Семь
Он подошел к скамейке, и она подняла голову, но не улыбнулась.
— Можно сесть? — спросил он.
Она пожала плечами, словно ей было все равно, и подвинулась, освобождая место. Он поставил пиво между ними:
— Одно для тебя.
— Да нет, спасибо. — Ее голос был мягче, чем тогда, днем.
Майки достал табак и скрутил тонкую самокрутку, протянул ей:
— Будешь?
Она покачала головой.
— Что-то ты не в настроении праздновать, кажется.
— Не особо.
— К экзаменам готовиться, поди, интереснее? Он, вообще-то, пошутил, но она не поняла.
— Да нет, не в этом дело, я просто не думала, что все будет так... — Она не договорила.
Стайка девчонок завизжала, услышав начало песни Леди Гаги. Они затанцевали, подпевая словам и взмахивая руками. Какие-то ребята глазели на них с края площадки, и одна девчонка принялась усиленно крутить попой. Взрослые стояли рядом, на лужайке, и серьезно о чем-то разговаривали. Как будто две вечеринки проходили параллельно.
— У твоего брата много знакомых, — заметил Майки. Она вздохнула:
— Любопытство — великая сила.
— А твои друзья пришли?
— Я никого не приглашала.
— Но меня-то пригласила.
— А кроме тебя, никого.
Она чуть отодвинулась в сторонку, подчеркивая, что он ее совершенно не интересует. Майки улыбнулся. Он таких недотрог как орешки щелкал.
— А где твой парень? Тоже не пришел?
— Кто? — нахмурилась она.
— Я просто подумал, что у тебя он есть. С такими-то данными.
— Нет.
Майки сделал вдох и глубокий выдох. Он знал, что надо сказать что-то еще, ведь большинство девчонок засмеялись бы после уловки с парнем — были бы польщены. Но все, что приходило ему в голову, почему-то казалось фальшивым. Он сел, закурил и попытался понять, что же делать дальше.
Вопрос решился сам — у нее зазвонил телефон, и она встала, чтобы достать его из кармана.
— Да, Том, это я тебе прислала сообщение, — проговорила она. — Потому что тебя нигде не видно — вот почему. Это безумие какое-то. Ты хоть половину из этих людей знаешь?
Она бросила взгляд на Майки, а потом пошла вниз, по склону. У ограды открыла дверцу, которую он даже не заметил, и скрылась за ней. И что ему теперь делать?
На другом конце лужайки Джеко разговаривал с каким-то парнем в костюме и галстуке. Судя по всему, он отнесся к плану серьезно — кивал и улыбался, расспрашивал парня о чем-то, собирал информацию. У Майки горло сдавило. То, что Джеко готов пойти ради него на такое, хотя к нему дело даже отношения не имеет... это все равно что иметь брата.
Он решительно вскочил. Сейчас он выйдет за ограду и заставит сестру Тома Паркера заговорить.
Пересекая лужайку, он понял, какой огромный у Паркеров сад. Холли мечтала бы жить в таком месте — да тут можно целое футбольное поле устроить, черт возьми. За забором была река — должно быть, та дверца была их личным выходом к берегу. Он представил, как они с Холли бегут вниз по склону к лодке, запрыгивают в нее, когда хотят, и уплывают к черту из этого поганого городишки.
Свет фонариков и гирлянд не проникал сквозь ограду, но он все равно видел девчонку через забор. По телефону она уже не говорила — просто стояла и смотрела на реку. На другом берегу поезд медленно тарахтел по рельсам. Его огни бликами заплясали по траве у ее ног, потом осветили лицо на секунду, и оно снова погрузилось в темноту. Будь он на том поезде, то позавидовал бы вечеринке — шатер, музыка, шикарный дом. Издалека все всегда кажется лучше, чем на самом деле.
Не успел он выйти за ворота, как она произнесла:
— Нехорошо так подкрадываться в темноте.
— Я не подкрадывался.
— А вот и нет.
Он закрыл дверцу:
— И что тут такого интересного?
— Ничего. — Она махнула рукой в сторону реки. — Река. Поезд прошел. — Она обернулась. — Просто захватывающе, как видишь.
— Ты бы поосторожнее одна гуляла, — заметил он. Она даже не моргнула в ответ:
— Это шутка?
В ее глазах тлело что-то... гнев? Или грусть? Ему пришлось отвернуться. У Карин глаза были такие же — пронзительные. Он допил пиво и выбросил в реку пустую бутылку. Они наблюдали ее полет — как темная граната, она описала полукруг в небе и с плеском шлепнулась в воду. Где-то рядом встревоженно крякнула утка, а потом снова наступила тишина.
И что ему теперь делать? Смотреть он на нее точно больше не собирается. Он не хотел, чтобы они так познакомились, не хотел наводить мосты между ними. Он попытался вспомнить план. Надо помнить, что он не просто так явился на эту вечеринку. Он должен выпытать у нее информацию — вот зачем он здесь. Но не успел он придумать, что спросить, как она тронула его за руку и указала через реку.
— Видишь, там лошади? — проговорила она. А он даже их не заметил — три лошади за рельсами, сгрудились под деревом. — Смотри внимательно. На их ноги.
Глаза заболели оттого, что пришлось всматриваться в темноту. Поле стало темно-синим, как будто надвигалась гроза, но он все смотрел, и цвета постепенно становились все более тусклыми, а поле зрения застилали серые тени. А потом из-под дерева выдвинулась тень — прокралась, замерла, потом снова двинулась вперед.
Это была лиса, маленькая, изящная; она сделала стойку в траве, подняв одну лапу, потом спохватилась и исчезла, бросившись через поле по диагонали.
— Видел? — спросила она.
— Да.
Она вздохнула, точно убедившись, что ей не почудилось. Он украдкой взглянул на нее, хоть и обещал себе не смотреть. Снова заметил шрам. Она увидела, что он смотрит, и провела по шраму языком.
— Меня собака укусила.
— Правда? Она кивнула:
— Мы путешествовали, она выбежала из леса, набросилась и укусила прямо в лицо. Сначала думали, бешеная, потом оказалось, нет.
— Бешеная?
— Мы были в Кении.
А Майки только мечтал об Африке, когда Деке учил его готовить козлятину с чесноком. Она посмотрела на него:
— А у тебя есть шрамы?
Представь, что она просто девчонка из бара, и придумай что-нибудь, сказал он себе.
— В меня однажды стреляли, — ответил он, — но шрам не покажу — он на заднице.
Впервые за все время она рассмеялась, и ему почему-то стало очень приятно.
— Один парень в меня пять раз выстрелил в упор. Хочешь посмотреть?
Она покачала головой, по-прежнему улыбаясь.
— Ты убегал, раз он тебе в зад выстрелил. Значит, трус.
Обычная девчонка так бы не ответила — слишком умно. Что же она за птица такая? Даже не пьяная ни капли, а в доме, между прочим, спиртное рекой льется. Он решил перейти к делу.
— Расскажи про брата, — попросил он. — Скажи мне о нем какие-нибудь две вещи.
— Я думала, он твой друг.
— Скорее друг моего друга.
Она повернулась к нему, нахмурилась:
— Может, лучше ты о себе расскажешь? Скажи две вещи о себе.
Ну что ж, раз ради того, чтобы получить информацию, надо выдать информацию, он согласен.
— У меня есть два таланта: хорошо готовлю и целуюсь. Она улыбнулась лишь уголком губ:
— А откуда ты знаешь, что у тебя хорошо получается?
— Много практики. А у тебя есть таланты?
— Ну, я не готовлю, зато плаваю хорошо.
— А целуешься?
Смутившись, она уставилась на свои туфли:
— Может быть.
— Значит, плавать любишь? Каким стилем?
— Брассом.
Он хотел было спросить, участвует ли она в соревнованиях, побеждала ли когда-нибудь. А еще больше хотел узнать, действительно ли она хорошо целуется и не докажет ли на деле. Но он сюда пришел не для того, чтобы с ней заигрывать. Ему нужно было сосредоточиться и перевести разговор в более полезное для него русло.
— А твой брат любит плавать?
Она замолкла, пожалуй, слишком надолго.
— Знаешь, если ты не против, я о нем говорить не хочу. И он замолчал.
Больше он ничего не спрашивал. Девчонкам все равно нравится слушать собственный голос, и наверняка не пройдет и минуты, как она затараторит. Но сам он ничего не скажет. Пусть почувствует себя так же по-идиотски, как и он.
Он ждал, глядя на речную зыбь, поднимаемую ветром, мертвые листья, плывущие по воде. Жил бы он здесь, ходил бы на реку каждый день. И Холли научил бы всякому — названиям рыб, как их ловить. Сначала, правда, пришлось бы самому научиться, но это было бы легко — нанял бы себе персонального тренера по рыбалке, как богачи, которые ходят в спортивные клубы.
— О чем думаешь?
Ее голос его напугал. Но вопрос был хороший. Значит, он ей все-таки понравился.
— О тебе.
— Ну да, как же!
— Серьезно. По-моему, ты классная. Она вздохнула:
— Ты вообще настроен нормально поговорить?
И он снова взглянул на нее, хоть и обещал себе, что не станет.
— Я думал о реке.
— Что именно?
— Как она движется и никогда не замирает. Она задумалась на секунду и ответила:
— Все на самом деле движется. Земля движется со скоростью шестьдесят семь тысяч миль в час и вращается со скоростью почти две тысячи миль в час. А еще вокруг точки в центре Млечного Пути, только вот с какой скоростью — забыла. — Она улыбнулась, взглянув на него. — Это я к экзамену по физике готовилась. Небось думаешь, что я зубрилка. Он покачал головой.
— Так почему же мы ничего не чувствуем?
— Не чувствуем, что движемся?
— Ну да. Если мы кружимся, да еще так быстро, то почему голова не кругом?
— Потому что наше восприятие не выходит за пределы того, что нас непосредственно окружает.
— И что это значит?
— Мы замечаем движущийся объект лишь по отношению к тому, что находится непосредственно вокруг. В самолете над облаками не замечаешь скорости, ведь сравнить не с чем, но на земле во время взлета сразу ясно, что летишь быстро.
Майки не знал, что на это ответить. И решил, что лучше всего промолчать. Не хотел, чтобы она знала, что он никогда не летал на самолете и даже не понимает толком, о чем речь.
— А у тебя есть физика? — спросила она.
Вряд ли кулинарное дело имеет какое-либо отношение к физике, но... он решил соврать и сказал, что учится в техникуме — два дня в неделю плюс рабочая практика. Он не знал, есть ли вообще у них техникумы, обучающие поварскому делу, но звучало круто. А поскольку ему захотелось произвести на нее впечатление, он достал из кармана бутылку виски:
— Смотри, что у меня есть.
— Ты где это взял?
— Друг дал. Хочешь?
Она покачала головой, и тогда он вынул пробку, наклонил бутылку и сделал долгий глоток. Не успела жидкость попасть в горло, как она протянула руку и вырвала у него бутылку. Виски полилось по подбородку, закапав куртку. Он вытер рот и рассмеялся:
— А говорила не хочешь.
Она мило улыбнулась:
— Передумала.
Он не знал, что будет дальше, и не знал, как будет реагировать, если что-то случится. Она глотнула из бутылки, поморщилась и вернула ему виски.
— Слушай, — проговорила она, — мне, наверное, пора. Все будут волноваться, где я.
— Я с тобой.
— Как хочешь.
Лишь когда они вошли в ворота, он понял, что так и не выяснил ничего полезного о ее братце.
— А откуда твой друг знает Тома? — спросила она, когда они стали подниматься вверх по склону.
Она остановилась и улыбнулась. Он понял, что она уловила его замешательство; наклонившись к нему, она прошептала:
— Ты лучше придумай что-нибудь поскорее, потому что вот он идет.
Навстречу им шел Том Паркер. Вблизи он казался более худым и выглядел моложе. У него были голубые глаза — глаза человека, который никому не может причинить вреда. Но Майки знал его тайну.
Том улыбнулся, глядя на сестру:
— Все в порядке, Элли? — Так вот, значит, как ее зовут. — Все-таки нашла, с кем поговорить?
Она пожала плечами:
— А тебе какая разница?
— Не надо так. Я тебя обыскался. Где была?
У Майки кровь закипела оттого, как близко они стояли. У Тома Паркера была модная трехдневная щетина, покраснение на губе и веснушки на носу. Не будь ее рядом, он был вытащил ключ из кармана. Занес бы его над головой и размозжил ублюдку череп.
Том нахмурился, завидев в руках Майки бутылку виски.
— Ты где это взял? — Он потянулся и выхватил у него бутылку.
Майки взглянул на Элли. Та улыбалась, точнее, пыталась не смеяться.
— Да брось, Том. Он не знал, что это папина. Том помахал бутылкой у них перед носом:
— Да вы хоть в курсе, сколько этот виски стоит? Двести фунтов за бутылку. Вы уж извините, но напиток явно не для того, чтобы распивать под забором.
Майки хотел было сострить, но ничего умного не пришло в голову.
Том повернулся к Элли лицом:
— Это кто вообще?
Она замялась. Майки еле дышал, ждал, что она ответит. Наконец Элли проговорила:
— Он со мной.
Майки такой ответ понравился. Поняв, что она на его стороне, он расслабился, словно пружина внутри соскочила.
Подбежал какой — то парень и потянул Тома за рукав. Майки заметил, что вид у того был встревоженный.
— Твой отец в панике, — выпалил он. — Там какой-то парень о тебе расспрашивает, и твой папаша думает, он журналист.
— А где сейчас этот парень? — спросил Майки. Не удержался, ведь знал, что речь о Джеко.
Мальчишка покачал головой:
— Да не знаю я. Мы за ним погнались, но он ушел. Видимо, облегчение отразилось на лице Майки, потому что Том подозрительно на него покосился:
— Если ты тоже в этом замешан, считай, у тебя большие проблемы. — Он развернулся и ушел вместе с мальчишкой.
— Братец сегодня на взводе, — сказала Элли. — Уж прости.
— Ну да.
— Ему нелегко пришлось.
— Выпил бы папиного виски — глядишь, полегчало бы. Она ничего не ответила, но пристально разглядывала
его некоторое время. Он не знал, что это значит.
— Пойду посмотрю, все ли там в порядке, — сказала она. — Если папа в бешенстве, то вечеринке конец.
Катастрофа. Мало того что она уходит, так еще Джеко вычислили — значит, Тому Паркеру во второй раз удастся избежать взбучки.
— Рада была познакомиться, — проговорила она. Он должен был ее остановить.
— Дай мне свой номер телефона. Она обернулась:
— Зачем?
Затем, что ему нужно разведать как можно больше о Томе Паркере. А она — лучший источник. Затем, что он понял: внутри нее кипит тот же гнев, что испытывает он, — и хотел узнать, с чего бы это. Но вслух он всего этого не сказал.
— Затем, что хочу снова тебя видеть.
Она нахмурилась. Что, если он ей не понравился? Да, они смеялись, и вроде бы на первый взгляд все шло хорошо, но что, если он ошибся, неверно истолковал знаки? С такими девчонками бывает. Майки ковырял землю носком ботинка. Слишком уж все с ней сложно, с этой Элли. Слишком по-настоящему. Она достала из кармана телефон:
— Лучше продиктуй мне свой.
Он испугался. На такое он не рассчитывал, но она покачала головой, когда он еще раз попросил ее дать свой номер.
— А что, если утром я передумаю?
Он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой:
— С чего бы это? Она пожала плечами:
— Ничего нельзя гарантировать.
Она как-то погрустнела, и Майки решил, что нужно срочно что-то предпринять.
— Хочу узнать тебя получше, — проговорил он. — Правда.
— Тогда, может, и позвоню.
Она пошла в дом — все двери в нем были открыты нараспашку, все окна горели, — а он провожал ее взглядом.
|
Восемь
Элли сделала все, чтобы стать невидимкой. Никакой косметики, даже туши. Сняла серьги, цепочку и туго перевязала волосы резинкой. Серая юбка скромной длины, белая рубашка, застегнутая до самого ворота. Не душилась. Крик со второго этажа заставил ее вскочить:
— Скорей, Элли, выходим через пять минут! Может, все и обойдется. Она в последний раз оглядела себя в зеркале ванной, открыла дверь и спустилась вниз. Мать восторженно зажала ее лицо в ладонях:
— Ох, милая, выглядишь прелестно.
Папа и Том оторвались от завтрака и тоже оценили ее вид — от туфель на плоской подошве до плотных ченых колготок.
— Очень скромно, — сказал отец. Том одобряюще помахал вилкой:
— Ну прямо примерная ученица!
Элли надела кардиган и медленно застегнула пуговицы:
— Вы хоть понимаете, что все будут на меня пялиться? Мать с сожалением взглянула на нее, но ничего не
ответила. А Том сказал:
— Знала бы ты, как мне хочется вернуться к нормальной жизни.
— Так иди вместо меня.
Он поморщился:
— Хорошая шутка, спасибо.
Элли вздохнула, налила себе сок и сделала глоток. Мать стояла у обеденного стола с щипцами в руках. Блюдо перед ней было доверху нагружено яичницей, сосисками, беконом и грибами, а рядом красовалась корзинка с круассанами и булочками.
— Кто-нибудь еще хочет? — спросила она и щелкнула щипцами, как крокодил челюстями.
Элли нахмурилась:
— Зачем столько наготовила?
— Твоя мама нас раскармливает, — ответил отец. — Утром у нас совещание с адвокатом. — Перед ним лежали блокнот и ручка; он что-то нацарапал на бумаге и повернулся к Тому: — Нужно собрать данные о твоих школьных успехах — все кружки, в которых ты участвовал в школе, в колледже, общества, награды и тому подобное. Активная общественная жизнь. Это произведет хорошее впечатление.
Элли взяла круассан и намазала его маслом. Ничего диетического в таком завтраке не было, конечно, но она воспринимала себя как солдата, идущего в бой, — в таком случае калории оправданны, решила она.
Отец продолжал писать что-то в блокноте.
— Турнир по гольфу тоже можно записать, — заметил он. — Ты до полуфинала дошел, верно, Том?
— До четвертьфинала.
— Тоже неплохо.
Это было похоже на военную конференцию с картами и стратегиями. С самого ареста одно и то же: будто Тому диагностировали редкое и ужасное заболевание, и всем им приходится теперь думать лишь об одном — как бы найти лекарство. Это единственное, что важно.
Элли навалила на тарелку несколько ложек клубничного варенья, разломала круассан на кусочки и обмакнула его в джем.
— Быстрее, детка. — Мать вручила ей салфетку. — Нельзя опаздывать в первый день.
Вскоре она очутится там, в большом мире; ее повезут по главной улице, мимо вокзала и переезда, в центр города. В понедельник и вторник ей как-то удалось отвертеться, соврав, что им дали несколько дней на подготовку к экзаменам, но потом папа не поленился зайти на сайт школы, так что это вранье уже не прокатит. Она в последний раз попыталась выкрутиться:
— Мам, пап... я что-то неважно себя чувствую. Отец бросил на нее резкий взгляд:
— В школу ходить обязательно, Элли.
— Карин Маккензи не ходит.
Это имя обожгло, как огонь, у Тома аж щеки запылали. А отец сорвал очки и замахал ими у нее перед носом:
— Тебе нечего стыдиться, Элинор, а у этой девушки причины есть, потому и отсиживается дома. Так что иди в школу и докажи всем, что это так.
— То есть принести себя в жертву?
— Нет. Ты ничего плохого не сделала, вот и веди себя соответственно.
— Там ужас что будет. Все разделились на два лагеря.
— Значит, узнаешь, кто тебе настоящий друг, а кто нет. Он явно намекал на царапину на машине Тома — ее починка влетит в несколько сотен фунтов. А еще на тех, кто не пришел на вечеринку. Отец уже несколько дней не мог успокоиться, все бушевал по поводу их отговорок — большие пробки в пятницу, не с кем оставить ребенка, слишком далеко ехать из Лондона, вот если бы предупредили заранее... Но сказать им в лицо, что думает, не смог — слишком расстроился. А теперь хочет, чтобы его дочь столкнулась в лоб с реальным миром.
— Ты через меня хочешь им отомстить, — заметила Элли.
— Хорошо сказано, — ответил отец, с улыбкой надевая очки и снова обращаясь к своему блокноту. — Надеюсь, твое красноречие обеспечит нам высший балл на экзамене по английскому.
Элли повернулась к матери:
— Мам, прошу...
— Нет, Элли, я согласна с папой. Ты уже несколько дней из дому не выходишь. Ни к чему запирать себя в четырех стенах.
Хорошо сказано. А за это высший балл поставят?
Видимо, они уже обо всем договорились, и их было не переубедить. Элли по глазам видела. Предрешенность, бесповоротность. Вытерев руки салфеткой, она оставила недоеденный круассан на тарелке.
— Что ж, — сказала она, — тогда пойду, пожалуй. Повеселитесь тут с адвокатом.
Мать как-то грустно ей улыбнулась.
— Пойдем, — сказала она, — хватит тут торчать. Когда машина вырулила на главную улицу, Элли
опустила окно. В воздухе пахло весной, повсюду прыгали солнечные зайчики. На клумбе у поворота и в кашпо на автобусной остановке цвели примулы. Она любила ездить этим путем — вдоль парка, мимо церкви. Почти верилось, что едет она куда-то в приятное место, где может случиться что-то хорошее.
Но за последние дни хорошего произошло лишь одно — она познакомилась с тем парнем, что обманом проник на вечеринку. Элли зажмурилась, пытаясь вспомнить, как он выглядел: ленивая улыбка, нагловатая походка вразвалочку. Весь вечер она злилась из-за этой идиотской вечеринки и боялась, что ей достанется за то, что подстригла Тома. Гнев придал ей уверенности, и, когда тот парень возник на горизонте, она не краснела, не запиналась, даже не вспомнила про шрам. В полумраке у реки ей казалось, что в ее жизни, возможно, грядут перемены.
А что сегодня Том сказал с утра, когда они встретились наверху у лестницы? Будь бдительна — вот что.
Но если подозревать каждого, то так и слова вымолвить не сможешь. Ее вот уже от подозрительности парализовало. Дважды она писала тому парню сообщения. И дважды стерла, так и не отправив.
— Знаешь, — проговорила она вслух, — я даже мечтаю теперь осторожно.
— Милая, я проводить папу с Томом не успею, если мы сейчас с тобой заболтаемся, — ответила мать.
— А ты разве с ними не поедешь?
— Я им не нужна, видимо.
— И чем будешь весь день заниматься? Она пожала плечами:
— Да как обычно — приберусь, подумаю, что на ужин приготовить. Может, к бабушке съезжу, уберусь там.
— Я с тобой хочу. Ты меня уже давно просишь помочь разгрести дом. А потом можем на пляж сходить. Будет здорово!
— Попытка не пытка, Элли, но ты едешь в школу, и точка. Можно тебя здесь высадить? Пройдешься немножко пешком?
Она притормозила у набережной. Элли поглядела на воду. Темная, почти неподвижная. Что, если нырнуть и превратиться в русалку, как Том говорил? Поплескалась бы среди уток и промокших хлебных мякишей, пока не настало время идти домой.
— Это тебе на обед, — сказала мать и протянула ей десять фунтов. — Хватит еще, чтобы попить кофе после школы с друзьями. Уверена, папа поймет, если ты сегодня немножко задержишься и не засядешь сразу за зубрежку.
— А мне кажется, не поймет.
— Да брось, детка, ты с ним помягче. Он же хочет, чтобы ты экзамены хорошо сдала, но понимает, что и с ребятами хочется пообщаться.
Элли хотела было объяснить, что нет у нее никаких «ребят», что стать своей в новой школе гораздо сложнее, чем кажется ее матери, а теперь, когда брата обвиняют в изнасиловании, и вовсе не представляется возможным. Но ей не хотелось, чтобы мама совсем потеряла надежду.
— Что ж, если вернусь поздно, — ответила она, — ты знаешь, где меня искать.
Она открыла дверцу. До моста путь лежал по набережной. Школа была на другом берегу — три низких здания, сплошь стекло и углы. Там же виднелась детская площадка, залитая солнцем; звонкие детские голоса раздавались со всех сторон — дети бежали в школу.
— Думаешь, все будут на меня пялиться? — еще раз спросила она.
— Не будут, конечно. А если станут, скажи учительнице.
— А общее собрание, думаешь, тоже специально отменят, чтобы меня не смущать перед всей школой?
— Ох, детка, понимаю, как тебе тяжело, но ты должна быть храброй. Ради Тома, дорогая. Ты подумай о нем.
Она потянулась и поцеловала ее в лоб. Хорошо бы поцелуй был волшебным, как у доброй колдуньи из «Волшебника страны Оз»*.
Немного колдовства сейчас бы не помешало.
* «Удивительный волшебник из страны Оз» — книга Лай-мена Фрэнка Баума (1900). «Волшебник Изумрудного города» А. Волкова — вольный пересказ книги Баума.
|
Достарыңызбен бөлісу: |
