мая 1970 г. Л. Н. Рахманов. «Беспокойная старость». [БДТ им. М. Горького. Постановка Г. А. Товстоногова. Режиссер Р. А. Сирота. Художник Б. В. Локтин]

31 мая 1970 г. Л. Н. Рахманов. «Беспокойная старость». [БДТ им. М. Горького. Постановка Г. А. Товстоногова. Режиссер Р. А. Сирота. Художник Б. В. Локтин].

Это противоположно кинофильму «Депутат Балтики»¹¹⁰ и скорее идет в русле «Дней Турбиных». «Депутат Балтики», при всей своей декларативной «народности», — подобострастие перед революцией и политикой. Здесь главное — дело. Ощущение реальное, тяжеловесное — как Полежаев [С. Ю. Юрский] занят своим делом, им поглощен, наука требует всей его жизни; это не в словах, это происходит на сцене, жизнь отдается науке, плюс преодоление того, что Полежаеву мешает — быта, пространства, старости. Старость существует на сцене, а не только борода, как у Н. К. Черкасова¹¹¹. Тут у Юрского как раз нет иллюстраций, он не играет, но ощущает (медленность движений, голос, мудрость и бессилие). Борьба с революцией — она тоже лишнее, мешающее делу. Главное для него мастерство, знание, умение в своем деле (здесь какой-то современный смысл!). Отношения с Воробьевым [М. Д. Волков] — именно в этом плане: он молод, может работать быстрее меня, и вдруг занимается «мемуарами».

Разговор Полежаева с Лениным: Юрский говорит не с подобострастием, а с достоинством, как равный.

Выход после спектакля на поклоны — в том же «стариковском» виде.

Мария Львовна [Э. А. Попова]. Все их отношения — подлинность, такая же, как и дело, наука. Попова! Тут произошел очень существенный поворот. Пьеса 1930 х годов обрела современный смысл, все встало на место, а либеральное произведение «Защитник {125} Ульянов»¹¹², написанное сегодня, оказывается описательно-иллюстративным в худших традициях 1930 х годов.

Еще при затененном свете начинает звучать музыка. Двери медленно разворачиваются в стороны. Гаснет свет, темнота. Голос диктора: «конец 1916 года, Петроград». На экране — петербургская улица (экран на заднике). На заднем плане проходит Бочаров [О. В. Басилашвили] в студенческой тужурке. Останавливается, быстро оглядывается (ясно, что избавляется от «хвоста»), уходит за кулисы. Идет Филер в гороховом пальто, кепке. Скрывается. Теперь Бочаров идет с другой стороны по авансцене. Прошел парадную, оглянулся, открыл дверь. Вошел. Филер открыл дверь, прислушался. Устроился на тумбе¹¹³. Подошел к вывешенному «Приказу», молча читает. Голос диктора: «Приказ о направлении студентов, участвовавших в беспорядках, в штрафные батальоны»¹¹⁴. Меркнет свет. Это первый описательно-повествовательный, вводящий в сюжет кусок. Он характерен для Товстоногова. Хотя есть своя тональность, темные и легкие цветовые тона, свое настроение. Но все же это совсем иное, нежели дальше.

Май 1970 г. О книге Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления». М., 1969.

Сталин не верил сведениям из «союзного» лагеря (от Черчилля) — тоже от догматизма. Его недооценка техники (от темноты) — из-за чего не было радиосвязи и т. д. Но все же главное и уже преступное происходило позже. Приказы о наступлении (правда, отсюда идея активности обороны — но это и так могло бы быть). 1942 год — прямая вина Сталина. Если верить Жукову, Сталин его не послушался, и раньше тоже (снял его за предложение сдать Киев). Хрущев в книге — сдержанно и, в общем, скорее отрицательно. Какое создается впечатление о других:

О Тимошенко — тон симпатизирующий, но реально ничего о его заслугах сказать не может, просто «работник»;

Шапошников — старая грымза, опытен, все понимает, но ничего против Сталина сказать не может, только исполняет его предписания. Главное, ничего придумать не может (в отличие от Жукова).

8 сентября 1970 г. Гастроли Красноярского ТЮЗа им. Ленинского Комсомола в ДК им. Ф. Э. Дзержинского. [В. Шекспир. «Троил и Крессида». Сценическая редакция театра по переводам П. П. Гнедича и др. Постановщик Ю. А. Мочалов. Художник Р. М. Юношева. Музыкальное оформление А. М. Волконского. Автор песен А. Д. Шемряков].

Наверное, без сонетов [создатели спектакля] не могут обойтись, но они должны знать, что сонеты наводят меня, зрителя, на размышления, заставляют меня искать в спектакле то, что есть в сонетах (хотя по ходу спектакля я этого и не заметил, мне это в нос не било). Но все-таки это не главное. Главное другое. Как будто легкое, шутливое, «капустное» зрелище, но по сути — это серьезно, даже страшно. С одной стороны — [обозначение жанра в программке] «трагедия-сатира» и прочие программкины изыски, двойная маска, [стилизация под греческий шрифт, терракотовый цвет] — а действующих лиц прочесть нельзя, плохая бумага и печать, [не указаны имена многих исполнителей]. Это тоже к области бантиков на тигре относится.

Но главное выходит наружу впервые (для меня), когда Ахилл (Ю. Головин) и Аякс (А. Д. Шемряков) бьют Терсита (П. Герман). Ну и дальше — в особенности сцена смерти Гектора. Цинизм — особенно в тихом, вкрадчивом Диомеде (В. П. Насонов), в том, как он {128} решил с Крессидой: привык все получать, не очень себя утруждая, не затрачиваясь больше, чем привык. Характеры и темы у каждого, но не у всех доведены до ясности и точности. Елена (Ж. В. Хрулева) знает цену и силу своего тела, эстетически она такова, что за нее действительно можно драться. Открытый лоб, накрашенные веки (немного неприятно). Ахилл тоже доведен до точности, но решен неоднозначно, а в развитии (Диомед и особенно Елена — в них все ясно). В Ахилле тоже определенность, но она доведена до конца. Измазанное, блестящее вазелином лицо. Пандар (Головин) и Терсит — это уже игра, игра курсивом. Это достойно хорошей оценки (маршаковское мастерство, не так уж плохо, конечно, — но опять же из области если не бантиков, то причесанного тигра). Шемряков играет Аякса верно, хотя просто, на поверхности. Самое трудное — положительные роли: Гектор сыгран без движения, без прикосновения к реальному, живому, современному. Хотя достойно и сознательно несет свою тему. Власть и героика становятся у него судьбой, делом, человеческим содержанием, он иначе не может — он щадит врагов. В Троиле есть превращение, но в нем ослаблены ощущение пропасти, ужас. Он — современный молодой человек, занят этим, сосредоточен, хочет покоя, хочет привести все к ясности. Не учитывается, что Крессида не только ему изменяет (ее колебания, она не превращается в Елену, но его толкает в пропасть). Вот тут все немного смазано. Хотя опять же объяснимо и закономерно — молодой человек! Еще ряд «характеров» — мимолетных, но выразительных: слуга Париса, Приам (идиот), Аякс, Маргарелон, Патрокл — одномоментность и выразительность. Режиссер все это ведет от смеха, игры, капустника — к человеческой пропасти. Жест: посмотрите, что делается, я вас предупреждаю. Этот жест в конце у Терсита (подмигнул, показал) — но это тоже «бантик», прямой ход. А по сути это и составляет движение действия, в этом суть — финальная битва и смерть Гектора к этой мысли нас самих приводят.

В связи с этим о театре. Приходит на ум слово «единомышленники». Но становится противно. Оно нам уже не нужно. От него отдает идилличностью, фальшью и ханжеством. Театр, в связи с которым вошел этот термин¹¹⁶ — в нем дерутся друг с другом так, что {129} кровь из носу. (И это, наверное, так и надо, опять же — неизбежность). А мы [продолжаем говорить]: «единомышленники». Просто — труппа из актеров близкого поколения, молодых (что приятно и хорошо). Актеры, [пришедшие] после Любимова и «Современника». Но это для них не мода и не поиск, а стало их достоянием, уже вошло в кровь, стало их собственным, органичным — и потому легким. Они все-таки пользуются чужим, им предстоит пережить свое. «Ансамбль талантов» в отличие от ансамбля амплуа, ансамбля «характеров». Режиссер использует актеров как «ансамбль талантов». Не подбирает актера к роли, а дает актеру самому ее развернуть [в зависимости от того], каков он сам, какова его тема. Возраст, фигура, голос — какие они есть и что из этого делают. В этом главное режиссерское [достижение] в спектакле; есть и свои «находки», но с ними постановщик не лезет. «Ансамбль талантов» — но еще нет «талантов», они еще не прорезались, существуют только в возможности. У кого будут силы, возможность — те развернут, разовьют до самостоятельной и большой темы и идеи, которой стоит отдать жизнь. [Но кто из них] — это пока не ясно. Крессида? Головин — да, но в нем уже есть своя законченность.

Патрокл (В. А. Махциер) — тоже молодой человек, который хочет быть «героем», боится, что у него это не получается, боится — но «держится».

Всех можно так разделить — на «героев» и «людей». Гектор — все-таки «человек», хотя скорее формально.