Учебное пособие Выпуск второй Советская классика. Новый взгляд Введение Социалистический реализм в контексте литературной эпохи



бет12/23
Дата18.07.2016
өлшемі1.79 Mb.
#206599
түріУчебное пособие
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   23

Того, кто спас нас, больше нет.

В том же отрывке из поэмы "Гуляй-поле" Есенин характеризует Ленина "суровым гением", что опять-таки не вписывается в предлагаемую Куняевыми трактовку образа вождя. Более того, 17 января 1925г., то есть в момент завершения "Анны Снегиной", Есенин создает "Капитана земли", в котором описывает, "Как скромный мальчик Из Симбирска Стал рулевым Своей страны". Поэт со всей искренностью, не вызывающей сомнения, признается, что счастлив тем, что "одними чувствами" он с ним "дышал и жил".

И теперь, если допустить, что Куняевы правы в интерпретации образа Ленина в "Анне Снегиной", получается, что в "Гуляй-поле" Есенин чистосердечно лгал читателю, в "Анне Снегиной" сказал закамуфлированную правду (попросту говоря, показал кукиш в кармане), а в "Капитане земли" снова печатно обманул. Кому же верить: Есенину или Куняевым? Признаемся, Есенин вызывает куда больше доверия и, думается, ни в одном из трех произведений о Ленине он не лукавил. И ответ героя крестьянам "Он - вы!" означает не что иное, как Ленин - олицетворение ваших надежд и чаяний. Именно такое прочтение диктует, на наш взгляд, и поэтика: подробное изложение обстоятельств беседы ("отягченный думой", "под звон головы", "тихо ответил") указывают на искренний и доброжелательный ответ. И вообще, невозможно представить, чтобы герой поэмы мог бы глядящим ему в лицо крестьянам ("И каждый с улыбкой угрюмой Смотрел мне в лицо и в глаза") сказать, что Ленин такой же негодяй, как они сами, как это получается у Куняевых. Десятилетия спустя, можно прийти к выводу, что на есенинском Ленине лежит печать той эпохи, но нельзя в угоду политической злободневности искажать облик автора и его лирического героя.

Никакой критики не выдерживает и некоторые современные трактовки образа Анны Снегиной: "Девушка в белой накидке" (...) изменяется в худшую сторону, явственно кокетничает с ним"; "Женщина, не принимая его чувств, как бы оправдывается, что не зашла так далеко, как хотелось бы..."; "Как бы окончательно поняв, что они говорят на разных языках, живут в разных временах и разными чувствами, героиня поступает так, как положено разочаровавшейся в своих ожиданиях женщине..." (16; 8, 139).

Мы присоединяемся к позиции тех, кто считает, что образ Анны выписан Есениным в лучших традициях русской классики; он глубок, лишен схематизма и однозначности. "Героиня предстает перед нами земной женщиной, прекрасной, по-своему противоречивой, беззлобной даже в момент потери своих земель (...)

Овдовевшая, лишенная состояния, вынужденная покинуть родину, Анна не испытывает к крестьянам, разорившим ее, ни злобы, ни ненависти. Эмиграция тоже не озлобляет ее: она способна радоваться успехам своей далекой родины и с чувством светлой грусти вспоминать поэта, все невозвратимое прошлое. "Беспричинное" письмо Анны полно тоски одинокого человека по утраченной родине. Оно "надклассово", и за взволнованными словами грешно пытаться рассмотреть всего лишь "дочь помещицы" (18; 33).

Нельзя не согласиться и с теми литературоведами, которые считают "Анну Снегину" одним из задушевнейших созданий Есенина. Оно отмечено монументальностью, эпической величавостью и лирической проникновенностью. Лейтмотивом через всю поэму проходят лирические строки о юности, весеннем рассвете, навсегда остающемся в памяти человека; роман с Анной написан по-есенински тонко и нежно, а рассказ льется с той свободой, которая свойственна эпике, воспроизводящей ничем не стесняемое течение жизни (14; 76-90).

"ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ": РЕАЛИСТИЧЕСКИЕ КАРТИНЫ ИНОНАЦИОНАЛЬНОГО МИРА



3

С.Есенин хорошо осознавал большие творческие возможности русского поэта, приобщившегося к богатствам национальных культур. Трогательны и искренни его обращения к Кавказу: "Ты научи мой русский стих Кизиловым струиться соком"; к русским поэтам, оставившим славные традиции художественного решения кавказской темы: "...Я полон дум о них, ушедших и великих. Их исцелял гортанный шум твоих долин и речек диких". Однако реалистический характер лирики Есенина предполагал весьма "умеренное" использование красок Востока, в отличие от романтиков, стремившихся к максимальной передаче инонационального колорита адекватными художественными образами. Истоки такого ракурса изображения инонационального мира - в особенностях мировосприятия самого поэта. В 1921г. в Ташкенте поэт, увлеченный красочным национальным праздником, "под конец заговорил все-таки о березках, о своей рязанской глуши..." Именно в Ташкенте он пишет письмо Иванову-Разумнику о национальных истоках своей русской словесности. "Двоемирие Есенина наблюдается не только в стихах, где чередуются картины Закавказья и родной поэту Руси: как бы ни был красив Шираз, он не лучше рязанских раздолий, а персиянке поэт предлагает богатства "далекого синего края". Такую же "двуплановость" сохраняют и есенинские образы, раскрывающие своеобразие кавказской природы. "Ситец неба такой голубой", - так сказать о небесах Закавказья мог только поэт исконно русский, воспитанный на неярких красках его родины. Отзвук параллелизмов русских народных песен ощутим в образах "Баллада о двадцати шести": "То не ветер шумит, не туман. Слышишь, как говорит Шаумян". При максимальной точности в передаче инонационального колорита Есенин в гораздо большей, чем поэты-романтики, мере сохраняет особенности русского восприятия и передает последнее национально-русской образностью и складом речи.

В "Персидских мотивах" (1924-1925) нет характерного для классического романтизма противопоставления идеала и действительности. Для поэта Восток - не романтический идеал (чудесного, священного и т.д.), противопоставленный прозе российской жизни, и не источник глобальных раздумий о будущем.

Персия Есенина - орнамент, в котором раскрывается внутренний мир самого поэта, его поиски смысла жизни. Былому смятению чувств ("Улеглась моя былая рана..." противостоит "удел желанный, тех, кто в пути устал". Эта "голубая и веселая страна", где "тихо розы бегут по полям", вовсе не противопоставлена Руси, что хорошо показано в работах А.Марченко, Л.Бельской, В.Холшевникова. Общеизвестные примеры можно дополнить стихотворением, не включенным в цикл:

Тихий вечер. Вечер сине-хмурый.
Я смотрю широкими глазами.
В Персии такие ж точно куры,
Как у нас в соломенной Рязани.
Тот же месяц, только чуть пошире,
Чуть желтее и с другого края.
Мы с тобою любим в этом мире
Одинаково со всеми, дорогая.

Согласимся с Бельской, писавшей: "И Персия перестает противостоять России... и на одной плоскости оказываются сады Хороссана с шелестящими розами и русская равнина под шуршащими розами и русская равнина под шуршащим пологом тумана - все это наша земля..." (1; 108).

Вместе с тем в поэтической форме "Персидских мотивов" романтические черты, несомненно, присутствуют. Налицо традиция общевосточного стиля, далекого от попыток воссоздать исторически достоверную жизнь Ирана (что было бы возможно в жанре лиро-эпической поэмы). Персия предстает как идеальная страна с мудрым восприятием жизни, гармонией любви и счастья (за исключением отдельных деталей: положения женщины Востока; любви как купли-продажи; кинжальные хитрости). Но в этом не слабость, а напротив, сила есенинской лирики, угадавшей, что нужно русскому читателю не только тогда, но и во все последующие времена. Сердцем откликается он на светлую есенинскую грусть о недостижимом:

В Хороссане есть такие двери,


Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не смог...,

и вторит поэту, покидающему свою Персию: "Но и все ж вовек благословенны На земле сиреневые ночи".

Раскрытию внутреннего мира человека, жизни сердца способствовал чуть загадочный и необычный предметный колорит, цветовой колорит восточных эмалей:

Никогда я не был на Босфоре,


Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.

Так словесная палитра Есенина в "Персидских мотивах" обогатилась яркими красками и образами Востока.

В значительной мере причина этого в совершенно неповторимой музыке и форме стиха. И хотя персидский колорит самой стихотворной композиции, насыщенной повторами специалисты называют таким же иллюзорным, как и колорит женских имен (Шаганэ - имя армянское), они отмечают, что в лирике Есенина, тяготеющего к напевному стиху, все виды повторов встречаются не раз - но нигде в таком количестве и в такой концентрации, как в "Персидских мотивах" (40; 359). Эти повторы, как отмечает В.Холшевников, слабо меняют или совсем не меняют логическое содержание слова, но значительно усиливают его экспрессию, эмоциональное напряжение. Исследователь отмечает обилие рифм, выражающих сопоставление "Персия - Россия", зарифмованность, т.е. выделение, экзотических слов. В каждом из пятнадцати стихотворений встречаются рефрены, кольцо строфы или стихотворения, либо их сочетание. "Венком строф" называют знаменитое стихотворение "Шаганэ ты моя, Шаганэ", где каждое из пяти пятистиший - кольцевые; пятый стих точно повторяет первый. Второе пятистишие обрамлено вторым стихом первого и т.д. Заключительное, пятое обрамлено тем же стихом, что и первое. Так образуется кольцевая композиция всего стихотворения, замыкающая венок строф. Вот почему есенинские фразы льются свободно и естественно. Музыкальная композиция придает ему особое очарование и делает еще более выразительной сложную игру чувств и мыслей" (40; 360).

У истоков "восточного стиля" Есенина традиции восточной поэзии - Хайяма, Фирдоуси, Саади. Есенин хорошо знал книгу "Персидские лирики X-XV веков" (М., 1916) в переводе акад. Ф.Кроша, переданную ему Н.Вержбицким, и, по словам последнего, "что-то глубоко очаровало Сергея в этих стихах". У автора "Персидских мотивов" была сознательная установка "на эффект заимствования". По справедливому замечанию П.Тартаковского, с восточными поэтами Есенина сближает не характерный для Востока аллегорический дидактизм, а "мудрость опыта", ощущение радости бытия (34а). Однако сравнительный анализ, проделанный литературоведами, хотя и обнаруживает отдельные аналогии в изображении любовного томления (Саади), разговора с цветами (Руни), поэта-гуляки (Хафиз), образов соловья и розы (Хафиз, Саади), но убеждает в том, что эти аналогии не выходят за пределы общеупотребительных в ориентальной поэзии традиционных образов.

Отмечая неповторимую талантливость стилизации Есенина под традиционно-восточный стиль, надо подчеркнуть и роль живых наблюдений. Хотя Есенин никогда не был в Персии, но он хорошо знал Восток российский. "Самый русский", по выражению Евгения Евтушенко, поэт за свою короткую жизнь проложил немало маршрутов: на Северный Кавказ, в Баку (1920), в Среднюю Азию через Казахстан (1921), что отразилось в живых деталях поэмы "Пугачева". В 1921г. он побывал не только в Ташкенте, ни и в Самарканде, в Бухаре, давших будущему автору "Персидских мотивов" живое ощущение Востока. Исследователи уже обращали внимание на то, что многие слова в цикле не из фарси, а тюркские, как, например, чайхана.

Авторы воспоминаний о Есенине находят и другие возможные источники, из которых поэт черпал свое знание Востока: его восхищали узкие улочки бакинской крепости, ханский дворец, он поднимался на легендарную Девичью башню. Он расспрашивал своего спутника - В.А.Мануйлова - о канонах мусульманства, слушал на языке фарси стихи Фирдоуси и Саади. Аналогичные факты вспоминают и свидетели встреч С.Есенина с народным певцом Шуши, Джабаром Карягды, знавшим сотни песен, мугамов: пальцы певца ударяют в бубен, звенит до скрипа натянутая кожа. Застывают пальцы, и в тишину вдруг вторгается высокий и чистый голос... Взволнованный поэт назовет его "пророком" музыки Востока" и позже напишет в Москву: "И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу..."

Столь же плодотворными были для Есенина грузинские встречи. Читатель, тем более будущий педагог, найдет много интересного в книге "Сергей Есенин в Грузии": "Товарищи по чувствам, по перу..." (Тбилиси, 1986), любовно составленной Г.Бебутовым. Батумская учительница Шаганэ Нерсесовна Тальян вдохновила поэта на создание образа "милой Шаги". И хотя свойственную реализму правдивость деталей в "Персидских мотивах" отыскать трудно, личные впечатления поэта, безусловно, сказались на общей романтико-реалистической тональности есенинского цикла.

Реалистичны написанные в те же годы стихи С.Есенина "На Кавказе", "Поэтам Грузии", "Баллада о двадцати шести".

Разумеется, в таком жанре, как лирическое стихотворение, возможности объективного изображения значительно сужены. Тем не менее уже кавказская лирика С.Есенина, называющего себя "настоящим, а не сводным сыном - в великих штатах СССР", являла собой пример вдохновенного лирического отклика на животрепещущие проблемы Советского Востока, понимания сути революционных перемен: "Самодержавный русский гнет сжимал все лучшее за горло, его мы кончили - и вот свобода крылья распростерла". Даже персидская лирика Сергея Есенина считалась его острым протестом против рецидивов старины, против рабского положения женщины Востока. Несмотря на ярко выраженный традиционный колорит в духе Хайяма, пафос "Персидских мотивов" в том, "что сроду не пел Хайям". "Половодье чувств" сопряжено с чувством тревоги за судьбу женщины Востока (едва ли не самая актуальная проблема на Кавказе и в Средней Азии 20-х годов): "Мне не нравится, что персияне держат женщин и дев под чадрой...". Индустриальный Баку убеждал в необходимости научно-технического прогресса. Так, на Кавказе формулировалось понимание потребностей времени: "Через каменное и стальное вижу мощь родной стороны"; и рождались такие, казалось бы, непохожие на есенинские, строки: "Но я готов поклясться чистым сердцем, что фонари прекрасней звезд в Баку" ("Стансы").

Внимание поэта-реалиста к реалиям быта и природы ощутима во многих образах есенинской кавказской лирики. Например, складывая поэтические строки: "Ты научи мой русский стих Кизиловым струиться соком", Есенин знал, что этот сок в старину на Кавказе пили перед сражением, веря, что он, горя в крови, возбуждает ненависть к врагу и крепит братство.

Но главное в стихах Есенина и, прежде всего, в "Персидских мотивах" - лирическая рефлексия героя, встретившегося с инонациональным миром. Синими цветами Тегерана, светом вечерним шафранного края расцвечена лирика большого русского поэта, которая и через семь десятилетий волнует нас так, как будто она только что родилась в сердце нашего современника.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

В 1924-1925г.г. в стихах Есенина неожиданно появляется множество вопросов, обращенных в первую очередь к самому себе: "Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно. В поле, что ли? В кабаке?..", "Кто я? Что я?", "Что случилось? Что со мною сталось?", "Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?" Эти вопросы, так и остающиеся без ответа, на наш взгляд, свидетельствуют о духовном кризисе поэта, отражают смятение его и потерянность, мысли о близком конце. И.Эвентов снятые в последней редакции стихотворения "Возвращение на родину" две строки: "Россия! Кто ты? Марево иль путь? Куда же мне, куда теперь идти?", считает "чужеродными" для поэта, так как они могли быть истолкованы "как признак растерянности, как непонимание поэтом исторических судеб страны" (41; 129). Неизвестно, по какой причине Есенин снял эти строки и заменил их другими, но, думается, "чужеродными" они не прозвучали бы, хотя бы потому, что они вполне согласуются с другими стихотворениями этого периода.

Таким тяжелым душевным состоянием были оплачены последние шедевры его философской лирики: "Мы теперь уходим понемногу", "Отговорила роща золотая", "Клен ты мой опавший", где поэт поднялся над своей личной трагедией к высотам общечеловеческого, где его грусть и ожидание конца по-пушкински просветлены. И тем не менее в лирике последних лет заметно преобладали надрывные интонации.

В 1924 г. он создает стихотворение "Годы молодые с забубенной славой", в котором очень ярко выразилось трагическое состояние души поэта, чувствующего близость конца. Здесь проявляется мотив угнетающей душевной болезни, драматического раздвоения личности, которое найдет свое законченное воплощение в поэме "Черный человек". В самом начале стихотворения лирический герой, признаваясь, что погубил свои молодые годы "горькою отравой", выхватив у ямщика кнут и стегая лошадей, проезжает зимнюю рощу по ухабам... Только во второй части стихотворения мы догадываемся, что все происходит не в яви, а в бреду больного, прикованного к постели человека:

Встал и вижу: что за черт - вместо бойкой тройки...


Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.
На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки.
Наклонились и хрипят: "Эх ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.
Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли,
Синие твои глаза в кабаках промокли".

Повторяясь в конце стихотворения, начальный мотив усиливает трагическую безысходность лирического героя. Смысловое усиление в данном случае зависит не только от того, что мысли героя о самом себе повторяются посторонними лицами (тем самым как бы подчеркивается объективность и верность "диагноза"), но и сменой рифменной пары "поблекли" (глаза) на метафорический глагол "промокли", намекающий на болезненное пристрастие героя к спиртному и тем самым нагнетающий ощущение неоспоримости близкого конца.

Это стихотворение в творчестве Есенина кажется не случайным. Если исходить из того, что поэт никогда не лукавил перед читателем ("Я... всегда говорю, что чувствую"), не выдумывал небывалых ощущений, то это стихотворение может служить свидетельством того, что испытывал и переживал поэт в последний период жизни. Правдивость содержания произведения подтверждают факты биографии.

В.Чернявский вспоминал: "Еще раньше заметил я черную повязку на его левой руке, но только теперь он показал мне скрытый под нею шрам и объяснил мне подробно, как он порезался, пробив рукою подвальное окно, как истекал кровью на незнакомой лестнице в чужой квартире, как долго лежал он, прикованный к постели с рукою под прессом... Но на вопрос, почему именно он, пьяный, соскочил с извозчика и ринулся в окошко, он ответил мельком, глядя в сторону: "Так, испугался... пьян был" Я не понял тогда, что в этом сказалась его начавшаяся болезнь" (1, 229-230).

В.Кириллов в 1924 г. запомнил поэта таким: "Есенин был печален. Говорил о своей болезни, о том, что он устал жить и что, вероятно, он уже ничего не создаст значительного.

- Чувство смерти преследует меня. Часто ночью во время бессонницы я ощущаю ее близость... Это очень страшно. Тогда я встаю с кровати, открываю свет и начинаю быстро ходить по комнате, читая книгу. Таким образом рассеиваешься" (1, 274).

Видимо, преобладая в таком душевом состоянии, и была написана в 1925 г. последняя и в какой-то степени роковая поэма "Черный человек", характеризуемая литературоведами как "кульминация мотивов личной трагедии поэта" (К.Зелинский) и как "предвестие конца" (Е.Наумов).

Традиционному восприятию поэмы "Черный человек" как исповеди и диалога лирического героя (автора) с двойником, которому отдана вся мрачная "негативная" сторона его души, противопоставляется концепция Черного человека как объективированного чужого, чуждого сознания, "внешнего" двойника поэта. Черный человек - это "символ давления на Сергея Есенина враждебного ему губительного сознания", что аргументируется новыми фактами биографии поэта и широким литературным контекстом (Вестник МГУ: сер. 9.- 1996.- N 2. - С. 182). Обращаем также внимание на интересную статью прибалтийского литературоведа Э.Мекша "Мифологическая основа поэмы С.Есенина "Черный человек", где со ссылкой на трактат "Ключи Марии" подчеркнуто, что поэма восходит не к опыту литературы Х1Х - начала ХХ века, а к мифологическому архетипу (20; 51-62).

В последние годы жизни у Есенина действительно развивалась болезнь на нервной почве, и 26 ноября 1925 г. он лег в клинику для нервнобольных Первого Московского государственного университета. Ему отвели отдельную светлую комнату на втором этаже, под окном рос клен. Глядя на него он и написал одно из последних и ставших широко известным стихотворение "Клен ты мой опавший".

Лечение в клинике было рассчитано на два месяца, но Есенин не пробыл там и одного: 21 декабря он ушел из больницы и больше туда не вернулся. Два дня ходил по редакциям и издательствам, прощался и завершал дела. В эти дни навестил он и А.Р.Изряднову, первую жену: "Сказал, что пришел проститься. На мой вопрос: "Что? Почему?" - говорит: "Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру". Просил не баловать, беречь сына" (30; 1, 146). Навестил и простился с детьми от Зинаиды Райх. Вероятно, в эти же дни столкнулся он и с В.Маяковским, запечатлевшим эту тяжелую встречу (19; 2, 267).

24 декабря Есенин уже был в Ленинграде и поселился в гостинице "Англетер". Через четыре дня, 28 декабря утром, труп Есенина был обнаружен на трубе парового отопления... В.Эрлих, поэт и ленинградский знакомый Есенина, вспомнил о стихотворении, которое накануне Есенин положил ему в карман пиджака. Развернул лист. Там оказались написанные кровью предсмертные стихи:

До свиданья, друг мой, до свиданья.


Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

СМЕРТЬ ПОЭТА

В перестроечные годы возникла и до сих пор продолжается острая дискуссия о гибели Есенина. Выдвинута и настойчиво пропагандируется мысль о насильственой смерти поэта, хотя, если она и была таковой, до сих пор остаются не проясненными ее мотивы и причины.

Взглянем на проблему иначе.

3 июля 1916г. Есенин в гостях у М.П. Мурашова под впечатлением картины Я.Стыки "Пожар Рима" и музыкальных произведений Глинки "Не искушай..." и "Сомнение" экспромтом записал в альбом хозяина:

Слушай, поганое сердце,


Сердце собачье мое.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в рукав лезвие.
Рано ли, поздно всажу я
В ребра холодную сталь.
Нет, не могу я стремиться
В вечную сгнившую даль.
Пусть поглупее болтают,
Что их загрызла мечта;
Если и есть что на свете -
Это одна пустота.

На вопрос хозяина: что это значит, Есенин с лукавой улыбкой ответил:

- То, что я чувствую.

Через 10 дней в этом же доме А.Блок, прочитав стихи Есенина, обратился к нему:

- Сергей Александрович, вы серьезно написали или под впечатлением музыки?

- Серьезно, - тихо сказал Есенин (9; 20).

Нам неведомо, знал ли об этом факте М.Осоргин, но интересно, что после смерти Есенина он лаконично сформулировал ее мотивы: "Пусто стало - и он ушел" (3; 24).

По-своему объяснил причины "ухода" поэта В.Ходасевич: "Чуть ли не каждое его стихотворение с некоторых пор стало кончаться предсказанием близкой смерти.

Друг мой, друг мой! Прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть.

Есенин прозрел окончательно, но видеть того, что творится вокруг, не хотел. Ему оставалось одно - умереть" (38; 6).

Тут, конечно, явное преувеличение, и потому заключение кажется слишком простым и легковесным. Но читатель, вдумчиво перечитавший один за другим хотя бы "Годы молодые...", "Черного человека", "До свиданья, друг мой...", не может не почувствовать естественности и, главное, основательности такого вывода.

В унисон мысли Ходасевича звучит фраза Н.Гариной, достаточно хорошо знавшей Есенина: "Его последние произведения были уже, несомненно, тем тревожным сигналом в его жизни, над которым следовало серьезно призадуматься и поддержать вовремя этого талантливейшего самородка" (5; 140). И потому не случайно, что многим современникам "самый конец" не показался неожиданным (7; 22), что официальная версия самоубийства Есенина воспринималась "логическим выводом из его упаднической поэзии" (29; 6).

Стихи поэта действительно многое объясняют. Примечательно в этом плане суждение В.И.Хазана, исследовавшего тему смерти в лирических циклах русских поэтов ХХ в.: "Не стихи, понятное дело, вели Есенина к гибели, но выразившееся через них мироотношение поэта (...) Есенинская поэзия не менее "повинна" в трагическом исходе, нежели роковые обстоятельства (...) Такова цена суверенного бытия созданного и тем самым выпущенного на волю из темноты немоты художественного образа" (37; 24-25).

Очевидно, истинные причины трагедии поэта следует искать не столько во внешних обстоятельствах, сколько в трагическом характере его художественного мировосприятия (28; 175).

"Стихи сбываются",- утверждала еще М.Цветаева. Осознавая всю условность афоризма, тем не менее воспринимаешь его с каким-то суеверием, особенно, когда узнаешь некоторые подробности гибели поэта. После смерти Есенина в его номере был обнаружен невероятный беспорядок, разбитое зеркало... Эта деталь не может не напомнить другое зеркало - литературный образ - разбиваемый лирическим героем в финале известной поэмы. Нельзя ли предположить, что в последнюю роковую ночь к поэту снова явился преследовавший его последние годы Черный человек, и не с ним ли связана трагическая развязка?

Такое предположение не столь безосновательно, как это может показаться на первый взгляд. По воспоминаниям В.Наседкина, он дважды заставал Есенина "пьяным в цилиндре и с тростью перед большим зеркалом с непередаваемой нечеловеческой усмешкой разговаривавшим со своим двойником-отражением или молча наблюдавшим за собой и как бы прислушивающимся к самому себе" (14; 100). В свете сказанного буквальным, а не образным смыслом наполняется фраза А.М.Микешина: "Ему так и не удалось побороть своего двойника. Есенин надорвался в схватке с ним" (21; 108). М.Ф.Пьяных тоже считает, что физически Есенин все острее ощущал опасность, исходящую от его "черного двойника". Развязка, наступившая в гостинице "Англетер", по его же мнению, является едва ли не естественным финалом этой трагической борьбы (28; 181).

То, что приведенные суждения являются не домыслом литературоведов, а имеют под собой веские основания, убеждают и публикации последних лет. Еще в марте 1924г. известный русский психиатр профессор Ганнушкин определил, что Есенин "страдает тяжелым нервно-психическим заболеванием, выражающимся в тяжелых приступах расстройства настроения и навязчивых мыслях и влечениях" и что "означенное заболевание делает гр. Есенина не отдающим себе отчета в совершаемых им поступках" (15; 26). Известно также, что Есенин не раз лежал в психиатрических отделениях во Франции, в Шереметьево, в Кремлевке, на Девичьем поле... Попытки уйти из жизни он предпринимал неоднократно даже в юности (15; 27). Поэтому кажется не случайным, а логичным мнение, сложившееся у М.Васильевой после знакомства с книгой "С.А.Есенин. Материалы к биографии": "...Складывается удивительно ровная картина, временами напоминающая чуть ли не историю болезни. День за днем, постепенный путь к гибели" (3; 25).

Не пытаясь восстановить истинный ход реальных событий, определивших трагический конец Есенина, еще раз подчеркнем, что поэзия последних лет свидетельствует о том, что внутренне, психологически поэт вплотную подошел к финальной роковой черте.

К сказанному остается лишь добавить, что с 1991г. работала специальная комиссия по выяснению обстоятельств смерти Есенина в авторитетном составе. 7 мая 1993г. состоялось расширенное заседание этой комиссии, на котором присутствовали эксперты, авторы различных версий убийства, поэты, исследователи творчества Есенина - всего более 70 человек. В результате проделанной работы комиссия пришла к выводу, что каких-либо оснований для подтверждения версий об убийстве С.А.Есенина нет.

СУДЬБА НАСЛЕДИЯ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Когда гроб с телом Есенина был перевезен в Москву и установлен в Доме печати, на решетке ограды появилось белое полотно с надписью: "Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь".

31 декабря состоялись похороны, но прежде, чем отнести Есенина на Ваганьковское кладбище, гроб с его телом был трижды обнесен вокруг памятника Пушкина на Страстной площади, символизируя связь его поэзии с пушкинской традицией.: "Мы знали, что делали,- вспоминал об этом Ю.Либединский,- это был достойный преемник пушкинской славы".

В 1926 г. М.Горький в письме к А.П.Чапыгину делился впечатлениями о прочитанном первом томе стихотворений Есенина: "Какой чистый и какой русский поэт". А.Серафимович тогда же сделал запись о Есенине: "Это был великий художник. С огромной интуицией, с огромным творчеством, единственный в наше время поэт. Такой чудовищной способности изображения тончайших переживаний, самых нежнейших, самых интимнейших, - ни у кого из современников... Чудесное наследство". В этом же году Всероссийским союзом поэтов была выпущена книжка "Памяти Есенина". Сборник открывался статьей Л.Д.Троцкого, в которой автор неоднократно отмечал несоответствие, "несродность" поэта революционной эпохе. Но были в ней и лирически окрашенные отзывы: "Мы потеряли Есенина - такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом,- может, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки. Он ушел из жизни без крикливой обиды, без позы протеста, - не хлопнув дверью, а тихо призакрыв ее рукою, из которой сочилась кровь. В этом жесте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом".

Но очень скоро зазвучали и негативные оценки творчества поэта. В сентябре того же 1926 г. "Комсомольская правда" напечатала статью под названием "Развенчайте хулиганство", в которой Есенина представили идеологом и выразителем хулиганства. Там же утверждалось, что стихи поэта, особенно "Москва кабацкая" - это "лирика взбесившихся кобелей", что "уже прошел первый угар, вознесший этого свихнувшегося талантливого неудачника чуть ли не в великие национальные поэты"... А.Крученых выпустил три книжки, в которых развивал мысль о том, что Есенин - "поэт самоубийства", что "внутренняя жизнь Есенина в последние годы была только дорогой к смерти" (26; 61- 67). Волна суицида (через год на могиле поэта застрелилась его друг Галина Бениславская, были и другие драматические случаи) усугубила напряженность вокруг имени поэта.

Начало 1927 г. было ознаменовано появлением в печати "Злых заметок" Н.И.Бухарина - апофеоза политической критики Есенина в 20-е годы. Публикация состоялась 12 января в газете "Правда". Главный редактор партийной газеты и член Политбюро так отзывался о поэте: "Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого "национального характера": мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще... В целом есенинщина - это отвратительная напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная".

Через два месяца после опубликования заметок Бухарина Горький, как бы торопясь нейтрализовать их действие, напечатал в ленинградской "Вечерней красной газете" известный очерк "Сергей Есенин", в котором подчеркивал: "Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой "печали полей", любви ко всему живому в мире и милосердия, которое более всего иного заслужено человеком". В 1929 г., когда наследие Есенина отрицалось наиболее усиленно, в очерке "По Союзу Советов" Горький снова возвращается к имени поэта: "Сергея Есенина не спрячешь, не вычеркнешь из нашей действительности, он выражает стон и вопль многих сотен тысяч, он яркий и драматический символ непримиримого раскола старого с новым".

В начале 1932г. молодой критик Б.А.Бялик "обнаружил" "кулацкие корни" поэзии Есенина. В этом же году Бухарин издает книгу "Этюды", куда включает и "Злые заметки". Как бы в ответ в следующем 1933 г. Горький выпускает том литературных статей с очерком "Сергей Есенин". В августе 1934 г. в заключительном слове на Первом всесоюзном съезде советских писателей Бухарин снова подчеркнул, что Есенин - "идеолог кулачества". На этот раз Горький не отреагировал.

В отношении посмертной судьбы Есенина примечательным является и такой факт.

В 1934 г., еще до открытия Первого съезда советских писателей, в Гослитиздате готовился к выпуску сборник стихотворений Есенина. Предисловием к сборнику служила статья Д.А.Горбова "Поэзия Есенина", в которой утверждалось, что в лучших своих выражениях есенинская поэзия - это "уже лирика в собственном и высшем смысле слова", сказавшаяся от сердца, как бы бессознательно; что творчество Есенина в лучших своих проявлениях "представляет собою образец песенного мастерства, чутко откликающегося на социальные перемены и сдвиги (...) революционной страны, дающего интимную лирическую интерпретацию этих перемен и сдвигов" (24; 108-109).

Книга со статьей Горбова была сдана в набор 19 августа 1934 г., 21 декабря была подписана в печать и часть тиража даже издана. Затем же распечатка была приостановлена, статья Горбова изъята и заменена в большей части тиража благонадежной, вульгарно-социологической статьей А.П.Селивановского.

Статья Горбова в 30-е г.г., вероятно, была последней попыткой объективного подхода к поэзии Есенина. Затем, если случалось говорить о нем, то имя его звучало, как правило, с эпитетом "кулацкий поэт". Официально Есенин запрещен не был, но негласный запрет на его творчество все-таки существовал. За ним был закреплен статус "не рекомендовано", что всеми понималось как "нельзя". Книги Есенина издавались очень редко, лишь четырежды за четверть века: в 1934, 1940, 1946, 1953 годах. Среди авторов, пытавшихся отказаться от вульгарно-социологических оценок творчества Есенина и выявить объективное содержание его поэзии, можно назвать А.Дымшица, Б.Бурсова, С.Павлова, В.Перцова, К.Зелинского, но число их было ничтожно мало для огромного периода с 1930 по 1954г.г. Не только о глубоком, но даже поверхностном изучении творчества Есенина в школе и вузе в эти годы не могло быть и речи. Лишь 46 строк отводилось Есенину в школьном учебнике по русской советской литературе в первой половине 50-х г.г., и то основное место в них занимали "ошибки" и "заблуждения" поэта. В таком же духе был представлен Есенин 12 строками и в "Краткой советской энциклопедии" (1943). Отсутствовало какое-либо системное научное исследование творчества Есенина, Известны случаи, когда за научную работу в области есениноведения исключали из партии. Надо отдать должное заведующему кафедрой литературы Ставропольского педагогического института проф. А.В.Попову, который и в начале 50-х г.г. блестяще читал лекции по Есенину, тогда как, например, в МГУ эта тема еще числилась среди запрещенных.

Лишь после смерти Сталина произведения Есенина стали возвращаться к читателю в полном объеме. Из воспоминаний Н.Петровой мы узнаем, как в 1954г. в Москве артистом Н.Л.Барминым впервые была исполнена программа "Сергей Есенин":



"Первое исполнение этой программы было и первым разрешенным открытым сольным концертом, где исполнялись только стихи Есенина. По городу висели афиши. Премьера состоялась в Бетховенском зале Большого театра. Говорили: для того, чтобы попасть в небольшой Бетховенский зал, покупали билеты на оперу. Люди толпились в проходах, жались у стен, двери были открыты, и в них стояли те, кто не поместился в зале (...) Времена были еще строгие. Чинность "правительственных" (...) залов блюлась, и надзор был серьезный (...) Но ни на одной программе не было такой единой - взволнованной, напряженной и в то же время свободной атмосферы" (25; 36).

В 1955г. в Рязани состоялась и первая публичная лекция "Творчество Есенина", прочитанная Ю.Прокушевым. После лекции артист Н.Першин читал стихи... Зал был переполнен еще до начала лекции, люди стояли вдоль стен, в проходах, в дверях, и тем не менее стояла особенно памятная тишина:

"Я никогда не забуду этого притихшего зала. Не забуду, как по окончании вечера тишина буквально раскололась от грома аплодисментов и радостных приветствий",- признавался впоследствии Ю.Прокушев (26; 83)

С середины 50-х г.г. пробудился и все более активизировался научный интерес к поэзии Есенина, началось ее планомерное изучение и исследование. Одними из первых, обратившихся к творчеству поэта после его "реабилитации", были критики и литературоведы Ю.Прокушев, К.Зелинский, Е.Наумов, А.Кулинич, И.Эвентов, А.Жаворонков. Но только в 1959 г. С.Кошечкиным была защищена первая кандидатская диссертация по творчеству С.А.Есенина. Поэта стали вводить в школьную и вузовскую программы, разрабатывались первые спецкурсы и спецсеминары, проводились первые научные конференции... На сегодняшний день есениноведение - одна из самых разрабатываемых ветвей истории русской литературы, написаны и изданы десятки книг и монографий, исследующие различные аспекты творческого наследия великого русского поэта.

В 1950 г. в Париже Г.Иванов составил и выпустил книгу стихов С.Есенина. В статье, предпосланной сборнику, составитель писал о Есенине:

"Он мертв уже четверть века, но все связанное с ним, как будто выключенное из общего закона умирания, умиротворения, забвения, продолжает жить. Живут не только его стихи, а все "есенинское", Есенин "вообще" (...) И это же необычайное свойство придает всем, даже неудачным, даже совсем слабым стихам Есенина особые силу и значение. И заодно заранее лишает объективности наши суждения о них. Беспристрастно оценят творчество Есенина те, на кого это очарование перестанет действовать. Возможно, даже вероятно, что их оценка будет много более сдержанной, чем наша. Только произойдет это очень не скоро. Произойдет не раньше, чем освободится, исцелится физически и духовно Россия. В этом исключительность, я бы сказал, "гениальность" есенинской судьбы. Пока Родине, которую он так любил, суждено страдать, ему обеспечено не пресловутое "бессмертие", - а временная, как русская мука, и такая же долгая, как она, жизнь" (11; 8).

Полвека спустя, мы вновь повторяем эти слова...

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Раскройте своеобразие ранней лирики Есенина и ее основные мотивы. Какие из них получили развитие в его дальнейшем творчестве.

2. Осветите проблему "Есенин и революция". Отражение в его творчестве стихийности и антиномичности национального сознания. Укажите причины трагического мировосприятия поэта.

3. Какое место в творчестве Есенина занимает цикл "Москва кабацкая"? Как изменился облик лирического героя? Почему? Как эти изменения прослеживаются в поэтике цикла?

4. Отметьте общность мотивов и их своеобразие в циклах "Москва кабацкая" и "Любовь хулигана".

5. Покажите эволюцию темы родины в творчестве С.Есенина. Проанализируйте палитру словесных красок, своеобразие тропов, воплотивших силу и глубину патриотического чувства.

6. Раскройте своеобразие жанра поэмы "Анна Снегина", единство лирического и эпического начал в ней. Как освещается этот вопрос в литературоведении?

7. Каковы возможности новой интерпретации идейного содержания поэмы? Ваше отношение к предлагаемым трактовкам темы революции, образа Прона Оглоблина.

8. Критика о "Персидских мотивах". В чем своеобразие инонационального художественного мира в поэзии Есенина?

9. Противоречивость и трагизм мироощущения Есенина в последние годы жизни. Их причины. Поэма "Черный человек" как художественный "анамнез" пограничных состояний.

10. Различные версии гибели поэта. Дайте аргументированное изложение вашей точки зрения.

11. Судьба наследия поэта в 30-первой половине 50-х г.г. Признание потомков и успехи есениноведения в наши дни.

Александр Фадеев



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет