтов.

 ==224