Теории мирового развития и антитеррористическое право. Логика сопрягаемости

2. Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. – М.: Юрид. лит., 1966. – 187 с.

3. Алексидзе Л.А. Место и роль императивных норм в системе международного права // Probleme des Volkerrechts, 1985. – P. 34–46.

4. Американская социологическая мысль: [Тексты; Перевод] / Р. Мертон, Дж. Мид, Т. Парсонс, А. Шюц. – М.: Междунар. ун-т бизнеса и упр., 1996. – 560 с.

5. Антипенко В.Ф. Борьба с современным терроризмом. Международно-правовые подходы. – К.: Юнона-М, 2002. – 723 с.

6. Антипенко В.Ф. Ефективність міжнародно-правових положень у боротьбі з тероризмом // Актуал. пробл. міжнар. відносин. – К., 1999. – Вип. 12, ч. 4. – С. 30–51.

7. Антипенко В.Ф. Поняття тероризму (кримінально-правове визначення) // Право України. – 1999. – № 2. – С. 92–95.

8. Антипенко В.Ф. Современный терроризм: состояние и возможности его упреждения: (Криминол. исслед.) / НАН Украины. Ин-т государства и права им. В.М. Корецкого. – К.: НБУВ, 1998. – 190 с.

9. Антипенко В.Ф. Тероризм: кримінологічна та кримінально-правова характеристика / НАН України. Ін-т держави і права ім. В.М. Корецького. – К.: НБУВ, 1999. – 61 с.

10. Барчет В., Робек Д. Солдаты на продажу. – М.: Прогресс, 1979. – 287 с.

11. Бассиони Ш. Борьба с международным терроризмом: некоторые предложения // Междунар. обзор уголов. политики. – 1987. – № 37. – С. 102–110.

12. Беглова Н.С. Терроризм: поиск решения проблемы // США: Экономика. Политика. Идеология. – 1991. – № 1. – С. 36–45.

13. Блищенко И.П. Прецеденты в международном праве. – М.: Междунар. отношения, 1977. – 224 с.

14. Блищенко И.П., Жданов Н.В. Наемничество – международное преступление // Совет. ежегодник междунар. права, 1979. – М., 1980. – С. 146–161.

15. Блищенко И.П., Жданов Н.В. Сотрудничество государств в борьбе против террористических актов международного характера // Совет. государство и право. – 1981. – № 8. – С. 109–114.

16. Блищенко И.П., Солнцева М.М. Мировая политика и международное право. – М.: Междунар. отношения, 1991. – 160 с.

17. Блищенко И.П., Фисенко И.В. Международный уголовный суд. – М.: Закон и право: ЮНИТИ, 1998. – 239 с.

18. Бобров Р.Л. Основные проблемы теории международного права. – М.: Междунар. отношения, 1968. – 272 с.

19. Бородин С.В., Ляхов Е.Г. Международное сотрудничество в борьбе с преступностью. – М.: Междунар. отношения, 1983. – 200 с.

20. Бояр-Сазонович Т.С. Проблема классификации современного терроризма / Гос. ком СССР по нар. образованию, Ин-т дружбы народов им. П. Лумумбы. – М., 1989. – 20 с.

21. Броунли Я. Международное право. В 2-х кн. Кн. 1. – М.: Прогресс, 1977. – 535 с.

22. Бюньон Фр. Справедливая война и агрессивная война // Моск. журнал. междунар. права = Moscow j. of intern. law. – М., 1998. – № 4. – С. 125–140.

23. Венская конвенция о праве международных договоров, 23 мая 1969 года // Действующее международное право (избранные документы): Учеб. пособие. – М., 2002. – С. 150–171.

24. Витюк В.В. Терроризм постперестроечной эпохи // Социс: Социол. исслед. – 1993. – № 7. – С. 42–50.

25. Витюк В.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и современность / АН СССР. Ин-т социол. исслед.; Отв. ред. Г.В. Осипов. – М.: Наука, 1987. – 318 [3] с.

26. Всеобщая декларация прав человека, 10 декабря 1948 года // Действующее международное право (избранные документы): Учеб. пособие. – М., 2002. – С. 776–787.

27. Гаджиев К.С. Введение в геополитику: Учеб. для вузов. – М.: Логос, 1998. – 416 с.

28. Галенская Л.Н. Международные преступления и международно-правовая ответственность // Изв. высш. учеб. заведений. Правоведение. – 1965. – № 1. – С. 168–170.

29. Галенская Л.Н. Основные направления сотрудничества государств по борьбе с преступностью (правовые проблемы): Автореф. дис. ...д-ра юрид. наук / ЛГУ им. А.А. Жданова. – Л., 1979. – 44 с.

30. Галенская Л.Н. Правовые проблемы сотрудничества государств в борьбе с преступностью. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. – 86 с.

31. Гассер Х.-П. Террористические акты, «терроризм» и международное гуманитарное право // Международный жернал Красного Креста 2002. Дискуссия по гуманитарным вопросам: право, политика, деятельность: Сб. ст. – М., 2003. – С. 235–268.

32. Глотова С.В. Международная борьба с терроризмом. Проблемы эффективности / Российский ежегодник международного права. Специальный выпуск. – СПб., 2003. – С. 231–249.

33. Гоббс Т. Левиафан. Избранные произведения. – М., 1964. – Т.2. – С. 152.

34. Горбунов Ю.С. К вопросу о классификации терроризма // Моск. журн. междунар. права = Moskow j. of intern. law. – 1993. – № 1. – С. 51–56.

35. Государственный департамент США. Примеры глобального терроризма, 1989 / М-во юстиции США. – Вашингтон, 1990. – 27 с.

36. Даниленко Г.М., Чарни Дж.И. Создание международного права и согласие государств // Вне конфронтации. Международное право в период холодной войны: Сб. ст. – М., 1996. – С. 35–72.

37. Даниленко Г.М. Обычай в современном международном праве. – М.: Наука, 1988. – 190 с.

38. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерки политики свободы. / Пер. с нем. – М.: РОССПЭН, 2002. – 228 с.

39. Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, 24 октября 1970 года // Действующее международное право (избранные документы): Учеб. пособие. – М., 2002. – С. 27–33.

40. Декларация принципов, регулирующих отношения между государствами – членами СВМДА, 14 сентября 1999 г. // Действующее международное право (избранные документы): Учеб. пособие. – М., 2002. – С. 37–42.

41. Дзлиев М. Международный терроризм как социально-политический феномен // Безопасность Евразии = Security & Eurasia: Жур. личной, нац. и коллектив. безопасности и высоких гуманитар. технологий. – 2002. – № 3. – С. 5–7.

42. Дипломатический словарь. В 3 т. Т. 2 / А.А. Громыко (гл. ред.) – М.: Госполитиздат, 1961. – 615 с.

43. Диспо Л. Машина террора // Терроризм в современном капиталистическом обществе: Реф. сб. – М., 1980. – Вып. 1. – С. 221–250.

44. Дмітрієв А.І., Муравйов В.І. Міжнародне публічне право: Навч. посіб. / Відп. ред. Ю.С. Шемшученко, Л.В. Губерський. – К.: Юрінком Інтер, 2000. – 640 с.

45. Доклад Комиссии международного права о работе ее сорок седьмой сессии 2 мая – 21 июня 1995 года / ГА. Офиц. отчеты. Пятидесятая сессия, Доп. № 10 (А / 50 / 10). ООН. – Нью-Йорк, 1995. – 270 с.

46. Доклад Комиссии международного права о работе ее сорок восьмой сессии 6 мая – 26 июля 1996 года / ГА. Офиц. отчеты. Пятьдесят первая сессия, Доп. № 10 (А / 51 / 10). ООН. – Нью-Йорк, 1996. – 345 с.

47. S/RES/ 1373 (2001).

48. Документ ООН А / 34 / 194, с. 21–22.

49. Док. ООН А / 9010, 1973, 23 июня.

50. Док. ООН А / АС. 134 / 1.

51. Док. ООН А /34 / 194.

52. Док. ООН Доп. 10 /А /31 /10.

53. Док. ООН А / RES / 49 / 60. – 17.02.1995. – 7 с.

54. Док. ООН А / Res / 46 / 51.

55. Док. ООН А / 46 / 654.

56. Док. ООН А / АС. 252 / 1998 / JNF / S.

57. Док. ООН А / CONF. 183 / 9.

58. Док. ООН А / 49 / 10.

59. Док. ООН А / 53 / 219.

60. Док. ООН А / CONF. 183 / 10.

61. Док. ООН А / 46 / 343 / Аdd.

62. Док. ООН А / С 6 / 50 SR. 7.

63. Док. ООН А / С 6 / 50 SR. 10.

64. Док. ООН А / С 6 / 51 SR. 10.

65. Док. ООН А / С 6 / 50 SR. 11.

66. Док. ООН А / 46 / 4803.

67. Док. ООН S/RES/1456/2003.

68. Док. ООН А/ RES / 52 /164.

69. Дэникер Г. Стратегия антитеррора: факты, выборы, требования. Новые пути борьбы с террором // Терроризм в современном капиталистическом обществе: Реф. сб. – М., 1982. – Вып. 2. – С. 76–80.

70. Дюркгейм Э. Метод социологии: Пер. с фр. – К.; Х.: Юж.-рус. изд-во Ф.А. Иогансона, 1899. – (2), 158 с.

71. Жданов Н.В. Правовые аспекты борьбы с террористическими актами международного характера: Автореф. дис. ...д-ра юрид. наук / М-во иностр. дел СССР; Моск. гос. ин-т междунар. отношений. – М., 1974. – 27 с.

72. Змеевский А.В. Проблемы борьбы с терроризмом на международных конференциях по унификации уголовного законодательства (1927–1933 гг.) // Моск. журн. междунар. права. – 1993. – № 4. – С. 63–87.

73. Зауваження та пропозиції до проекту Всеосяжної конвенції про боротьбу з міжнародним тероризмом. – Поточний архів Штабу АТЦ при СБУ, справа № 36, № 17/38 від 21.02.2001 р., арк. 48, 49.

74. Итоговая декларация. Санкт-Петербургский Межпарламентский Форум по борьбе с терроризмом, 27–28 марта 2002 г. – СПб., 2002. – 5 с.

75. Іванов Ю.А. Міжнародно-правове регулювання боротьби з тероризмом в сучасних умовах: Автореф. дис. ...канд. юрид. наук / НАН України. Ін-т держави і права ім. В.М. Корецького. – К., 2000. – 17 с.

76. Каламкарян Р.А. Господство права (Rule of the Law) в международных отношениях / Р.А. Каламкарян; Ин-т государства и права. – М.: Наука, 2004. – 494 с.

77. Камилов А.Х. Региональные конфликты и международный терроризм // Проблемы урегулирования региональных конфликтов в современных условиях. – М., 1991. – С. 127–164.

78. Карпец И.И. Преступления международного характера. – М.: Юрид. лит., 1979. – 262 с.

79. Колосов Ю.М. Ответственность в международном праве. – М.: Юрид. лит., 1975. – 256 с.

80. Колосов Ю.М., Левитт Дж.М. Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом // Вне конфронтации. Международное право в период после холодной войны: Сб. ст. – М., 1996. – С. 155–177.

81. Комаровский Л.А. О международном суде. – М.: Тип. Т. Малинского, 1881. – 542 с.

82. Кормушкина И.М. О соотношении понятий международного и государственного терроризма // Моск. журн. междунар. права. = Moskow j. of intern. law. – 1993. – № 4. – С. 89–100.

83. Крылов Н.Б., Решетов Ю.А. Государственный терроризм – угроза международной безопасности // Совет. государство и право. – 1987. – № 2. – С. 78–84.

84. Кудрявцев В.Н. Генезис преступления: Опыт криминол. моделирования: Учеб. пособие для вузов. – М.: Форум; Инфра-М., 1998. – 215 с.

85. Купчишин А.М., Рулько Е.Т. Характерные черты и система принципов современного международного права: Учеб. метод. разраб. / Киев. гос. ун-т им. Т. Шевченко. Каф. междунар. права и иностр. законодательства. – К., 1979. – 51 с.

86. Курис П.М. Международные правонарушения и ответственность государства. – Вильнюс: Минтис, 1973. – 280 с.

87. Курс международного права. В 7 т. Т.6. Отрасли международного права. – М.: Наука, 1992. – 312 с.

88. Лакер У. Терроризм // Терроризм в современном капиталистическом обществе: Реф. сб. – М., 1980. – Вып. 1. – С. 33–54.

89. Латыпов У.Р. К вопросу об определении международного терроризма // Совет. ежегодник междунар. права, 1988. – М., 1989. – С. 133–141.

90. Латыпов У.Р. Международно-правовая борьба с государственным терроризмом: Дис. ...канд. юрид. наук. – М., 1988. – 48 с.

91. Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов. Подходы, решения, технология: Учеб. пособие. – 2-е изд. – М.: Аспект Пресс, 1999. – 272 с.

92. Левин Д.Б. Проблема ответственности в науке международного права // Изд. АН СССР. Отд-ние экономики и права. – 1946. – № 2. – С. 99–155.

93. Левин Д.Б. Ответственность государств в современном международном праве. – М.: Междунар. отношения, 1966. – 152 с.

94. Лекарев С.В. Разведка мирового сообщества // Независим. воен. обозрение. – 2001. – 5 окт.

95. Лукашук И.И. Международное право. Общая часть: учеб. для студентов юрид. фак. и вузов / И.И. Лукашук; Рос. акад. наук, Ин-т государства и права, Академ. правовой ун-т. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – 432 с.

96. Лукашук И.И. Глобализация, государство, право, ХХІ век. – М., 2000.

97. Лукашук И.И. Международное право. Особенная часть: учеб. Для студентов юрид. фак. и вузов / И.И. Лукашук; Рос. акад. наук. Ин-т государства и права, Академ. правовой ун-т. – Изд. 3-е перераб. и доп. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – 544с.

98. Лукашук И.И. Нормы международного права в международной нормативной системе. – М.: Спарк, 1997. – 322 с.

99. Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции: мировой криминологический анализ / Ин-т гос-ва и права РАН. – М.: Норма, 1999. – 516 с.

100. Лысенков Д. Запахло Европейским вопросом // Спецназ России. – 2000. – № 10, окт. – С. 17–21.

101. Ляхов Е.Г. Проблемы сотрудничества государств в борьбе с международным терроризмом. – М.: Междунар. отношения, 1979. – 168 с.

102. Международная борьба с терроризмом (правовые аспекты): научно-аналитический обзор. – М.: ИНИОН, 1988. – 42 с.

103. Международное право в документах / Сост. Н.Т. Блатова. – М.: Юрид. лит., 1982. – 856 с.

104. Международное право: Учеб. для обуч. по спец. «Правоведение (междунар. право)», «Междунар. отношения», «Междунар. экон. отношения» / Дипломат. акад. МИД РФ.; Моск. гос. ин-т междунар. отношений; Отв. ред.: Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. – 2-е изд., доп. и перераб. – М.: Междунар. отношения, 1998. – 624 с.

105. Международное право: Учеб. / Отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. – 2-е изд., доп. и перераб. – М.: Междунар. отношения, 1998. – 624 с.

106. Международное право: Учебник / Под ред.. Л.Н. Шестакова. - М.: Юрид. лит., 2005. - 464с.

107. Международно-правовые основы борьбы с терроризмом. Сб. документов / Сост. Овчинский В.С. – М.: ИНФРА-М, 2003.

108. Международное уголовное право / И.П. Блищенко, Р.А. Каламкарян, И.И. Карпец и др.; Отв. ред. В.Н. Кудрявцев – М.: Наука, 1995. – 172 с.

109. Меры по ликвидации международного терроризма: Докл. 6-го комитета / ГА ООН. – А/49/743. – 2.12.1994. – 8 с.

110. Моджорян Л.А. К вопросу о сотрудничестве государств в борьбе с международным терроризмом // Совет. государство и право. – 1990. – № 3. – С. 116–126.

111. Моджорян Л.А. Терроризм на море: Борьба государств за безопасность мор. судоходства. – М.: Междунар. отношения, 1991. – 166 с.

112. Мовчан А.П. Кодификация и прогрессивное развитие международного права. – М.: Юрид. лит., 1972 – 216 с.

113. Мовчан А.П. Международное право и мировой порядок // Моск. журн. междунар. права. – 1993. – № 2. – С. 15–39.

114. Мовчан А.П. Организация Объединенных Наций и международный правопорядок // Совет. ежегодник междунар. права, 1985. – М., 1986. – С. 11–34.

115. Науково-практичний коментар до Кримінального кодексу України. Особлива частина / Під заг. ред. М.О. Потебенька, В.Г. Гончаренка. – К.: Форум, 2001. – 944 с.

116. О некоторых аспектах функционирования государственного механизма по борьбе с терроризмом в Республике Турция: Информ.-аналит. справка МИД Украины. – Текущий архив Штаба АТЦ при СБУ. – Д. 76. – 1996. – 32 л.

117. Обвинение в заговорах с целью убийства деятелей иностранных государств: Докл. сенат. спец. комис. по расследованию деятельности разведыват. органов США // За рубежом. – 1975. – № 49. – С. 16–18.

118. Определение агрессии: Резолюция, принятая на XXIX сессии Генеральной Ассамблеи ООН, 14 декабря 1974 г. // Действующее международное право (избранные документы): Учеб. пособие. – М., 2002. – С. 456–458.

119. Основные принципы международного права: Курс международного права: В 7 т. Т. 2. – М.: Наука, 1989. – 240 с.

120. Остроухов В.В. Філософські проблеми дослідження насилля і терору. – К.: Укр. Центр духов. культури, 2000. – 246 с.

121. Орлов А. РИА «Новости». – Вашингтон. 23.06.2005 г.

122. Павлинов А. Международный терроризм: совершенствование организационно-правовых форм борьбы с ним // Уголов. право. – 2002. – № 4. – С. 121–123.

123. Павлова Л.В. Правомерность применения статьи 51 Устава ООН (права на самооборону) против актов международного терроризма / Российский ежегодник международного права. Специальный выпуск. – СПб. – 2003. – С. 261–268

124. Петрищев В.Е. США и Европа под угрозой терроризма // Актуальные проблемы Европы. Западная Европа – США: Конкуренты или партнеры? Сб. науч. тр. / РАН ИНИОН. – М., 2002. – № 4. – С. 171–192.

125. Петрищев В.Е. Терроризм и право. Антитеррористическое законодательство за рубежом // Заметки о терроризме. – М., 2001. – С. 124 – 144.

126. Петрищев В.Е. Терроризм как инструмент внешней политики США // Безопасность. – М., 1999. – № 5/6. – С. 170–176.

127. Полторак А.И. Наемничество под судом // Междунар. жизнь. – 1976. – № 9. – С. 114–120.

128. Полити А. Новые транснациональные риски и европейская безопасность / Исслед. н-т ЗЕС по вопросам безопасности. – Париж, 1997. – 52 с.

129. Права человека: Сб. междунар. договоров В 2 т. / ООН. – Нью-Йорк; Женева, 1994. – Т. 1. – 492 с.; Т.2. – С. 493–1141.

130. Пряхин В. Лишних людей на Земле нет // Междунар. жизнь. – 2002. – № 1. – С. 74–78.

131. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН. 1514 (ХV).

132. Решетов Ю.А. Борьба с международными преступлениями против мира и безопасности. – М.: Междунар. отношения, 1983. – 223 с.

133. Ромашкин П.С. К вопросу о понятии и источниках международного уголовного права // Сов. государство и право. – 1948. – № 3. – С. 21–30.

134. Ромашкин П.С. Преступления против мира и человечества / АН СССР. Ин-т государства и права. – М.: Наука, 1967. – 357 с.

135. Совместная декларация 22 государств, подписанная в Париже 19 ноября 1990 года, п. 2 // Правда. – 1990. – 20 ноября.

136. Соловьев А. Законы о борьбе с терроризмом в иностранных государствах // Зарубеж. воен. обозрение. – 2002. – № 1. – С. 10–12.

137. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Общая часть. Т. 1. – СПб., 1902. – 815 с.

138. Талалаев А.И. Право международных договоров. – М.: Междунар. отношения, 1980. – 312 с.

139. Терроризм в современном капиталистическом обществе: Реф. сб. Вып. 1. – М., 1980. – 250 с.

140. Терроризм: психологические корни и правовые оценки («круглый стол») // Государство и право. – 1995. – № 4. – С. 20–47.

141. Тихомиров Ю.А. Право и социальное управление в развитом социалистическом обществе. – М.: Мысль, 1978 – 64 с.

142. Трайнин А.Н. Защита мира и уголовный закон. – М.: Наука, 1969. – 455 с.

143. Трайнин А.Н. Терроризм как метод подготовки и провокации войн // Совет. государство и право. – 1952. – № 3. – С. 30–40.

144. Тункин Г.И. Вопросы теории международного права. – М.: Госюриздат, 1962. – 330 с.

145. Тункин Г.И. Право и сила в международной системе. – М.: Междунар. отношения, 1983. – 199 с.

146. Тункин Г.И. Теория международного права. – М.: Междунар. отношения, 1970. – 511 с.

147. Успенский Н., Вдовиченко Л. Угроза каждой стране, всему мировому сообществу // Междунар. жизнь. – 2001. – № 12. – С. 46–52.

148. Федеральное бюро расследований. Терроризм в Соединенных Штатах / М-во юстиции США. – Вашингтон, 1990. – 73 с.

149. Фисенко И.В. Ответственность государств за международные преступления // Белорус. журн. междунар. права и междунар. отношений. – 1998 – № 3. – С. 1–8.

150. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности: (Пер.). – М.: АСТ, 1998. – 672 с.

151. Хайд Ч. Международное право, его понимание и применение Соединенными Штатами Америки. Т. 1. / Пер. с англ. Шохор И.С.; Под. ред. Дурденевского В.Н. – М.: Изд-во иностр. лит., 1950. – 524 с.

152. Шестаков Л.Н. Императивные нормы в системе современного международного права. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. – 120 с.

153. Энтин М.Л. Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом: причины низкой эффективности международно-правового регулирования, пути и перспективы ее повышения // Совет. ежегодник междунар. права, 1988. – М., 1989. – С. 118–133.

154. Этциони Амитаи От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. – М.: Ладомир, 2004. – 384 с.

155. Эфиров С.А. Покушение на будущее. Логика и футурология «левого» экстремизма. – М.: Мол. гвардия, 1984. – 206 с.

156. Яцько А. Тероризм як форма політичної боротьби // Політика і час. – 2002. – № 21. – С. 34–42.

157. Adam Roberts. Counter-terrorism, armed force and the laws of war, Survival, Vol. 44, Spring 2002, P. 13.

158. Ali Khan. The Extinction of Nation-State. The Hague, 1996.

159. Ananad R.P. International Law and the developing Countries: Confrontation or cooperation?. – New Delhi: Ashish Pub. House, 1986. – XVI, 301 р.

160. Bassiouni M. Ch. Charakteristics of International Criminal Law Conventions // International Criminal Law. – N.Y., 1986. – Vol. 1. – P. 118–129.

161. Becher K. Die Grundprinzipien des demokratischen Volkerrechts und ihre Bedeutunq für das Völkerrechts – system // Aussenpolitik. – 1982. – № 1. – S. 87–94.

162. Caceres P.Y. Terrorismo de Estado, securidad nacional ydemokratizacion en Centro America. Algunas reflexiones conceptuales // Ann. de estudios centroamer. – San Jose, 1989. – Vol. 15, fasc. 1. – P. 81–90.

163. V-éme Conférence Internationale pour I`Unification du Droit Pénal (Madrid, 14–20 Oktobre 1933): Actes de la Conférence. – Paris: A. Pedone, 1935. – 358 p.

164. Crenshaw M. Organisational approach to the analysis of political terrorism // Orbis. – Philadelphia, 1985. – Vol. 29, – № 3. – P. 21–44.

165. Derby D.H. Framework of International Criminal Law // International Criminal Law. – N.Y., 1986. – Vol. 1. – P. 321–334.

166. Dijk P. Normative Forse and Effectiveness of International Norms / QYIL. – B. 1987; В. 1998. – Vol 30.

167. Dinstein Y. International Criminal Law // Israel Law Review. – Jerusalem, 1985. – Vol. 20, № 2/3. – P. 206–242.

168. Encyclopedia of public international law. – Amsterdam, 1987. – Vol. 7. – P. 108.

169. Fitzmaurice G. The General Principles of International Law, considered from the Standpoint of the Rule of Law / RCADI. 1957. II. Leyde, 1958. T. 92. P 1–223.

170. Guiaume J. De l’execution des decisions de la Cour Internationale de Justice // Essays in memory of Manfred Lachs. – Vienna, 1997. – P. 320.

171. Hart H. The Concept of Law. – Oxford, 1961. – P. 209.

172. ICT Papers on Terrorism // The International Policy Institute for Couter-Terrorism. – Jerusalem, 2002. – 96 p.

173. Kennan G.F. American Diplomacy 1900–1950. – Chicago: University of Chicago Press, 1951. – 154 p.

174. Levitt G. Democracies Against Terror: The Western response to state-supported terrorism. – N.Y.: Praeger, 1988. – XIV, 142 p.

175. Morgenthau H.I. Politics among nations; the struggle for power and peace. – 3 ed. – N.Y.: Knopf, 1960. – 630, XXII p.: ill.

176. Morgenthau H.I. Politics in the twentieth century. In 3 vol. Vol. I. The decline of democratic politics. – Chicago: Univ. of Chicago Press, 1962. – 581 p.

177. Mueller G.O.W., Besharov D.J. Evolution and Enforcement of International Criminal Law // International Criminal Law. – N.Y., 1986. – Vol. 1. – P. 59–64.

178. Pearson L.B. Diplomacy in the nuclear age. – Toronto: Saunders, 1959. – X, 111 p.

179. Pella V. La guerre – crime et les criminels de guerre. – Geneve; Paris, 1946. – 208 p.

180. Politis N. Les nouvelles tendances de droit international. P., 1927. P. 45; Brierly J. The Law of Nations. – Oxford, 1963. – P. 55.

181. Ranstorp M. Terrorism in the name of Religion // J. of Intern. Affairs. – 1996. – Vol. 50, № 1. – P. 41–62.

182. Rousseau Ch. Droit international public. – P., 1953. – __ p.

183. Schahter O. International Law in Freory and Practice / RdC. 1982 – V. – 128 p.

184. Schwarzenberger J. A Manual of International Law. In 2 vol. Vol 1. – L.; N.Y.: Stevens, Praeqer, 1960. – XVIII, 819 р.

185. Schwarzenberger G. The Fundamental Principles of International Law / RCADI. 1955. I. Leyde, 1956. – T. 87. – P 191–385.

186. Sinha P. Perspektive of the Newly Independent States on the Binding // Quality of International Law / ICLQ. – 1965. – Pt. 1. – P. 121.

187. Social Theory and Social Structure. Rev. ed. Glencoe // Ill.: Free Press, 1957.

188. Terrorism and National Liberation: Proc. of the Intern. Conf. / Ed. by H. Küchler. – Frankfurt a/M.; N.Y.: P. Lang, 1988. – 318 p.

189. Waugh W.L. International terrorism. How nations respond to terrorists. – Salisbury: Documentary Publ., 1982. – VIII, 326 p.

190. Wilkinson P. Fighting the hydra: International terrorism and the rule of law // Terrorism, ideology and revolution: The origins of modern political violence. – Brighton, 1986. – 205–224 p.

191. Wilkinson Pahl. The Changing International Terrorism Thereat // Paper / Univ. of St. Andreus, Scotland. – 1997. – Febr. – P. 1–12.

192. Zoller E. La bonne foi en droit international public. – P., 1977. – P. 109–122.

РАЗДЕЛ III

ЮРИДИКО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

ЗА МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ «ТЕРРОРИЗМ»

3.1. Проблемы правовой квалификации терроризма
Приступая к разработке международно-правовой квалификационной конструкции международного преступления «терроризм», имеет смысл возвратиться к дефиниции, получившей обоснование в предыдущем материале.

Терроризм – это базирующееся на конфликте насильственное противоборство, которое наряду с нанесением ущерба государству посягает на международную безопасность и миропорядок и основывается на разности политических, экономических, этнотерриториальных и культурных интересов групп государств, государств, народов, наций, социальных групп и движений, при условии использования хотя бы одной из сторон террористических актов как способа воздействия на противника для достижения политических целей.

Террористический акт – это преступное общеопасное деяние в терроризме по созданию условий воздействия на международную организацию, государство, и их представителей либо на юридических и физических лиц, либо группу лиц с целью понуждения осуществить либо воздержаться от осуществления определенного действия, совершенное путем устрашения при наличии умысла на причинение гибели невинным людям.

Вопрос квалификации очень важен и потому, что, подтверждая обоснованность приведенных ключевых определений, он образует тем самым основу для формирования международного антитеррористического права как самостоятельной отрасли.

Как явствует из общей теории государства и права, «необходимость четкой характеристики признаков правонарушения объясняется тем, что именно оно является основанием наступления юридической ответственности, которая связана с применением государственного принуждения к лицу, совершившему данное правонарушение» (158, с. 357).

При этом большинство исследователей считают, что преступление должно быть квалифицировано с четырех сторон: субъекта, субъективной стороны, объекта, объективной стороны. Вопрос приемлемости указанной четырехэлементной формулы состава преступления для международного права среди специалистов также признается решенным: такая общеправовая категория, как состав правонарушения, вполне применима к международному праву, поскольку ее определение помогает обнаружить как общеюридические, так и специфические черты международно-правовой ответственности государства (102, с. 104; 115, с. 45).

В этой связи состав терроризма, в том числе как международного преступления, не остался без внимания исследователей. В научной литературе известны работы таких авторов, как Е.Г. Ляхов (111; 112; 113;), Л.А. Моджорян (125; 126), Л.Н. Галенская (31), И.П. Блищенко, Н.В. Жданов (14; 15), У.Р. Латыпов (103; 104), Р.А. Каламкарян (119), Р. Адельханян (2), отечественные исследователи терроризма В.П. Емельянов (80; 81; 82; 83; 84), Ю.А. Иванов (88, 89, 90) и других.

Однако, к сожалению, специалисты и общественность, выстраивая международно-правовую систему мер по борьбе с терроризмом, базируются на устоявшихся подходах, традиционных правовых критериях и схемах, выражающихся в том, что правоохранительные отношения возникают в результате факта правонарушений и не могут не иметь, в свою очередь, черт, типичных для международного права. Но эта бесспорная в целом посылка, отражающая общую родовую принадлежность международных правонарушений, нуждается в уточнении, когда речь идет о международных преступлениях как видовой категории. Следуя этой логической цепи конкретизации, глубокому анализу должны подвергнуться правовые обоснования конструирования антитеррористических норм. «Втискивая» же терроризм без учета его специфических особенностей в существующие схемы, право тем самым в ряде случаев действует контрпродуктивно.

Поэтому, приступая к анализу состава терроризма как преступления по международному праву, необходимо учитывать особенности и условия, которые предопределяют его в качестве одной из серьезных мировых угроз.

К анализу состава терроризма как преступления с использованием четырехэлементной формулы оценки признаков преступных действий следует обратиться в поисках возможностей пресечения опасных тенденций врастания терроризма в современные объективные процессы социальной жизни и создания условий для эффективного правового регулирования борьбы с преступлениями, носящими террористическую направленность. При этом элементы преступления должны рассматриваться, прежде всего, с точки зрения международного уголовного права как системы, отличной от внутригосударственной системы уголовного права.

Сформированная на базе такого анализа квалификационная конструкция состава преступления «терроризм» образует основу для разработки действенной международно-правовой системы ответственности за терроризм, а также механизмов ее реализации путем создания органа(ов) международной уголовной юстиции специальной компетенции.
3.1.1. Объект терроризма
Объектная сфера действия международного права – это круг регулируемых отношений между субъектами международного права. По мнению И.И. Лукашука, объектная сфера является наиболее определенной. Ее нередко рассматривают как единственную сферу действия международного права. «Международное право, – отмечает ученый, – регулирует лишь те отношения, которые затрагивают существенные интересы государств или международного сообщества в целом. Поэтому и объектную сферу международного права следует вводить только в те отношения, которые реально могут и должны подвергаться правовому регулированию» (107, с. 245–246).

Терроризм, как разрастающееся международное социальное явление, порождает все новые виды взаимодействия государств и других акторов международных отношений. Такие, в основном конфликтные, взаимодействия расширяются и втягивают в свою орбиту факторы и обстоятельства, которые ранее относились к прерогативам внутреннего права.

Соотношение интенсивности международных процессов, разворачивающихся вокруг глобального террористического конфликта, и расширение сферы их действия, с одной стороны, связано с незначительными результатами борьбы с терроризмом, с другой – указывает на недостаточное международно-правовое урегулирование этой глобальной проблемы. С учетом эскалации терроризма распространение сферы действия международного права на все более широкий спектр связанных с ним международных отношений является жизненной необходимостью.

Отсюда представляется актуальным предложение Декларации о мерах по ликвидации международного терроризма от 9 декабря 1994 года о проведении «в срочном порядке обзора сферы применения существующих международно-правовых положений о предупреждении, пресечении и ликвидации терроризма во всех его формах и проявлениях с целью обеспечить наличие всеобъемлющих правовых рамок, включающих все аспекты этого вопроса» (46, с. 2).

Обязательным элементом состава международного правонарушения является объект правонарушения, ибо его (объекта) имманентное сущностное условие в значительной мере определяет конструкцию самого правонарушения.

В целом международное право регулирует многочисленные, возникающие в ходе общения государств, общественные отношения, которые в случае международных правонарушений становятся объектами этих деликтов.

Предписания правовых норм реализуются в основном в контексте существующих правоотношений. Вне таких правоотношений реализуются нормы, устанавливающие обязанности не совершать определенные поступки (запретительные нормы) (148, с. 20).

Объект международного преступления достаточно ясно обозначен в определении международного преступления, данного Комиссией международного права в ст. 19 Проекта статей об ответственности государства: «международно-правовое деяние, возникающее в результате нарушения государством международного обязательства, столь основополагающего для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества, что его нарушение рассматривается как преступление международным сообществом в целом, составляет международное преступление». Поскольку международный правопорядок охватывает самые разнообразные отношения и другие элементы, складывающиеся в результате исполнения международно-правовых норм, общим объектом международного правонарушения, а следовательно, и международного преступления, являются международные отношения. На таких позициях находятся П.М. Курис, В.А. Василенко, Ю.А. Решетов и другие ученые. А.П. Мовчан считает, что сутью современного мирового порядка является международное право как «система общественного порядка в современном мире» (123, с. 19). Конкретные же правоотношения между потерпевшим субъектом и государством-делинквентом составляют непосредственный объект международного правонарушения.

Римский Статут международного уголовного суда, определяя собственную юрисдикцию в отношении самых серьезных преступлений, вызывающих озабоченность всего международного сообщества, отмечает, что «эти тягчайшие преступления угрожают всеобщему миру, безопасности и благополучию» (47, с. 3).

В своей основе такой подход применим и к терроризму. В частности, по мнению Е.Г. Ляхова, который суммировал взгляды группы ученых, общим объектом международного терроризма являются международные отношения и международный правопорядок; видовым (отраслевым) объектом – группы международных отношений (например, урегулированных нормами дипломатического права, права международной безопасности и др.); непосредственным объектом – конкретные международные отношения, урегулированные нормами международных соглашений (например, по обеспечению привилегий и иммунитетов дипломатов и государственных деятелей), а также конкретные физические лица (111, с. 44). Подобным же образом квалифицируют объект терроризма Л.Н. Галенская (32, с. 84), У.Р. Латыпов (103, с. 139; 104, с. 133), Л.А. Моджорян (125, с. 116–126), Р.А. Каламкарян (119, с. 111).

Проблема объекта международного терроризма нашла свое отображение также и в актах Организации Объединенных Наций (48, с. 16; 156, с. 6, 7).

С течением времени международная оценка основного объекта терроризма принципиальных изменений не претерпела. Это явствует, например, из Декларации о мерах по ликвидации международного терроризма 1994 года, в которой указывается, что «акты, методы и практика терроризма представляют собой грубое пренебрежение целями и принципами Организации Объединенных Наций, что может угрожать международному миру и безопасности, ставить под угрозу дружественные отношения между государствами, препятствовать международному сотрудничеству и вести к подрыву прав человека, основных свобод и демократических основ общества» (46, с. 5), Декларации, дополняющей Декларацию о мерах по ликвидации международного терроризма 1994 года (49, с. 344), Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма (50, с. 5), Конвенции о борьбе с актами ядерного терроризма (51, с. 6), проекта Всеобъемлющей конвенции о борьбе с международным терроризмом.

Если обратиться к позициям государств по данному вопросу, то в них также вряд ли удастся обнаружить принципиальные разногласия. С тем, что терроризм посягает на безопасность международного сообщества, выразили свое согласие 12 стран – членов Европейского сообщества (52, с. 2), а также Египет (53, с. 11, 12), Эфиопия (54, с. 9), Россия (55, с. 4), Венгрия и Заир (39, с. 2, 8), Уганда (53, с. 14) и многие другие страны.

Если общий объект состава терроризма, каковым являются международные отношения и международный правопорядок, не вызывает сомнений, то с определением непосредственного объекта не все обстоит просто. Вышеприведенная логическая конструкция объекта международного терроризма, разработанная Е.Г. Ляховым, не совсем отвечает направленности основного вектора современного терроризма. Но речь не идет об ошибочности позиции ученого. На наш взгляд, такая оценка рассматриваемого элемента состава терроризма отвечала характеру террористических проявлений 70-х – начала 80-х годов, когда ему был присущ лево- и праворадикальный пафос и направленность на идеологическое переустройство мира (28; 188; 191; 202; 205).

Из оценки вышеприведенных и других позиций стран явствует, что угроза со стороны терроризма международному миру и правопорядку воспринимается ими сквозь призму его угрозы государственному строю и территориальной целостности своих стран. Такая же двойственная оценка объекта терроризма усматривается и в международных актах последнего времени (57, с. 3).

Так, в Резолюции Генеральной Ассамблеи, принятой по докладу Шестого комитета о мерах по предотвращению международного терроризма, указывается, что «акты международного терроризма во всех его проявлениях, включая и те, в которых прямо или косвенно участвуют государства, угрожают жизни невинных людей или приводят к их гибели, имеют пагубные последствия для международных отношений и могут поставить под угрозу саму территориальную целостность и безопасность государств» (57, с. 3). Примерно такое же содержание носит первый пункт Декларации о мерах по ликвидации международного терроризма, где осуждаются методы и практика терроризма, где бы и кем бы они не осуществлялись, в том числе те, которые ставят под угрозу дружественные отношения между государствами и народами и угрожают территориальной целостности и безопасности государств (46, с. 5).

Таким образом, из логики естественного права вытекает, что непосредственным объектом состава терроризма является политический режим, государственное устройство, территориальная целостность конкретных государств. Именно так «устроен» сикхский, чеченский, косовский, североирландский, курдский, палестинский и др. терроризм, непосредственная нацеленность которого на объект – государство образует опасность для объекта, каковым является мировой правопорядок в целом. Терроризм прямо не посягает на международные правоотношения. Террористов не устраивает сама способность и право государства принимать на себя определенные международные обязательства. Объектом их деятельности является политическая система, конституционный строй конкретного государства или группы государств, что, с учетом глобализационных процессов, все глубже затрагивает международный правопорядок.

Взаимосвязь и взаимозависимость между целью и объектом преступления подтверждает правильность выводов об общем и непосредственном объектах состава терроризма, поскольку изменение миропорядка в целом не является непосредственной целью террористов, им ближе переустройство судьбы своего народа, государства в соответствии с провозглашаемыми социально-политическими, религиозными и другими ценностями.

Вместе с тем, в уголовно-правовых оценках терроризма следует остерегаться простых, прямолинейных решений и выводов, помня о сложности и труднодоступности этого преступления для конструктивных анализов. Так, эффективность воздействия на непосредственный объект, т. е. политический режим конкретного государства, в терроризме нередко может реализовываться через общий объект – нарушение международного правопорядка (миропорядка). Другими словами, общий объект в данном случае может играть роль промежуточного объекта. Терроризм всячески «стремится» привнести международный элемент в механизмы террористических проявлений. Это логично и с той точки зрения, что международные отношения более доступны для посягательств террористов, нежели политическая система конкретного государства, которая более четко организована и защищена. Отсюда становятся более понятными некоторые факторы, образующие опасность терроризма. Ведь определение международного правопорядка (миропорядка) в качестве промежуточного объекта состава терроризма вводит его (объект) в категорию, сопрягающуюся со средством достижения цели как признаком объективной стороны терроризма, что сообразуется и вносит ясность в причинность увеличения вероятности и интенсивности нарушений международного правопорядка, повышения степени жестокости такого рода действий, снижения порога доступности к ним правоохранительной системы. Здесь следует сделать отступление и разобраться в различии содержания часто употребляемых терминов «международный правопорядок» и «мировой порядок».

Правопорядок в международном сообществе принимается как порядок правоотношений в их совокупности, который установлен и осуществляется в соответствии с принципами, нормами и предписаниями международного права (124, с. 21; 77, с. 71; 170, с. 83). При этом заслуживает поддержки мнение, что «миропорядок не сводится только к международному правопорядку» (169, с. 83). Следовательно, за пределами последнего остаются не упорядоченные международным правом, но регулируемые другими социальными нормами и правилами процессы и факторы, которые также образуют складывающийся мировой порядок.

Как социальное явление терроризм является частью международной жизни, связанной во многом с насильственными конфликтами и противоборством участвующих в них сторон. В то же время, как международное преступление «терроризм» посягает на существующий миропорядок.

Однако в таком случае получается, что терроризм выступает в качестве объекта одноименного международного преступления. Хотя это его качество как раз и стремится отражать (и, к сожалению, в этом качестве воспринимается) противоборствующая в террористическом конфликте сторона, в отношении которой осуществляются в ходе этого конфликта, т. е. в ходе собственно терроризма, террористические акты.

Такая констатация этого очевидного обстоятельства является реальным шагом в направлении прояснения сложной природы терроризма и определения юридической конструкции этого международного преступления.

По существу общество продуцирует терроризм, объектом устремлений которого одновременно является. Таким образом, общество, как бы признавая бесперспективность формы, в которой оно существует, объективным течением своего кризисного развития создает в виде терроризма один из инструментов, радикальный и жестокий характер которого делает кризис очевидным и убыстряет достижение точки бифуркации в этом кризисе существующего миропорядка.

Поскольку терроризм является естественной составляющей существующего миропорядка (включая его кризисные явления, в том числе и те, которые порождают терроризм), то есть объекта международного преступления «терроризм», возникают значительные трудности в его юридическом «обнаружении», а, следовательно, в полноценной квалификации его состава.

Течение международной жизни со всей очевидностью указывает на то, что терроризм, точнее его определяющая составная часть, «скрыта» в объекте состава этого международного преступления. Специалистов и общественность в заблуждение вводит другая, выразительная по своей криминальной насыщенности и жестокости составляющая терроризма – террористические акты. Ошибочные попытки идентифицировать терроризм с террористическими актами усиливают напряженность в террористическом конфликте, ведут к дальнейшей эскалации терроризма и образуют сложности в создании адекватного международно-правового механизма борьбы с терроризмом.

Другими словами, в результате базирующейся на таком неполном восприятии терроризма правовой квалификации, признаки состава терроризма через подключение схемы террообразующих причин и предпосылок второго порядка (создающих видимость детерминации) присваиваются лишь той его части, которая известна как террористические средства и методы действий.

Опасность терроризма, его сложность для регулирования международным правом обусловливается во многом также и тем, что вторая его составляющая, которая не совсем точно определяется как корневые причины терроризма (а на самом деле является его сущностной составной частью), в ряде случаев международным сообществом ошибочно априори берется под защиту или, по меньшей мере, остается вне активного воздействия со стороны международного права.

Принципиальное соответствие рассмотренной теоретической конструкции признанным социальным теориям мироустройства (об этом пойдет речь в следующем разделе книги) дает основание рассматривать ее в качестве альтернативы базисным политическим и правовым критериям, на которых выстраивается существующее международное право в сфере борьбы с терроризмом.

Особая общественная опасность терроризма с позиций оценки формулы общего и непосредственного объекта состоит и в том, что граница между идеальным интересом в сохранении международного правопорядка не потерпевших государств и материальным интересом государств, непосредственно потерпевших, стирается ввиду высокой потенциальной возможности причинения непосредственного ущерба и реальностью ущерба морального (страх ожидания нападения, непредсказуемость террористов и т. п.). Такое, несколько нетрадиционное соотношение объектов состава терроризма, как раз и соответствует сущности этого преступления, подчеркивает всю остроту его опасности: терроризм сложно укладывается в рамки привычных правовых критериев. Он обладает внутренней способностью порождать противоречия в юридических и политических оценках, что значительно ослабляет противостоящую ему международно-правовую систему.

Уместно в связи с этим привести высказывание представителя Египта на пятьдесят первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН: «…терроризм нельзя увязывать только с каким-либо конкретным географическим регионом, цивилизацией, культурой и религией; искаженные представления, которые служат его основой, можно обнаружить даже в самых стабильных и процветающих обществах. В последние годы терроризм стал приобретать такие формы, которые внешне создают впечатление своей законности, неся в себе в то же время семя зла» (53, с. 12).

Так, можно говорить о легитимности непосредственного объекта (целостность украинского государства) устремлений крымскотатарского движения за обретение национальной государственности. Согласно международному праву, в частности ст. 1, 55 Устава ООН, сама постановка вопроса является правомерной. Но ни для кого в современной политике не является секретом, что за спиной крымских сепаратистов все более осязаемо проявляется набирающее силу террористическое движение исламистских радикалов при ведущей роли «Аль-Каиды», выстраивающих геополитический сегмент мощного исламского анклава от Дальнего Востока до Балкан, что составляет серьезную угрозу международной безопасности. Аналогичным образом можно дать международно-правовую характеристику ситуации, складывающейся вокруг событий в Чечне.

Как видно из этих и других примеров, смешение понятий общего и непосредственного объектов и недооценка значения последнего может препятствовать вхождению терроризма в существующее международно-правовое поле, поскольку складывается впечатление об отсутствии посягательства на основы миропорядка. Также еще раз отметим международную сущность терроризма в целом, невзирая на то, на каком уровне имеют место его проявления.

Непосредственный объект состава международного преступления призван указать на конкретное международно-противоправное деяние как на такое, которое наносит ущерб или представляет угрозу международному миру и международной безопасности, что является жизненно важным для всего международного сообщества.

В связи с этим надо сказать, что терроризм, как никакое другое преступление, способен создавать иллюзию благородства целей и локальности объекта посягательства. Напомним, что терроризм не всеми специалистами причисляется (во всяком случае, безоговорочно) к категории международных преступлений (148, с. 36, 37). И хотя идеологическое противостояние двух мировых систем, с которым в основном была связана данная оценка ученых угроз терроризма, стало достоянием истории, эскалация терроризма приняла еще более интенсивные формы. Это в очередной раз подчеркивает его сложность и опасность.

Исследователь Р.А. Каламкарян отмечает недооценку опасности терроризма международным сообществом и вынужденное отнесение этого преступления вместе с наемничеством, расизмом и расовой дискриминацией к числу «международных преступлений, находящихся на стадии становления, ... сопротивление в их официальном признании идет от сил, тормозящих прогрессивное развитие международных отношений, международной законности и правопорядка» (119, с. 96).

И дело тут не только в идеологической подоплеке и возрастающих масштабах терроризма. Разночтения в оценке опасности терроризма вызваны способностью этого преступного явления вводить в заблуждение общественное мнение и специалистов относительно общего объекта и непосредственного объекта посягательства. Целенаправленное рассмотрение объекта международных правонарушений было бы весьма полезно, например, при оценке террористических актов, совершаемых представителями Курдской рабочей партии. По сути, признавая в этой ситуации основным объектом государственное устройство и территориальную целостность Турции, международное право играет на руку террористам. В данном случае можно сказать, что право уклоняется от реализации важнейшего положения современной доктрины, согласно которому правоохранительные отношения при совершении международного преступления касаются не только непосредственно пострадавших субъектов международного права. В настоящее время признается, что такие отношения возникают между делинквентом, с одной стороны, и практически всем международным сообществом государств, с другой. Парадокс в том, что террористы возлагают эту функцию на себя, реализуя ее путем воздействия на промежуточный объект – международный правопорядок. Курдская проблема, например, выносится на суд мировой общественности путем привлечения к ней внимания совершением террористических актов, повстанческо-партизанской борьбой. В итоге право отступает, а терроризм как метод разрешения международно-правовых коллизий укрепляет свои позиции, претендуя на легитимизацию. Ситуация с арестом и судом известного курдского лидера Оджалана свидетельствует о значительной общественной поддержке этого движения не только в странах так называемого третьего мира, но и в Европе. Аналогичная международно-правовая ситуация складывается вокруг палестинской, североирландской и других подобных проблем, правовую квинтэссенцию которых составляют оценки и характеристики основного (промежуточного) и непосредственного объектов терроризма согласно указанной выше схеме.

Политизированность проблемы правовых характеристик объекта международного преступления как нельзя более точно определяет Б.С. Никифоров: «С какой бы стороны мы не подошли к делу, оказывается, что объект преступления, именно потому что он больше чем другие элементы состава определяет политическое содержание преступления, имеет весьма важное значение также для характеристики других элементов состава» (132, с. 135).

Таким образом, очевидно, что в структуру объекта терроризма привносится элемент обратной связи, а общий объект, каковым являются международные отношения и международный правопорядок (миропорядок), содержит в себе функции промежуточного объекта по отношению к непосредственному объекту – политическому устройству и территориальной целостности государства. Это обстоятельство может повлечь субъективизм в процедуре квалификации международных преступных деяний террористической направленности, сказаться на ее результатах и требует максимальной четкости правоприменительных механизмов, задействуемых в антитеррористической сфере, на чем остановимся подробнее ниже.

Оценивать объект преступления в юридической науке принято также по критерию общественной опасности деяния, когда категории правонарушений различаются по степени их социальной опасности, в особенности по нарушенному объекту. Серьезное значение степени общественной опасности и роли этого понятия при определении объекта преступления усматривается в работах А.Н. Трайнина, Д.Б. Левина, Л.Н. Галенской, П.С. Ромашкина, М.И. Лазарева, Л.А. Моджорян, П.М. Куриса, В.А. Василенко, И.И. Карпеца, Б. Грейфрата, Е. Озера, Н. Штайнигера и других. В частности, П.М. Курис в качестве признаков международных преступлений выделяет: их особо опасный характер, особую тяжесть; специфику их объекта – направленность против мира, безопасности и т. д.; специфику применяемых против них санкций (102, с. 134). Н.В. Лясс определяет общественную опасность как специфический социальный признак уголовного деяния, направленный против установленных в интересах господствующего класса обязательных отношений (110, с. 10).

Терроризм – многообъектное преступление, и давать оценку объекту его состава следует в комплексе. Искусственное вычленение того или иного предмета преступного посягательства без его связи с объектом дает возможность признать подпадающим под действие конвенций по борьбе с международным терроризмом практически любое внутригосударственное или международное уголовное или политическое насильственное действие, в том числе любое действие революционно-освободительных сил, направленное против агрессивных и контрреволюционных акций (111, с. 51). Вырывая из контекста, скажем, непосредственный объект (политический режим государства, территориальную целостность) и отталкиваясь лишь от непосредственного предмета посягательства (невинные жертвы, адекватные материальные объекты), можно создать опасность искажения степени общественной опасности для общего объекта терроризма – международного правопорядка. Это как раз и приводит к неправильной оценке юридико-политической сущности терроризма, сужению сферы сотрудничества государств в борьбе с ним. Е.Т. Усенко совершенно обоснованно в этой связи отметил, что «требование соблюдения международного мира согласно современному международному праву необходимо включает в себя требования уважения независимого государственного существования народов, права наций на самоопределение, равноправного сотрудничества всех государств» (169, с. 151). На это же указывают и документы ООН (58, с. 21, 22; 59, с. 9).

Отсюда следует вывод, что степень общественной опасности для общего объекта терроризма значительно возрастает из-за того, что механизм террора предполагает катализирование этой опасности за счет втягивания в посягательство на международный правопорядок обеих противоборствующих сторон.

Устранению принципиальных разногласий по поводу сущности терроризма и возможностей международного права в борьбе с ним во многом может способствовать анализ и оценка роли предмета посягательства в терроризме, каковым в основе своей являются невинные люди и объекты материальной сферы, снова-таки в аспекте их влияния на жизнь и здоровье невинных людей. Такое определение предмета преступления в терроризме следует из отечественной науки уголовного права, а также мнений многих ученых, занимавшихся исследованием уголовно-правовых характеристик терроризма, таких как: Т. Фрэнк и Б. Локвуд (США) (195, с. 80), Р.А. Каламкарян (119, с. 112), Р. Клаттербак (197, с. 20), П. Уилкинсон (214, с. 208), И.И. Карпец (95, с. 64–98), Ю.А. Решетов (148, с. 38), Е.Г. Ляхов (111, с. 47, 48) и др. В международном сообществе в Организации Объединенных Наций понятие «невинные жертвы» давно заняло прочное место рядом с понятием «терроризм» (59, с. 1; 45, с. 5, 23, 32, 26, 37).

Изучение предмета международного преступления «терроризм» необходимо и в связи с тем, что в международных конвенциях и документах, касающихся международного терроризма, в доктрине и представленных в спецкомитет замечаниях государств по данному вопросу говорится по существу и главным образом лишь о предмете, но не об объекте акций международного терроризма (111, с. 47). Случайные жертвы или разрушения материальных объектов, наносящие тяжелый ущерб невинным людям, присущи многим насильственным преступлениям, но только в терроризме они фигурируют в качестве предусмотренного, спланированного и обязательного элемента объекта преступления. И можно было бы согласиться с точкой зрения Ю.А. Решетова (1983) о том, что «определение международного терроризма как преступления, нарушающего нормальные связи между государствами, или как преступления, угрожающего жизни невинных людей, или приводящего к их гибели, или ставящего под угрозу основные свободы, далеко не равнозначно определению международных преступлений, угрожающих международному миру и безопасности» (148, с. 37), если бы не то обстоятельство, что к концу тысячелетия во многом из-за обострившейся проблемы невинных жертв устранены сомнения относительно реальности мировых угроз со стороны терроризма. Глобализм терроризма, его повышенная общемировая опасность обусловливается случайным (неперсонифицированным) выбором объекта непосредственного воздействия террористов. Таких опасных масштабов терроризм достиг в значительной степени благодаря низкой вероятности его уязвимости при высокой эффективности влияния на объект преступления. Этому, в свою очередь, как уже было сказано, терроризм обязан использованию насилия во внезапных, коварных формах против незащищенных людей и материальных объектов, которые не причастны к существу конфликта.

Обусловленность возрастания роли невинных жертв на пути достижения эффекта запугивания кроется в самом механизме террора. Ведь чем более основательные меры защиты потенциальных объектов террористических нападений принимаются, тем шире террористы используют фактор случайного выбора предмета непосредственного посягательства. Поэтому акцентированное выделение в антитеррористических нормах понятия умысла на невинные жертвы, кроме консолидирующего влияния на состояние международных отношений, а также отношений между гражданином и государством, несомненно усилило бы их (норм) предупредительно-профилактическую роль. Ведь квалифицирующее воздействие на преступление «терроризм» института невинных жертв сузило бы возможности безнаказанной реализации террористами их преступных целей.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что одним из решающих факторов, предопределивших появление в международном уголовном праве такого юридического последствия для международных преступлений, как лишение возможности соответствующих государств ссылаться в ответ на предъявленные им международным сообществом претензии на принцип государственного суверенитета и невмешательства во внутренние дела, явились обстоятельства, связанные с гибелью невинных людей. Реакция же международного сообщества на международное преступление, в котором такая гибель является составляющей его объекта (т. е. терроризма), тем более правомерна, и в силу этого терроризм подобного рода не может рассматриваться в качестве внутренних проблем отдельных государств. В связи с современной тенденцией расширения сферы международно-правового регулирования под него подпадают, например, вопросы, ранее считавшиеся внутренним делом государств – вопросы прав человека, охраны окружающей среды (123, с. 23; 159; 160; 174, с. 4, 13; 152, с. 4, 29; 153). С другой стороны, именно невинные жертвы, как правовая категория, могут служить одним из исходных критериев определения правомерности или неправомерности вмешательства в дела других государств, препятствуя необоснованному расширению круга международных преступлений за счет включения в число их объектов общественных отношений, составляющих внутреннюю компетенцию суверенных государств.

В то же время категория невинных жертв препятствует излишней политизированности терроризма, растворяющей уголовно-правовую структуру состава преступления. Как указывает Р.А. Каламкарян, «мы нередко сталкиваемся с ситуацией, когда политические характеристики не совпадают с юридической квалификацией тех или иных деяний. Политику можно назвать преступной, террористической, еще какой-нибудь, но это не основание для формулирования конкретного состава преступления. Подавление, скажем, национальных меньшинств или коренного населения может осуществляться методами, которые в моральном или политическом плане характеризуются как террористические, но если эти действия не сформулированы в законе или договоре именно как терроризм, то останется их политическая характеристика, но не будет состава преступления, за которое установлена ответственность» (119, с. 110).

С учетом сказанного, квалификационные оценки действий, относимых к террористическим, должны выверяться с особой тщательностью. В том, что это не всегда присутствует в международно-правовых актах данной сферы, можно убедиться, обратившись опять-таки к тексту Декларации по вопросам борьбы с терроризмом, введенной в действие резолюцией Совета Безопасности ООН № 1456 на его 4688-м заседании 20 января 2003 года. Указывая на невинные жертвы как на дополнительный квалифицирующий признак состава терроризма, и допуская возможность его отсутствия в составе этого преступления (60, с. 1), Декларация искажает понятие терроризма в целом, поскольку деяния, не связанные с умыслом на причинение гибели невинным людям, образуют иные, нежели терроризм, составы преступлений.

Таким образом, точной правовой характеристике терроризма способствовало бы введение в качестве обязательного квалифицирующего признака его объекта понятия «невинные жертвы». Как обязательный объект непосредственного посягательства невинные жертвы наиболее предметно образуют грань, за которой остается политизированное истолкование как терроризма других «похожих» на него военных преступлений и преступлений против человечности. Отсюда также следует, что термин «терроризм» нельзя соотносить с обстоятельствами разрушений и жертв, которые сопровождают военные действия при нападениях на военные, промышленные и т. п. объекты, коммуникации. Выдерживается та тонкая правовая грань, отделяющая терроризм от других типов политического насилия (партизанская война, повстанчество и т. п.). Хотя по способам действий, т. е. по объективной стороне, в настоящих условиях они все менее различимы. Аналогичные аргументы можно привести относительно диверсии.

Итак, если исходить из оценки терроризма как преступного явления, которое обусловлено достижением целей национального освобождения, государственности, территориальной самостоятельности, то следует привнести определенную специфику в подходы к формированию конструкции объекта состава этого международного преступления. Непосредственным объектом выступает политический режим государства (группы государств), его административно-территориальное устройство. Посягая на структуру политического устройства конкретного государства, терроризм затрагивает и международный правопорядок, миропорядок, касаясь взаимоотношений данного государства с другими государствами и международными организациями. Отсюда не вызывает сомнений правильность квалификации существующего состояния международного правопорядка, миропорядка как общего объекта терроризма. Но особенность терроризма состоит в том, что посягательство на непосредственный объект осуществляется в значительной мере через воздействие на общий, основной объект. Это имеет место, во-первых, в силу глобализации международных процессов, когда даже попытка изменения политического режима в одном конкретном государстве объективно не может не отразиться на его взаимоотношениях с другими странами, а также на обстановке в регионе, а в ряде случаев, и в мире. Во-вторых, подготовка и реализация современных террористических актов содержит международный элемент, поскольку очевидным является то, что без внешней поддержки, включая поддержку других государств, террористическая деятельность в современных условиях практически невозможна. В-третьих, террористические акты, даже если они имеют сугубо внутреннюю направленность, вызывают международный резонанс, что обусловлено политическими, экономическими, религиозными, этническими и другими причинами. В-четвертых, террористическая деятельность имеет международный контекст уже потому, что любой террористический акт дополняет суммарную величину общей террористической угрозы, которая достигла мирового уровня, усиливает ее качественное содержание.

Квалификация объекта терроризма позволила высветить сложность юридической конструкции состава, отражающую социальный характер террористического конфликта. Это связано с тем, что объект преступления, представляя в значительной мере одну из сторон террористического конфликта, обнаруживает существенные признаки субъекта этого же преступления.

Невинные жертвы, оказывая влияние на формирование «образа» объекта терроризма и являясь его (объекта) составной частью, придают ему уровень угрозы для мира и всеобщей безопасности и выводят терроризм из сферы обычных нарушений прав человека, не перерастающих в международные преступления и не создающих угрозу международному миру и безопасности. Являясь обязательным элементом объекта терроризма, указание на невинные жертвы способствуют наполнению правовых оценок его состава предметным осязаемым содержанием.

Предложенный подход относительно роли и значения института невинных жертв в квалификации терроризма может указывать и на пробелы в международном праве как основание для развития фундаментального инструмента в международном сотрудничестве против терроризма. Если, например, исходить из системы принципов и обычаев войны, которые определены международным правом, то определение терроризма, которое опирается на наличие умысла в причинении смерти или иного тяжкого ущерба невинным людям, могло бы послужить базой для разработки подобных принципов применительно к необычной войне, войне, которая ведется между экстремистской организацией и государством. Речь идет о том, что нормативное и принятое в практике отношение к военному персоналу, которое применяется в условиях обычного военного конфликта («солдаты», «военные преступники», «комбатанты» и т. д.), можно было бы экстраполировать на ситуации необычной войны между террористами и государством. Это способствовало бы более четкому правовому отграничению терроризма от повстанческо-партизанских действий в их военном понимании.

Наконец, невинные жертвы как квалифицирующий признак состава терроризма содержит в себе и криминологический аспект в том смысле, что побуждает общество и специалистов уделять повышенное внимание проблемам, которые касаются причин и истоков этого явления.