В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм Ростов-на-Дону Издательство Ростовского университета 1989 m 15

Бухарин и Деборин: механисты и диалектики

Усвоение марксизма в России шло в ногу с распространением убеждения: философия непосредственно связана с политикой. Здесь практически не существовало нейтрализма в отношении фи­лософии. Обычно такой нейтрализм базируется на двух ло­гически независимых утверждениях. 1. Марксизм есть на­учная теория общества, не связанная с какими-либо фило­софскими предпосылками и решениями. 2. Партия обладает социально-исторической доктриной и политической програм­мой, а в вопросах мировоззрения оставляет полную свобо­ду своим членам.

211
Несомненно, русские марксисты постоянно спорили меж­ду собой о специфике марксистской философии. Но уже в ранних работах Плеханова прослеживается тенденция к та­кому толкованию марксизма, когда он понимается не столько как метод познания и преобразования действительности, сколько как целостная доктрина, в которой можно найти ответ на все философские, социальные и политические во­просы. По мере формирования социал-демократического дви­жения в России крепло убеждение: партия обладает строго определенным взглядом на мир, который является единствен­но правильным. Оно было закреплено в работах Ленина, по мнению которого марксизм есть мировоззрение пролетар­ской партии. Поэтому сразу после революции философское образование стало предметом заботы партийных властей. Однако философия пока не была кодифицирована. Плеха­нов, вслед за Марксом и Энгельсом, был главным автори­тетом в философии. Труд Ленина «Материализм и эмпирио­критицизм» еще не стал каноническим текстом, на кото­рый все обязаны ссылаться.

Бухарин стал одним из первых политических вождей, пытавшихся выполнить задачу кодификации и канонизации марксистской философии и социальной теории. Он был хо­рошо подготовлен для выполнения этой задачи. В годы эми­грации изучал новейшую философскую и социологическую литературу: сочинения Вебера, Парето, Штаммлера и др. В 1921 г. Бухарин издал книгу «Теория исторического мате­риализма». По замыслу автора, она должна была быть попу­лярным учебником по марксистской социологии. В отличие от «Материализма и эмпириокритицизма», где критиковал­ся един уклон в марксистской теории, книга Бухарина пре­тендовала на систематическое изложение теории марксизма. На протяжении 20-х гг. она была основным текстом, на базе которого приобретали философское образование партий­ные кадры. В этом и состоит политическая значимость дан­ного текста.

Бухарин исходил из того, что марксизм есть строго и единственно научная всеохватывающая теория социальных явлений. Данные явления марксизм истолковывает объек­тивно, как и все остальные науки. Поэтому марксисты могут точно предвидеть все социальные и исторические процессы. Кроме них никто этого сделать не в состоянии. Правда, марксизм — классовая теория, подобно всем другим. Но но­сителем этой теории выступает пролетариат. Его интеллек­туальный горизонт шире, чем у буржуазии. Пролетариат стремится изменить существующий социальный порядок и потому может предвидеть будущее. Следовательно, только пролетариат может производить и на самом деле произвел единственно истинную науку о социальных явлениях.

Такой наукой выступает исторический материализм, или марксистская социология. Термин «социология» не пользо-

Исторический материализм, по его мнению, базируется на принципе: нет никакого различия между общественны­ми и естественными науками в методах исследования и при­чинно-следственного истолкования событий. Все социальные процессы подчиняются действию несокрушимых каузальных связей, на основе которых формулируются законы. И во­преки нападкам буржуазных социологов (к примеру, неокан­тианцев) тот факт, что люди действуют целесообразно, ни- > чего не меняет. Воля и целесообразные действия человека причинно обусловлены, подобно всем остальным явлениям. Теория целесообразности в естествознании и обществоведе­нии, как любой иной индетерминизм, явно или неявно ве­дут к признанию бога. У человека нет свободы воли. Все его действия причинно обусловлены. Ничего случайного в мире нет. Мы называем случайным такое перекрещивание двух причинно-следственных цепей, из которых нам известна только одна. Поэтому категория случайности просто выра­жает наше незнание.

Во всех социальных явлениях действует необходимость. Благодаря этому возможно историческое предвидение. Впро­чем, оно еще не настолько точно, чтобы человек мог пред­видеть и даты будущих событий. Но этот рубеж преодоле­вается по мере развития знаний.

Спор материализма и идеализма в социологии представ­ляет собой частный случай фундаментальной философской противоположности. Материализм утверждает, что человек есть часть природы, психика — функция материи, а мышле­ние — продукт деятельности мозга. Все эти тезисы оспари­вает идеализм, который есть не что иное, как форма религии. Он успешно преодолевается наукой. Разве можно всерьез относиться к солипсизму или философии Платона, по кото­рым существуют не люди и груши, а только идеи людей и груш? Иными словами, и в сфере социальных явлений возникает тот же самый вопрос о первичности материи или сознания. С точки зрения науки, а значит — исторического материализма, материальные явления или производство определяют духовные явления: идеи, формы религии, искус­ства, права и т. д. Однако нужно всегда конкретно изучать, как в общественной жизни проявляются универсальные за­коны. Законы природы нельзя без уточнений переносить на общество.

Диалектический материализм учит, что в мире нет ничего постоянного. Все явления связаны между собой и взаимо­обусловлены. С этим тезисом не соглашаются буржуазные

213
историки. Они хотят доказать, что частная собственность, капитализм и государство вечны. Изменение социальных явлений — продукт внутренних противоречий и борьбы. В обществе, как и в природе, всякое равновесие относительно. В конечном счете оно преодолевается новой формой равно­весия, которая стабилизируется на новых принципах.

Развитие осуществляется путем качественных скачков, возникающих в результате накопления количественных из­менений. Например: вода нагревается и при температуре 100° начинает кипеть, а затем преобразуется в пар. В этом случае речь идет о качественном скачке. (Данный пример Бухарин просто списал у Энгельса, но ни тот, ни другой не заметили, что вода выделяет пар задолго до температуры 100°.) Таким же качественным скачком является социальная революция. В ней и состоит основная причина полемики буржуазии с диалектическим законом развития через скачки.

Специфика социальной формы движения материи зави­сит от обмена энергии между человеком и природой. Социаль­ная жизнь обусловлена производством, а ее развитие — прогрессом производительности труда. Производственные отношения определяют мышление людей. В процессе произ­водства люди зависят друг от друга. Поэтому общество не является простой суммой индивидов, а представляет собой такой агрегат, в котором все влияет на все. Техника — основной фактор социального развития, остальные производны. Географическое положение, например, может влиять на темп эволюции различных народов, но само по себе не объясняет ее. Демографические изменения зависят от тех­ники, а не наоборот. Что касается расовых теорий, то они были успешно преодолены еще в трудах Плеханова.

Таким образом, человеческую культуру в целом можно объяснить изменениями техники. Организация общества ме­няется в зависимости от уровня производительных сил. Государство есть орудие господствующего класса и служит укреплению его привилегий. Откуда, к примеру, возникла религия? Оттуда, отвечает Бухарин, что в первобытном об­ществе были люди, управляющие родами и кланами. Затем отношения господства и подчинения были перенесены на со­циальный организм. На этой основе люди выдумали поня­тие души, управляющей телом. Потом это понятие было перенесено на всю природу. Ей стали тоже приписывать ду­ховные качества.

Такое представление послужило идеологическим оправ­данием раздела общества на классы. Поэтому идея бога как непознаваемой силы отражает зависимость капиталиста от судьбы, над которой он не властен. Искусство тоже про­дукт технического развития и зависит от общественных отношений. Дикарь не умеет играть на фортепьяно. А без фортепьяно нельзя ни играть на фортепьяно, ни сочинять музыкальные произведения. Декадентское искусство —

214
импрессионизм, футуризм, экспрессионизм — продукт раз­ложения буржуазии.

Отсюда не следует, что надстройка не оказывает ника­кого влияния на базис. Так, буржуазное государство есть условие капиталистического производства. Надстройка влия­ет на базис, но в каждый момент времени определяется производительными силами.

Что касается этики, то вся она есть продукт фетишиза­ции общественных отношений классового общества и умрет вместе с ним. Пролетариату не нужна никакая этика. Нормы поведения, которые он вырабатывает для выражения своих интересов, являются чисто техническими по содержанию. Подобно столяру, который при производстве кресел пользу­ется определенными техническими правилами, так и проле­тариат строит коммунизм на основе знания о социальных за­висимостях. А они не имеют ничего общего с этикой.

По мнению Бухарина, вся диалектика может быть све­дена к описанию постоянного процесса нарушения и восста­новления равновесия. Нет существенных различий между диалектическим и механическим подходом к действитель­ности. Современная механика стала диалектической. Физи­ка доказала, что все вещи влияют друг на друга и ни одна из них не является изолированной. И в общественной жизни все может быть объяснено столкновением противо­положно направленных сил. Они возникают в результате борьбы человека с природой. Но едва будет построен ком­мунизм,— социальное равновесие уже никогда не нарушится. В данный же момент мы имеем дело с революционной эпохой, которая неизбежно вызывает регресс в сфере тех­ники.

Производственные отношения есть координация людей как живых машин в процессе труда. Но во время труда люди мыслят и чувствуют. Это, однако, не означает, что производственные отношения духовны по содержанию. Все духовное определяется материальными потребностями. Идеальное только обслуживает интересы производства и классовой борьбы. Не соответствует действительности утвер­ждения (к примеру, Кунова и Тутан-Барановского) о том, что буржуазное государство выполняет функции, соответ­ствующие интересам всех классов. Просто буржуазия в своих интересах вынуждена осуществлять действия, которые могут оказаться полезны для общества в целом (типа строитель­ства дорог, содержания школ и развития науки). За всеми этими действиями скрываются интересы капиталистов. Поэтому государство есть институт классового господства. Кроме закона равновесия Бухарин в своей книге сформу­лировал еще несколько законов общественной жизни. Один из них называется законом материализации общественных явлений. Например, идеология и другие формы духовной жизни воплощаются в предметах, которые обладают своим

215
собственным существованием (книги, библиотеки, картин­ные галереи и т. п.). Эти предметы становятся исходным пунктом дальнейшей эволюции.

Книга Бухарина — показательный документ развития философии в 20-е гг. Она отличается, скажем, от «Мате­риализма и эмпириокритицизма» тем, что Ленин все свои положения стремится доказать. Труд Бухарина этого достоин­ства не имеет. В нем авторитарно провозглашается ряд принципов и основоположений — без каких-либо попыток их анализа и обоснования.

Аргументация Бухарина в основном сводится к приме­рам. В то же время без каких-либо доказательств он утвер­ждает, что в будущем наука будет «объективно» предска­зывать даты социальных революций на основе анализа раз­вития техники. Причисление к научным законам того факта, что люди пишут книги, может вызвать только улыбку. То же самое можно сказать о его взглядах на происхождение религии.

Существует еще одна особенность бухаринского учебни­ка, которая связывает его со всеми последующими учебни­ками по философии: постоянное и навязчивое использова­ние термина «научный». Такой стиль обычно отражает стрем­ление автора доказать: то, что я пишу, является истинной наукой.

Недостатки книги Бухарина не прошли мимо внимания образованных марксистов (в частности, Грамши и Лукача). Они первыми отметили механистические тенденции той вер­сии марксизма, которую предлагал и развивал Бухарин. Он на самом деле понимал общество как механизм, в кото­ром все события и действия можно объяснить уровнем раз­вития техники. Мысли, чувства, социальные институты и формы культуры — все это орудия, обусловленные произво­дительными силами и законами природы. Бухарин совершен­но упустил из виду методологическое содержание Марксовой категории «общественно-производственный организм».

Закон равновесия у него тоже четко не определяется. Говорится лишь о том, что в обществе постоянно наруша­ется и восстанавливается равновесие, которое состоит в соот­ветствии производственных отношений и техники. Не ясно, на основании каких критериев можно полагать, что данные производственные отношения соответствуют или не соответ­ствуют существующему уровню технического развития. Социальные революции и кризисы есть нарушение равно­весия. Следовательно, закон равновесия просто означает, что в истории были и будут революции и кризисы.

С этим никто не спорит. Но никакой новизны по сравне­нию с Марксом в таком подходе нет. Маркс, однако, пока­зал, что сам процесс исследования социальных явлений социально обусловлен. И в этом качестве влияет на истори­ческий процесс. А Бухарин был убежден, что в будущем

216
«пролетарская наука» будет анализировать и предсказывать исторические события аналогично тому, как астрономия пред­сказывает движение планет.

Но есть и более значимые моменты, связанные с учебни­ком Бухарина. Его автор занимал важный политический пост, был одним из политических вождей. Тем самым он способствовал зарождению и развитию догматического марк­сизма в партии, которой принадлежит власть. Такой «марк­сизм» длительное время претендовал на авторитарное изло­жение мировоззрения партии. Правда, бухаринский учебник не был в такой же степени обязательным, как сочинения Сталина. Однако в нем содержалось почти все, что потом включил «великий вождь» в свое изложение марксизма. И хотя Сталин не говорил о законе равновесия, но педантично повторил за Бухариным все законы диалектики. Заслугой Сталина была лишь их нумерация. Вслед за Бухариным он истолковал исторический материализм как применение и частный случай общих принципов философского материа­лизма. Предпосылки такого подхода к пониманию истори­ческого материализма можно обнаружить у Энгельса и Пле­ханова, но не у Маркса. Он был воплощен в жизнь Бухари­ным и Сталиным и до сих пор претендует на роль канони­ческого марксизма.

После того, как Бухарин потерял свое политическое поло­жение, а Сталин и его подпевалы начали критиковать «ме­ханицизм», советские философы неожиданно обнаружили связь между механистическими ошибками Бухарина в фило­софии и правым уклоном в политике. Предполагалось, что именно из-за непонимания диалектики и склонности к схо­ластике (эти упреки высказывал ему Ленин) Бухарин стал защищать кулачество и сопротивляться коллективизации. Эта оценка до сих пор бытует в «Философской энцикло­педии».

На самом деле связь между философской позицией и политической программой Бухарина установлена совершенно произвольно. Из общих и неясных положений его учебника не вытекает никаких определенных политических следствий. Кроме тех, что были всем известны и не составляли пред­мет спора: пролетарская революция должна победить во всем мире; нужно бороться с религией; пролетарское государство должно развивать промышленность. Что касается более подробных рекомендаций, то все противоположные политиче­ские лозунги могли быть обоснованы с помощью одних и тех же философских формул. Дискуссии 20-х гг. показывают, что суть этих формул сводится к чисто прагматическому и оппортунистическому истолкованию марксизма. А прагма­тизм и оппортунизм — важнейшие установки политической бюрократии.

Если, например, мы полагаем, что базис определяет над­стройку, а надстройка оказывает обратное влияние на базис,

217
то мы еще ничего не сказали о размерах и средствах вме­шательства пролетарского государства в экономику. Любая форма такого вмешательства, в том числе и бюрократиче­ская, будет соответствовать исходной посылке. Впрочем, Бу­харин обвинял Сталина за то, что тот нарушает экономи­ческое равновесие между городом и деревней, но эта критика не вытекала из его собственного закона равновесия. Следо­вательно, абстрактные формулы философии с успехом мо­гут обслуживать политический прагматизм и оппортунизм.

Лидером диалектиков в 20-е гг. был Деборин. Он родился в Ковно и в ранней юности вступил в социалистическое движение. С 1903 г. находился в эмиграции. Вначале был большевиком, затем меньшевиком. После революции несколь­ко лет был беспартийным. Заново вступил в партию в 1928 г. В 1907 г. написал книгу «Введение в философию диалекти­ческого материализма», которая впервые была издана в 1915 г. Наряду с учебником Бухарина эта книга многократно пере­издавалась и была средством философского образования в 20-е гг. Деборин преподавал в Коммунистической академии, Институте красной профессуры и много писал. В 1926 г. был назначен главным редактором журнала «Под знаменем марк­сизма». Сразу после этого журнал перестал публиковать статьи сторонников Бухарина и стал целиком органом диа­лектиков.

Деборин не оставил оригинальных философских работ. Его труды можно отнести к жанру комментариев. Однако автор обладал классическим философским образованием. В его сочинениях трудно обнаружить идеи, которые бы вы­ходили за рамки того, что уже сказал Плеханов. Но если учитывать общий упадок философии в период сталинизма, то Деборин и его школа отличались значительной философ­ской культурой и умением использовать ее в философской полемике.

Сторонники Бухарина обвиняли диалектиков в том, что они вводят в марксизм неизвестные науке формы бытия и сущности. Эти дополнения вытекают из гегелевского наслед­ства и чужды не только революционно-научному духу марк­сизма, но и интересам пролетариата и всего социалистиче­ского общества. По убеждению «механистов» главная цель науки — объяснить все явления природы путем их сведения к физическим и химическим процессам. А диалектики, на­стаивая на качественных скачках и внутренних противоре­чиях, противодействуют развитию науки. Прокламируя ка­чественное различие сфер действительности, они заимствуют у идеалистов идею умопостижимых сущностей. Все измене­ния можно представить в количественной форме. А противо­положное утверждение есть идеалистический витализм.

Механисты вслед за Бухариным утверждали, что о борь­бе противоположностей можно говорить в позитивном, а не в гегелевском смысле. И не о внутреннем раздвоении поня-

218
тий, а о противоположно направленных силах. Их можно наблюдать в физике, биологии и науках об обществе. Для этого не нужна какая-то особая диалектическая логика, вы­думанная сторонниками Деборина. Наука должна опираться на опыт. А все категории диалектики позаимствованы у Ге­геля. Их нельзя свести к каким-либо эмпирическим данным.

Отсюда механисты заключали, что положение диалектики становится все более шатким по мере развития естествозна­ния. Оно шаг за шагом показывает, что все процессы дей­ствительности можно свести к физическим и химическим. Вера в качественно абсолютные различия и скачкообразный характер развития реакционна. Равно как и утверждения диалектиков о том, что случайность объективна, а не явля­ется лишь выражением нашего незнания.

Однако положение диалектиков было укреплено изданием в 1925 г. «Диалектики природы» Энгельса. Здесь можно было найти все нужные цитаты против механицизма и фило­софского нигилизма. В том числе и требование философского обобщения данных наук. В 1929 г. были опубликованы «Фи­лософские тетради» Ленина, в которых подчеркивалась не­обходимость материалистической разработки гегелевской диалектики. Содержался реестр диалектических категорий, а принцип единства и борьбы противоположностей назван ядром диалектики.

На этом фоне основной труд Деборина выглядел бледно. Он представлял собой типичный пример истолкования марк­сизма «по Плеханову». В нем отсутствует анализ исполь­зуемых понятий. Широко используются голословные утвер­ждения, которые должны решить окончательно все фило­софские проблемы. В то же время Деборин правильно под­черкивал органическую связь марксизма с философской культурой прошлого. Отмечал заслуги Ф. Бэкона, Гоббса, Спинозы, Локка, Канта и Гегеля в подготовке почвы для диалектического материализма. Деборин критикует идеализм, эмпиризм, агностицизм и феноменализм в соответствии с принципами, сформулированными Энгельсом и Плеха­новым.

Стиль деборинских работ можно представить в виде ут­верждений. Например: если, с точки зрения метафизиков, все существует, но ничего не становится, то, с точки зрения феноменалистов, все становится, но ничего не существует. Единство бытия и небытия есть становление — так учит диа­лектика. В переводе на материалистический язык это утвер­ждение означает, что в основании всего лежит вещество, материя. Она находится в процессе постоянного развития. Изменения реальны и конкретны. А реальное и конкретное изменяется. Субъектом этого процесса выступает абсолютно реальное бытие: субстанциальное «все» в отличие от феноменалистичесйого «ничего». Противоречие между безкачественной и неизменной субстанцией метафизиков и субъектив-

219
ными и изменчивыми состояниями, которые исключают ре­альность субстанции, решается диалектическим материализ­мом в том смысле, что субстанция и материя находятся в процессе вечного движения и изменения. Качества или состояния имеют объективное значение. А вещество, материя является причиной и основанием, субъектом качественных изменений и состояний.

Таким жаргоном переполнены все работы Деборина. «Диа­лектический материализм учит, что...». «Диалектический материализм берет то, что правильно» оттуда и отсюда. «Субъективные идеалисты ошибаются», поскольку не при­знают материи. «Объективные идеалисты ошибаются», ибо не знают, что материя первична, а сознание вторично... Короче говоря, все философское исследование направлено не на конкретный предмет, в отличие от Маркса. А осущест­вляется лишь для того, чтобы доказать некий априорный результат, содержание которого неясно. Если судить по сти­лю и содержанию работ Деборина, то вся философия не должна быть направлена на доказательство истинности этого результата. Неизвестно также, на основании каких крите­риев можно убедиться, что ошибаются феноменалисты, а не их противники. Главный его аргумент — «так учит диа­лектический материализм». При таком подходе марксизм без остатка сводится к идеологии.

Пример Деборина дает возможность убедиться в сходстве бюрократа и идеолога. Первый стремится обосновать все свои действия некими анонимными инструкциями. Второй использует безличную теорию в качестве универсального ар­гумента и авторитета. За таким стилем обычно скрывается проповеднический пафос идеолога, а не трезвая аналитич­ность теоретика.

По мнению Деборина, противоречие между диалектикой и метафизикой состоит в том, что при диалектическом под­ходе к действительности все предметы толкуются как взаимо­связанные. Ни один предмет не является изолированным, все они постоянно изменяются и развиваются. Развитие — результат противоречий действительности. Они разрешают­ся через качественные скачки. «Диалектический материа­лизм учит», что все в мире познаваемо и нет никаких не­доступных познанию вещей в себе. Человек познает мир путем практического воздействия на него. Наши понятия объективны потому, что в них фиксируется сущность ве­щей. Объективны и наши представления, поскольку они отражают вещи. (В этом пункте Деборин просто повторил ошибку Плеханова, раскритикованную Лениным.) Хотя и представления не аналогичны предметам. Соответствие представлений и вещей состоит в том, что тождество или различие объективно существующих вещей отражается в тождестве или различиях субъективных представлений. Этому тезису противостоят взгляды Маха и его русских уче-