накрыл спящих супругов сбитым в ногах одеялом. Покидая дворец, атаман аккуратно
положил между так и не проснувшимися супругами перепуганную служанку, "попросив"
ее до утра не будить "царева дохтура".
Вторая вылазка разбойничьей шайки состоялась на следующую ночь, и на этот раз
жертвой был избран дворцовый закройщик Рекс. Иногда Ванька-Каин уезжал и в более
далекие края, например, на Нижегородскую ярмарку. Попробовал он погулять и на
Волге, где в песнях и преданиях еще витала тень Стеньки Разина, но шумная Москва
с ее грязными закоулками, чердаками, подвалами и трактирами была ему милее
всего.
Еще в годы правления Анны Иоанновны развелось в Москве несметное количество
воровских притонов - у Охотного ряда, в Китай-городе, в темных улицах и
переулках Замоскворечья. И вскоре Ванька-Каин узнал все потайные места воровских
шаек, свел знакомство со многими главарями. Дерзость их не знала границ, и в
Сыскном приказе возмутились: князь Кропоткин приказал во что бы то ни стало
изловить нахальных грабителей, да где там - ищи ветра в поле!
Но наступил момент, "пришел Каин в раскаяние" и решил начать честную жизнь. Он
поселился в Рогожской слободе у знакомого ямщика, от воровских дел стал
воздерживаться, зато
предался разным дебошам, познакомился со многими непотребными женщинами, встрял
в разные картежные игры, отчего в короткое время неправедное его имение... стало
умаляться, а прибытку без воровского промысла получать ему было неоткуда, потому
что он никакому мастерству, кроме мошенничества, обучен не был, а черную работу
работать не имел привычки. И для того к поправлению своего состояния выдумал он
новый способ, через который в скорое время сделался сверх своего чаяния
пресчастливейшим человеком.
Он пришел к князю Кропоткину с повинной и пообещал изловить в Москве сотни
воров, так как он, мол, знает все их повад-
.ГТТАВНЫЙ ВОР" ВАНЬКА-КАИН
305
ки и притоны. К челобитной своей он приложил реестр, в котором указывались имена
32 воров, и в их числе его давний друг Камчатка. С подобным предложением к князю
никто еще не обращался, но отчего же и не попробовать! Требовалось только
заручиться поддержкой в Санкт-Петербурге, но Юстиц-коллегия оказалась в
растерянности. Доложили императрице Елизавете Петровне, и она приказала дать
Ваньке-Каину команду, да за ним самим хорошо присматривать. А вот если оправдает
он доверие, тогда и можно будет назначить его в Сыскной приказ доносителем.
Сыскной приказ размещался в Китай-городе, под горою - возле храма Василия
Блаженного. Здесь имелось несколько острогов для колодников, а пыточные
инструменты (цепи, кандалы и т.д.) достались Сыскному приказу от бывшего
Преображенского приказа. Существовавшие в приказе порядки, дело- и
судопроизводство, пытки за любой проступок создали этому учреждению страшную
славу, но именно сюда в конце декабря 1741 года пришел Ванька-Каин, чтобы
предложить свои услуги.
Развернул Ванька-Каин поиск воров на славу: в одну из ночей он пошел со своей
командой по злачным местам, и было арестовано тогда 150 человек, среди которых
оказались и его товарищи по Волге. Самому ему простили прошлые грехи и выдали
новый паспорт. Одно только имя его стало наводить ужас на московских воров: ему
были известны все мыслимые и немыслимые трущобы и притоны, все воровские
лазейки, и рьяное усердие его вскоре было замечено. Им были довольны и советник
Воейков, и сенатский прокурор Щербинин, который не гнушался приглашать Ваньку-
Каина в свой дом - посоветоваться о дальнейших действиях.
Но будь ты хоть какой прекрасный доноситель, на тебя самого тоже найдется
доносчик. Ванька-Каин сочиняет прошение на имя прокурора: так, мол, и так,
многие на меня обиду затаили, того и гляди оговорят. И прокурор Щербинин принял
решение: "Отныне показания на Ивана Осипова, если они поступят, во внимание
приняты не будут". Впоследствии Ванька-Каин подал и в Сенат прошение, чтобы ему
дали более широкие полномочия для поимки воров, и в декабре 1744 года вышла
резолюция: кто не будет оказывать содействие Ивану Осипову, тот "яко преступник
жестоко истязай будет".
Однажды воровская шайка атамана Медведя дерзко напала на подмосковное село,
принадлежавшее императорской фамилии. Разбойники убили старосту, зарезали
нескольких сторожей, ограбили царскую канцелярию. Слух об этом налете достиг
Санкт-Петербурга, и на московских градоначальников обрушилось монаршее
недовольство. Найти Медведя, за голову которого была объявлена немалая награда,
взялся Иван Осипов. Его ближайший помощник Шинкарка разведал, что атаман
прячется у Покровского монасты-
306
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
ря, но разбойников там много и все они вооружены. Справится ли с такой бандой
команда Ваньки-Каина ?
Люди Шинкарки оцепили полуразрушенную избу, которая притулилась к монастырским
стенам и стояла на самом обрыве. Таиться не стали и открыто бросили камень в
окно. В ответ раздались выстрелы, но вступать в бой бандиты не стали. Друг за
другом поползли они подземными ходами к откосу, да вот только появятся они из
потайного лаза - тут им как раз дубинкой по голове, а потом волокут наружу, в
рот - кляп, на ноги - кандалы...
Начальство не могло нарадоваться такой удаче. Ванька-Каин становится грозой для
бывших своих подельников: ловит и сдает в Сыскной приказ беглых, воров,
мошенников и разбойников. Он накрыл не одну банду фальшивомонетчиков и медных
мастеров "ворованных денег", арестовывает большие партии воровского товара, не
пропускает и заезжих "гастролеров". Воры приутихли и попрятались, а москвичи
вздохнули свободнее.
Первые два года Ванька-Каин честно исполнял свои обязанности доносителя: все
вещи и драгоценности пойманных воров он по описи сдавал в казну, себе копейки не
брал. Но государство не особенно щедро вознаграждало его за работу, и решил он
сам о себе позаботиться. На службе он продолжал оставаться удачливым и ловким
сыщиком, а на деле - все тот же разбойник, державший в кулаке всех московских
воров. Ловит и сажает в тюрьму мелкую сошку, а главари откупаются - с ними Иван
Осипов в тайном сговоре. И при такой службе деньги сами поплыли Ваньке-Каину в
руки. Он купил себе дом на Зарядье, обставил его мебелью из карельской березы,
повесил зеркала, портрет Петра I в золоченой раме, на полу- персидские ковры...
Приобрел бильярд, организовал игру в карты, что привлекло многих московских
мошенников. Из них Ванька-Каин и подобрал свою команду, которую воспитал в своем
духе. Это была шайка настоящих разбойников в солдатских мундирах (солдат было 45
человек и "при них - сержант"), "остальные были черный народ хорошего сукна - 30
человек". Все они прекрасно понимали друг друга, и под защитой такой ватаги
Ванька-Каин не страшился никаких властей, даже вступил в ними в открытое
сопротивление. Когда советник Казаринов хотел посадить его под арест, он "взять
себя не дал", а подчиненные его "пошевелились" в покоях советника так, что "в
окнах у него стекол мало осталось".
Агенты Ваньки-Каина, шатаясь по злачным местам и не думая порывать с воровским
миром, по-прежнему тащили из карманов прохожих кошельки, часы, табакерки и
другие вещи и все несли "хозяину". Тот лучшее забирал себе, а остальное оставлял
им; иногда украденные вещи воры даже возвращали хозяину - за плату...
307
ip
Доноситель Сыскного приказа Иван Осипов хорошо знал, что большие деньги все
разбойничьи шайки хранят в "заручках". ]\ пусть только главарь попробует не
поделиться! А если пожадничает, ведет его Ванька-Каин к себе домой, где у него
была собственная пыточная с дыбой, плетьми и клещами. Руки скрутят, на веревке
подвесят к потолочному крюку - то-то накричишься тогда.
Со временем Ванька-Каин почему-то сделался скуп. Для высокого начальства он
ничего не жалел: подносил подарки полицейскому советнику, да и сам прокурор
Щербинин не гнушался принимать от него дорогую фарфоровую посуду. А вот для
помощников своих скряжничал, выдавал им самую малость. А где жадность, там и
подозрительность появилась: перестал верить он своей команде, все мнится, что
хотят ограбить его...
В 1748 году в Москве разразились страшные пожары, которые уничтожили целые
посады, слободы, улицы: полыхал Кремль, горели дворцы, церкви и монастыри. Толпы
бездомных, нищих людей бродили по городу. Одним ворам было раздолье, и
развернулись в первопрестольной повальные грабежи и разбои. Сыщику Ивану Осипову
уже не в карманах приносили чужое добро, целые возы завозил он на свой двор.
Скоро уж и сундуков не стало хватать, пришлось оборудовать тайники в укромных
местах города и хранить добычу у верных людей.
В Москве резко подорожали продукты, и ей грозил голод. Такое состояние дел
беспокоило Санкт-Петербург, и для усмирения разбойников в Москву послали большой
военный отряд под командованием генерала Ф. Ушакова. Эта команда стала наводить
порядок, не согласовывая свои действия с московскими властями. Однажды Ванька-
Каин попытался было обвинить солдат в воровстве, но генерал избил его шпагой,
что несколько принизило авторитет доносителя в глазах московских властей и
дружков-мошенников. И для восстановления своего прежнего положения Ванька-Каин
арестовал своего старого друга Камчатку. Того били кнутом и сослали на вечную
каторгу в Оренбург. Но это деяние не только не подняло авторитет доносителя, но
еще больше повредило ему. И мошенники, и московские чиновники потеряли к нему
всякое доверие...
Когда в Москву прибыл вновь назначенный генерал-полицмейстер А.Д. Татищев, к
нему попала одна из жалоб на бесчинства Ивана Осипова. Он и раскрыл, что
хваленый доноситель оказался не таким прилежным в службе, как о нем говорили. И
генерал-полицмейстер приказал усилить надзор за Сыскным приказом. Однако Ванька-
Каин нашел себе другой выгодный промысел - преследование раскольников, которые
разделились на разные секты: скопцы, хлысты, беспоповцы. Они таились от властей,
и их страх Ванька-Каин обратил себе на пользу: под угрозой разоблачения он выма-
308
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
нивал у них огромные деньги. Но один из видных хлыстовцев не захотел делиться, и
тогда Ванька-Каин приказал похитить у него дочь. Отец девушки, обливаясь
слезами, повалился в ноги А.Д. Татищеву и рассказал о проделках доносителя Ивана
Осипова. Похищенную девушку нашли у него в доме, но на первых допросах Ванька-
Каин держался уверенно и даже дерзко: ни в чем не сознавался и молол всякий
вздор, надеясь на свои связи с полицией. Однако А.Н. Татищев не принял во
внимание постановления Сената, которые так хорошо ограждали Ваньку-Каина, и
приказал посадить его "под караул в сырой погреб, кормить очень мало и плохо и
никого к нему не допускать".
Смену дня и ночи узник замечал только по тусклому свету, пробивавшемуся сквозь
маленькое зарешеченное оконце, расположенное под самым потолком. До него нельзя
было дотянуться, даже встав на лавку, и Ванька-Каин лежал на ней сутками,
скрючившись от холода и спасаясь от шастающих по полу крыс. А когда становилось
невмоготу, он вскакивал и начинал ходить по камере, меряя ее шагами то по
периметру, то по диагонали. Раз в сутки Ваньке-Каину приносили миску постных щей
и маленький кусочек хлеба. От такой пищи он вскоре стал загибаться и потому
прибегнул к крайнему средству, которое не раз спасало его в прошлом. Однажды
узник привычно крикнул: "Слово и дело!", и его тут же доставили в Тайную
канцелярию. Там он простодушно признался, что ничего не знает, а закричал от
страха умереть в сыром и холодном подвале. Тогда Тайная канцелярия постановила:
"За ложное сказание "слова и дела" Каина нещадно бить плетьми и по учинении
наказания для следования и решения в показанных на него из Полицмейстерской
канцелярии и воровствах отослать опять туда же".
А к А.Д. Татищеву продолжали поступать жалобы на доносителя Ивана Осипова, и
генерал-полицмейстер приступил к их рассмотрению. Ваньку-Каина пытали,
подвешивая на дыбу, били плетьми. Вчерашние заступники не сумели выручить его, и
началось небывалое на Руси судебное дело, которое длилось целых семь лет. Бывший
доноситель опутал одной петлей всех - от кабацкой голытьбы до высших московских
чиновников. В судейских протоколах замелькали знатные титулы и фамилии - князь,
граф, сенатор, обер-офицеры... Виднейший военачальник граф Шереметев брал с
московских купцов постоянную дань, прокурор Щербинин закрывал глаза на разные
Каиновы проделки, за что тот щедро одаривал его золотой и серебряной посудой,
драгоценностями, тканями... Почти всех высших чиновников Москвы сумел подкупить
Ванька-Каин, и московские судьи миловали тех, за кого он вступался; а уж о
подьячих и протоколистах Сыскного приказа и говорить нечего. Почти вся
московская власть оказалась замешанной в преступлениях, и обо всех он доносил с
веселым
ЗАМУРОВАННЫЙ
309
удовольствием. Ежедневно по его показаниям в московские тюрьмы бросали все новых
и новых людей. Даже повидавший многое А.Д- Татищев пришел в ужас от признаний
бывшего доносителя и вынужден был обо всем доложить императрице.
В официальных бумагах Ванька-Каин рисуется жестоким и грозным разбойником, в его
же собственном освещении он выглядит как неугомонный искатель приключений,
шутник-скоморох, "веселый вор". В день рождения, когда Ивану Осипову исполнилось
37 лет, этому "веселому вору" вынесли приговор - отрубить голову. Сколько раз он
сам видел, как на Красной площади казнили государственных преступников, и вот
теперь на Лобное место предстояло взойти ему. Но в последнюю минуту Ваньку-Каина
помиловали, учтя его чистосердечное признание. Палач острыми щипцами вырвал ему
ноздри, на лбу каленым железом выжег три буквы: В.О.Р. И сослали "славного вора"
Ваньку-Каина, доносителя Сыскного приказа Ивана Осипова, на вечную каторгу.
Его отправили в балтийскую крепость Рогервик, располагавшуюся у большой морской
бухты недалеко от Ревеля (Таллинна), где еще Петр I затеял строительство порта
руками каторжан. Вероятно, и здесь Ванька-Каин не угомонился, потому что из Ро-
гервика его отправили в Сибирь, под Кяхту, - в крепость, которую построил
бомбардир-поручик Абрам Петров - Ибрагим Ганнибал. Есть сведения, что отсюда
Ванька-Каин бежал...
ЗАМУРОВАННЫЙ
Кругом Шлиссельбурга и после его возведения во все четыре стороны простирались
непроходимые лесные дебри, в которых прятались по скитам раскольники, бежавшие
от преследований правительства. Тут шла своя жизнь, создавалась своя культура;
своеобразным царством "лесных жителей", почти слившихся с природой, была и так
называемая Выгская пустынь. Здесь скрывался раскольничий пропагандист И.
Круглый, бывший прежде крепостным крестьянином одного из помещиков Московской
губернии. Однако власти дознались, что он беглый, и в 1737 году в одном из
скитов И. Круглый был арестован.
Его немедленно отправили в Санкт-Петербург, где заключили в синодальные
арестантские палаты на Васильевском острове под строгий надзор воинской команды.
Здесь узник был подвергнут допросам "с пристрастием", и после одного из них, не
выдержав пыток, И. Круглый хотел даже зарезаться медным крестом. Когда его
вернули к жизни, он сделал обстоятельное сообщение о раскольниках Выгской
пустыни и даже пожелал принять православие. Однако отказался поминать в вечерних
и утренних молитвах высочайшую фамилию, и Синод отправил его на "обуздание" в
310
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
Тайную канцелярию, где И. Круглый просидел до 1739 года. Оттуда его снова
отправили в арестантские палаты: здесь он отрекся от своих прежних показаний и
заявил, что "пришед в чувство и познав свою совесть, и боясь суда Божьего,
вымышленней своим на всех на них сказал напрасно". И от этих слов своих не
отказался даже под страшными пытками.,.
Синод отправил упрямого раскольника в крепость Рогервик с предписанием "держать
его там под строгим караулом". Но в сентябре 1743 года И. Круглый бежал из
крепости, а еще через год добровольно явился в Санкт-Петербург и открыто заявил
властям, что "готов смерть принять". В июне 1745 года Синод приказал заключить
его в "самое сильное заточение", чтобы он не мог вводить в соблазн других и
чтобы не тратиться на его охрану. 21 октября 1745 года И. Круглого заковали в
ручные и ножные кандалы и сослали в Шлиссельбургскую крепость, чтобы "оный Круг-
, лый, яко сосуд непотребный и зело вредный, между обществом народным не
обращался и от раскольников скраден не был".
Условия содержания заключенных во всех тюрьмах России были тяжелыми, но
Шлиссельбург всегда казался грознее других тюрем, так как туда сажали самых
секретных преступников. Всякий, кто переступал порог этой крепости, мог почти
наверняка рассчитывать, что входит в могилу, где ему предстоит медленно и
мучительно умирать. Даже Сибирь, каторга и рудники были лучше Шлиссельбурга.
Находилась крепость всего в 60 километрах от столицы, но узники ее чувствовали
себя отрезанными от всего мира. Маленький остров бдительно охраняли часовые,
день и ночь расхаживавшие по стенам крепости; могли они также вдоль и поперек
просматривать внутреннее пространство тюрьмы... Стража зорко следила за Невой и
озером, чтобы ни одна лодка не смогла приблизиться к берегу. Впрочем, берега,
как такового, и не существовало: были только бастионы и исполинские крепостные
стены, неприступные и с внешней, и с внутренней сторон.
Документы свидетельствуют, что узников привозили в тюрьму
в закрытой кибитке, зашитой рогожами, как тщки товара обшивают, отправляя на
ярмарку. Через маленькую
" , "..." прорезь в рогоже в подвижной
Орудия пыток XVIII в. г г г
ЗАМУРОВАННЫЙ.
311
тюрьме заключенному подавали фунт хлеба и давали пить раз или два в сутки;
утоление жажды несчастного зависело от милосердия и сострадания господина
фельдегеря, его сопровождающего. В середине кибитки было небольшое отверстие для
необходимой естественной надобности.
Фельдегерь не видел арестанта и потому не знал, кого он везет: узника ему
сдавали уже зашитого в кибитке. Под страхом смертной казни запрещалось
разговаривать с арестованным, равно как и отвечать на его вопросы.
Камеры Шлиссельбургской тюрьмы были темными, сырыми и очень маленькими (5-6
шагов в длину). Свет в казематы проникал только через маленькое окошко сверху.
При водворении в камеру на заключенного надевали длинную рубаху, на пропитание
узника в день отпускалась "гривна медью", и потому пища его состояла из хлеба
(около 85 граммов), горшочка щей и кружки с водой.
Время от времени государственные чиновники проводили ревизию тюрьмы и
успокоительно сообщали в столицу: "Казематы устроены так хорошо, что арестант
никоим образом выйти из них не может без посторонней воли". Режим
Шлиссельбургской тюрьмы справедливо называли "режимом, близким к могиле".
Арестант, независимо от своего социального положения, терял всякую связь с
внешним миром, свое имя и назывался просто "безвестным за № таким-то". Узникам
запрещались переписка и передачи, о свиданиях же и говорить было нечего. Сам
факт пребывания заключенных в Шлиссельбурге был тайной, и сведений о них никому
из родных не сообщали. Даже память об их именах должна была умереть!
Такой была Шлиссельбургская крепость, куда после неоднократного наказания
плетьми, истязаний на дыбе и каторги в Ро-гервике попал раскольник И. Круглый. В
Шлиссельбурге его велено было посадить
в палату такую, мимо которой народного хода, также бы и в ней никакого не было,
и у оной палаты, где посажен будет, как двери, так и окошко все закласть наглухо
в самом же скорейшем времени, оставя одно маленькое оконце, в которое на каждый
день к пропитанию его, Круглого, по препорции подавать хлеб и воду; и поставить
к оной палате крепкий и осторожный караул и велеть оному крепко предостерегать,
дабы к тому оконцу до него, Круглого, ни под каким видом никто бы допускаем не
был и никаким же образом сам узник утечки учинить не мог. Также и тем
определенным на караул при той палате солдатам, которые пищу подавать будут, с
Круглым никаких никогда разговоров не иметь под опасением за преступление
тягчайшего наказания.
Таким образом, И. Круглый был не просто заточен в Светличную башню
Шлиссельбурга, а замурован в ней, и потому его муки
312
jOO ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
были горше всяких пыток. Не ожидая для себя никакого улучшения, он отказался
принимать пищу с первого же дня заключения. В течение двух недель брал только
воду, а затем и она стала оставаться нетронутой. Часовой окликал узника, но
ответа не было... Оставленное в замурованной палате отверстие было так мало, что
через него нельзя было рассмотреть - жив арестант или нет. И тогда комендант
Шлиссельбурга послал в Синод "скоропостижного курьера" с донесением, в котором
просил разрешения разобрать замурованную дверь палаты И. Круглого. 12 ноября
1745 года Синод дал такое разрешение, а уже через пять дней из Шлиссельбурга
сообщили, что "по осмотру Круглый явился мертв, и мертвое тело его в этой
крепости зарыто".
уНЯЖНА ТАРАКАНОВА.
313
КНЯЖНА ТАРАКАНОВА
Императрица Елизавета Петровна очень любила музыку и пение, и в ее придворную
церковь свозили певчих со всей России. В 1743 году сюда попал украинский
крестьянин Алексей Розум. Елизавета Петровна сначала была покорена голосом
красивого парня, потом влюбилась в него и в конце года тайно обвенчалась с
певчим. Алексей Розум стал графом Разумовским.
По преданию, от этого брака родилась дочь, которую назвали Августой. Девочка эта
якобы воспитывалась в семье родственников А. Г. Разумовского - богатейших
украинских помещиков Да-раганов. Подробности этого периода ее жизни неизвестны;
известно только, что в 1785 году ее по приказу Екатерины II привезли сначала в
Санкт-Петербург, а потом в Москву. Здесь ее поместили в Ивановский девичий
монастырь, пользовавшийся зловещей славой. За его высокими стенами было немало
глухих подвалов и мрачных застенков, в которых содержались политические
преступницы.
И вот в этой своеобразной тюрьме появилась таинственная узница - инокиня
Досифея; видеть ее могли только мать-игуменья и священник монастырской церкви,
который даже церковную службу служил для нее отдельно - по ночам. Первое время
инокиня Досифея жила в доме игуменьи, затем для нее выстроили отдельный
Достарыңызбен бөлісу: |