Стивен Кинг. Сердца в Атлантиде

как только мог, крепко зажмурив глаза, а в окно доносился нескончаемый,

неизымаемый лай Баузера, теперь призывая мрак, точно сон: руф-руф-руф,

руф-руф-руф.

Он поставил пепельницу на стол. Потребность чихнуть исчезла. "Буду

курить "честерфилдки", - решил он. - Буду курить их всю жизнь".

Он спустился по лестнице, держа книжки перед собой и вновь почти

прижимаясь к перилам, когда спускался со второго этажа в вестибюль. Он

проскользнул в квартиру, на цыпочках прошел через гостиную (его мать все еще

храпела и даже громче, чем раньше) к себе. Книжки он засунул под кровать -

как мог дальше. Если мама их найдет, он скажет, что их ему дал мистер

Бертон. Это было вранье, но скажи он правду, она их отберет. Кроме того,

вранье теперь не казалось чем-то таким уж скверным. Вранье могло стать

необходимостью. А со временем - так и удовольствием.

Что дальше? Урчание в животе решило дело. Два бутерброда с арахисовым

маслом - вот что дальше.

Он направился к кухне мимо полуоткрытой двери в спальню его матери,

даже не подумав об этом, но затем остановился. Она ворочалась на постели. Ее

храп стал прерывистым, она разговаривала во сне. Тихие стонущие слова,

которые Бобби не удавалось разобрать, но тут он понял, что разбирать ему их

и не надо. Он все равно ее слышал. И что-то видел. Ее мысли? Ее сон? Но чем

бы это ни было, оно было жутким.

Он сумел сделать еще три шага в направлении кухни и тут поймал проблеск

чего-то настолько ужасного, что дыхание замерзло у него в горле, точно лед:

ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕ-НА! Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, НО МЫ ЛЮБИМ ЕГО!

- Нет, - прошептал он. - Не надо, мам, не надо!

Он не хотел входить к ней, но его ноги повернули туда сами. И он пошел

с ними, будто заложник. Он наблюдал со стороны, как вытянулась вперед его

рука, как растопырились пальцы и толкнули дверь, чтобы она совсем открылась.

Ее кровать была застелена. Она лежала поверх покрывала в платье, согнув

одну ногу так, что колено почти касалось груди. Он видел верх ее чулка и

подвязку и потому вспомнил даму на календаре в "Угловой Лузе" - ту, которая

вылезала из машины, а юбка у нее задралась почти выше ног.., но только у

дамы, вылезавшей из "паккарда", над верхом чулок не чернели синяки.

Лицо Лиз между синяками было красным, волосы слиплись от пота, щеки

перемазались в смеси слез и соплей с косметакой. Когда Бобби вошел в дверь,

под его ногой скрипнула половица. Лиз закричала, и он встал как вкопанный,

не сомневаясь, что ее глаза сейчас же откроются.

Но она не проснулась, а перекатилась от него к стене. Здесь, у нее в

спальне, хаотический поток мыслей и образов, извергавшийся из нее, не стал

яснее, а только более резким и душным, точно запах пота, исходящий от

больного. И сквозь все пробивались звуки - Бенни Гудмен играл "Прыжок в час

дня", а еще запах крови, стекающей вниз по ее горлу.

"Вы не видели Бротигена, - думал Бобби. - Он старый дворняга, но мы

любим его. Вы не видели..."

Прежде чем лечь, она опустила шторы, и теперь в спальне было очень

темно. Он сделал еще шаг и снова остановился - у столика с зеркалом, перед

которым она иногда сидела, накладывая макияж. Там лежала ее сумочка. Бобби

подумал о том, как Тед его обнял - чего Бобби так хотел, в чем он так

нуждался. Тед поглаживал его спину, подпирал ладонями его затылок. "Мои

прикосновения передают.., что-то вроде окна", - сказал ему Тед, когда они

возвращались на такси из Бриджпорта. И теперь, стоя возле гримерного столика

своей матери и стиснув кулаки, Бобби попробовал заглянуть через это окно в

ее сознание.

Он увидел обрывки того, как она возвращалась домой на поезде, одиноко

скорчившись в уголке, заглядывая в десять тысяч задних дворов между

Провиденсом и Харвичем, чтобы как можно меньше людей могли рассмотреть ее

лицо; он увидел, как она обнаружила ярко-зеленый брелок на кольце для ключей

на полке возле стакана с зубной щеткой, когда Кэрол надевала ее старую

блузку; увидел, как она вела Кэрол к ней домой, задавая ей один за другим

вопросы, вопросы, вопросы, будто выстреливала их, как пули из автомата.

Кэрол, слишком потрясенная и измученная, чтобы притворяться, ответила на них

все. Бобби увидел, как его мать шла - хромая - в Коммонвелф-парк, услышал,

как она думает: "Если бы хоть какую-то пользу извлечь из этого кошмара, если

бы хоть какую-то пользу, хоть что-нибудь..."

Он увидел, как она села на скамью в тени, потом встала и пошла в

сторону "Любой бакалеи", чтобы купить порошки от головной боли и бутылку

"Нихай" запить их, а потом вернуться домой. И вот тогда, когда она совсем

уже выходила из парка, Бобби увидел, как она заметила что-то прикнопленное к

дереву. Эти "что-то" были прикноплены по всему городу; она, наверное, прошла

мимо двух-трех по дороге в парк, но не заметила, потому что была занята

своими мыслями.

Вновь Бобби ощутил себя пассажиром в собственном теле, просто

пассажиром. Он смотрел, как его рука протянулась, увидел, как два пальца (те

самые, на которых через немногие годы появятся желтые пятна заядлого

курильщика) задвигались, будто лезвия ножниц, и ухватили то, что торчало из

ее сумочки. Бобби вытащил лист, развернул его и прочел первые две строки в

слабом свете, падавшем в дверь спальни.

Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!

приковали взгляд его матери и вытеснили из ее головы все остальные мысли.

($$$$)
Вот та какая-то польза, которой она желала, на которую надеялась, о

которой молилась. Вот она, ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ НАГРАДА.

И она поколебалась хоть секунду? Пришла ли ей в голову мысль:

"Погодите, мой сын любит этого старого пердуна!"?

Нет и нет.

Колебаться нельзя ни секунды. Потому что в жизни полно Донов

Бидерменов. И жизнь несправедлива.

Бобби вышел из спальни на цыпочках, все еще сжимая в руках объявление,

удаляясь от нее широкими мягкими шагами. Замер, когда у него под ногой

скрипнула половица, потом зашагал дальше. У него за спиной бормотания его

мамы снова перешли в басистый храп. Бобби выбрался в гостиную и закрыл за

собой ее дверь, крепко держа ручку, пока дверь не закрылась совсем плотно,

потому что не хотел, чтобы щелкнул язычок замка. Потом бросился к телефону,

только теперь, на расстоянии от нее, осознав, что его сердце отчаянно

колотится, а во рту такой вкус, будто он сосал старые монеты. Голод исчез.

Он взял трубку, быстро оглянулся, проверяя, что дверь в спальню его

мамы по-прежнему закрыта, а потом набрал номер, не заглядывая в объявление.

Номер был выжжен в его памяти: ХОуситоник 5-8337.

Когда он кончил набирать, в трубке воцарилась тишина. Неудивительно,

потому что в Харвиче не было станции ХОуситоник. А если его пробрал холод

(всюду, кроме яиц и подошв, которые почему-то были очень горячими), так

только потому, что он боялся за Теда. Только и всего. Просто...

Когда Бобби уже хотел положить трубку, в ней щелкнуло, будто упал

камешек. А потом голос сказал:

- Ну?

- Ну? - снова сказал голос. Нет, не Бидермена. Слишком низкий для

Бидермена. Но это был голос нимрода, и никаких сомнений. Температура его

кожи продолжала устремляться к абсолютному нулю, и Бобби уже твердо знал,

что у человека на том конце провода висит в гардеробе желтый плащ.

Внезапно его глаза стали горячими и зазудели сзади. "Это семья

Сагамор?" - вот что он собирался спросить, а если бы ответивший на звонок

сказал "да", он собирался умолять их не трогать Теда. Сказать им, что он,

Бобби Гарфилд, сделает для них что-нибудь, если они просто не тронут Теда, -

сделает все, что они скажут. Но теперь, когда у него появилась такая

возможность, он не мог ничего выговорить. До этой секунды он все еще не

вполне верил в низких людей. А теперь на том конце провода было нечто

такое.., нечто, не имевшее ничего общего с жизнью, какой ее знал Бобби

Гарфилд.

чувственное узнавание. - Бобби, - снова сказал голос уже без вопросительного

знака. Поле зрения Бобби начали пересекать пятнышки, в их гостиной внезапно

повалил черный снег.

- Пожалуйста... - прошептал Бобби. Он собрал всю свою силу воли и

заставил себя договорить:

- Пожалуйста, отпустите его.

- Не выйдет, - сообщил ему голос из пустоты. - Он принадлежит Владыке.

Держись подальше, Бобби. Не вмешивайся. Тед - наш пес. Если не хочешь стать

нашим псом, держись подальше.

Щелк.

Бобби прижимал трубку к уху еще несколько секунд: ему требовалось

утихать, а черные нити, пересекавшие поле его зрения, начали сливаться с

сумраком вокруг. Наконец он оторвал трубку от головы, хотел опустить и

замер: на трубке, там, откуда доносился голос, появились алые пятнышки.

Словно голос твари на другом конце провода заставил трубку кровоточить.

Тихонько и часто всхлипывая, Бобби наконец положил трубку на рычаг и

пошел к себе в комнату. "Не вмешивайся, - сказал ему человек по номеру семьи

Сагамор. - Тед - наш пес". Но Тед же не пес. Он человек и друг Бобби.

"Она могла сказать им, где он будет сегодня вечером, - подумал Бобби. -

По-моему, Кэрол знала. А если она знала и если сказала маме..."

Бобби схватил банку с "Велофондом". Он выгреб из нее все деньги и пошел

к входной двери. Он взвесил, не оставить ли записку матери, и решил, что

нет. Она же могла снова позвонить ХОуситоник 5 - 8337 и сказать нимроду с

низким голосом, что затеял Бобби-бой. Это была одна причина, чтобы не

оставлять записки. А другая заключалась в том, что он уедет с Тедом, если

успеет его вовремя предупредить. Теперь Теду придется взять его с собой. А

если низкие люди убьют его или похитят? Ну, ведь это почти то же самое, что

убежать из дома, верно?

Бобби в последний раз оглядел квартиру, и, пока он слушал храп матери,

у него вдруг защипало в сердце и в голове. Тед был прав: вопреки всему, он

продолжал ее любить. Если есть ка, так любовь к ней - часть его ка.

Тем не менее он надеялся, что никогда больше ее не увидит.

- Бывай, мам, - прошептал Бобби. Минуту спустя он уже бежал по

Броуд-стрит в сгущающийся сумрак, одной рукой зажимая комок денег в кармане,

чтобы ни одна монета не выпала.
10. СНОВА "ТАМ ВНИЗУ". УГОЛОВНЫЕ РЕБЯТА. НИЗКИЕ ЛЮДИ В ЖЕЛТЫХ ПЛАЩАХ.

РАСПЛАТА.

объявление о пропавшей собаке Бротигене с доски для объявлений снаружи.

Заодно он убрал и перевернутую карточку, рекламирующую "рэмблер" пятьдесят

седьмого года, продаваемый владельцем. Он смял их, выбросил в мусорный бачок

у дверей, даже не оглянулся через плечо проверить, заметил ли его маневр

старик Спайсер: о его злобности среди ребят западной части Харвича ходили

легенды.

Близняшки Сигсби тоже были тут - положили скакалки, чтобы поиграть в

"классики". Бобби подошел к ним и увидел рисунки...
...намалеванные рядом с "классиками". Он встал на колени, и Дайна

Сигсби, которая как раз собиралась бросить свою битку на седьмой квадрат,

опустила руку и уставилась на него. Дайена прижала перепачканные пальцы к

губам и захихикала. Не обращая на них внимания, Бобби обеими ладонями

затирал рисунки в меловые пятна. Закончив, он встал и отряхнул ладони.

Фонарь над крохотной - на три машины - автостоянкой Спайсера вспыхнул, и у

Бобби с девочками внезапно выросли тени, куда длиннее их самих.

- Чего это ты, дурачина Бобби Гарфилд? - спросила Дайна. - Они же были

такие хорошенькие.

- Эти знаки приносят беду, - сказал Бобби. - А вы почему не дома?

Но он и сам знал: объяснение вспыхивало у них в мыслях, как реклама

пива в витрине Спайсера.

- Мамочка и папочка скандалят, - сказала Дайена. - Она говорит, что у

него есть девочка, - она засмеялась, и ее сестра тоже, но глаза у них были

испуганные. Бобби вспомнились малыши в "Повелителе мух".

- Идите-ка домой, пока совсем не стемнело, - сказал он.

- Мама велела, чтобы мы пошли гулять, - сообщила ему Дайна.

- Значит, она дура, а ваш отец дурак. Идите-идите! Девочки

переглянулись, и Бобби понял, что напугал их еще больше. Но ему было все

равно. Он смотрел, как они схватили свои прыгалки и побежали вверх по

склону. Пять минут спустя "чекер", который он вызвал, въехал на маленькую

стоянку. Лучи фар веером развернулись по гравию.

- Хм, - сказал таксист. - Везти ребенка в Бриджпорт вечером? Не знаю,

не знаю.., даже если у тебя есть деньги оплатить проезд.

- Все в порядке, - сказал Бобби, забираясь на заднее сиденье. Если

таксист попробует выкинуть его, ему придется достать из багажника лом. -

Меня дедушка встретит. (Но не в "Угловой Лузе", уже решил Бобби: он не

собирался подъезжать туда в такси. Кто-то ведь может его высматривать.) У

"Жирных клецок Во и Компании" на Наррагансетт-авеню.

"Угловая Луза" тоже была на Наррагансетт. Названия улицы он не

запомнил, но без труда нашел адрес в телефонной книге после того, как вызвал

такси.

остановил машину.

Хулигансетт-стрит? Черт! Мальцам там делать нечего. Даже среди бела

дня.

полкамешка сверх. Пятьдесят центов, понимаете?

На мгновение таксист заколебался. Бобби старался придумать, как его

все-таки убедить, но ему ничего не приходило в голову. Затем таксист

вздохнул, опустил флажок "свободен", и такси покатило вперед. Когда они

проезжали мимо его дома, Бобби повернулся посмотреть, нет ли света в их

квартире. Но окна были темными. Пока еще. Он откинулся на спинку в ожидании,

когда Харвич останется позади них.

поездки он не сказал ни слова. Ему было грустно, потому что пришлось отвезти

Пита к ветеринару, чтобы усыпить. Питу было четырнадцать лет. Для колли это

глубокая старость. Он был единственным настоящим другом Роя ДеЛойса. "Валяй,

старик, ешь, я угощаю", - говорил Рой ДеЛойс, когда кормил Пита. Он говорил

это каждый вечер. Рой ДеЛойс развелся с женой. Иногда он отправлялся в

стриптизный клуб в Хардфорде. Бобби видел призрачные образы танцовщиц: почти

все они были одеты только в перья и длинные белые перчатки. Образ Пита был

куда четче. Рой ДеЛойс, возвращаясь от ветеринара, чувствовал себя

нормально, но когда увидел в чуланчике пустую миску Пита, не выдержал и

заплакал.

Они миновали "Гриль Уильяма Пенна". Яркий свет лился из всех окон, по

обеим сторонам улицы на три квартала стояли машины, но Бобби не увидел ни

очумелых "Де Сото", ни других машин, в которых чувствовались только чуть

замаскированные живые твари. Его глаза не зудели сзади, не было и черных

нитей.

Громкая, вроде бы испанская, музыка вырывалась из многоквартирных домов в

зигзагах железных молний пожарных лестниц. На углах там и сям стояли кучки

молодых людей с глянцевыми, зачесанными назад волосами, на соседних

пересмеивались девушки. Когда "чекер" остановился на красный свет, к нему

неторопливой походкой направился мужчина с коричневой кожей. Его бедра

плавно колыхались в габардиновых брюках ниже резинки пронзительно-белых

трусов, и предложил протереть ветровое стекло такси грязной тряпкой, которую

сжимал в руке. Рой ДеЛойс мотнул головой и рванул вперед, едва зажегся

зеленый свет.

- Чертовы мексикашки, - сказал он. - Запретить бы им въезд в страну.

Что у нас, своих черномазых мало?

Наррагансетт-стрит ночью выглядела совсем другой - немножко пострашнее,

а немножко и посказочней. Слесари.., обслуживание кассовых аппаратов.., два

бара, выплескивающих смех и музыку проигрывателей и парней с пивными

бутылками в руках... "ПИСТОЛЕТЫ РОДА".., и да, сразу же за "ПИСТОЛЕТАМИ

РОДА" рядом с магазинчиком, продающим "ОСОБЫЕ СУВЕНИРЫ", - "ЖИРНЫЕ КЛЕЦКИ ВО

И КОМПАНИИ". До "Угловой Лузы" меньше четырех кварталов - и всего только

восемь вечера. У Бобби оставалась уйма времени.

Когда ДеЛойс затормозил у тротуара, на счетчике стояло восемьдесят

центов. Добавить еще пятьдесят центов, и "Велофонду" будет нанесен большой

ущерб. Но Бобби это не трогало. Никогда он не станет думать только о

деньгах, как она. Если ему удастся предупредить Теда прежде, чем низкие люди

его сцапают, он будет рад ходить пешком всю жизнь.

- Не нравится мне высаживать тебя тут, - сказал Рой ДеЛойс. - Где твой

дедушка?

почти удался. Просто поразительно, на что ты оказываешься способен, когда

тебя припрут к стенке.

Он достал деньги. Рой ДеЛойс было заколебался, подумал, не отвезти ли

его назад, но "если малыш врет про деда, зачем бы он поехал сюда? - подумал

Рой ДеЛойс. - По девочкам ему ходить рановато".

"Со мной все в порядке, - отсигналил ему Бобби.., да-да, он решил, что

сумеет это - ну хотя бы немножко. - Поезжайте, не волнуйтесь, со мной все в

порядке".

И Рой ДеЛойс наконец взял смятый доллар и три десятицентовика.

- Это слишком много, - сказал он.

- Дедушка велит мне никогда не жлобничать, как некоторые, - сказал

Бобби, вылезая. - Может, вам завести новую собаку? Щенка, понимаете?

Рою ДеЛойсу было, пожалуй, все пятьдесят, но от удивления он словно бы

помолодел.

- Откуда ты...

Бобби услышал, как он решил, что не важно - откуда. Рой ДеЛойс отпустил

сцепление и уехал, оставив Бобби перед "ЖИРНЫМИ КЛЕЦКАМИ ВО И КОМПАНИИ".

Он стоял там, пока задние фонари такси не скрылись из виду, а потом

медленно пошел в направлении "Угловой Лузы", немного задержавшись, чтобы

заглянуть в пыльную витрину "ОСОБЫХ СУВЕНИРОВ". Бамбуковая штора была

поднята, но единственным выставленным там особым сувениром была керамическая

пепельница в форме унитаза с ложбинкой для сигареты на сиденье и надписью

"КЛАДИ ВЗАД" на бачке. Бобби она показалась очень даже остроумной, но в

остальном витрина его разочаровала: он надеялся увидеть что-нибудь

сексуальное. Тем более что солнце уже зашло.

Он пошел дальше мимо "БРИДЖПОРТСКОЙ ПЕЧАТНИ", и "ПОЧИНКИ ОБУВИ ПРИ

ВАС", и "ТЕХ ЕЩЕ КАРТОЧЕК НА ВСЕ СЛУЧАИ". Впереди еще бар, еще угол с

молодыми людьми и песня "Кадиллаков". Бобби перешел на другую сторону улицы

мелкой рысцой, опустив голову, засунув руки в карманы.

Напротив бара был закрывшийся ресторан с рваной маркизой над

замазанными мелом стеклами. Бобби скользнул в ее тень и потрусил дальше,

совсем съежившись, когда кто-то заорал и бутылка разбилась об асфальт. На

следующем углу он снова перебежал Хулигансетт-стрит по диагонали на сторону

"Угловой Лузы".

Он старался настроить свои мысли так, чтобы уловить присутствие Теда,

но ничего не получилось. Бобби не удивился. На месте Теда он бы укрылся,

например, в бриджпортской публичной библиотеке, где оставайся сколько

захочешь, и никто внимания не обратит. Может, когда библиотека закроется, он

бы где-нибудь перекусил, чтобы еще скоротать время. А потом вызвал бы такси

и приехал бы за своими деньгами. Бобби не думал, что он уже где-то близко,

но все равно прислушивался, так сосредоточенно прислушивался, что наткнулся

на кого-то, даже не заметив его.

- Эй, cabron <Козел (исп.).>, - сказал этот тип, смеясь

по-нехорошему. В плечи Бобби вцепились руки и остановили его. - Куда прешь,

putino <Здесь: шлюхин сын (исп.).>?

Бобби поднял глаза и увидел четырех парней - с уличного угла, как

назвала бы их его мама, - стоящих перед дверью с вывеской "BODEGA"

брюках с острой складкой. Из-под отворотов брюк торчали острые носки черных

сапог. На всех голубые шелковые куртки со словом "DIABLOS" <Дьяволы

(исп.).> на спине - буква I изображала дьявольские вилы. Что-то в этих

вилах показалось Бобби знакомым, но времени вспоминать не было. У него упало

сердце: он наткнулся на членов какой-то шайки.

- Извините, - сказал он надтреснутым голосом. - Честное слово, я..,

извините...

Он вырвался и попытался прошмыгнуть мимо, но его сразу же ухватил

второй парень.

- Куда это ты, tio? - спросил этот. - Куда ты, tio mio? Бобби опять

вырвался, но четвертый сцапал его в одну секунду. Ухватил его и второй - на

этот раз покрепче. Словно его снова окружили Гарри и его дружки, но только

еще хуже.

- Деньги у тебя есть, tio? - спросил третий. - Тут за проход платят,

знаешь ли.

Они все захохотали и сгрудились вокруг него. Бобби ощущал запах их

душистых бритвенных лосьонов, их помады для волос, своего собственного

страха. Голосов их мыслей он не слышал, да и зачем? Они, наверное, изобьют

его и отнимут все деньги. То есть если ему повезет.., но ведь ему может и не

повезти.

- Мальчишечка, - почти пропел четвертый, протянул руку, защемил

торчащие волосы Бобби и дернул так, что у Бобби на глаза навернулись слезы.

- Маленький muchacho, как у тебя с деньгами? Сколько добрых старых dinero?

Есть сколько-нисколько, и мы дадим тебе пройти. Нету, и мы расшибем тебе

яйца.

Они оглянулись - и Бобби тоже: к ним подходил пятый парень, тоже в

куртке "Диаблос", тоже в брюках с острой складкой, но в кроссовках вместо

сапог, и Бобби сразу его узнал. Тот парень, который играл в "Космический

патруль" в "Угловой Лузе", когда Тед делал свою ставку. Понятно, почему вилы

показались ему знакомыми - они же были вытатуированы у него на руке. Куртка

была вывернута наизнанку и завязана на поясе ("Клубные куртки тут носить

запрещено", - сказал он Бобби), но на нем все равно был знак "Диаблос".

Бобби попытался заглянуть в мысли этого пятого и увидел только смутные

пятна. Его способность снова угасла, как было в тот день, когда миссис

Гербер возила их в Сейвин-Рок: вскоре после того, как они отошли от стола

Маккуона в конце главной аллеи, она угасла. На этот раз его стукнуло на

подольше, но теперь дело явно шло к концу.

- Эй, Ди, - сказал парень, оттаскавший Бобби за волосы, - мы только

немножко потрясем мальца. Пусть заплатит за проход через зону "Диаблос".

- Не его, - сказал Ди. - Я его знаю. - Он мой compadre <Товарищ

(исп.).>.

- По-моему, он малолетний гомик из центра, - сказал тот, который

обозвал Бобби cabron и putino. - Я немножечко научу его уважению.