лицо не его матери, а какой-то чокнутой.
- Вы ну прямо добрый самаритянин, а? И сколько раз вы ее пощупали, пока
вправляли ей плечо? Подержаться, конечно особо не за что, но, спорю, вы
ничего не пропустили, верно? Удобного случая не упустите, так?
Давайте-давайте, признавайтесь мамочке!
Бобби смотрел на нее с возрастающим отчаянием. Кэрол же рассказала ей
все - всю правду, но это ничего не изменило.
Ничего! Черт!
- В этой комнате есть опасный взрослый, - сказал Тед. - Но это не я.
Она посмотрела на него, сначала не понимая, потом не веря своим ушам,
потом с яростью.
- Да как ты смеешь! Как ты смеешь!
- Он же ничего не сделал! - закричал Бобби. - Ты что, не слышала, что
говорила Кэрол? Ты что...
- Заткни пасть, - сказала она, не глядя на него. Глядела она только на
Теда. - Полиция, по-моему, очень тобой заинтересуется. Дон позвонил в
Хартфорд в пятницу, прежде чем.., ну, прежде. Я его попросила. У него там
друзья. Ты никогда не занимался бухгалтерией в штате Коннектикут, не служил
в управлении контролера, ни где еще. В тюрьме сидел, верно?
- В определенном смысле пожалуй, - сказал Тед. Он, казалось, немного
успокоился, хотя по его щеке все еще сползала кровь. Он достал сигареты из
кармана рубашки, посмотрел на них и снова положил в карман. - Но не в такой,
о какой вы думаете.
"И не в этом мире", - подумал Бобби.
- За что бы? - спросила она. - За ублажение маленьких девочек по
первому разряду?
- У меня есть нечто ценное, - сказал Тед, поднял руку и постучал
пальцем по виску. На подушечке пальца отпечаталась кровь. - И есть другие,
как я. И есть люди, чья работа - ловить нас, удерживать и использовать
для.., ну, использовать нас, ограничимся этим. Я и еще двое спаслись. Один
был пойман, один убит. Только я остаюсь на свободе. То есть если... - он
посмотрел по сторонам, - это можно назвать свободой.
- Ты чокнутый. Чокнутый старик Бреттиген. Свихнутый дальше некуда. Я
звоню в полицию, и пусть они решают, отправить тебя в тюрьму, откуда ты
смылся. Или в сумасшедший дом. - Она нагнулась за телефонной трубкой.
- Нет, мам! - сказал Бобби и протянул к ней руку. - Не...
- Бобби! Нет! - резко сказал Тед. Бобби попятился, посмотрел сначала на
маму, которая уже поставила телефонный аппарат как следует, потом на Теда.
- Не в этом ее состоянии, - сказал Тед. - В этом ее состоянии она может
только кусаться.
Лиз Гарфилд одарила Теда сияющей, почти невыразимой улыбкой - "Ничего
не выйдет, сукин ты сын" - и сняла трубку с рычага.
- Что происходит? - крикнула Кэрол из ванной. - Можно мне выйти?
- Пока еще нет, деточка, - ответил Тед. - Чуть попозже. Лиз проверила
телефон, осталась довольна и начала набирать номер.
- Мы узнаем, кто ты такой, - сказала она странным уверенным тоном. -
Наверняка это будет интересно. И что ты натворил. Это может быть даже еще
интереснее.
- Если вы вызовете полицию, они заодно узнают, кто вы такая и что
натворили вы, - сказал Тед.
Она перестала набирать номер и посмотрела на него. Это был хитрый косой
взгляд - Бобби увидел его впервые.
- О чем ты говоришь, а?
- О глупой женщине, которая могла бы сделать выбор лучше. О глупой
женщине, которая достаточно нагляделась на своего начальника, чтобы быть
осмотрительнее, которая достаточно часто слышала его разговоры с приятелями,
чтобы быть осмотрительнее, чтобы знать, что их "семинары" практически
исчерпываются пьянками и сексуальным разгулом. Да плюс немножко марихуаны. О
глупой женщине, которая позволила своей алчности взять верх над здравым
смыслом...
- Да что ты знаешь о том, как жить одной? - воскликнула она. - Мне надо
растить сына! - Она поглядела на Бобби так, словно в первый раз за
порядочный срок вспомнила про сына, которого должна была растить.
- Сколько ему следует, по-вашему, услышать?
- Ничего ты не знаешь! Откуда бы?
- Я знаю ВСЕ. Вопрос в том, сколько, по-вашему, следует услышать Бобби?
А сколько вашим соседям? Если явится полиция и заберет меня, она узнает все,
что знаю я, обещаю вам. - Он помолчал. Зрачки его не расширились, но глаза
как будто стали больше. - Я знаю ВСЕ. Поверьте мне на слово, если не хотите
убедиться на деле.
- Зачем вам надо причинить мне такой вред?
- Если у меня будет выбор, я не стану этого делать. Вам уже причинили
много вреда - и вы сами, а не только другие. Позвольте мне уехать, больше я
ни о чем не прошу. Я все равно собрался уехать. Так не мешайте мне. Я ведь
только хотел помочь.
- О да! - сказала она и засмеялась. - Помочь! Когда она сидела на тебе
практически нагишом. Помочь!
- Я бы и вам помог, если бы я...
- Еще бы! И я знаю как! - Она снова засмеялась. Бобби открыл было рот,
но увидел в глазах Теда предостережение. За дверью ванной вода теперь
стекала в раковину. Лиз опустила голову, прикидывая. Потом подняла ее.
- Ну ладно, - сказала она. - Вот что я сделаю. Я помогу подружке Бобби
привести себя в порядок. Дам от боли аспирин. Подберу ей что-нибудь надеть,
чтобы она могла дойти до дома. И задам ей несколько вопросов. Если ответы
будут нормальными, ты можешь убираться. Чище в доме будет.
- Мам...
Лиз подняла руку, будто регулировщик на перекрестке, приказывая ему
замолчать. Она ела глазами Теда, а он смотрел на нее.
- Я проведу ее до дома, подожду, чтобы она вошла в дверь. Что она решит
рассказать матери - их дело. А от меня требуется присмотреть, чтобы она
благополучно вернулась домой. После этого я пойду в парк и немножко посижу в
тенечке. У меня была тяжелая ночь, вчерашняя ночь. - Она втянула воздух и
испустила шелестящий горестный вздох. - Очень тяжелая. Так, значит, я пойду
в парк посидеть в тенечке и подумать, что мне делать дальше. Как мне уберечь
его и себя от жизни в ночлежках. Если я, миленький, когда вернусь из парка,
застану тебя тут, то вызову полицию.., и лучше не проверяй мои слова на
деле. Говори, что хочешь. Никто и слушать не станет, если я скажу, что
вернулась домой на несколько часов раньше, чем ты ждал, и застала тебя,
когда ты засовывал лапу в шортики одиннадцатилетней девочки.
Бобби уставился на мать в безмолвном потрясении. Она не увидела этого
взгляда, она все еще смотрела на Теда, ни на миг не отводя от него заплывшие
глаза.
- Если же я вернусь, а тут и духа твоего не будет, то мне не придется
никуда звонить или что-нибудь говорить. Tout fini <Все кончено
(фр.).>.
"Я поеду с тобой, - думал Бобби на Теда. - Я не боюсь низких людей.
Лучше пусть тысяча низких людей в желтых плащах ищет меня - да хоть миллион,
- чем и дальше жить с ней. Я ее ненавижу!"
- Ну? - спросила Лиз.
- Договорились. Я уйду через час. А вероятно, и раньше.
- Нет! - закричал Бобби. Когда он проснулся утром, то смирился с
отъездом Теда - ему было грустно, но он смирился. А теперь снова вернулась
вся боль. И даже сильнее, чем раньше. - Нет!
- Помолчи, - сказала его мать, все еще не глядя на него.
- Это единственный выход, Бобби. Ты же знаешь. - Тед посмотрел на Лиз
снизу вверх. - Позаботьтесь о Кэрол. Я поговорю с Бобби.
- Вы не в том положении, чтобы распоряжаться, - сказала Лиз, но пошла в
ванную, и Бобби заметил, что она прихрамывает. У одной ее туфли был отломан
каблук, но он решил, что хромает она не только из-за этого. Она постучала в
дверь ванной и, не дожидаясь ответа, проскользнула туда.
Бобби кинулся через комнату, но когда он вскинул руки, чтобы обнять
Теда, старик их перехватил, коротко пожал, потом прижал их к груди Бобби и
только тогда отпустил.
- Возьмите меня с собой, - исступленно потребовал Бобби. - Я помогу вам
высматривать их. Две пары глаз лучше, чем одна. Возьмите меня с собой!
- Этого нельзя, но ты можешь дойти со мной до кухни, Бобби. Ведь не
только Кэрол нужно привести себя в порядок.
Тед встал с кресла и пошатнулся. Бобби протянул руку, чтобы поддержать
его, однако Тед снова отвел ее, ласково, но решительно. Бобби стало больно.
Меньше, чем когда мама не помогла ему встать (даже не посмотрела на него!)
после того, как швырнула об стену. Но все равно очень больно.
Он прошел с Тедом на кухню, не прикасаясь к нему, но держась очень
близко, чтобы поддержать его, если он упадет. Но Тед не упал. Он посмотрел
на свое мутное отражение в стекле окна над мойкой, вздохнул и открыл кран.
Намочил посудное полотенце и начал стирать кровь со щеки, иногда поглядывая
на свое отражение - как продвигается дело.
- Твоя мать нуждается в тебе теперь, как никогда раньше, - сказал он. -
Ей необходим кто-то, кому она может доверять.
- Мне она не доверяет. По-моему, я ей вообще не нравлюсь.
Губы Теда сжались, и Бобби понял, что наткнулся на правду, которую Тед
видел в сознании его матери. Бобби знал, что не нравится ей, он знал это,
так почему к горлу опять подступили слезы?
Тед потянулся к нему, словно бы спохватился, и опять заработал
полотенцем.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Предположим, ты ей не нравишься. Но если
это и правда, то не потому, что ты сделал что-то не так. А просто потому,
что ты - это ты.
- Мальчишка, - сказал Бобби с горечью. - Поганый мальчишка!
- И сын своего отца, не забывай этого. Но, Бобби.., нравишься ты ей или
нет, она тебя любит. Я понимаю, что это смахивает на поздравительную
открытку, но это правда. Она любит тебя и нуждается в тебе. Ты - то, что у
нее есть. Сейчас она очень пострадала...
- Сама виновата, что пострадала! - не выдержал он, - Она ведь знала,
что что-то не так! Вы же сами сказали. Знала за недели, за МЕСЯЦЫ! Но не
ушла с этой работы! Знала и все равно поехала с ними в Провидено! Все равно
поехала с ними!
- Укротитель львов тоже знает, но все равно входит в клетку. Потому,
что ему за это платят.
- У нее есть деньги! - выкрикнул Бобби.
- Видимо, их недостаточно.
- Ей их никогда не будет достаточно, - сказал Бобби и, едва договорив,
понял, что так оно и есть.
- Она тебя любит.
- А мне все равно. Я ее не люблю.
- Нет, любишь. И будешь любить. Так надо. Это ка.
- Ка? Какое еще ка?
- Судьба. - Тед почти совсем очистил волосы от крови. Он завернул кран
и еще раз поглядел на свое призрачное отражение в окне. За окном лежало лето
- более юное, чем когда-либо вновь станет Тед Бротиген. Более юное, чем
когда-либо вновь станет Бобби, если на то пошло. - Ка - это судьба. Ты меня
любишь, Бобби?
- Вы же знаете, что да, - ответил Бобби, вновь начиная плакать.
Последнее время он вроде бы только и делал, что плакал. У него даже глаза
ныли. - Очень-очень.
- Тогда попытайся быть другом для своей матери. Ради меня, если не ради
себя самого. Останься с ней. Помоги ей залечить эту ее боль. А я время от
времени буду присылать тебе открытки.
Они возвращались в гостиную, Бобби стало чуть полегче, но ему хотелось,
чтобы Тед обнял его за плечи. Он хотел этого больше всего на свете.
Дверь ванной открылась. Первой вышла Кэрол, глядя вниз на свои ноги с
непривычной стеснительностью. Ее волосы были смочены, зачесаны назад и
стянуты резинкой в "конский хвост". На ней была старая блузка его матери,
такая большая, что доставала ей почти до коленок, будто платье. Ее красных
шортиков не было видно вовсе.
- Выйди на крыльцо и подожди, - сказала Лиз.
- Хорошо.
- Ты ведь без меня домой не пойдешь, правда?
- Да, - сказала Кэрол, и ее опущенное лицо приняло испуганное
выражение.
- Очень хорошо. Встань рядом с моими чемоданами. Кэрол пошла было в
вестибюль, потом повернулась.
- Спасибо, Тед, что вы вылечили мне руку. Надеюсь, что у вас не будет
из-за этого неприятностей. Я не хотела...
- Иди на чертово крыльцо! - рявкнула Лиз.
- ..чтобы у кого-нибудь были из-за меня неприятности, - докончила Кэрол
тоненьким голоском, почти шепотом мышки из мультфильма. Потом она вышла в
вестибюль. Она совсем утопала в блузке Лиз - в какой-нибудь другой день на
нее было бы смешно смотреть. Лиз повернулась к Бобби, и когда он посмотрел
на нее вблизи, у него упало сердце. Ее ярость снова пылала. Лицо между
синяками и шею залила багровая краска.
"Ох, черт, что еще?" - подумал он. Она подняла руку с зеленым брелоком
на кольце для ключей, и он понял.
- Я.., ну... - Но он не находил, что сказать, - ни уклониться, ни прямо
солгать, ни даже признаться. Внезапно Бобби охватила жуткая усталость. Ему
хотелось только одного: прокрасться к себе в спальню, спрятаться под одеялом
и заснуть.
- Я ему подарил, - мягко сказал Тед. - Вчера.
- Ты возил моего сына в Бриджпорт? К букмекеру? В покерный притон?
"На брелоке ничего про букмекера нет, - подумал Бобби. - И про покер
тоже ничего.., потому что это запрещено законом. Она знает, чем там
занимаются, потому что мой отец бывал там. А как отец, так и сын. Есть такая
поговорка: как отец, так и сын".
- Я возил его в кино, - сказал Тед. - На "Деревню проклятых" в
"Критерионе". А пока он смотрел картину, я сходил в "Угловую Лузу" по одному
делу.
- По какому делу?
- Я сделал ставку на исход боксерского матча. На миг сердце Бобби упало
еще ниже, и он подумал: "Что с тобой? Почему ты не соврал? Если бы ты знал,
как она относится ко всякому такому..."
Но Тед же знал! Конечно, знал.
- Ставка на бокс. - Она кивнула. - Так-так. Ты оставил моего сына
одного в бриджпортском кино, чтобы пойти поставить на бокс. - Она
захохотала. - Что ж, наверное, я должна тебе сказать "спасибо", а? Ты принес
ему такой милый сувенирчик. Если он захочет как-нибудь поставить на бокс сам
или продуть свои деньги в покер, как его отец, он будет знать, куда
отправиться.
- Я оставил его на два часа в кинотеатре, - сказал Тед. - Вы оставили
его со мной. Он словно бы без вреда перенес и то, и другое.
У Лиз на мгновение стал такой вид, будто ей дали пощечину, и даже
показалось, что она вот-вот заплачет. Потом ее лицо разгладилось, утратило
всякое выражение. Она зажала кольцо с зеленым брелоком в кулаке и сунула его
в карман платья. Бобби знал, что больше никогда его не увидит, но ему было
все равно. Не хотел он больше видеть этот чертов брелок.
- Бобби, иди к себе в комнату, - сказала она.
- Нет.
- БОББИ, ИДИ К СЕБЕ В КОМНАТУ!
- Нет! Не пойду!
Стоя в солнечном свете на коврике с "Добро пожаловать" рядом с
чемоданами Лиз Гарфилд, утопая в старой блузке Лиз Гарфилд, Кэрол заплакала.
- Иди к себе в комнату, Бобби, - негромко сказал Тед. - Я очень рад,
что познакомился с тобой и узнал тебя.
- Узнал? - сказала мама Бобби сердитым, намекающим голосом, но Бобби не
понял, а Тед не обратил на нее никакого внимания.
- Иди к себе в комнату, - повторил он.
- А с вами все будет хорошо? Вы знаете, о чем я.
- Да. - Тед улыбнулся, поцеловал пальцы и послал Бобби поцелуй. Бобби
поймал его и крепко зажал в кулаке. - Со мной все будет прекрасно.
Бобби медленно пошел к двери своей спальни, опустив голову, упершись
взглядом в носки своих кроссовок. Он уже почти дошел до нее, как вдруг
подумал; "Я не могу! Я не могу вот так позволить ему уйти".
Он подбежал к Теду, обнял его и принялся целовать его лицо - лоб, щеки,
губы, тонкие шелковистые веки.
- Тед, я люблю тебя.
Тед сдался и крепко его обнял. Бобби ощущал еле заметный запах его
лосьона для бритья и более крепкий аромат сигарет "Честерфилд". Эти запахи
еще долго будут жить в его памяти, как и прикосновение широких ладоней Теда,
поглаживающих ему спину, подпирающих его затылок.
- Бобби, я тоже тебя люблю, - сказал он.
- Бога ради! - почти взвизгнула Лиз. Бобби повернулся к ней и увидел,
как Дон Бидермен заталкивает ее в угол. Где-то включенный на всю мощь
проигрыватель изрыгал "Прыжок в час дня" в исполнении оркестра Бенни
Гудмена. Мистер Бидермен заносил ладонь, словно для удара. Мистер Бидермен
спрашивал ее, не хочет ли она еще, и раз ей нравится, так она получит еще,
раз ей так нравится. Бобби почти на вкус ощущал, с каким ужасом она поняла.
- Так ты же не знала. Правда? - сказал он. - То есть не все, не все о
том, чего они хотели. Они думали, ты понимаешь, а ты не понимала.
- Немедленно отправляйся к себе в комнату, не то я звоню в полицию и
прошу, чтобы они прислали патрульную машину, - сказала его мать. - Я не
шучу, Бобби-бой.
- Я знаю, что не шутишь, - сказал Бобби. Он ушел к себе в комнату и
закрыл за собой дверь. Сначала он думал, что с ним все в порядке, а потом
подумал, что его вытошнит или он потеряет сознание. Или и то, и другое
вместе. Он пошел к кровати на подгибающихся дрожащих ногах. Он собирался
просто посидеть на ней, но тут же лег наискосок, будто все мышцы вывалились
из его живота и спины. Он попытался приподнять ноги, но они не шевельнулись,
будто мышцы вывалились из них тоже. Ему вдруг почудилось, как Салл-Джон
влезает по лестнице на вышку бассейна, разбегается и ныряет. Если бы он
сейчас был с Эс-Джеем! Да где угодно, лишь бы не здесь.
***
Когда Бобби проснулся, в его комнате стоял сумрак, а когда он поглядел
на пол, то еле различил тень дерева за окном. Он проспал - или пролежал без
сознания три часа, а может, и четыре. Он был весь мокрый от пота, а ноги
затекли: он так и не вскинул их на кровать.
Теперь он попытался это сделать и чуть не закричал, такая по ним прошла
судорога. Он соскользнул на пол, и его будто иголками закололо по самый пах.
Он сидел, подтянув колени к ушам. Спина ныла, ноги сводили судороги, в
голове клубился туман. Случилось что-то ужасное - но сначала он не мог
вспомнить, что именно. Он сидел, привалившись к кровати, смотрел на Клейтона
Мура в маске Одинокого Рейнджера и понемножку вспоминал. Вывихнутое плечо
Кэрол, его мать, избитая, почти сумасшедшая, в бешенстве трясет у него перед
глазами кольцо с зеленым брелоком. А Тед...
Тед, конечно, уже ушел, и, наверное, это к лучшему, но как больно
думать об этом!
Он поднялся на ноги и два раза обошел комнату. Во второй раз
остановился у окна и посмотрел наружу, обеими руками растирая шею, которая
совсем затекла и была мокрой от пота. Чуть дальше по улице близняшки Сигсби,
Дайна и Дайена, прыгали через скакалки, но других ребят видно не было:
разошлись по домам ужинать, а то и спать. Мимо проскочила машина с
включенными подфарниками. Было даже позднее, чем он сначала подумал: тени
ночи спускались с неба на город.
Он еще раз обошел комнату, разминая ноги, ощущая себя заключенным в
камере. На двери не было замка - как и на двери спальни его мамы, но все
равно он чувствовал себя в тюрьме. Он боялся выйти. Она не позвала его
ужинать, и хотя ему хотелось есть - немножко, но хотелось, - он боялся выйти
из комнаты. Боялся, какой найдет ее.., а то и вовсе не найдет. Что, если она
решила, что с нее хватит Бобби-боя, сына своего отца? Но даже будь она здесь
- и совсем нормальная.., а вообще-то бывает кто-нибудь или что-нибудь
нормальным? У людей за лицами иногда сплошная жуть. Это он теперь знал
твердо.
Он подошел к закрытой двери и остановился. На полу лежал листок бумаги.
Он нагнулся и подобрал его. Было все еще достаточно светло, и он прочел без
всякого труда:
Дорогой Бобби!
К тому времени, когда ты прочтешь это, меня уже здесь не будет.., но я
беру тебя с собой в моих мыслях. Пожалуйста, люби свою маму и помни, что она
любит тебя. Днем сегодня она была напугана, избита, и ей было очень стыдно,
а когда мы видим людей в таком состоянии, мы видим их в наихудшем свете. Я
тебе Кое-что оставил в моей комнате. И не забуду своего обещания.
Со всей моей любовью,
Тед.
Открытки, вот что он обещал. Посылать мне открытки.
Бобби стало легче. Он сложил записку, которую Тед подсунул ему под
дверь, перед тем как уйти, и вышел в гостиную.
Она была пуста, но приведена в порядок. Комната выглядела бы совсем
даже хорошо, если не знать, что прежде на стене над теликом висели часы.
Теперь остались только крючки - там, где они висели: торчат и ничего не
держат.
Бобби осознал, что слышит, как храпит у себя в спальне его мать.
Храпела она всегда, но это был какой-то тяжелый храп - так в кино храпят
старики или пьяницы. "Это потому, что они повредили ей нос", - подумал Бобби
и на секунду вспомнил (Как дела, приятель? Как дела-делишки?). о мистере
Бидермене и о том, как два нимрода на заднем сиденье пихали друг друга
локтями и ухмылялись. "Свинью - бей! Глотку - режь!" - подумал Бобби. Он не
хотел этого думать, но подумал.
Он прошел на цыпочках через комнату, бесшумно, будто Джек в замке
людоеда, открыл дверь в вестибюль и вышел. По лестнице весь первый марш он
поднимался на цыпочках (держась возле самых перил - в одной из книжек про
Мальчишек Харди он прочел, что так ступеньки скрипят меньше), а второй марш
проскочил единым духом.
Дверь Теда была открыта, комната за ней выглядела почти пустой. То
немногое, что он повесил на стены - картина с человеком, удящим рыбу на
закате, картина, на которой Мария Магдалина мыла ноги Иисусу, календарь, -
исчезло. Пепельница на столе была пуста, но рядом с ней лежал один из
бумажных пакетов Теда с ручками. Внутри были четыре книги в мягких обложках:
"Скотский хутор", "Ночь охотника", "Остров сокровищ" и "О мышах и людях". На
сумке дрожащим, но легко читаемым почерком Теда было написано: "Начни со
Стейнбека. "Парни вроде нас", - говорит Джордж, рассказывая Ленни историю,
которую Ленни готов слушать снова и снова. Кто эти парни вроде нас? Кто они
были для Стейнбека? Кто они для тебя? Задай себе этот вопрос".
Бобби забрал книжки, а сумку оставил - боялся, что его мама, если
увидит сумку Теда, снова станет как сумасшедшая. Он заглянул в
холодильничек, но там не было ничего, кроме баночки французской горчицы и
коробки соды для теста. Он закрыл холодильничек и поглядел по сторонам.
Будто здесь никто никогда не жил. Вот только...
Он вернулся к пепельнице, поднес ее к носу и сделал глубокий вдох.
Запах "честерфилдок" был очень силен и полностью вернул Теда назад: Тед
сидит за этим самым столом и разговаривает о "Повелителе мух", Тед стоит
перед зеркалом в ванной, бреется этой своей жуткой бритвой и слушает через
открытую дверь, как Бобби читает ему проблемные статьи, которые сам он,
Бобби, не понимает.
Тед, оставивший последний заключительный вопрос на бумажной сумке:
Парни вроде нас. Кто эти парни вроде нас?
Бобби снова вдохнул, втягивая малюсенькие снежинки пепла, борясь с
желанием чихнуть, удерживая запах в себе, запечатлевая его у себя в памяти,
Достарыңызбен бөлісу: |