У истоков христианства

Послание Константина церквам

Константин победоносный, великий, божествен­ный — церквам!

Убедившись по счастливому положению государ­ства, сколь велико благоволение ко мне всемогущего бога, я считаю подобающим содействовать тому, что­бы хранить одну-единственную веру, искреннее чело­веколюбие и благочестие по отношению ко всемогу­щему богу во всех верующих католической церкви.

Но поскольку это не могло быть достигнуто, если бы сначала не подвергались обсуждению различные касающиеся религии вопросы в присутствии всех епи­скопов, или по меньшей мере большей их части, со­бранных в одном месте, я созвал их сколько было {252} возможно и принял участие, как равный среди вас, в собрании, на котором все запросы были вниматель­но обсуждены, пока не было со всеобщего согласия принято угодное богу решение, так чтобы не допу­скать более дискуссий и разногласий по вопросам веры.

(Из «Жизни Константина» Евсевия Кесарийского, III, 17).

Бурная жизнь Афанасия (296—373) типична для тех неспокойных времен. Пять раз он был низложен и при­нужден к изгнанию, провел почти третью часть своего епископства вдали от епархии, то на Западе, чаще всего в Галлии, где добился преобладания никейского правоверия, то среди монахов Фиванской пустыни, в Египте. Латин­ский перевод его «Жития Антония», основателя монашест­ва, способствовал также распространению в западном мире идеалов египетского аскетизма. Он умер в Александрии, достигнув 77 лет, когда столь гонимое им движение ариан клонилось к закату.

Не желая потерять расположение арианского еписко­пата в наиболее важных провинциях империи, Константин пытался успокоить враждующие фракции и умерить же­сткость одобренных в Никее дефиниций. Как политику ему импонировали идеи его советников арианского на­правления: признавая за Христом божественную субстан­цию и сдваивая тем самым божественную монархию, афа­насианцы в каком-то смысле ставили под угрозу единство земной монархии, которая должна управляться одним са­модержцем земным, представителем единственного бога.

Константин умер 22 мая 337 г. недалеко от Никоме­дии, когда готовился выступить против персидского царя Сапора II, который захватил некоторые восточные райо­ны империи. Созданная им государственная система рас­палась. Империя была разделена между тремя его остав­шимися в живых сыновьями, провозглашенными Августа­ми: Констанций II правил на Востоке, Константин II — на Западе и Констант — в Иллирии. Над этим последним антиарианская партия имела власть. Но когда Констан­ций II стал в 353 г. единственным императором, с хладно­кровной жестокостью разделавшись с братьями, арианство мало-помалу стало господствующим вероисповеданием и местные синоды превратились в простое орудие импер­ской политики. {253}

Уже в Тире в 335 г. Афанасий был лишен поста и вы­слан в Тревири. По приказу тамошнего правителя Диони­сия александрийскому епископу не было разрешено даже участвовать в заседаниях синода. В результате совещания епископов следовали одно за другим почти непрерывно. Когда ариане протестовали, поскольку на одном синоде в Риме было отменено осуждение Афанасия, римский епи­скоп Юлий (337—352) попытался доказать непрелож­ность принципа общецерковного единогласия, только бла­годаря которому, а не из-за созыва собора императором, и становились законными соборные решения. Однако его по­пытка оказалась безрезультатной. На синоде 341 г. в Ан­тиохии была выработана новая формула веры, которая должна была бы заменить никейскую. В Сердике, ны­нешней Софии, потерпела фиаско попытка примирения враждующих сторон, и впервые западный епископат отде­лился от восточного. В Сирмие в 351 г. возобновилось на­ступление против Афанасия; то же произошло в Арле в 353 г., в 355 г.— в Милане. В Милане были смещены и сосланы во Фракию не только самые заядлые афанасийцы, но и римский епископ Либерий, замещенный диаконом Феликсом. Только отрекшись от Афанасия и покорившись тем самым воле императора Констанция II, который, впро­чем, был крещен лишь перед самой смертью, Либерий смог вернуть себе епископскую кафедру.

Противоречия обострились настолько, что казались не­разрешимыми. Ни к чему не привели ни оба синода в Сир­мие в 357 и 358 гг., ни синод 359 г. в Римини, на котором и сами западные епископы оказались глубоко разобщен­ными. Почти в то же время в Селевкии, на Востоке, враж­дебные фракции поочередно отлучали друг друга от церк­ви. Разброд в христианском мире был одной из причин, облегчивших попытку восстановления язычества Юлиа­ном, вступившим на трон в 361 г., после смерти Констан­ция. В числе прочих проступков общественное мнение вме­няло епископам в вину нетерпимое нарушение равновесия сил в государстве и дезорганизацию путей сообщения. Дело в том, что своими бесконечными переездами они за­нимали дороги, поскольку они пользовались преимущест­вами перед всеми остальными путниками, как некогда се­каторы.

Можно было бы не упоминать о течениях, на которые было разбито само арианство в период между Никейским (325 г.) и Константинопольским (381 г.) соборами, если {254} бы не необходимость постоянно учитывать, что широкие массы верили, будто различные интерпретации догматики в какой-то степени объясняют им их судьбу. В успехах или неудачах абстрактных теологических идей, оторванных от всякой действительности, они неизбежно усматривали отображение условий их земной жизни. В этом трагедия, таящаяся во всех религиозных конфликтах, когда в них оказываются втянутыми широкие слои народа, даже если главное в этих конфликтах — личное соперничество и идео­логические споры между высшими церковными сановника­ми, столкнувшимися в борьбе за власть.

Только с учетом этого и следует вспомнить о трех глав­ных течениях арианства: «чистые» ариане, прозванные anomèi [аномеи], то есть противники никейской формулы «омоусиос» — «равносущностности»; сторонники абсолют­ного различия между двумя первыми лицами троицы: полуариане, или омоусиане, которые путем добавления «и» думали разрешить главную трудность и утверждали, что сын не был равен, но был подобен, omoios [омойос] — отцу, и, наконец, «омеи» или «омеане», прозванные также «акакианами» по имени одного из их крупнейших предста­вителей — Акакия из Цезареи, склонные допустить толь­ко то сходство между небесными отцом и сыном, которое существует в таких случаях и на земле. Другие подразде­ления арианства выглядят еще более изощренными; они не играли особой роли в истории этой ереси.

После смерти Констанция II в 361 г. арианство вынуж­дено было перейти к обороне, и его траектория стала кло­ниться к закату со всеми ее взлетами и снижениями. Столь же стремительно, как оно появилось, оно и распа­лось за какие-нибудь несколько десятилетий, а сохрани­лось только у «варваров».

На Востоке между тем утвердилась школа трех отцов, прозванных каппадокийцами по названию той области Ма­лой Азии, где они родились: Григорий Назианзнн (или Назианский), его брат Григорий Нисский и Василий Ке­сарийский. Несмотря на малую оригинальность их теоло­гических изысканий, они открыли дорогу ко II вселенскому собору 381 г., который нанес арианству решающий удар. Собранные в Константинополе по инициативе императора Феодосия, 150 соборных отцов, все с Востока или, самое большее, с Балканского полуострова, подтвердили «Кре­до» Никейского собора на основе улучшенной формулы трех каппадокийцев: «одна-единственная божественная суб-{255}станция в трех лицах». Затем в нее была включена кон­цепция происхождения, или «процессии», духа от отца. Добавление «и от сына», которое впервые встречается в прямой форме в актах синода испанских епископов, собрав­шихся в 589 г. в Толедо, так и не было признано грече­ской церковью.

Один из одобренных собором канонов устанавливал, что второе место во всемирной церкви после почетного первого, оставленного за Римом, будет признано за Кон­стантинополем, как имперской столицей, а не за Александ­рией. О подобном решении римский епископ Дамасий (366—384) даже не был проинформирован. По этой при­чине, помимо других причин, вселенский характер I Кон­стантинопольского собора признан и на Востоке, толь­ко в Халкидонии, в 451 г.; в Риме и на Западе он был признан лишь в начале VI в.

Отголоски арианского кризиса давали себя знать на протяжении всей истории церкви, вплоть до протестант­ской реформы и позже. Считается, что так называемые «христологические» дискуссии V в. о единичности или дво­ичности природы сына бога (монофизитская ересь) и VII в. о присутствии или отсутствии одной-единственной воли в лице Христа (монофелитская ересь), по существу, явились продолжением сложных прений о троице, которые только казались завершенными в конце IV в.

УТОПИЯ ИМПЕРАТОРА ЮЛИАНА

Хотя Константин и поставил в равные юридиче­ские условия христиан и язычников, он зада­вался целью превратить новую религию в эф­фективное орудие управления. Его политика примирения с арианством главным образом и была направлена на решение этой задачи. Но значительные слои общества по-прежнему оставались свя­занными с древними религиозными верованиями.

Преобладавшее до той поры представление о мире не исчезло, оно еще удерживалось, и не только в лоне приви­легированных слоев и в жреческой среде приверженцев древних культов, лишенных поддержки со стороны госу­дарства, но и в среде интеллектуалов, примыкавших к фи­лософским школам восточной и западной митрополий, и в части городского и сельского населения, где прочно укоре­нились религиозные обычаи, освещавшие знаменательные {256} моменты существования человека: рождение и смерть, труд и страдание. Повседневная жизнь к тому же не слишком изменилась после эдикта Константина. Верно, что распаду общества, голодовкам и эпидемиям, усугубленным воен­ными действиями, люди пытались противопоставить не­которые формы взаимопомощи, направляемой церковными иерархиями. Однако все это не могло хотя бы минимально умерить недовольство и укрепить дух смирения и отрешен­ности.

Если исключить явление организованного аскетизма, который не мог по самой своей природе выйти за опреде­ленные границы, хотя бы географические, обращение в христианство не вело автоматически к существенному из­менению нравов. Захват владений, репрессии, насильст­венное устрашение соперников делали общественную и ча­стную жизнь тех же христианских самодержцев не менее циничной и жестокой, чем жизнь их языческих предшест­венников. После того как по приказу Константина был удавлен его тесть и устранен с политической сцены зять Лициний, император не поколеблясь отделался от собст­венного сына Криспа, которому не было еще и двадцати лет, заставив, по невыясненным причинам, солдат убить его в Поле в 326 г. И его дети показали себя в борьбе за власть ничуть не менее безжалостными.

Не может удивить и тот факт, что многих одолевало искушение переложить на христиан ответственность за беды и извращения, которые одолевали мир. Недовольство достигло угрожающих пределов, когда Констанций пове­лел конфисковать собственность древних храмов и запре­тить жертвоприношения богам. После его смерти в 361 г. враждебные христианизации империи элементы сплоти­лись вокруг нового суверена Юлиана, и тогда начался короткий период восстановления язычества, который завер­шился через два года трагическими событиями.

Родившийся в 331 г. Флавий Клавдий Юлиан, сын сводного брата Константина Юлия Констанция, шести лет от роду спасся вместе с братом Констанцием Галлом от ужасающей резни, устроенной в 337 г. Констанцием II в самой императорской семье. Укрытый в пустынной мест­ности Малой Азии, в Каппадокии, затем в Никомедии, где он проходил обучение новой религии и воспитывался под присмотром своих учителей, служивших одновременно и тюремщиками, Юлиан очень скоро испытал глубокое от­вращение к христианству, которое представлялось ему бес-{257}конечной и безрезультатной тяжбой ариан с неари­анами.

Во избежание худшего зла, Юлиан прикинулся ревно­стным верующим и вступил в ряды низшего духовенства в качестве «чтеца». Он остриг волосы и срезал бороду, что­бы убрать всякие внешние признаки приверженности язы­ческим обычаям. Отметим, что искусство IV в. еще тяго­тело к изображению Иисуса и апостолов безбородыми и с коротко стриженными волосами. По возвращении ко дво­ру в Константинополь он попал под влияние ритора Ли­вания и философа-неоплатоника Максима. И это влияние решило его судьбу. Культура и религиозная концепция этих идеологов древнего язычества, носителей монотеиз­ма синкретического культа солнца, показались ему не­сравненно выше примитивной и неупорядоченной христи­анской теологии отцов IV в., вовлеченных в бесконечные препирательства.

В 355 г. 24-летний Юлиан был провозглашен Цезарем и направлен в Галлию, чтобы сдержать натиск франков и алеманнов. Там он завоевал расположение армии, от­крыто отверг власть Констанция II и зимой 360 г. в Па­риже дал себя провозгласить Августом, после чего дви­нулся на восток. Констанций, занятый войной с персами, двинулся навстречу, чтобы преградить ему путь, но 5 ок­тября 361 г. он умер, и Юлиан был признан единственным самодержцем империи.

Юлиан предпринял попытку восстановления язычест­ва вначале на Западе, затем в восточных районах среди­земноморского мира, где христиане были с давних времен в большинстве. Здесь и обрело свой смысл обвинение, ос­тавленное за ним в истории и связанное с его именем: Юлиан — отступник и даже «беззаконник». Его план осно­вывался на чистке новой христианской бюропартии, на политике большего внимания к интересам колонов и наи­более обездоленных слоев и на возобновлении престижа древней религии. Но времена для подобной реформы уже прошли.

Юлиан никогда не задавался целью отменить эдикт 313 г. о веротерпимости, он не превратился и в подлинно­го гонителя веры. Едва прибыв в Константинополь, он, напротив, повелел, чтобы изгнанные Констанцием II за их оппозицию арианству епископы были возвращены на свои посты. Вернулся также и Афанасий, который добился в 362 г. созыва в Александрии благосклонного к никей-{258}ской ортодоксии собора. Но в то же время Юлиан отме­нил привилегии, которыми в действительности пользова­лось христианское духовенство, и восстановил храмы древ­них богов и храмовое имущество, конфискованное в пред­шествующие годы. Самой серьезной мерой, возбудившей негодование всего церковного мира, было запрещение хри­стианским риторам и грамматистам преподавать в школах по причине несовместимости двух противоположных идео­логий.

Получили поддержку африканские епископы-донати­сты, и евреям было разрешено восстановить их храм в Иерусалиме. Юлиан знал по собственному опыту, что зна­чила сильная организация вообще и в религиозной сфере в частности. Поэтому он создал профессиональное языче­ское духовенство, сформированное в первую очередь из философов и организованное по модели христианской орга­низации. И распределение помощи беднякам, особенно в крупных городах, осуществлялось по образцу христиан­ских ассоциаций вспомоществования.

В политической области Юлиан восстановил некоторые отмиравшие функции сената, осуществил обширную адми­нистративную децентрализацию в интересах местного прав­ления и произвел раздачу невозделанных земель. Чтобы подчеркнуть свою новую линию и подавить гордыню Кон­стантинополя, «нового Рима», он перенес свою резиденцию в более близкую к персидской границе Антиохию. Это решение не задело римского епископа, но усилило непо­пулярность императора на Востоке.

Используя хорошее знание христианских текстов, Юли­ан написал трактат в трех книгах, чтобы поразить «бес­честную секту последышей галилейца». Труд этот впослед­ствии систематически уничтожали, и если мы знаем сей­час его основные положения, то лишь благодаря его после­довательному опровержению епископом Кириллом Алек­сандрийским, составленному спустя несколько десяти­летий.

Юлиан желал избежать любых проявлений насилия. Но во многих местах группы язычников, почувствовав опеку государства, перешли в наступление. В Александрии толпа убила епископа Григория. В отместку дафнийские христиане, все там же, в Египте, сожгли храм Аполлона. Формировалась, таким образом, основа жесткой антиязы­ческой реакции, которая разгулялась в различных районах империи после смерти Юлиана. {259}

Все эти меры свидетельствуют о противоречивости, о двойственности и утопизме замыслов и реформ Юлиана, которые тем самым заранее были обречены на неудачу и несомненно отпали бы сами по себе, даже если бы импера­тор не пал, смертельно раненный, 26 июня 363 г. во вре­мя неудачной кампании против персов, через два года по­сле вступления на престол. Приписанная ему фраза: «Ты победил, галилеянин»,— естественно, не более чем поздней­шая и преднамеренная выдумка. Современный ему языче­ский историк Аммиан Марцеллин, который задался целью своими 31 книгой о деяниях римских императоров от Не­рона до Юлиана продолжить труд Тацита, не всегда бес­пристрастен, но его свидетельство позволяет отвергнуть все злословие, пущенное в ход врагами столь спорной лич­ности Юлиана, которого многие даже именовали Великим.