Святой Бенедикт Человек Божий

Одним из наиболее удручающих аспектов этой борьбы было отсутствие в обоих лагерях нравственной возвышенности, в особенности на стороне римлян. Византийская армия была сформирована из наемников, по большей части варваров, которые не были движимы никаким патриотизмом. Часто случалось так, что, не получая от администрации своего жалования, они компенсировали это своими собственными силами, либо даже предлагали свои услуги врагу. Измена и предательство не были редкостью.

Со своей стороны готы всего только защищали недавно завоеванную страну, в которой у них не было никаких корней. Мы только что видели их жестокости. Однако справедливости ради следует отметить реальное стремление к гуманности у Тотилы, доказательством которого были его действия при взятии Неаполя. Часто крайне грубый, этот варвар, тем не менее, обладал некоторым чувством справедливости и чем-то вроде «страха Божия», как говорит святой Бенедикт. В нравственном и в военном отношении византийские вожди часто стоили много меньше его. Почти одинокая фигура в стане римлян, Велизарий является нам как крупная личность, как человек чести и большой военачальник.

Религия без Христа

Римляне или готы, католики или ариане, солдаты эти, убивающие друг друга, — почти все христиане. Не претендуя судить об их христианстве, которое мы мало знаем, мы можем, по крайней мере, вопросить по этому поводу единственного свидетеля, который говорит нам о них: историка Прокопия. Судя по этому образцу, некое религиозное чувство существовало и в той, и в другой армии, но Христос и Евангелие Его там отсутствовали. Бог, о котором Прокопий иногда — но редко — говорит, был для них арбитром в борьбе. Он карает несправедливость поражением. Хорошо понимаемый враждующими сторонами интерес состоял в том, чтобы не очень раздражать Его слишком явными нарушениями права.

Молились ли они этому армейскому Богу? Практически никогда не идет речь о религиозных актах. Зато Прокопий тысячу раз упоминает о предсказаниях, счастливых или несчастных, к которым тревожно прислушиваются перед битвами. И очень часто — гораздо чаще, чем имя Божие, — возникает под пером нашего историка слово «Судьба». Судьба эта есть неодолимая фатальность, против которой бесполезно людям лезть из кожи вон. Случайности борьбы, часто приводящие к результату, который противоположен искомому, объясняются этой невидимой, но не невидящей силой, ведущей игру и отождествляющейся с волей Божией.

Бенедикт не будет Северином

Это верование в судьбу принадлежит старому римско-католическому язычеству, едва-едва испытавшему влияние Библии. Религия воинов, рискующих своей жизнью в каждой баталии. Что до христианской идеи, то понапрасну бы искали мы ее следы. В нескольких случаях появляется человек Церкви, епископ или дьякон, облеченный какой-либо дипломатической или гуманитарной миссией. Но монахи, которых в эти времена было так много, не появляются ни единого раза. Между воинами земных владык и воинами «Господа Иисуса Христа, подлинного Царя», как называет Его Бенедикт, по-видимому, пролегает глубокая пропасть. И Бенедиктов Устав не в большей степени содержит в себе какое бы то ни было упоминание о политике и о событиях, а «Готская война» Прокопия ни словом не говорит о монастырях и живущих в них святых. Два мира взаимно игнорируют друг друга.

Чтобы заставить из общаться между собой, нужен был такой пророк, как монах Северин, оставивший глубокий след в предыдущем веке в отношениях между римлянами и варварами в самом тревожном в то время районе, каким был Норик (сегодняшняя Австрия). Охваченный одиночеством, самоистязанием, молитвой, этот святой, тем не менее, заливал лучами сияния свое несчастное римское население, которое он защищал материально и морально, как и захватчиков, которым он внушал глубокое уважение. Этот основатель монастырской общины, переселившейся в Неаполь после его смерти и забравшей с собой его мощи, служил большим утешением для христианского народа и смягчал для него тяготы оккупации.

Монах и основатель монастырей, как и Северин, Бенедикт мог бы играть аналогичную роль в общественной жизни современной ему Италии. Но этого не произошло. Несмотря на несколько встреч с готами — он освободил крестьянина, над которым издевался Цалла, — жизнь его проходила вне политического времени, вдалеке от истории. Гораздо более сложная, чем ситуация в Норике, ситуация в Италии, быть может, не поддавалась такому пророческому деянию, которое в свое время предпринимал Северин. И, кроме того, харизма Бенедикта была не харизмой пророка, день за днем возвещающего волю Божию, а харизмой воспитателя, подготавливающего будущее. Бенедикт трудился для своих будущих братьев — как варваров, так и римлян, не только в самой Италии, но далеко за пределами этой разрушенной страны, живя и создавая свой Устав.

Около 550 года страна, изнемогшая от пятнадцатилетней войны, казалось, была потеряна для византийцев. Не считая нескольких крепостей, которые они сохранили за собой на побережье, вся остальная Италия была в руках Тотилы и его союзников — франков. Однако фортуна снова сменила лагерь. Решив, наконец, заплатить настоящую цену, император Юстиниан начал готовиться к окончательному отвоеванию потерянного. Оно было делом огромной армии, которой командовал армянин Нарзес. Сначала флот готов был уничтожен византийским флотом на рейде Анконы (551 год). Затем, готская армия подверглась той же судьбе в битве при Тагине, где Тотила был убит (552 год). Когда последние когорты варваров, укрывшиеся в Куме, капитулировали, и нашествие франков было отбито (553 г.), весь полуостров был возвращен Римской империи, от которой он был отрезан — фактически, если не юридически — в течение трех четвертей века.

Это завершение борьбы было менее счастливым, чем казалось. На самом деле «римляне», снова получившие власть, были не из Рима, а из Константинополя. Для итальянцев эти греки были не в меньшей степени чужаками, чем только что ушедшие готы. Их давящая налоговая система тяжко нависала над опустошенной страной. Даже в плане религиозном горизонт не был безоблачным. Если арианство исчезло вместе с готами, то другие догматические проблемы возникли с приходом Востока. Плохо принятые епархиями Северной Италии, декреты Константинопольского собора (553 г.), касавшиеся веры во Христа, привели к схизме, которая продолжалась затем в течение многих поколений.

Прекрасная эпоха

И все же не будем столь мрачны. Империя, в лоно которой вернулась Италия, не страдала нехваткой материальных и культурных ресурсов. Во многих отношениях долгое царствование Юстиниана (с 527 по 565 год) было великим царствованием. Такое строение, как кафедральный собор Святой Софии Константинопольской, — свидетельство тому. Мы еще и сегодня любуемся им. В не столь больших масштабах и Санто-Виталио в Равенне, с его изумительной мозаикой, позволяет нам понять, что тогдашняя Италия получила от своих восточных владык.

И в другой области, более затрагивавшей лично императора, мы видим осуществление великого творения. Автор множества гражданских и религиозных законов, Юстиниан собрал также в единый «Кодекс» основную часть предшествовавшего законодательства. Несколько ранее, в самом Риме, монах Дионисий Малый совершил подобный же труд касательно решений соборов. Эти гражданские и церковные параллели помогают нам понять произведение святого Бенедикта, которого они иногда вдохновляли. Он также свел в нечто вроде кодекса лучшие из монастырских традиций.

Новая катастрофа: нашествие ломбардов

Однако сразу после смерти Юстиниана на Италию обрушились новые ужасные испытания. В 567 году германские варвары-ломбарды вступают на землю полуострова, по которой они продолжают продвигаться до конца века, и еще далее. Сталкиваясь с императорской армией, пядь за пядью защищавшей итальянскую землю, они двигались очень медленно, принося опустошения еще более тяжкие, чем при войне с готами. Добавляя эти разрушительные результаты к медленной деградации, уже давно подтачивавшей итальянские города, ломбардское нашествие нанесло последний удар большому количеству епархий, которые таким образом прекратили свое существование.

Несмотря на то, что эта новая катастрофа произошла после смерти святого Бенедикта, она имеет значение для истории нашего святого по двум причинам. Во-первых, потому, что она повлекла за собой разрушение монастыря, который основал Бенедикт и где покоилось его тело: Монте-Кассино. Однажды, в минуту пророческого озарения, Бенедикт предсказал эту драму и плакал над разрушением своего творения.

Осада Рима

Другая причина, по которой необходимо говорить здесь о ломбардах, заключается в том, что биограф Бенедикта, святой Григорий, написал свои Диалоги в городе, осажденном этими варварами. Это было в конце 593 года, то есть в начале года административного, который начинался, как в наши дни учебный год в школах, в сентябре месяце. Выйдя из Павии, своей столицы, король Агилюльф направился к Риму и окружил город со всех сторон. С высоты укреплений осажденные наблюдали печальные сцены: римляне, жившие в окрестностях, были убиты или уведены в плен. Объятый ужасом епископ должен был непосредственно заботиться о защите своей паствы, которую с большим трудом осуществлял византийский гарнизон.

Между тем осада приносила не только эти устрашающие заботы. Прервав возможность связи, она прекратила один из основных видов деятельности Римского епископа: отвечать на разнообразные просьбы, которые тогда, как и сейчас, стекались со всего христианского мира к наследнику святого Петра. В большом Регистре, где секретари Папы классифицировали его почту месяц за месяцем, мы находим значительную дыру в январе, феврале и марте 594 года: за весь этот первый триместр — ни одного письма!

Григорий Великий и его «Диалоги»

Ставший более свободным благодаря этому относительному безделью, Григорий предпринял дело, о котором он думал уже в течение многих месяцев: рассказать о чудесах, происшедших в Италии в течение нескольких поколений. Клирики из его окружения, в частности диакон Петр, подталкивали его изложить на бумаге поучительные факты, которые до сих пор были известны только из устного предания. Такие рассказы, которые приняли бы форму «диалогов» с Петром, принесли бы пользу всем, и автору, и читателям. Из них стало бы видно, как Господь, далеко не покинувший свой народ в несчастье, умножил Свои чудесные вмешательства в пользу святых. Ничто не могло поддержать несчастное население больше, чем ощущение этого присутствия и всемогущества Бога Живого, явственно внимательного и спасительного к Своим, как был Он во времена Моисея и Иисуса Навина, судей и пророков, Христа и апостолов.

В то же время Григорий знал, что рассказ об этих чудесах будет благодатным для душ, потому что он привлечет внимание к святым, которые были орудием и поводом для них. Недостаточно проповедовать Слово Божие. Надо представить живые примеры, и они произведут впечатление тем более, что они близки во времени и пространстве. Открыть для общества итальянских святых вчерашнего дня, часто почти неизвестных вне ближайшего окружения, это значит вызвать к жизни подражание им, поощрить молитву и усилие, дать новый импульс христианской жизни.

Святой Бенедикт среди себе подобных

Однако большинство людей Божиих, которые должны были выйти на сцену, совершили очень небольшое количество чудес, а иногда и всего только одно. Григорий, знавший около пятидесяти таких персонажей, собрал их истории в Книгах I и III своих «Диалогов». Между двумя группами этих менее значительных фигур он поместил целую Книгу — вторую — посвященную одному святому, который в его глазах пользовался ни с чем не сравнимым авторитетом и относительно которого он располагал многочисленной документацией: Бенедикт, родившийся в Нурсии, монах в Субиако, аббат в Монте-Кассино, умерший около сорока лет назад.

Святым становятся не для того, чтобы быть канонизированным, а для того, чтобы быть угодным Богу. Однако Бенедикту, если можно так выразиться, повезло быть взятым в качестве героя полной биографии одним из лучших писателей своего времени и одним из величайших Пап — из всех, кого когда-либо знала Католическая Церковь (это ему мы обязаны, в частности, обращением Англии). Представим себе, что Иоанн Павел II между двумя поездками найдет время написать житие какого-либо святого — Максимилиана Кольба, например, который был его соотечественником и умер пятьдесят лет назад. Предположим, что наш Папа вложит туда весь свой талант и преуспеет в намерении дать этому монаху-мученику образ одновременно исторически правдивый и духовно выразительный, в котором современный христианский народ признает свой идеал, снова переживет свою коллективную трагедию, ощутит дуновение благодати Божией. Таков был «шанс» святого Бенедикта.

Документация «Диалогов»

Единственный источник, дающий нам возможность узнать о жизни Бенедикта, Вторая Книга «Диалогов», опирается на серьезную информацию: свидетельство четырех аббатов, которых Григорий цитирует в самом начале своего труда. Двое из них, Константин и Симплиций, были наследниками Бенедикта в Монте-Кассино.

Другой, Валентиниан, бывший монах того же монастыря, долго был настоятелем римской общины, находившейся недалеко от Латерана, резиденции Пап. Что до последнего, Гонората, то он был еще жив и руководил монахами в Субиако.

Как читать «Житие Бенедикта»

Дополненная двумя другими свидетелями, эта группа повествователей предоставила в распоряжение автора огромный материал, который он расположил по-своему и снабдил размышлениями духовного характера, часто превосходными. Но чтобы читать это Житие с пользой для себя, не надо искать в нем то, чего наши вкусы современных людей заставляют нас инстинктивно желать: индивидуального портрета, который обрисовывал бы нам оригинальную личность и особенную судьбу. То, что интересует Григория и его современников, — это не особое, не похожее на других лицо человека Бенедикта, а напротив — общие для многих черты, которые делают его святым обыкновенным, так сказать, святым расхожей модели, во всех смыслах подобным великим Божьим людям Библии.

Одной из наиболее ярких черт этой фигуры библейского типа является дар совершать чудеса. Для нас, людей XX века, привыкших к современной науке, заставляющей нас исключать любое нарушение «законов» природы, это представляет собой факт проблематичный. Однако наши отцы по вере охотно верили этим экстраординарным случаям, в которых проявлялось всемогущество Бога невидимого, находясь при этом в духе Писания и Евангелий. Как и все «Диалоги» в целом, «Житие Бенедикта» на каждой странице рассказывает о каком-либо чуде, и, пробегая эту коллекцию удивительных событий, мы открываем для себя духовный путь святого.

Ради исторического экуменизма

Прочтение «Жития Бенедикта», как мы будем делать это, означает не только ознакомление с непревзойденным персонажем, образцом святости для всех времен, но и ознакомление с ушедшей эпохой истории Церкви, с далекой от нас и не похожей на нашу эпохой христианства. Мы можем найти для себя в этом чтении огромное богатство, если будем с уважением и симпатией слушать этот голос прошлого, который иногда заставляет нас теряться, но который, тем не менее, — мы знаем это — остается голосом Христа и Духа Его, говорящего с нами сквозь исчезнувшее человечество.

Откровение Божие — безгранично. Проходящее сквозь время, оно воспринимается каждым поколением собственным, особым, оригинальным образом, со своими пиками и впадинами, акцентами и умолчаниями, варьирующимися от века к веку. Так же, как сегодняшний экуменизм делает нас внимательными к подлинно христианским ценностям, которые культивируют наши разделенные с нами братья, так и мы приступаем к Житию святого Бенедикта, столь отдаленному от нас по времени, в духе исторического экуменизма, чтобы открыть в нем — для собственного нашего, современных христиан, наставления — этот тип отделенных братьев, которые для нас — Отцы.



История одного святого

1

ПРИЗВАНИЕ

Провинциальный студент в столице

В сотне километров на северо-восток от Рима, у подножия гор, отделяющих долину Тибра от берегов Адриатики, старинный город Нурсия (в наши дни — Норсия) давал свое имя маленькой провинции, которая сама по себе входила в Валерию.

В этом округе около 480—490 года родился мальчик, названный Бенедиктусом («Благословенным»), нашим языком превращенным в «Бенуа». Родители его принадлежали к среднему классу, скорее зажиточному. Единственное, что от них известно, это что, кроме сына, у них была еще и дочь, Схоластика, которую они в уже совсем раннем возрасте посвятили Богу.

Семья, таким образом, была глубоко христианской. Но, предназначив дочь к девственности, они дали сыну светское образование. Они послали его учиться в Рим. Это время, конец V века, отмечено возрождением латинской школы под эгидой мудрого и открытого варвара, каким был король Теодорих. Столица привлекала студентов со всей Италии. Следуя циклам классического образования, они готовились к карьере чиновников, получившей новую привлекательность в относительно благоденствовавшем и хорошо управлявшемся королевстве готского властителя.

Монах в поисках одеяния

Следовательно, если Бенедикт вскоре оставил учение, как узнаем мы от его биографа, произошло это не из недостаточного интереса и не из нехватки перспектив трудоустройства, а по причинам чисто религиозным. Нравственная распущенность его товарищей беспокоила его. Риск впасть в те же пороки казался ему более серьезным, чем польза учения. «Мир», открытой дверью в которой оно было, — не будет ли он, наподобие учения, школой дурного поведения и падения? Религиозное воспитание, полученное в семье, победило в этом отроке человеческие надежды, которые она на него возлагала. «Желая быть угодным одному Богу, — пишет Григорий, — он решил все бросить и сделаться монахом».

В противоположность широко распространенной пословице, одежда делает монаха. Не то что ее достаточно, но она необходима. Религиозный человек, собирающийся посвятить себя служению Богу, нуждается в этом символе освобождения, отмечающем его в глазах всех и ему самому напоминающем его посвящение. Именно поэтому мы видим святого Бенедикта в первые дни его призвания «ищущим одеяние для монашеской жизни». Где его найти? Кто ему даст его? Речь ведь идет не просто о том, чтобы одеться в костюм, отличающий от других, но чтобы вместе с ним получить все, о чем он говорит: иноческую жизнь — такую, какой она была установлена, проверена на опыте, практиковалась поколениями монахов и как она проводится теперь представителями этой традиции.

2

ГОДЫ ЖИЗНИ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Новоначальный, совершающий чудеса

Свидетелей монастырской жизни Бенедикт мог найти прямо на месте. Вот уже больше ста лет в Риме существовали монастыри, и в течение уже многих десятилетий какой-то из них, основанный неким Папой, обслуживал одну из базилик города. И в Нурсии также не было недостатка в монахах. Но молодой человек не собирался ни оставаться в Риме, ни возвращаться в свои родные места. Он хотел разрыва, гораздо более полного. И он отправился на восток, пересек Римскую Кампанию, добрался до Тибора (Тиволи) и затем поднялся вверх по течению Анио, притока Тибра, в горный район, где он рассчитывал встретить монахов. Немного южнее Анио он остановился в деревне под названием Эффида (сегодня — Аффила).

Этот переход приблизительно в восемьдесят километров должен был занять у него около недели, ибо его сопровождала служанка, бывшая его кормилица, которую его родители поселили при нем в Риме, чтобы она была ему как бы второй матерью. В то время, как он бродил вокруг Эффиды в первых своих поисках монастырей, произошел поразительный случай, значительно ускоривший его планы: он совершил чудо. Его служанка по неосторожности разбила чужую вещь. Увидев ее огорчение, он начал молиться, и вещь восстановилась. Слухи об этом быстро распространились в округе. И вот он — с репутацией святого, человека Божия, чудодея. Не в силах выносить эту нарождающуюся славу, он бежал, ничего не сказав своей служанке, и скрылся в Субиако.

Харизма веры и молитвы

Прежде чем последовать за этим новым исходом, надо на мгновение задуматься о значении этого первого чуда. Прежде всего, оно напоминает чудо, совершенное Христом в Кане. Иисус начал здесь Свои чудесные знамения, и Он сделал это по просьбе Своей матери, которую готовился покинуть, чтобы вести жизнь бродячего проповедника. Таким же образом Бенедикт открывает в Эффиде длинную серию своих чудес, и делает он это из сострадания к женщине, которая была немного его матерью, в момент прощания с ней. Как это часто происходит в жизни святых, поведение ученика отражает действия Учителя.

Однако Иисус превратил воду в вино одной только божественной силой, тогда как Бенедикт обретает восстановление разбитой вещи с помощью молитвы. Так впервые проявляется харизматический дар, которым он будет потом очень часто пользоваться, чтобы обрести прямое и исключительное вмешательство Бога. Дар этот — дар веры, веры, которая сдвигает горы. И эта редкостная вера проявляет свою таинственную власть в молитве. Бенедикт всю свою жизнь будет человеком молитвы.

Бегство в Субиако

А пока что его здравый смысл и жажда Бога заставляют его понять, что эта особая власть, которая только что проявилась, ставит под угрозу одну из основных христианских добродетелей: смирение. Он пришел в эти горы не для того, чтобы угождать людям, но чтобы угождать Богу. Убегая человеческой славы, он идет на север, и в восьми километрах от Эффиды находит то, что он искал: место, где можно спрятаться; монаха, который может дать ему одежду и помочь ему.

Место это называется Сублакус (по-итальянски — Субиако) — имя, которое напоминает об огромном искусственном озере, созданном знаменитым императором Нероном четырьмя с половиной веками раньше, строительством плотины на реке Анио. Императорская вилла раскинула свои роскошные строения на берегу озера, но выше, на обрывистых стенах узкой долины, были дикие места, которые так любят монахи. Бенедикту посчастливилось встретиться с одним из них, по имени Романус (Римлянин), который вошел в его положение, дал ему одеяние и поселил в гроте, невдалеке от своего собственного монастыря.

Отшельник, которому помогает монастырь

В наши дни встроенный в трехэтажную церковь, этот грот Санто-Спеко был обращен отверстием своим на юг, так что у ног расстилалось узкое длинное озеро, а напротив убегал вверх склон другого берега. Над пещерой, прямо на ровной земле, был построен маленький монастырь, где жили несколько монахов вместе со своим аббатом по имени Адеодат. Романус принадлежал к этой общине. Прежде чем устроить юношу в гроте совсем рядом с монастырем, Романус должен был испросить разрешения своего аббата. Если он этого не сделал, так только потому, что Бенедикт желал абсолютной тайны, чтобы совершенно порвать со славой чудотворца и полностью исчезнуть из глаз людей. Уважая это стремление к безмолвию, Романус и привел Бенедикта в грот, не сказав об этом никому ни слова. Целых три года Бенедикт оставался там, никем не замеченный, даже общиной, обитавшей в монастыре, который нависал на его обителью в нескольких десятках метров над ним.

Что до проблемы питания, то она была разрешена самым простым способом. Как большинство монахов, Бенедикт удовлетворялся небольшим количеством хлеба. Романус, со своей стороны, был готов пожертвовать ему часть своего ежедневного рациона. Поскольку невозможно было спускаться в грот прямо из монастыря, он спускал Бенедикту хлеб на веревке. Они договорились о днях, когда манна будет падать с неба на юного затворника, и колокольчик, привязанный к концу веревки, будет тихонько извещать его о ее появлении.

Эта договоренность вызвала вмешательство дьявола — первое, о котором мы услышим в этом рассказе. Однажды камень, брошенный в колокольчик, разбил его. Как бывает часто в Житиях святых монахов, — это заставляет вспомнить о святом Антонии, — явился Сатана со своими враждебными действиями. Мы встретим того же типа неприятности в начале деятельности Бенедикта на Монте-Кассино.