Сто великих узников москва "вече" 2003

котором говорилось о тех послаблениях, которые оказывают ссыльным майор Петров и

воевода Бобринский. Губернатор отписал обо всем в Санкт-Петербург, и вскоре

оттуда пришел именной указ: "Сказать Долгоруким, чтобы они впредь от таких ссор

и непристойных слов воздержались и жили смирно под опасением наижесто- ]|

чайшего содержания".

||

Для секретного расследования дела из Тайной канцелярии в | Березов срочно

канцелярии. Тот очень ловко скрыл настоящую причину своего прибытия и уверил

всех, что его прислали узнать, в каком положении находятся узники и по

возможности облегчить их участь. Капитан каждый день навещал Долгоруких, обедал

с ними, гулял по городу, а когда выяснил все, что было нужно, отбыл в Тобольск.

И на другой же день после его отъезда князя Ивана Алексеевича отделили от семьи

и заключили в землянку. Кормили его грубой пищей и очень скудно, , лишь бы он не

умер с голоду. Княгиня Наталья Борисовна выплакала у караульных солдат

дозволение тайно по ночам видеться с мужем через оконце и носить ему еду.

В сентябре 1738 года, в темную дождливую ночь, к Березову подплыло судно. На

него посадили князя Ивана Алексеевича, воеводу Бобровского, майора Петрова,

поручика Д. Овцына, казачьего атамана Лихачева, боярина Кашперова, березовских

священников и некоторых других жителей. Несчастных привезли в Тобольск и сдали

все тому же капитану Ушакову, который теперь явился перед ними грозным и

неумолимым судьей. Начались допросы "с пристрастием"; всех арестованных обвинили

в дружбе и сношениях с ссыльными князьями Долгорукими и наказали. Священника

Рождественской церкви Ф. Кузнецова, несмотря на заступничество сибирского

митрополита Антония Стаховского, нещадно били кнутом, вырезали ноздри и сослали

в Охотск на каторжные работы. Бобровского, Петрова, Лихачева, Д. Овцына,

Кашперова разжаловали в солдаты, высекли розгами и отправили в Оренбург - на

службу, а двух последних - в каторгу.

Князя Ивана Алексеевича во все время следствия содержали в тобольском остроге

прикованного к стене - с кандалами на руках и ногах. Измученный нравственно и

физически, он впал в нервное состояние, бредил наяву и даже рассказал о том,

чего у него и не спрашивали - о составлении подложного завещания императора

Петра II. Его неожиданное признание повлекло за собой новое дело, к которому

оказались причастны дядья кня- л

пПАЛЬНЫЕ КНЯЗЬЯ ДОЛГОРУКИЕ

I П1 I 1

279

Санкт-Петербурге было образовано обычное для политических процессов того времени

"Генеральное собрание", которое разобрало "изображение о государственных

воровских замыслах Долгоруких, которые по следствию не только обличены, но и

сами винились". По повелению Бирона их привезли в Новгород, подвергли жестоким

пыткам, а потом приговорили к смерти: князя Ивана Алексеевича - колесовать, а

затем отсечь ему голову, остальным - отрубить головы...

Бирон не пощадил и братьев и сестер князя Ивана Алексеевича: князей Александра и

Николая били кнутом, потом им урезали языки и сослали в каторжные работы; князя

Алексея отправили на Камчатку матросом, а княжон заключили в разные монастыри. В

Березове оставалась одна княгиня Наталья Борисовна с двумя малолетними

сыновьями, родившимися в этом суровом краю. Долго не знала она ничего о судьбе

неизвестно куда увезенного мужа. Но в конце ноября на престол вступила Елизавета

Петровна; по указу императрицы все Долгорукие, близкие ее племяннику Петру II,

были возвращены из ссылки.

Наталья Борисовна вернулась в Петербург молодой женщиной, тогда ей было всего 28

лет. Можно было бы начать жизнь заново, но она осталась верна любви и памяти

покойного мужа, отклонила усиленные приглашения ко двору и отказала всем

женихам. В Санкт-Петербурге княгиня поселилась в доме своего родного брата Петра

Борисовича Шереметева, одного из самых богатых людей России и владельца

выстроенных им усадьб Кусково и Останкино. Унаследовав от отца 80 000 крепостных

крестьян, он не отдал вернувшейся из ссылки сестре законную часть отцовского

наследства. И тогда княгиня решила хлопотать о возврате ее детям 16 000 душ,

конфискованных у мужа. Она обратилась с просьбой о содействии к всемогущему

тогда Лестоку - императорскому лейб-медику. Тот взялся за дело и даже ручался за

успех его, но потребовал за свои хлопоты великолепные часы с курантами,

купленные графом П.Б. Шереметевым в Лондоне за 7000 рублей. Граф решительно не

хотел расставаться с часами, Лесток отказался хлопотать, и правительство

возвратило Наталье Борисовне только 2000 крестьянских душ. Княгиня очень скромно

устроилась в Москве и целиком посвятила себя воспитанию сыновей. А когда дети

выросли, она перебралась в Киев и там приняла постриг во Флоровском монастыре.

Но несчастья не оставляли Н.Б Долгорукую и здесь. Младший сын ее, Дмитрий, сошел

с ума от несчастной юношеской любви. Наталья Борисовна, в монашестве Нектария,

перевезла сына в Киев в надежде, что уединенная иноческая жизнь исцелит его. Но,

чтобы постричь молодого князя из знаменитого рода, нужно было

280

согласие императрицы: оно было получено только в царствование Екатерины II, но

оказалось уже не нужным. Дмитрий Иванович Долгорукий умер в 1769 году; мать

пережила сына на два года и скончалась, будучи 58 лет от роду.

"Государеву невесту" Е.А. Долгорукую после ссылки поселили в Томском

Рождественском монастыре, где держали в самом строго заключении. Она пробыла

здесь более двух лет, однако несчастья нисколько не смягчили ее высокомерного

нрава. Однажды при-ставница, за что-то рассердившись, замахнулась на княжну

огромными четками. "Уважай свет и во тьме! Я - княжна, а ты - холопка", -

сказала Е.А. Долгорукая и гордо посмотрела на де- | вушку. Та смутилась и тотчас

вышла, забыв даже запереть дверь. ' В другой раз приехал из Санкт-Петербурга

какой-то генерал, чуть ли не член Тайной канцелярии. В монастыре все

засуетились, за- , бегали; игуменья угощала высокого гостя в своих кельях,

подно- i сила подарки, образа, вышивки и т.д. Генерал, пожелав осмот- ' реть

тюрьму и монастырских "колодниц", вошел к Е.А. Долгорукой. Княжна оказала ему

"грубость" - не встала и даже отвернулась от посетителя; генерал пригрозил ей

батогами и приказал игуменье глядеть за узницей. Но в монастыре не знали, куда

уж строже глядеть! И решили заколотить единственное окошечко в том чуланчике,

где содержалась бывшая "царская невеста". С тех пор боялись даже близко

подпускать кого-либо к тюрьме; две монастырские девочки вздумали было посмотреть

в замочную скважину, но их за это больно высекли.

Елизавета Петровна по восшествии на престол приказала освободить княжну и

пожаловала ей звание фрейлины. Уезжая из монастыря, Екатерина Алексеевна очень

любезно простилась с матерью-игуменьей и монахинями и обещала присылать в их

обитель посильные приношения*. Императрица желала поскорее выдать княжну замуж,

потому что, несмотря на официальное запрещение, Екатерину Алексеевну продолжали

называть "государевой невестой". Однако пристроить княжну оказалось нелегко:

березов-ские похождения ее и строптивый нрав оттолкнули многих женихов, к тому

же она и сама оказалась очень разборчивой. Только в 1745 году, княжну выдали

замуж за генерал-аншефа А. Р. Брюса - племянника знаменитого сподвижника Петра I

и известного "чернокнижника", согласившегося на этот брак из личных расчетов.

Вскоре после свадьбы графиня Е.А. Брюс отправилась в Новгород - поклониться

праху своих казненных родственников. На обратном пути она простудилась, заболела

горячкой и через несколько недель умерла. Высокомерие не покинуло бывшую

"царскую невесту" даже на смертном одре: за два дня до кончины она

* Она сдержала свое обещание и время от времени присылала в монастырь деньги и

вклады различными вещами

АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН

281

приказала при себе сжечь все свои платья и наряды, чтобы "после нее никто не мог

Княжна Елена Алексеевна Долгорукая после ссылки вышла замуж за князя Юрия

Юрьевича Долгорукого, а княжна Анна осталась в девицах. Они вместе поселились в

Москве, построили домовую церковь во имя Всемилостивого Спаса и звали к себе на

житье пострадавших из-за них березовцев, но те пожелали окончить дни свои на

родине...

АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН

Для содержания узников в Петропавловской крепости сначала были приспособлены

казематы крепостных стен, а потом построили и специальные тюрьмы: Секретную

тюрьму Трубецкого бастиона и Алексеевский равелин. Его начали возводить в 1733

году в царствование Анны Иоанновны и назвали в честь деда императрицы - царя

Алексея Михайловича

О существовании Алексеевского равелина никто не должен был знать, ибо расположен

он был так, что, даже осматривая крепость, его совершенно не было видно.

Единственный доступ в Равелин вел через огромные Васильевские ворота, которые

располагались в западной стене и изнутри всегда были заперты большим замком.

Кроме стены Равелин был отделен от крепости небольшим каналом из Большой Невы в

Кронверкский пролив: через этот канал был переброшен небольшой деревянный мост.

Лишь один раз в год жители Санкт-Петербурга могли взглянуть на эту тюрьму и то

только с высоты крепостной стены. Это происходило в день Преполовения, когда

устраивался торжественный крестный ход по стенам крепостных бастионов. Только

тогда участники крестного хода с невольным страхом рассматривали таинственное

каменное здание, стоящее среди тихого и безлюдного двора.

Равелин представлял собой одноэтажное здание треугольной формы. Единственная

дверь в него располагалась как раз против Васильевских ворот и вела в приемную;

от нее вправо и влево шли внутренние коридоры, которые в одном из углов

прерывались квартирой смотрителя и кухней. Камеры Алексеевского равелина

предназначались ДЛЯ наиболее опасных Алексеевский равелин

Государственных преступников: Петропавловской крепости

282

узников помещали сюда исключительно по приказу царя, и только по "высочайшему

указу" их могли отсюда выпустить.

До 1802 года Равелин находился в распоряжении Тайной экспедиции, потом, как и

другие части Петропавловской крепости! перешел в ведение ее коменданта, а

позднее был изъят из ег ведения и подчинен непосредственно военному губернатор!

Санкт-Петербурга. Надзор за внутренним распорядком в Равели! не поручался

особому лицу - смотрителю, под началом которо| го состояла вся охрана тюрьмы

(команда из 50 человек). Такии образом, власть коменданта Петропавловской

крепости распрос! транялась только до наружной охраны Равелина, а что происхо!

дило за стенами тюрьмы - было уже вне его компетенции. Офи| цер, которому

поручалось заведовать этим страшным Равелино должен был жить там один, без

семьи; и жена, и дети не могл1| даже входить в это укрепление, а должны были

жить в крепости По "высочайшему повелению" команда Равелина комплектовалась из

людей "способных, испытанного поведения и во всем со- ] ответствующих к

предназначенной службе".

Инструкции предусматривали такие меры, чтобы охрана, "по-1 знав всю важность

сего поста... могла удобнее иметь всю необхо-] димую осторожность и бдение... к

недопущению покушения (аре-? стантов. - Н.И.) на побег или собственное

погубление жизни". \ Узники находились в одиночном заключении, они не могли об-1

щаться друг с другом и внешним миром, караульным запреща-j лось вступать с ними

в какие-либо разговоры, чтобы не поддать- \ ся "ни ласкательным просьбам, ни

величавым угрозам". Даже во] время прогулки никто не имел права видеть узника,

кроме кара- \ ульного. О каждом вновь поступающем арестанте смотритель Ра- {

велина получал от военного губернатора предписание, "как с ним] поступить".

Таким был зловещий Алексеевский равелин, одно название ко- j торого повергало

людей в ужас. П.Е. Щеголев писал о нем:

Кто сидел там, этого не дано было знать не только чинам ко- \ мендантского

управления, но и тем, кто служил в этой самой тюрьме. Для заключения в эту

наисекретнейшую тюрьму и для освобождения отсюда нужно было повеление царя. Вход

сюда был дозволен коменданту крепости, шефу жандармов и управляющему III

отделением. В камеру заключенных мог входить только смотритель и только со

смотрителем кто-либо другой.

Попадая в эту тюрьму, заключенные теряли свои фамилии и могли быть называемы

только номером. Когда заключенный умирал, то тело его тайно ночью переносили...

в другое помещение крепости, чтобы не подумали, будто в этой тюрьме есть

заключенные. А утром являлась полиция и забирала тело, а фамилию и имя умершему

давали по наитию, какие придутся.

утККСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН

283

По первоначальной инструкции 1797 года в камере арестанта постоянно находился

один из нижних чинов охраны, но в 1821 году необходимость в этом отпала, так как

в дверях камер, выходив-ших во внутренний коридор, были сделаны маленькие

окошки. Со стороны коридора они прикрывались зеленой шерстяной занавеской:

приподняв угол ее, часовой мог наблюдать за узником. По коридору всегда ходили

два солдата с обнаженными саблями. Под наблюдением караульного унтер-офицера

солдаты раздавали узникам обед и чай, убирали камеры и подавали узникам

умываться. Собственное белье, деньги и прочие вещи по прибытии в Равелин у

заключенных отбирались, тщательно осматривались и хранились в цейхгаузе.

Чтобы "умалить у содержащихся неразлучной с их положением скуки", полагалось

снабжать их книгами из библиотеки Равелина, "умножая оную покупкой новых книг".

Начальник команды обязан был посещать узников несколько раз в сутки,

"остерегаясь, однако, беспокоить их во время сна". Он должен был удовлетворять

все претензии арестантов, если это зависело от него, в остальных случаях -

докладывать о них смотрителю Равелина.

Некоторые из этих правил могут показаться мягкими, однако одиночное заточение

уже само по себе было страшным наказанием. За все время своего существования

Алексеевский равелин был самой секретной и самой суровой по режиму тюрьмой

России, и по ходу нашего повествования будет говориться о томившихся в нем

узниках. Здесь же мы расскажем о трагической судьбе декабриста Г.С. Батенькова -

человека незаурядного, способности которого высоко ценили М.М. Сперанский и А.А.

Аракчеев. Приговоренного судом к 20 годам каторжных работ, его почему-то не

отправили в Сибирь, а поместили в каземат № 5 Алексеев-ского равелина. Камера

его была размерами более обыкновенного: длина ее равнялась примерно 8,5 метра, а

ширина была около пяти метров. Но окна, пробитые в сводах - под самым потолком,

совсем не пропускали солнечного света, и камера днем и ночью освещалась лампой.

Первые пять лет Г.С. Батеньков находился в ней безвыходно, не видя человеческого

лица, не слыша человеческого голоса: только дежурный офицер справлялся о его

здоровье, да на Пасху комендант крепости приходил похристосоваться с узником.

Потом ему разрешили прогуливаться в садике: там он посадил яблоню и к концу

своего 20-летнего заточения ел с нее яблоки. Пищу узник получал по собственному

желанию, в основном вегетарианскую, получал и вино, но одиночество его было

полнейшим, так как пищу ему подавали через окошечко в двери. Единственным живым

существом, с которым общался Г.С. Батеньков, была при-

284

рученная им мышь, которая ежедневно - в одно и то же время - выползала из своей

норки, чтобы разделить одиночество узника.

Читать арестанту разрешили только Библию: книгу ему прислали на разных языках и

со словарями, и таким образом заключенный изучил несколько языков. Временами

Г.С. Батеньков терял рассудок: еще в 1828 году он хотел лишить себя жизни

голодом и бессонницей. Но с ума узник не сошел, только разучился говорить, забыл

многие обыкновенные слова и потерял счет времени: иногда "ему казалось, что он

сидит уже несколько лет, иногда - что стоит несколько месяцев на молитве и во

все время ничего не ест"... Рассказывают, что новый комендант крепости - И.Н.

Скобелев, простой русский человек, выслужившийся из солдат, при каждом удобном

случае напоминал царю о несчастном узнике, но все было напрасно: Николай I был

неумолим.

После долгих лет заточения сам Г.С. Батеньков обращался к царю со словами

безумного человека, из-под его пера выходили бесконечные стихи под общим

названием "Одичалый". В 1846 году истек 20-летний срок каторжных работ,

назначенных Г.С. Ба-тенькову, и новый шеф жандармов А.Ф. Орлов, пришедший на

смену А.Х. Бенкендорфу, докладывал царю о возможности смягчения участи

заключенного. Николай I положил тогда такую резолюцию: "Согласен, но он

содержится только' от того, что был доказан в лишении рассудка; надо его

переосвидетельствовать и тогда представить, как далее с ним поступить можно".

Комендант крепости удостоверил "тихое и кроткое поведение арестанта", и в

середине февраля 1846 года Г.С. Батенькова отправили в Томск. "Когда отпустили

меня из Равелина... я был как новорожденный младенец", - так оценил он свое

душевное состояние. Прибыв на место поселения, бывший узник писал своей

приятельнице: "Двадцать лет провел я в уединении. Вы, без сомнения, думали, что

мне нестерпимо трудно. Может быть, и так; но есть в душе человеческой что-то

могущественнее всех зол - и это ощутительнее для лица вполне обнаженного. Как бы

то ни было, но я перенес всю тяжесть своего положения, не роптал и не ропщу.

Так быть подобало".

Г.С. Батеньков вышел из крепости 50-летним стариком и еще 10 лет прожил в

Томской губернии, а после амнистии поселился в Калуге, где и скончался в 1863

году.

ВЕРХОВНИКД.М. ГОЛИЦЫН

ВЕРХОВНИК Д.М. ГОЛИЦЫН

После смерти императора Петра II обсудить вопрос о престолонаследии собрался

Верховный тайный совет. Канцлер А.И. Головкин предлагал возвести на престол

потомство Анны - старшей дочери императрицы Екатерины I. От брака с герцогом

Гол-штинским у Анны родился сын Петр; хотя и по боковой линии, но он был

единственным младенцем мужского пола среди Романовых. Члены Верховного тайного

совета спорили до хрипоты, и все же вариант этот в конце концов отвергли. Были

еще три дочери от царя Ивана - брата Петра I. Одну из них, Прасковью Ивановну,

отвергли по причине того, что она не сможет поддержать престиж российской

державы. Отвергли и сестру ее - Екатерину Ивановну, муж которой, герцог

Мекленбургский, всегда мог нагрянуть к своей неразвенчанной жене. Обер-

гофмейстер А.Г. Долгорукий выдвинул было кандидатуру Евдокии Лопухиной - первой

супруги Петра I, которая в это время тихо и мирно жила в Новодевичьем монастыре.

Но Д.М. Голицын терпеливо объяснил, что вместе с ней явятся фавориты в рясах...

Оставалась одна Анна Иоанновна - третья дочь царя Ивана, которую в свое время

выдали замуж за Фридриха-Вильгельма, герцога Курляндского. После пышных

свадебных празднеств герцог, по дороге в Митаву, скоропостижно скончался в 40

километрах от Санкт-Петербурга.

Курляндия и раньше пугала Анну неизвестностью, и в Митаве она скоро

почувствовала всю фальшь своего положения. Она очутилась в чуждой ей немецкой

среде, в стране, которая служила причиной спора между Россией, Польшей и

Пруссией. По брачному договору Анне, в случае смерти герцога, полагалось

обеспечить "достойное вдовье жилище" и 40 000 рублей в год на пропитание, но

приданое ей было выплачено не все. После смерти Фридриха-Вильгельма герцогом

Курляндии стал Фердинанд - дядя покойного мужа Анны, весьма нерасположенный к

России. На поселившуюся в Митаве герцогиню смотрели как на бедную родственницу и

приживалку, которую на-

I

Князь Д М Голицын

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

вязал им монарх соседнего государства, и потому искали любого случая, чтобы

унизить и притеснить ее.

Нищая курляндская герцогиня всегда была послушна воле российской Иностранной

коллегии, и князь Д.М. Голицын полагал, что она будет послушной и став

императрицей. Надо только ограничить ее самодержавную власть... Инициатором

составления знаменитых "приличнейших узаконений" ("кондиций") и выступил князь

Дмитрий Михайлович Голицын - человек родовитый и с сильным характером. Но он жил

во время крутого перелома русской жизни и мысли, что, конечно же, сказалось и на

нем самом. Стойко и смело проводя свои общественные воззрения, он вместе с тем

должен был порой идти на компромиссы, хотя был чрезмерно горд и надменен, более

всего на свете обожал власть и не переносил возражений. Как и большинство

московских бояр, князь Д.М. Голицын не любил немцев, но хорошо понимал

необходимость введения в России европейских обычаев, хотя и был врагом

скороспелых нововведений, без особой надобности заносимых в страну из-за

границы. Он был глубоко убежден в том, что только аристократический режим

правления благотворен для России и искренне стремился к достижению этого.

В своем исследовании Д.А. Корсаков сообщает, что отвезти в Митаву "кондиции"

поручили Василию Лукичу Долгорукому - человеку дипломатичному и отменно ловкому

в обращении с царственными особами. Отправив "кондиции" в Курляндию, Верховный

тайный совет в лице князя Д.М. Голицына принялся за разработку более обширного

проекта реформ. Текст этого проекта науке неизвестен, но по сообщениям

иностранных резидентов (французского - Маньяна, английского - Рондо и испанского

посла де Лириа) содержание его будто бы было следующим:

Верховная власть принадлежит императрице вместе с Верховным тайным советом,

который состоит из 10-12 членов, принадлежащих к знатнейшим фамилиям

государства. Императрица имеет в Совете два голоса *. Совет назначает на все

должности и ведает всеми войсками страны, а также всеми важнейшими делами

внешней политики государства. Для проведения финансовой политики избирается

верховный казначей, который отчитывается о всех государственных расходах.

Императрица лично и бесконтрольно распоряжается только своими карманными

деньгами (500 000рублей ежегодно). Начальствует она только над отрядом гвардии,

назначенным для караулов во дворце и для ее личной охраны.

Дела, которые вносятся на обсуждение в Верховный тайный совет, предварительно

рассматривает Сенат, состоящий из 30- 36 членов. Он оке является и высшей