Страницы жизни

Мой отец

Но в те же годы у К. В. Худенского родилась идея четырехтактного дозарядного двигателя внутреннего сгорания с наддувом (дизеля), который, по его убеждению, очень подходил для танка, тепловоза и тракторного тягача. С этой идеей он в середине 30-х годов по указанию наркома путей сообщения Л. М. Кагановича был переведен в Научный автотракторный институт (НАТИ). Нельзя сказать, что танкостроители его конструкцию, отличавшуюся целым рядом новаторских решений, встретили на ура. В те годы в отрасли преобладало мнение, что танки необходимо оснащать бензиновыми моторами, а сторонники дизелей не находили поддержки. Тем не менее Константину Васильевичу удалось доказать свою правоту, и в октябре 1939 г. после долгих мытарств он получил авторское свидетельство на свое изобретение. Весной 1941 года в НАТИ начались стендовые испытания прототипов двигателей конструкции К. В. Худенского Х-1 (работающего на солярке и дизельном топливе) и Х-2 (газогенераторного), предназначенных для серийного производства, но завершились они уже после того, как началась война. Готовить их к серийному производству пришлось в эвакуации – на Урале, и это одна из главных причин приезда отца в Свердловск поздней осенью 1941 года. Одна, но не единственная: судя отчасти по моим детским воспоминаниям, а более по документам, возможности разностороннего и изобретательного инженера использовали здесь в полной мере.

Прибытие Константина Васильевича Худенского в Свердловск 24 ноября 1941 г. подтверждено записью заведующего канцелярией Исполнительного комитета Свердловского облсовета. Приказом по Уральскому военному округу Худенскому было присвоено воинское звание старшего воентехника. Он был назначен на должность помпотеха отдельного маршевого автобатальона № 164, задачей которого была транспортировка подбитой на фронте техники для изучения в стационарных условиях индустриального Урала. В Свердловск доставлялись с фронта и немецкие, и советские танки и САУ, но особенный интерес у оружейников был к судьбе их собственной продукции. В частности, речь идёт о танкетках, которые производил до и во время войны свердловский завод № 50 и эвакуированный московский завод № 37. Обратные рейсы на фронт автобат совершал с полной загрузкой боеприпасами и горючим для танков и автомобилей.

Позднее инженер-капитан Худенский был назначен на должность главного инженера авторемонтного завода – АРЗ № 5, который в 1942 располагался на улице Чапаева, а позднее был выведен в 20-й военный городок. Что касается двигателей, которым им отдано так много времени и сил, – они были запущены в производство в 1943 году и устанавливались на тепловозах. Оснащались ли ими танки во время войны, мне выяснить не удалось, зато специалисты говорят, что в тех двигателях, которые стоят на нынешних Т-90, используются конструктивные решения, найденные семь десятилетий назад К. В. Худенским.

Послевоенная жизнь отца имела, если можно так сказать, весьма широкую географию. Он помогал налаживать промышленность в послевоенной Германии и строил автомобильные заводы на Украине, участвовал в разработке конструкции тягачей для крупной ракетной техники, в том числе знаменитого «Урагана», руководил испытаниями техники в самых разнообразных климатических зонах страны – на Шпицбергене, в Каракумах, на Памире.

И нельзя не сказать еще о главном увлечении его жизни, хотя прямого отношения к теме этих заметок оно вроде бы не имеет: Константин Васильевич Худенский был признанный поэт, с юности печатался в харьковских газетах, дружил с украинскими классиками Максимом Рыльским, Леонидом Первомайским, переводчиком Юрием Назаренко. Но самая значительная его поэтическая работа – перевод на русский язык юмористической поэмы Ивана Котляревского «Энеида», выдержавший несколько изданий. А впрочем, если разобраться, упоминание об этой стороне жизни отца – вовсе не отступление от основной темы: чувство юмора, раздольная стихия певучей украинской речи и мелодика украинского музыкального фольклора (отец всю жизнь не расставался с мандолиной), украинская поэзия, И. П. Котляревский, «Энеида» с ее глубокими античными корнями, сами те античные корни – все это вместе составляет тот культурный «бульон», который всегда необходим для зарождения и созревания творческой мысли. «Упертый» специалист, ничего не желающий знать, кроме своего важного дела, может быть хорошим исполнителем, но творцом нового – никогда. И если бы не эта «питательная среда», в которой проходила бурная и многогранная жизнь К. В. Худенского, – не было бы ни дизеля Х-1, ни эффективной работы на разных участках производства, ни успешного решения проблемы спасения танков при возгорании двигателя.

Во время папиной службы в Германии (ГДР) мы с ним предпринимали ряд путешествий в СССР через территорию Польши, перспективы которой его очень интересовали, как крестьянской страны. Но главным нашим достижением мы считали открытие поэта нашего рода Chudziniskego, который писал не только на ныне совершенно исчезающих (благодаря закону о нацменьшинствах) на земле Польши языках: славинском, кашубском. Мы нашли в Колобжеге его могилу. Он умер в 1944 году. Папу поразила, что его солидная книга, изданная на немецком языке, была близка его интересам в области погребальных обрядов древних греков и римлян (близка "Энеиде). Позднее мы объездили с доктором Зигфридом Виснером весь Ольденбург, ганзейское побережье и север Польши.

Баллада о жизни (статья о К. В. Худенском)

Знакомство с личностью этого человека состоялось при участии его сына, раскрывшего нам все стороны жизни отца.

Рождение К. В. Худенского почти совпало с началом XX века и заставило украинского паренька мужать в ногу с его переломами и вехами, утверждать и осуществлять себя в условиях непрестанной борьбы и выходить из них победителем, сохраняя в душе чистый звук поэтической речи. Происходил он из дружной крестьянской семьи Харьковской губернии, занимающейся выращиванием и переработкой пшеницы, строительством и обслуживанием мельниц, вождением паровозов на Южной железной дороге и их ремонтом на Харьковском паровозоремонтном заводе.

С юных лет жила в мальчике неукротимая тяга к технике. В хозяйстве жатки, льнотеребилки, косилки при очередном ремонте проходили через его руки. Этому способствовали и обстоятельства, связанные с пленением отца в I мировую войну, когда Костю приходилось быть главным помощником матери. Гуманитарная часть образования пытливого хлопца ограничилась четырьмя классами церковно-приходской школы. Поэтичность и певучесть украинской речи, степной простор и привольные села, истоки родной замечательной реки Ворсклы, соединявшей когда-то Северское и Курское княжества, запечатленные в «Слове о полку Игоревом», при его феноменальной памяти на поэтические произведения, пройденные в обучении и богатое воображение – все это повлияло на формирование чувств патриотизма и братского единения со славянскими народами, желание глубже проникать и делиться знаниями об их культурной жизни, которые он пронесет через всю жизнь.

Трудовой путь Константина Худенского начинался с харьковских заводов, с учебы на автомобильном факультете Харьковского политехнического института, где он проявил себя как изобретатель противообледенительного устройства для защиты лобовых стекол военной и гражданской техники, одновременно участвуя в работе литературных объединений и обществ советского столичного Харькова в качестве поэта – юмориста. Будучи направленным Всеукраинским обществом изобретателей в Москву в 1928 году, он в 1929 окончил Московский машиностроительный институт, после чего его направили на Люберецкий завод сельскохозяйственного машиностроения начальником экспортного цеха льнотеребилок. Работа цеха и его руководителя были так успешны, что о Константине Худенском писали стихи и статьи в газетах и журналах и часто премировали драгоценными тогда ламповыми приемниками, билетами в Большой театр и на Кремлевские приемы, где он бывал вместе с женой.

Почти целое десятилетие, с 1928 по 1939 гг., боролся К. В. Худенский за получение авторского свидетельства на четырехтактный дозарядный двигатель внутреннего сгорания с наддувом (дизель). В отечественном двигателестроении перед войной противостояли две группировки, отстаивавшие свои взгляды на установку на танки моторов, работающих на дизельном или бензиновом топливе. Бензиновые моторы АСБТ считались верхом совершенства, хотя в военных действиях мотор делал военную технику уязвимой. Четырехтактный дозарядный двигатель внутреннего сгорания с наддувом, был, по мнению инженера Худенского, самым приемлемым двигателем для танка и тракторного тягача. После ряда отказов упорному изобретателю авторское свидетельство на четырехтактный двигатель внутреннего сгорания с наддувом было выдано

Весной 1941 г. в Научном автотракторном институте (НАТИ), куда в середине 30-х по указанию наркома путей сообщения Л. М. Кагановича был переведен К. В. Худенский, на технике стояли две модели прототипов серий двигателя внутреннего сгорания – Х-1 и Х-2, предназначавшихся для промышленного производства. В серийное производство двигатель Х-1, являвшийся прототипом серии дизелей, работающих на тяжелых сортах топлива – керосине, соляре, до войны запустить не удалось. Этот мотор должен был устанавливаться на танки и тракторные тягачи, а также на суда среднего тоннажа.

Двигатель Х-2 создавался в предвоенные годы как газово-поршневый, обеспечивавший работу на низкокалорийном газогенераторном газе, получавшемся от крекинга древесных чурок. Эта серия предназначалась для работы автомобильного и тепловозного транспорта в условиях полного отсутствия нефтепродуктов. Такие моторы могли работать на отходящих газах нефтяных скважин при их дожигании. Стендовые испытания двигателей Х-1 и Х-2 в связи с борьбой с противостоящей группой профессора Гинзбурга были затянуты и завершены только в августе 1941 г. Дорабатывать двигатели внутреннего сгорания пришлось в тылу, на Урале. Двигатель Х-1 запустили в работу в 1943 г.

В сентябре 1941 г. инженер К. В. Худенский был отозван из ополчения и вместе со своими учителями профессорами Выгодским и Канторовичем по распоряжению Совнаркома и Моссовета откомандирован в Свердловск для продолжения работы над двигателями. В качестве дополнительной нагрузки предлагалось в кратчайшие сроки организовать производство сухих густопенных огнетушителей «Салют» и «Пионер» для снабжения ими каждого танка и самолета, автомобиля и самоходки.

Этими же огнетушителями снабжали торпедные катера. Работа по их созданию проводилась на технической базе Свердловского добровольного пожарного общества (СДПО МВД СССР), находящегося на улице К. Либкнехта, где теперь располагается областной штаб МЧС. Боеготовность разработанных огнетушителей была мгновенной: пена из них распылялась на горящий объект для прекращения доступа кислорода при повороте гайки. На первом этапе работа над огнетушителями стала для группы основной. Конкретное изготовление огнетушителей проводилась на территории треста Уралэнергострой.

Полигоном для дальнейших испытаний группы Худенского, Выгодского, Канторовича, исследовавших все трофейные зажигательные средства пожаротушения, служила свалка трофейных танков на задах завода им. Свердлова, выходящего на ул. Азина, и экспериментальная площадка на улице К. Либкнехта. В результате изобретательской деятельности К. В. Худенским было создано автоматическое устройство зажигания бутылок с горючей смесью – «коктейлем Молотова» с установленным временем зажигания. Поворот кольца автоматически определял время подрыва бутылки. Регулируемое время зажигания исключало применение спичек и зажигалок, повышая уровень противопожарной безопасности бойцов.

Работа капитана К. В. Худенского над двигателем продолжалась на Центральном авторемонтном заводе № 5, где его утвердили главным инженером. И хотя точных сведений об установке двигателя на автомобили и танки мы не имеем, но на тепловозы его устанавливали точно. Скорее всего, их собирали на турбомоторном заводе. Тогда же, в середине войны, был создан отдельный маршевый автобатальон, выполняющий функции снабжения танковых частей, корпусов боеприпасами и горючим. На фронт отправляли новую технику, обратно возвращались искореженные войной машины, требующие ремонта и возврата в строй.

Доказательством деятельности К. В. Худенского как изобретателя было подтверждение его правоты после доставки на завод двух трофейных «Мерседесов», принадлежавшим в начале 1945 г. Гитлеру и оснащенных четырехтактными двигателями внутреннего сгорания с наддувом. Это были выдающиеся достижения немецкой техники.

Сейчас с использованием этой идеи производят двигатели мощностью до 1000 лошадиных сил, но и тогда она превышала 400-500. Впрыскивание топлива и через клапаны, и с помощью наддува, значительно увеличивало мощность мотора.

Работать Константину Васильевичу за всю жизнь приходилось много и напряженно. Он был человеком долга, принимая на себя ответственность за обороноспособность СССР, на какой бы участок его не направили, не делая разницы между мирным и военным временем. Как человек военный, всегда был точен, подтянут, аккуратен во всем. Обладал огромным багажом знаний и никогда не скупился, поделясь ими.

Оказывала свое влияние другая, творческая сторона личности К. В. Худенского, выражающаяся в поэтическом настрое души. И подругу на всю жизнь он выбрал именно по этому камертону, Галину Семеновну Штейн-Худенскую, на том самом I Съезде изобретателей: гуманитария, переводчицу европейских языков. Их литературные вкусы сошлись.

Зимой 1942 г. ему предложили выступить на Куйбышевской радиостанции «Вільна Україна» с чтением его военных стихов, призывающих на бой «братьев-партизан, сыновей Украины» и он прочитал их, вкладывая всю душу. Творческий союз Худенских, все дело их жизни были направлены на открывание русским и русскоговорящим людям Страны Советов всех глубин украинской народной культуры, запечатленной в поэтическом наследии И. П. Котляревского, И. Нечуя-Левицкого, П. Мирного и др.

Связав навсегда свою жизнь с армией и высокой инженерией, будучи направленным в 1949 г. в Лейпциг заместителем командира по технической части дивизии «Ротэ Штерн», К. В. Худенский организовывал со своими товарищами для немецкого населения рабочие места, оказывал неоценимую помощь в строительстве и возрождении поверженной страны. Изучая передовые технические достижения Германии, К. В. Худенский стремился применить их в организации и внедрении в отраслях советской послевоенной промышленности.

Вернувшись в Советский Союз в должности заместителя начальника НИИ № 21 АВТУ МО, распложенного в Петродворце, затем переведясь в Харьков, К. В. Худенский разработал 6 типов основных тягачей, среди которых ракетный тягач «Ураган» – тогда основное средство доставки баллистических ракет. Испытания техники под его руководством проводились в самых разнообразных климатических зонах страны – на Шпицбергене, в Каракумах, на Памире.

Контролировал К. В. Худенский строительство Кременчугского автозавода, так что знаменитые «КРАЗы», предназначавшиеся для доставки ракет ближнего боя, – тоже его детище. Маршруты испытывавшихся грузовиков пролегали через всю Украину и Молдавию. Общая площадь маршрутов его командировок составила более 7 тыс. км по стране. Маршруты им дотошно вычислялись и их значения скрупулезно заносились на карту. Четыре автомобильных завода было возведено на Украине при участии К. В. Худенского по возвращении его из Германии.

Служа в Германии, не оставлял Константин Васильевич и другого главного дела своей жизни – работы над русским переводом поэмы «Энеида», написанной украинским классиком И. П. Котляревским в XVIII веке, в основу которой был положен сюжет Вергилиевой «Энеиды» с похождениями античного героя Энея, только на украинский лад, где повествование велось от лица коренного полтавчанина в свободной разговорной манере через показ живых картин быта Украины. На ее страницах оживали бесшабашные запорожцы, острые на язык, щедрые на угощения друзей, лихие в драке с недругом.

В Лейпциге, называвшимся до немецкой колонизации Липском, бывшей столице лужицких сербов (сорбов), К. В. Худенский в Национальной немецкой библиотеке серьезно занимался проблемами и историей западного полабского и поморского славянства, знакомился с двуязычным творчеством сорбских поэтов –классиков Мины Виткойц и Тито Флоренца, в беседах с известным сорбским прозаиком Юрием Бржезаном обсуждал пути проникновения славянских народов из Азии, общемирового котла индоевропейцев.

Героя «Энеиды», дарданского царя Энея, он считал одним из прародителей не только римлян, но и лужичан. Он был увлечен поэзией слепца Гомера, историей Троянской войны, связывая ее с происхождением словенцев, считающих себя потомками древних этрусков, находя и в украинском языке связь античности с современной жизнью. «Троянда» по-украински означает «роза», а в других языках «девушка, женщина, жительница Трои». А ведь «Троада» - наименование страны в «Энеиде». Среди многочисленных знакомых он находил поддержку, в особенности, когда выступал перед солдатами, офицерами, генералами с чтением стихов и игрой на бесконечно им любимой мандолине. В частях, где он был командиром, организовывал украинские певческие группы и группы, исполнявшие народные произведения, наполненные юмором. Большую помощь ему оказывал маршал Гречко, к которому часто поступали наветы, налаженные против Константина Васильевича руками недругов.

Путь к изданию «Энеиды» не был усыпан розами. В 1957 г. в Калининграде вышло первое издание «Энеиды» в переводе К. В. Худенского. Более полутора веков молчали переводчики. Бывало, почти одновременно в разных странах ученые открывали один и тот же закон природы. Нечто подобное случилось и с «Энеидой». Как будто сработал спусковой крючок - воспоследовали переводы И. Бражнина, В. Финкельштейн. Помимо И. П. Котляревского занимался К. В. Худенский переводами другого украинского поэта, И. Я. Франко, участника национально-освободительного движения в Галиции в конце 19-го-начале 20 в.в., переложившего на украинский язык поэму И. В. Гете «Рейнеке-Лис» под названием «Лис Микита». «Лис Микита» в русском переводе Худенского был первым опытом его крупномасштабного перевода.

В 1961 году в Харьковском издательстве вышел второй доработанный и красочно оформленный выпуск «Энеиды», высоко оцененный главным редактором журнала «Иностранная литература» Карабутенко, литературным работником газеты «Красная звезда» Пожидаевым. Вот что отметил председатель секции переводчиков Ленинградского отделения Союза писателей СССР профессор И. Я. Айзеншток «…Перевод, осуществленный К.В. Худенским, должен быть признан и гораздо более точным , и гораздо более художественным, передающим специфическую прелесть украинского оригинала».

К. В. Худенский не ограничился переводом «Энеиды». Он первым перевел на русский язык всего И. П. Котляревского. Сюда вошли и популярные пьесы писателя « Наталка-Полтавка», «Солдат-чародей» и др. Но, к сожалению, выхода перевода полного издания собрания сочинений И. П. Котляревского на русском языке, приуроченного к 200-летию классика Константин Васильевич дождаться не успел. Продолжая работу над полным собранием сочинений и книгой «Котляревский и наше время», он умер в строю, как солдат, – за пишущей машинкой от разрыва аорты в возрасте 60-ти лет в 1966 г.

Сын завершил дело отца, издав в 1999 г. к 230-летию И. П. Котляревского одноименное полное собрание сочинений в переводах К. В., Г. С. Худенских и Ю. К. Штейна, вышедшее в издательстве Правительства Свердловской области для нужд научных библиотек Екатеринбурга, области и в особенности для Госпиталя ветеранов-инвалидов всех войн, поскольку произведение исполнено оптимизма и сочного юмора.

В год столетнего юбилея об этой выдающейся личности К. В. Худенского вспоминали в России и на Украине. В январе на Уральском дизель-генераторном заводе состоялось международное совещание по проблемам современного двигателестроения с участием русской компании НТК «Мотор Групп», французской компании ВСV, представляющей Renault и польской компании Ноrvs, на котором были подчеркнуты значение и вклад советского ведущего конструктора НАТИ К. В. Худенского, создавшего две модификации двигателя внутреннего сгорания (ДВС) и определившего дальнейшие пути развития современного двигателестроения.

В день юбилея в самом сердце Екатеринбурга, в Центре документации общественных организаций Свердловской области, занимающемся сбором документов по новейшей общественно-политической истории, состоялась научно-практическая конференция, посвященная памяти воина, поэта, переводчика К. В. Худенского, на которую были приглашены представители различных организаций, в том числе Украинской национальной культурной автономии, потомки изобретателя, сотрудники архива. На организованной выставке в витринах можно было увидеть документы о жизненном пути К. В. Худенского, чертеж узла знаменитого двигателя, услышать теплые воспоминания об отце из уст сына и невестки, заглянуть в переведенную «Энеиду», послушать доклады и газетные статьи о жизни этого неординарного человека.

В заключении хотелось бы подчеркнуть, что боль и размышления К. В. Худенского о судьбах славянского мира не перестают волновать нас сегодняшних в новой обстановке с ее процессами глобализации. Как с этих позиций расценить распад Советского Союза, последствия этого катаклизма для судеб других славянских народов? Что осталось от былого понятия «славянская взаимность», на которую были направлены цели и жизнь прошлых поколений? Все это проблемы сегодняшнего дня.

Особое значение «славянская идея» имеет для восточнославянских народов – русского, белорусского и украинского. Не следует забывать, что вместе они составляют две трети всего славянского населения. Такая взаимность в наше время – скорее осознанная необходимость, позволяющая перейти эпоху модернизации без потери « национального лица» перед Западом. Эта идея была путеводной звездой в жизни гражданина, изобретателя, поэта-переводчика К. В. Худенского, отдавшего себя без остатка великой стране и людям.
Надежда Кунтарева, сотрудник

Центра документации общественных

организаций Свердловской области

От «Пионера» и «Салюта» до победного салюта

Но в последние годы военные историки приоткрыли завесу тайны, и цифры, которые появились в литературе, производят ошеломляющее впечатление. Оказывается, в начале 1941 года Красная армия обладала 23639 танками и танкетками – это намного больше, чем было у вермахта! Причем и по тактико-техническим качествам советские танки превосходили все, что имелось у немцев и вообще за рубежом. И такая вот «непобедимая армада» потерпела сокрушительный разгром от хуже вооруженного, но более организованного противника! С 22 июня по 9 июля 1941 года Красная армия потеряла 11712 боевых машин – в среднем по 233 единицы в сутки. А общая сумма потерь составила, как легко заметит читатель, примерно половину всех танков, состоявших на вооружении РККА к началу войны^*. Половину – считая и те, что охраняли дальневосточные рубежи СССР, находились в резерве далеко от линии фронта. А что осталось на фронте?.. Такой поворот событий был не только непредвиденным, но и, в сущности, унизительным для страны, где даже в застольях пели: «Три танкиста, три веселых друга…». Вот почему идеологизированная советская военная история предпочитала этой темы не касаться. И по той же причине ревизия прежних представлений о цене наших героических побед, которую предприняли идеологи постсоветского времени, выдвинула тему катастрофы 22 июня 1941 г. в самый центр общественного внимания.

Однако автор этих строк не намерен вмешиваться в дискуссию военных историков, которая уже породила обширную литературу. Моя задача гораздо уже и скромней, причем она не имеет целью оспорить или поддержать какую-нибудь из обсуждаемых версий. Я хочу рассказать читателю лишь о небольшом эпизоде военной истории, мало кому сегодня известном; мне же довелось с ним познакомиться, поскольку он по случайности краешком коснулся моей судьбы. Дело, однако, не во мне, а в том, что, при всей своей «локальности», эпизод, о котором я хочу рассказать, очень наглядно, как мне кажется, иллюстрирует важную истину: Победа 1945 года добывалась не только талантом стратегов, размахом военных операций и жертвенной самоотдачей защитников Отечества на фронте и в тылу – она складывалась, как дом из малых кирпичиков, из бесчисленного множества индивидуальных усилий, за которыми стояли конкретные люди с их образованием, опытом, интеллектом, чувством долга. Великая война была не только войной моторов, но и ристалищем человеческого духа.

Так вот, в первые часы и дни войны противником была сокрушена танковая мощь великой державы, казалось бы, способная не только остановить, но и наголову разгромить любого агрессора. Объясняется эта катастрофа разными причинами, но упоминалось и то (не очень понятное) обстоятельство, что наши грозные боевые машины как-то очень уж легко горели. Горели легкие танки Т-26, БТ (модификаций 2, 5, 7 и 7М), горели разведывательные и плавающие танкетки Т-37А, Т 38, горели танки Т-40 и Т-60, созданные уже в самый канун войны, горел даже танк Т-34, который впоследствии прославился как лучший средний танк Второй мировой войны. Почему они горели – отдельная проблема, а я хочу предложить вам вопрос попроще: почему их плохо тушили?

Оказывается, за столь наивно поставленным вопросом таится весьма серьезная (хотя, разумеется, и не самая главная) причина уязвимости нашей танковой армады. Причина чисто техническая, не имеющая отношения ни к просчетам стратегов, ни к морально-политическим качествам красноармейцев, ни даже к тактико-техническим характеристикам советских танков. Все их конструктивные недостатки или достоинства нивелировались несовершенством системы пожаротушения, которой они были оснащены. Между тем пожар на борту танка в боевых условиях – обыкновенное дело: взорвалась мина под траком, бронебойный снаряд угодил в двигатель – да мало ли что еще?..

Система эта состояла из двух тетрахлористо-углеродных огнетушителей: ручного и стационарного, соединенного патрубками с бензобаками и моторным отсеком боевой машины.

Вообще-то четыреххлористый углерод (CCl4) – почти идеальное огнегасительное средство. Вот что сообщает о его достоинствах автор книги, изданной еще в те годы, когда перспективы «войны моторов» были туманны, а наши героические военачальники вдохновлялись воспоминаниями о кавалерийских атаках: «Применение четыреххлористого углерода для целей пожаротушения обусловливается следующими его характерными свойствами: а) легкой испаряемостью его под действием высокой температуры пожара, при которой из одного литра жидкости получается 145 л газа; б) удельными весом его паров, в 5,5 раза более тяжелых, чем воздух, что делает такие пары прекрасным изолирующим и одновременно не поддерживающим горение средством; в) способностью охлаждать обливаемые им горящие предметы (впрочем, в 10 раз меньшей, чем вода); г) способностью уже при десятипроцентном содержании в воздухе не поддерживать в последнем горения; д) неэлектропроводностью; е) безвредностью для обрабатываемых им предметов; ж) легкостью хранения в медных или железных луженых сосудах и отсутствием внутреннего давления; з) возможностью применения его в холодное время года ввиду низкой точки замерзания четыреххлористого углерода»^*.

Казалось бы, лучшего средства для использования в огнетушителях, и придумать невозможно. Его и использовали во всем мире со времен первой мировой войны при тушении пожаров «в помещении с электротехническими установками и самих этих установок, автомобильного транспорта всех видов, аэропланов и гаражей»^**. Про тушение танков автор книги не упоминает – надо полагать, потому, что в этой области мировой опыт накоплен был к той поре еще незначительный.

Но не случайно чуть выше я сказал, что это средство «почти идеальное»: в том же старом пособии для пожарников названа и отрицательная особенность четыреххлористого углерода – одна, зато, похоже, перекрывающая все восемь достоинств, перечисленные автором. Речь идет о способности этого химического вещества «под воздействием температуры свыше 250°С разлагаться в присутствии паров воды на соляную кислоту и ядовитый газ фосген», причем «это разложение происходит особенно интенсивно, если фосген в условиях пожара попадает на раскаленные металлы»^***. Для нас сейчас неважно, как учитывается эта особенность огнегасительного вещества при его применении в автомобиле или в каком-нибудь насквозь продуваемом встречным ветром «фармане». Там все-таки совсем другие условия. Но представьте, что нужно ликвидировать начинающийся пожар в тесной и наглухо закрытой броневой коробке танка. Конечно, армейские пожарники об этом подумали и записали в инструкции, что члены экипажа, приступая к тушению пожара, должны надеть противогазы. Но и того мало: брызги тетрахлористого углерода (физически он представляет собой тяжелую бесцветную жидкость), попадая на кожу рук танкиста, орудующего ручным огнетушителем, вызывали тяжелые химические ожоги. Чтобы этого не случилось, танкисту предписывалось перед применением огнетушителя еще и окунуть руки в ведерко с дегтем. Насколько реально соблюсти такие меры безопасности в боевой обстановке, судите сами.

По-видимому, в предвоенные годы опасность, заключенная в несовершенстве средств пожаротушения, не была замечена и по-настоящему оценена ни конструкторами танков, ни создателями танковых огнетушителей: она оказалась на стыке ведомственных интересов. Проблема встала, как говорится, в полный рост, когда технически совершенные советские танки стали гореть, как свечи, при не столь уж значительных повреждениям двигателя. С этим что-то срочно надо было делать. И руководство бронетанковыми силами Красной Армии обратилось через Моссовет к научной общественности Москвы. Понятно, что собраний ученых при этом не проводили и в бюрократическую переписку не вступали – враг приближался к Москве, требовались немедленные действия. В Моссовете на поиски подходов тоже времени не тратили: обратились напрямую к главному тогдашнему авторитету в области химии – академику Николаю Дмитриевичу Зелинскому. (В то время ученому шел уже 81 год, но интеллект его был в лучшем рабочем состоянии: достаточно сказать, что три свои Сталинские премии академик Зелинский получил в военные и первые послевоенные годы).

Знаменитый химик быстро оценил ситуацию и предложил принцип решения задачи, но для доведения научной идеи до практического применения требовалась интенсивная исследовательская и конструкторская работа. Чтобы сделать ее в короткий срок, по рекомендации того же Н. Д. Зелинского была создана бригада из химиков и теплотехников. Одним из членов этой бригады стал инженер К. В. Худенский – отец автора этих строк. Именно это обстоятельство я имел в виду, когда сказал, что эпизод военной истории, которому посвящен мой рассказ, по случайности краешком коснулся моей судьбы.

Итак, по рекомендации академика Н. Д. Зелинского была создана бригада из химиков и теплотехников для создания танкового огнетушителя, который можно было бы применять в боевых условиях, не рискуя здоровьем и жизнью членов экипажа. Такая бригада была создана незамедлительно при московском заводе № 37, выпускавшем легкие танки Т-40. Сведения о ее списочном составе и подробностях ее работы не сохранились, но документально подтверждается, что безопасный для экипажа огнетушитель с сухим химическим реагентом был создан в кратчайшие сроки и получил название «Пионер». Однако еще предстояло столь же быстро адаптировать конструкцию «Пионера» к условиям производства и наладить массовый выпуск огнетушителей для фронта. Сделать это на московском заводе № 37 уже было невозможно: немцы стояли у ворот столицы, завод готовился к эвакуации. Новым местом его дислокации назначен был Свердловск.

Вместе с заводом должен был уехать К. В. Худенский, чтобы продолжить подготовку к производству двигателя Х-1. Но поскольку он участвовал в разработке огнетушителя «Пионер», то ему же и еще одному его коллеге-инженеру решено было дополнительно поручить и завершение работ, связанных с выпуском огнетушителей. Однако мотор, находившийся в стадии испытаний, мог и подождать, а вот огнетушители требовались фронту немедленно, поэтому двух инженеров, готовивших их производство, командировали на Урал, не дожидаясь отправки завода.

Этот сюжет отразился в любопытном документе, сохранившемся в личном архиве К. В. Худенского:

Второй интересный момент – адресат, на имя которого составлено письмо. Иван Лукич Митраков (1905–1995) – фигура на Урале практически забытая; во всяком случае, его имя не на слуху, не упоминается оно и в энциклопедии «Екатеринбург». Между тем уже сам его послужной список заставляет предположить, что это был человек неординарный.

Начинал он свой трудовой путь сельским избачом в тютчевском селе Овстуг в Брянской области, но года не прошло, как его назначили заведующим волостным отделом народного образования. Еще через год призвали в армию – с декабря 1927 по декабрь 1928 г. служил в дивизии особого назначения войск ОГПУ в Москве. Следующие четыре года работал на каких-то неожиданных, никак не сочетаемых должностях в разных местах страны: то обдирщиком на Дятьковском хрустальном заводе, то заведующим агитмассовым отделом в Людиновском райкоме партии, то в Томске, то в Смоленске. Однако в 1932 г. Иван Лукич поступил в Московский горный институт и, едва его окончив (в июле 1937 г.), был назначен (с сентября того же года) директором Свердловского горного института. ВУЗ он возглавлял лишь три семестра – до конца 1938 г., после чего был переведен на советскую работу. Но в обкоме Митраков проработал совсем недолго: в январе 1939-го его назначили заведующим промышленно-транспортным отделом, а уже в феврале он стал председателем Свердловского облисполкома. В этой должности его и застали московские инженеры Б. М. Выгодский и К. В. Худенский, приехавшие с письмом, за которым стоял В. П. Пронин.

Советским руководителем Свердловской области И. Л. Митраков проработал три с половиной года: довольно долгий срок в контексте его калейдоскопической биографии. Но в июне 1942 года опять поменял место работы: на этот раз отбыл в Москву – его назначили народным комиссаром промышленности строительных материалов РСФСР. Полгода спустя он стал заместителем председателя Госплана СССР и на этой должности пробыл уже до марта 1946 года. Потом три года поработал заместителем министра промышленности строительных материалов СССР, после чего начался, возможно, самый любопытный период его жизни: И. Л. Митраков был назначен заместителем министра внутренних дел СССР. Год спустя в том же статусе замминистра Иван Лукич уезжает в Магадан, где ему поручено возглавить Дальстрой. В сентябре 1953 – феврале 1956 гг. Митраков совмещает руководство Дальстроем с должностью начальника управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей МВД СССР. Потом возвращается в Москву и работает на разных руководящих должностях в Комитете по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. В декабре 1969 года его бурный и весьма замысловатый трудовой путь завершается: И. Л. Митраков становится персональным пенсионером союзного значения.

Я изложил эти сведения, собранные учеными Института истории и археологии УрО РАН^*, не только потому, что они сами по себе любопытны, но и потому еще, что они, возможно, в какой-то мере позволяют догадываться, почему В. П. Пронин, отсылая инженеров Б. М. Выгодского и К. В. Худенского с их огнетушителем на Урал, адресуется не к всемогущим партийным органам, как это чаще всего в ту пору делалось, а к И. Л. Митракову – можно предположить, что не столько даже как к должностному лицу, сколько как к человеку «особых возможностей». И эта частность, в свою очередь, подчеркивает, что «морально-политическое единство советского народа» обеспечивалось во время войны не только партией, но и ее не афишируемым «тылом». И если для выполнения срочного оборонного заказа пришлось прибегнуть к помощи этого могущественного ведомства, то, значит, ему действительно придавалось большое значение.

И. Л. Митраков оправдал ожидания: он оказался человеком быстрых и точных решений. Он привлек на помощь москвичам трест «Уралэнергоремонт» НКВД СССР (косвенное подтверждение высказанной выше догадки). С его помощью была определена и производственная база для организации выпуска огнетушителей – завод № 50 им. Свердлова (на территории которого находилось и «кладбище» подбитых танков, на которых можно было проводить испытания прибора), а также СНИТИ и УТМЗ.

Особую роль в решении поставленной задачи сыграло Свердловское добровольное пожарное общество (СДПО), находившееся на улице К. Либкнехта, – оно располагало небольшим испытательным полигоном и научной лабораторией.

В качестве консультанта в состав бригады был введен Петр Григорьевич Конторович (1905–1968) – заведующий кафедрой математики Уральского государственного университета им. А. М. Горького, впоследствии очень известный и уважаемый в профессиональных кругах алгебраист, основоположник научной школы, а тогда, в 1941 г., только что защитивший докторскую диссертацию и еще не успевший получить ученое звание профессора.

Такая сильная научно-техническая база позволила решить задачу в кратчайшие сроки. В 1942–1943 гг. сухими химическими огнетушителями «Пионер» и созданным несколько позднее тем же коллективом малогабаритным густопенным «Салютом» оснащался каждый танк, бронеавтомобиль, трактор и вездеход, выпускавшийся по заказу ГАБТУ (Главного автобронетанкового управления) НКО СССР. Боевые потери в автобронетанковых войсках были резко снижены, более эффективно сохраненная от полного выгорания техника могла успешно ремонтироваться даже на поле боя (в передвижных авторемонтных мастерских – ПАРМах), а тем более на автотанкоремонтных заводах тыла. Разумеется, огнетушители спасали не только технику, но и солдатские жизни – многие тысячи солдатских жизней.

В честь победы над немецко-фашистской Германией по приказу Верховного Главнокомандующего 9 мая 1945 года Москва салютовала тридцатью залпами из тысячи орудий. Салют Победы приблизили простые в обращении и надёжные огнетушители «Пионер» и «Салют».