Т.Токомбаева Аалы Токомбаев
Именно учеником Слова Аалы Токомбаев помогал стать и мне.
Он учил меня
различать в многоголосье мира неповторимые ноты вещей, их дыхание, так сказать, их
текучесть – или степень кристаллизации, холод – или тепло… Он считал, что именно
«дыхание» предмета, его
внутренний ритм, связь с окружающим миром могут быть
названы звуком; а слышимость этого дыхания – голосом. Нет в природе мёртвых
вещей, учил он, а есть глухота воспринимающего и осознающего мир. Он говорил, что
человек в суете своей не успевает вслушиваться даже в свой постоянный
непрекращающийся ритм, который и является признаком жизни: ритм, выраженный в
пульсе, ударах сердца, приливах и отливах чувств и мыслей; ритм, связанный с ритмом
земли и вселенной. И задача поэта – сделать этот ритм осознанным и явственным для
каждого человека, чтобы дать ему умение слиться
с многомерной музыкой жизни,
дыханием вселенной, самой вечностью…
… Я – подмастерье твой, я – ученик,
Хотел бы стать твоей лишь только частью,
Чтоб в смертный час моим признаньем –
«счастлив» –
Лёг «жакшымын» привычно на язык…
Аалы Токомбаев говорил, что единственный способ «выздороветь» от
учащающейся хаотичности и нервозности общества, порождающего смертельные для
тела и души болезни, – это научиться утраченному человечеством искусству покоя.
Возрождение этого искусства, считал он, целиком на совести поэтов. Так же, как и
борьба с Ложью, застилающей истинную суть вещей…
Как мне жаль сегодня, что тогда, во время наших неспешных вечерних бесед за
чашкой чая, я не вела ученических конспектов! Но
слова мудрого, поистине народного
поэта так легко ложились в память, так горячо откликалась на них душа, что казалось
тогда – это
знание уже было во мне, Аалы Токомбаевич только помог мне к нему
прикоснуться внутренним взором… Это мой бесконечный полёт, оставшийся во мне
навсегда. Я не устаю благодарить за это своего Учителя.
А «Старый беркут»…В русском варианте Беркут так и не сказал Смерти своих
вещих слов – иначе каждому читателю в отдельности надо было бы обеспечить мои
«университеты». Мы вместе с автором «Беркута» нашли более понятный для русского
читателя эквивалент слияния с вечностью: после вызова Беркутом самой Смерти – в
любом,
выбранном ею, обличье – на равный бой: «… молчание было ответом. В ущелье
шумела вода. А Беркут к высокому свету, ликуя, летел навсегда. В победном
торжественном кличе была его радость светла. Не знал он, что Смерть-то обличье его
самого приняла… Как будто шутя с облаками, обрызганный кровью зари, он падал на
острые камни, а думал ещё, что парит…».
«Momento mori!» –
говорили древние.
Проживая жизнь своих героев, Аалы
Токомбаев вновь и вновь умирал с ними, чтобы воскреснуть и остаться навсегда – в
человеческой памяти, языке, генах нации…Это не угасающий Горький, а он сам
«…вновь позабыв о докторском запрете, мундштук свой взял хозяин со стола, и
подошёл к горящему камину, и засмотрелся, угли вороша…». Это – его собственные
мысли наедине с огнём, пляшущем на поверженном в угли времени: «Нет,
жизнь
прошла не даром и не мимо – былым огнём пылает вся душа! Да, лишь теперь я понял
смерть Сократа: изгнанья лучше – яд, и во сто крат!.. Но вот сумел же эту каплю яда
потомкам в генах передать Сократ!..».
Очень интересно в творчестве А.Токомбаева переплетаются тема Родины с
темой изгнания. Он не оставляет Сократу выбора: только смерть, ведь жизнь – пусть и
на той же самой земле, но среди чуждых по духу и идейной устремлённости людей, –
64