Вердикт джон гришем роман еще издавался под названием "Сбежавшее жюри" Анонс

Во время нервного сорокаминутного совещания в офисе Кейбла Фитч выложил почти все, что его тревожило относительно ведения защиты. Начал он с Дженкла и его "блестящей" новой идеи о злоупотреблении табаком, которая могла лишь окончательно доконать их. Кейбл. бывший не в том настроении, чтобы выслушивать упреки, тем более от не сведущего в юридических тонкостях человека, который был ему к тому же неприятен, еще раз объяснил, что они умоляли Дженкла не поднимать тему злоупотребления. Но Дженкл в своей предыдущей жизни был юристом и считал себя оригинальным мыслителем, которому предоставился золотой шанс спасти Большой табак. Сейчас Дженкл уже летел в самолете в Нью-Йорк.

Фитч считал, что суд устал от Кейбла. Вот Pop разумно распределил работу между своими негодяями. Почему же Кейбл не позволил никому, кроме Феликса Мейсона, допросить хотя бы нескольких свидетелей? Видит Бог, таких же негодяев у него предостаточно. Эта что, самонадеянность? Они орали друг на друга, стоя по разные стороны стола.

Из-за статьи в "Магнате" нервы у них совсем сдали, она стала еще одним, самым серьезным фактором напряжения.

Кейбл напомнил Фитчу, что он опытный адвокат, у него за плечами тридцать лет успешной судебной практики. Лучше бы Фитч занимался своим делом и отслеживал настроения и события в зале суда.

Фитч, в свою очередь, напомнил Кейблу о том, что это уже девятый "табачный процесс", который он ведет, не говоря уж о сорванных им двух, и ему доводилось видеть, разумеется, более эффективную защиту, чем та, которую представляет Кейбл.

Когда оба, устав от криков и проклятий, взяли себя в руки, они сошлись на том, что защиту нужно провести быстро. Кейбл планировал закончить в три дня, включая все перекрестные допросы, которые пожелает провести Pop. Три дня и ни днем больше, решительно сказал Фитч.

Хлопнув дверью, он вышел из кабинета. В коридоре его ждал Хосе. Они вместе быстро двинулись через офис, который все еще кишел юристами без пиджаков, жующими пиццу служащими и быстро снующими секретаршами - эти мечтали поскорее закончить дела и отправиться по домам, к детям. Вид важно шествующего Фитча и грузно топающего вслед за ним мускулистого Хосе привел их в трепет и заставил быстро спрятаться в ближайших комнатах.

В машине Хосе вручил Фитчу кучу факсов, которые тот просмотрел по пути в штаб. В первом содержались сообщения о всех передвижениях Марли с момента их вчерашней встречи на пирсе. Ничего необычного.

Следующий представлял собой краткое резюме поисков в Канзасе. Некую Клер Климент нашли в Топеке, но она была пациенткой дома престарелых. Еще одна, живущая в Де-Мойне, сразу же ответила по телефону в доме своего мужа - торговца подержанными автомобилями. Свенсон сообщал, что они работают во многих направлениях, но доклад его носил весьма общий характер. В Канзас-Сити обнаружили однокашника Керра, пытаются связаться с ним.

Когда они проезжали мимо продовольственного магазина, внимание Фитча привлекла реклама пива в витрине. Он словно бы ощутил запах и вкус холодного пива и решил выпить. Только одну кружку. Одну чудесную, запотевшую кружку. Когда же он позволял себе это в последний раз?

Но Фитч тут же опомнился: закрыл глаза и попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. Можно послать Хосе принести бутылку холодного пива сюда, так будет лучше. Разумеется, после девяти лет воздержания он не "развяжет" от одной бутылки. Почему, в конце концов, ему не выпить всего одну?

Потому что он выпил их в свое время не меньше миллиона. И если Хосе остановится здесь, он снова остановится двумя кварталами дальше. А к моменту, когда они, даст Бог, доедут до офиса, машина будет набита пустыми бутылками и Фитч будет швыряться ими в проезжающие мимо автомобили. Пьяным он становился нехорош.

Но всего одну, чтобы успокоить нервы, чтобы забыть этот паршивый день!

- Вы в порядке, босс? - спросил Хосе.

Фитч что-то проворчал и прекратил думать о пиве. Где Марли и почему она сегодня не позвонила? Процесс развивался из рук вон плохо. Для заключения и претворения их сделки в жизнь требовалось время.

Фитч подумал о колонке в "Магнате" и затосковал о Марли. В его ушах зазвучал идиотский голос Дженкла, развивающего новомодную теорию о злоупотреблении табаком, и ему еще больше захотелось услышать Марли. Закрыв глаза, он увидел лица присяжных и почувствовал острую необходимость немедленно связаться с Марли.

***

Поскольку теперь Деррик считал себя крупным игроком, он сам выбрал место для новой встречи в среду вечером. Это был бар для крутых в черном квартале Билокси, где Клив бывал и прежде. Деррик считал, что, если встреча произойдет на его территории, он окажется победителем. Клив настоял, чтобы сначала они встретились на автостоянке.

Она была забита машинами. Клив опоздал. Деррик заметил его, когда тот припарковывал машину, и подошел к ней со стороны водительского места.

- Не думаю, что это удачное место для встречи, - сказал Клив, через щель в окне глядя на мрачное железобетонное сооружение с решетками на окнах.

- Нормальное, - ответил Деррик, который и сам испытывал некоторое беспокойство, но не желал показать это. - Тут безопасно.

- Безопасно? За последний месяц здесь трижды случалась поножовщина. Я заметил всего одно белое лицо. И вы хотите, чтобы я вошел туда с пятью тысячами долларов в кармане и там их вам передал? Догадайтесь, кого укокошат первым - вас или меня.

Деррик не мог не согласиться, но не хотел сдаваться слишком быстро. Он наклонился к окошку машины, потом окинул испуганным взглядом стоянку.

- А я говорю, что мы пойдем туда, - сказал он, стараясь выглядеть крутым парнем.

- И не думайте, - возразил Клив. - Если хотите получить деньга, приходите в кафе "Уоффл-хаус", что на шоссе номер 90. - Он завел мотор и поднял стекло.

Деррик наблюдал, как он отъезжает с пятью тысячами монет, спрятанными где-то там, в машине, потом побежал к своей колымаге.

Сидя за стойкой, они пили кофе и ели блинчики. Говорили тихо, потому что не далее чем в десяти футах от них бармен, он же повар, разбивал яйца в сковороду с сосисками и, похоже, прислушивался.

Деррик нервничал, у него дрожали руки. "Разведчикам" же чуть ли не каждый день приходилось выплачивать крупные суммы наличными, поэтому для Клива в этом не было ничего особенного.

- Знаете, я думаю, что десять тысяч, наверное, недостаточная премия, вы понимаете, что я имею в виду? - выдавил наконец Деррик фразу, которую репетировал полдня.

- Но мы же договорились, - невозмутимо жуя блинчик, заметил Клив.

- А теперь я думаю, что это надувательство.

- Таков ваш метод вести переговоры?

- Вы даете мне слишком мало, приятель. Я все обдумал. Я даже посидел сегодня утром в зале суда и понаблюдал за тем, что там происходит. Теперь я в курсе дела и произвел подсчеты.

- Неужели?

- Да. И пришел к выводу, что вы, ребята, играете со мной нечестно.

- Но вчера, когда мы договорились насчет десяти тысяч, у вас не было претензий.

- Сейчас многое изменилось. Вчера вы застали меня врасплох. Клив вытер губы бумажной салфеткой и дождался, пока повар отойдет обслуживать посетителей к самому дальнему столику.

- Ну и чего же вы хотите теперь? - спросил он.

- Гораздо большего.

- У нас нет времени играть в игры. Говорите, чего вы хотите. Деррик громко сглотнул, оглянулся и тихо сказал:

- Пятьдесят тысяч плюс процент с суммы, которую определит приговор.

- Какой процент?

- Думаю, десять процентов будет справедливо.

- О, вы так думаете? - Клив бросил салфетку на тарелку. - У вас крыша поехала, - сказал он и положил пятидолларовую купюру рядом со своей тарелкой, затем встал и решительно заявил:

- Наше последнее слово - десять тысяч. Будете зарываться - всем нам крышка.

После этого Клив не мешкая удалился. Деррик пошарил в карманах и нашел лишь мелочь. Повар неожиданно навис над Дерриком, наблюдая за отчаянными поисками денег.

- Я думал, что он заплатит, - растерянно сказал Деррик, на всякий случай проверив еще карман рубашки.

- Сколько у вас есть? - спросил повар, забирая пять долларов, оставленные Кливом.

- Восемьдесят центов.

- Этого достаточно.

Деррик помчался на стоянку, где, заведя мотор и опустив стекло, его ждал Клив.

- Бьюсь об заклад, что другая сторона заплатит больше, - сказал он, наклоняясь к окну.

- А вы попробуйте. Пойдите к ним завтра же и скажите, что хотите пятьдесят тысяч монет за один голос.

- И десять процентов.

- Вы невежда, Сынок. - Клив заглушил мотор, вышел из машины и закурил. - Вы ничего не понимаете. Вердикт в пользу защиты означает, что никакие деньги из рук в руки переходить не будут. Ноль - истице, значит, ноль - и защите. То есть никому никаких процентов. Адвокаты истицы получат сорок процентов от нуля. Улавливаете?

- Да, - медленно произнес Деррик, хотя его, совершенно очевидно, продолжали терзать сомнения.

- Послушайте, то, что я вам предлагаю, черт знает как незаконно. Не жадничайте. В противном случае попадетесь.

- Десять тысяч все же мало за такое большое дело.

- Да нет, вы посмотрите на это с другой стороны. Рассуждайте так: Энджел не рассчитывает ни на что, так? Ноль. Она просто исполняет свой гражданский долг и получает пятнадцать долларов в день от округа за то, что является примерной гражданкой. Десять тысяч - это взятка, маленький грязный подарочек, о котором следует забыть сразу же по получении.

- Но если вы пообещаете ей процент, она будет усерднее агитировать присяжных.

Клив глубоко затянулся, медленно выпустил дым и покачал головой:

- Вы все еще не понимаете. Если ответчика признают виновным, пройдут годы, прежде чем истица действительно получит деньги. Послушайте, Деррик, вы все усложняете. Берите деньги, поговорите с Энджел и помогите нам.

- Двадцать пять тысяч.

Новая глубокая затяжка, окурок летит на асфальт, Клив раздавливает его ногой.

- Я должен поговорить с боссом.

- Двадцать пять тысяч за каждый голос.

- За каждый голос?

- Да. Энджел может обеспечить больше чем один.

- Чей же?

- Не могу сказать.

- Мне нужно поговорить с боссом.

В комнате номер 54 Хенри By читал письма от дочери из Гарварда, его жена Ки изучала новые страховые полисы на их рыболовецкий флот. Поскольку Николас смотрел в зале кино, 48-я пустовала. В 44-й Лонни и его жена возились под простынями впервые за почти целый месяц, но вынуждены были спешить, поскольку сестра жены согласилась посидеть с детьми лишь недолго. В 58-й миссис Граймз смотрела комедийное телешоу, в то время как Херман вводил в свой компьютер стенограмму сегодняшнего судебного заседания. 50-я комната также пустовала: полковник, которого опять никто не навестил, сидел в "бальной зале" - миссис Херрера гостила у кузины в Техасе. А в 52-й никого не было потому, что Джерри пил пиво с полковником и Николасом и выжидал момент, когда можно будет незамеченным проскользнуть в комнату Пуделихи. Шайн Ройс, дублер номер два, в своей 56-й комнате трудился над горой рогаликов с маслом, которые принес из столовой, смотрел телевизор и в который уж раз благодарил Бога за ниспосланную ему удачу. Пятидесятидвухлетний Ройс был безработным, жил в арендованном трейлере с женщиной, которая была моложе его, и шестью детьми. Он годами не зарабатывал пятнадцати долларов в день, чем бы ни занимался. А теперь он ничего не делал, только сидел и слушал судебные заседания, за что округ не только платил ему ежедневно по пятнадцать долларов, но еще и кормил. В 46-й комнате, открыв настежь окна, Филип Сейвелл и его пакистанская подруга пили травяной чай и курили марихуану.

В комнате напротив, 49-й, Сильвия Тейлор-Тейтум разговаривала по телефону с сыном. В 45-й миссис Глэдис Кард, учитывая болезнь предстательной железы мистера Нелсона Карда, играла с ним в кункен. Рикки Коулмен в 51-й ждала Ри, который опаздывал, поскольку няня не позвонила. Лорин Дьюк, сидя на кровати в 53-й комнате, ела булочку с корицей и завистливо прислушивалась к тому, как в соседней, 55-й, Энджел Уиз и ее приятель сотрясали стены.

А в 47-й Хоппи и Милли Дапри упоенно занимались любовью, как не делали этого уже давно. Хоппи прибыл рано с огромной сумкой еды из китайского ресторана и бутылкой дешевого шампанского - Хоппи не пробовал его уже несколько лет. В обычных обстоятельствах Милли стала бы брюзжать по поводу спиртного, но эти дни были далеко не обычными. Она пригубила шампанского из пластикового мотельного стаканчика и съела огромную порцию кисло-сладкой свинины, после чего Хоппи набросился на нее.

Потом они лежали в темноте и тихо говорили о детях, о школе, о доме. Она очень устала от своего гражданского бремени и мечтала вернуться к домашним заботам. Хоппи с тоской говорил о том, как пусто без нее дома: дети не слушаются, дом в запустении... Всем недостает Милли.

Одевшись, Хоппи включил телевизор. Милли накинула банный халат и отхлебнула еще шампанского.

- Ты не поверишь... - сказал Хоппи, порывшись в кармане и извлекая из него сложенный листок бумаги.

- Во что? - спросила Милли, принимая от него листок и разворачивая его. Это была копия фальшивки Фитча, в которой перечислялись многочисленные прегрешения Лиона Робилио. Она медленно прочла ее, потом подозрительно посмотрела на мужа. - Откуда это у тебя?

- Вчера пришло по факсу, - искренне ответил Хоппи. Он долго тренировался произносить эту фразу, потому что ему невыносима была сама мысль о том, что придется солгать Милли. Он чувствовал себя последним негодяем, но призраки Нейпаера и Ничмена маячили перед его мысленным взором.

- Кто это прислал? - строго спросила Милли.

- Не знаю. Похоже, из Вашингтона.

- Почему ты не выбросил?

- Не знаю, я думал...

- Тебе ведь известно, Хоппи, что мне нельзя показывать подобные вещи. - Милли швырнула бумажку на кровать и, упершись руками в бока, подошла к Хоппи поближе. - Чего ты добиваешься?

- Ничего. Это прислали мне в контору, вот и все.

- Какое совпадение! Кто-то в Вашингтоне случайно узнал номер твоего факса, так же случайно проведал, что твоя жена заседает в жюри присяжных и что Лион Робилио выступает там в качестве свидетеля, и уж совсем случайно подумал, что если послать тебе этот факс, ты по глупости принесешь его сюда и попытаешься оказать на меня давление, Я хочу знать, что происходит!

- Ничего, клянусь, - ответил припертый к стене Хоппи.

- Почему тебя так неожиданно заинтересовал этот процесс?

- Просто он интересный.

- Интересным он был уже три недели, но прежде ты о нем даже не вспоминал. Что происходит, Хоппи?

- Ничего, успокойся.

- Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не видеть, что тебя что-то гнетет.

- Успокойся, прошу тебя. Посмотри: ты взвинчена, я взвинчен. Из-за этой штуки мы оба вышли из себя. Мне очень, жаль, что я принес ее.

Милли допила свое шампанское и села на край кровати. Хоппи сел рядом. Мистер Кристано из министерства юстиции решительно настаивал, чтобы Хоппи заставил Милли показать фальшивку всем, кому она доверяет в жюри. Хоппи было страшно даже подумать о том, как он скажет мистеру Кристано, что этого скорее всего не будет. Но, с другой стороны, как мистер Кристано может проверить, показала ли Милли эту проклятую бумаженцию своим приятелям?

Пока Хоппи размышлял об этом, Милли начала плакать.

- Я хочу домой, - произнесла она сквозь слезы дрожащими губами.

Хоппи обнял жену и крепко прижал ее к себе.

- Прости, - сказал он. Она заплакала еще сильнее.

Хоппи самому хотелось заплакать. Свидание, если не считать секса, оказалось напрасным. Если верить мистеру Кристано, процесс закончится очень скоро, всего через несколько дней. Было совершенно необходимо убедить Милли в том, что должен быть вынесен только оправдательный вердикт. Поскольку встречаться они могут крайне редко, Хоппи придется рассказать ей ужасную правду. Не сейчас, не сегодня, но во время следующего "личного визита" уж точно.

ГЛАВА 29

Полковник никогда не менял привычек. Как добрый солдат, он каждое утро вставал точно в половине шестого, делал пятьдесят взмахов руками и приседаний, потом быстро принимал холодный душ и в шесть выходил к завтраку, который должен, черт возьми, состоять из крепкого кофе и кучи свежих газет, но здесь... Здесь он съедал тост с джемом, разумеется, без масла, и сердечно приветствовал каждого из коллег, появляющихся в столовой. Все они были заспанные и норовили поскорее вернуться с чашкой к себе в комнату, чтобы, попивая кофе, без посторонних посмотреть новости по телевизору. Было тяжелым испытанием начинать день с того, чтобы через силу приветствовать полковника и отвечать на поток его речей. Чем дольше находились они в изоляции, тем более энергичным становился полковник еще до рассвета. Некоторые присяжные специально не выходили раньше восьми - было известно, что в это время он ретировался в свою комнату.

В среду утром, в четверть седьмого, Николас, наливая себе чашку кофе, поздоровался с полковником и коротко обсудил с ним погоду, потом вышел из столовой и тихонько прошмыгнул по пустому, все еще довольно темному коридору. Из нескольких комнат уже доносились звуки работающих телевизоров. Кто-то разговаривал по телефону. Николас отпер свою дверь, быстро поставил кофе на туалетный столик, достал из ящика стопку газет и вышел из комнаты.

С помощью ключа, который он стянул со щитка над стойкой администратора, Николас вошел в комнату номер 50, принадлежавшую полковнику. В воздухе стоял тяжелый дух дешевого лосьона после бритья. У стены аккуратным рядком выстроилась обувь полковника. Одежда была тщательно развешана в шкафу - без единой складочки. Николас опустился на колени, приподнял край постельного покрывала и положил под кровать принесенные им газеты и журналы, среди которых был и экземпляр вчерашнего "Магната".

Тихо выйдя из комнаты, он вернулся к себе и через час позвонил Марли. Имея в виду, что Фитч прослушивает все ее разговоры, он сказал лишь:

- Дорогая, здравствуй. На что она ответила:

- Вы не туда попали.

И оба повесили трубки. Выждав пять минут, он набрал номер сотового телефона, который Марли прятала в платяном шкафу. Они подозревали, что Фитч не только подключился к ее телефону, но и снабдил квартиру "жучками" - "оборудование по полной программе", как он любил выражаться.

Через полчаса Марли вышла из дома и, найдя автомат в переулке, позвонила Фитчу. Подождав немного, пока ее соединят, она услышала:

- Доброе утро, Марли.

- Привет, Фитч. Послушайте, я бы хотела поговорить по телефону, но знаю, что вы все записываете.

- Вовсе нет, клянусь.

- Да ладно вам. На углу Четырнадцатой и Набережного бульвара, в пяти минутах ходьбы от вашего офиса, есть кафе. Справа от входа в него висят три автомата. Подойдите к среднему. Я позвоню туда через семь минут. Поторопитесь, Фитч. - Она повесила трубку.

- Сукина дочь! - прорычал Фитч и, отшвырнув аппарат, метнулся к двери. В коридоре он гаркнул:

- Хосе! - И, выбежав из дома с черного хода, оба прыгнули в машину.

Как и ожидалось, когда Фитч подбегал к телефону, он уже звонил.

- Привет, Фитч. Послушайте, Херрера, номер седьмой, начинает действовать Николасу на нервы. Думаю, сегодня мы с ним распрощаемся.

- Что?!

- Марли, не делайте этого!

- Но этот парень действительно его достал. Да и всех от него уже тошнит.

- Но он на нашей стороне!

- Ах, Фитч, все они будут на нашей стороне, когда придет время. Так или иначе, будьте на месте ровно в девять, увидите волнующее представление.

- Нет, послушайте. Херрера жизненно важен для... - Фитч оборвал себя на полуслове, услышав щелчок и гудки на другом конце провода. Он в ярости стал дергать трубку, словно хотел оторвать ее от аппарата и выбросить на улицу. Потом отпустил и внезапно успокоился. Не ругаясь, не стеная, очень тихо и медленно он вернулся к машине и велел Хосе ехать обратно в офис.

Что бы Марли ни замышляла, предотвратить это он не мог.

***

Судья Харкин жил в районе порта, в пятнадцати минутах езды от суда. По очевидным причинам номер его телефона не значился в телефонном справочнике. Кому приятно, чтобы осужденные преступники звонили вам из тюрьмы днем и ночью?

Когда в кухне зазвонил телефон, судья Харкин, целуя жену, принимал из ее рук последнюю на дорогу чашку кофе. Трубку сняла миссис Харкин.

- Это тебя, дорогой, - сказала она, передавая трубку Его чести, который, поставив кофе и кейс, взглянул на часы. - Алло, - сказал он.

- Судья, простите, что беспокою вас дома, - произнес нервный голос почти шепотом. - Это Николас Истер. Если вы скажете, чтобы я повесил трубку, я так и сделаю.

- Не надо. Что случилось?

- Мы еще в мотеле, готовимся к отъезду, и, ну, словом, я думаю, что должен поговорить с вами еще до начала заседания.

- А что стряслось, Николас?

- Мне очень неприятно, что пришлось вам звонить, но я боюсь, что кое-кто из присяжных с подозрением относится к нашим разговорам в вашем кабинете и моим запискам.

- Может, вы и правы.

- Поэтому я и подумал, что лучше мне позвонить вам домой, чтобы они не узнали об этом.

- Ну давайте попробуем. Если я решу, что разговор следует прекратить, мы так и сделаем. - Судье было очень любопытно, как находящемуся в изоляции присяжному удалось раздобыть номер его домашнего телефона, но он решил пока что об этом не спрашивать.

- Это касается Херреры. Думаю, он читает кое-что из того, что не значится в вашем списке разрешенных изданий.

- Например?

- Например, журнал "Магнат". Я вошел сегодня рано утром в столовую, он сидел там один и, увидев меня, попытался спрятать его. Это что, какой-то деловой журнал?

- Да. - Харкин читал вчерашнюю колонку Баркера. Если Истер говорит правду - а почему, собственно, ему не верить? - то Херрера сегодня же будет отправлен домой. Чтение любого несанкционированного издания является основанием для отставки присяжного, а может, и для обвинения в неуважении к суду. Чтение же статьи Баркера во вчерашнем "Магнате" может стать причиной объявления суда несостоявшимся. - Вы думаете, что он с кем-то обсуждал ее?

- Сомневаюсь. Как я уже сказал, он попытался скрыть от меня журнал. Это-то и вызвало у меня подозрение. Не думаю, что он с кем-нибудь обсуждал статью. Но я буду внимателен.

- Хорошо, вы займитесь этим, а я первым делом вызову мистера Херреру сегодня утром и допрошу его. Может быть, мы обыщем его комнату.

- Пожалуйста, не говорите ему, что доносчик - я. Я и так чувствую себя подлецом.

- Хорошо, хорошо.

- Если кто-то из присяжных прознает, что мы с вами разговариваем, мне перестанут верить.

- Не беспокойтесь.

- Я просто нервничаю, господин судья. Мы все устали и очень хотим домой.

- Все уже почти кончено, Николас. Я тороплю адвокатов, как могу.

- Я знаю. Простите, господин судья. Только сделайте так, чтобы никто не догадался, что я здесь играю роль стукача. Сам не верю, что делаю это.

- Вы делаете все правильно, Николас. И я вас за это благодарю. Увидимся через несколько минут.

На сей раз Харкин поцеловал жену весьма поспешно и уехал. По телефону из машины он позвонил шерифу, попросил его отправиться в мотель и ждать там дальнейших распоряжений. Затем он позвонил Лу Дэлл, что делал во время процесса почти каждый день, и спросил, продается ли в мотеле "Магнат". Нет, не продается. Следующий звонок он сделал своей секретарше и велел ей предупредить Рора и Кейбла, чтобы они оба ожидали его прибытия в его кабинете. Слушая новости по общенациональной радиостанции, он ломал голову над тем, как находящийся в изоляции присяжный мог раздобыть экземпляр делового журнала, который не так легко найти даже в уличных киосках Билокси.

Когда Харкин вошел в свой кабинет, Pop и Кейбл уже ждали его там под присмотром секретарши. Харкин закрыл дверь, снял пиджак, сел и коротко изложил информацию о проступке Херреры, не раскрывая ее источника. Кейбл забеспокоился, так как, по всем наблюдениям, Херрера был преданным защите присяжным. Pop насторожился, поскольку потеря еще одного присяжного могла быть чревата объявлением суда несостоявшимся.

Увидев, что расстроены оба адвоката, судья Харкин почувствовал себя намного лучше. Он послал секретаршу за мистером Херрерой, который пил энную чашку кофе без кофеина и болтал с Херманом, Склонившимся над своим брайлевским компьютером. Услышав, как Лу Дэлл выкликнула его, Фрэнк удивленно оглянулся и вышел вслед за ней. Охранник Уиллис проводил его по коридору, тянущемуся позади зала суда, до некой двери, в которую, прежде чем войти, почтительно постучал.

В тесной комнате судья и адвокаты тепло приветствовали полковника и предложили ему сесть на стул, стоявший впритык к другому, на котором уже сидел секретарь суда со своей стенографической машинкой наготове.

Судья Харкин объяснил, что имеет к полковнику несколько вопросов, на которые тому придется ответить под присягой, а адвокаты вдруг достали свои желтые судейские блокноты с грифами и приготовились записывать. Херрера вдруг почувствовал себя преступником.

- Читали ли вы какие-нибудь печатные органы, не санкционированные мною? - спросил судья Харкин.

- Насколько мне известно, нет, - искренне ответил Херрера.

- Уточняю: читали ли вы деловой еженедельник "Магнат"?

- С тех пор, как нахожусь в изоляции, - нет.

- А обычно вы читаете этот журнал?

- Раз, может быть, два раза в месяц.

- Имеются ли в вашей комнате в мотеле какие-нибудь издания, мною не санкционированные?

- Насколько я знаю, нет.

- Согласны ли вы, чтобы вашу комнату обыскали? Фрэнк побагровел и передернул плечами.

- О чем вы? - надменно спросил он.

- У меня есть основания подозревать, что вы читали не санкционированные мною материалы и что происходило это в мотеле. Полагаю, немедленный обыск в вашем номере мог бы разрешить все сомнения.

- Вы сомневаетесь в моей честности? - оскорбленно и сердито спросил Херрера. Для него вопросы чести имели особое значение. Беглый взгляд на остальных присутствующих убедил его в том, что они считали его виновным в некоем гнусном проступке.

- Нет, мистер Херрера. Я просто убежден, что подобный обыск позволит нам спокойно вернуться к судебным заседаниям.

В конце концов это был всего лишь номер в мотеле, а не его постоянное жилище, где находилось множество интимных вещей. И кроме всего прочего, Фрэнк знал наверняка, что в номере не было ничего предосудительного.

- Что ж, тогда обыскивайте, - стиснув зубы, произнес он.

- Благодарю вас.

Уиллис вывел полковника в коридор, а судья позвонил шерифу в мотель. Администратор открыл дверь комнаты номер пятьдесят, и шериф с двумя охранниками аккуратно обыскали платяной шкаф, ящики стола и полки в ванной. Под кроватью они обнаружили стопку "Уолл-стрит джорнэл" и "Форбс", а также экземпляр вчерашнего "Магната". Шериф позвонил судье Харкину, доложил о своих находках и получил приказ немедленно доставить их в суд.

Девять пятнадцать. В ложе присяжных никого. Фитч, сидя в заднем ряду, поверх развернутой газеты вперил свой взор в дверь, из которой обычно выходило жюри; он знал, что, когда оно наконец появится, присяжным номер семь скорее всего будет не Херрера, а Хенри By. By представлял собой умеренно приемлемую кандидатуру с точки зрения защиты, поскольку был азиатом, а азиаты не склонны расточительно рапоряжаться чужими деньгами, когда речь идет о возмещении ущерба по иску. Но в любом случае By не Херрера, о котором эксперты Фитча в один голос твердили как о своем человеке в жюри и который к тому же может повлиять на других при обсуждении.

Если Марли с Николасом по собственной прихоти так легко расправились с Херрерой, кто может стать следующим? И если сделали они это единственно ради того, чтобы привлечь внимание Фитча, то они своего добились.

Судья и адвокаты, не веря глазам своим, уставились на газеты и журналы, аккуратно разложенные на столе Харкина. Шериф под диктофон дал показания о том, где и при каких обстоятельствах они были обнаружены, и был отпущен.

- Господа, у меня нет иного выбора, кроме как освободить мистера Херреру от обязанностей присяжного, - сказал Его честь.

Адвокаты встретили его заявление полным молчанием. Херреру снова привели в кабинет и усадили на тот же стул.

- Под стенограмму, - распорядился судья Харкин, обращаясь к секретарю. - Господин Херрера, в какой комнате вы проживаете сейчас в мотеле "Сиеста"?

- В пятидесятой.

- Эти предметы были найдены несколько минут назад под кроватью в комнате номер пятьдесят. - Харкин рукой указал на газеты и журналы. - Все издания свежие, большинство из них вышли уже после изоляции жюри.

Херрера был ошеломлен.

- Все, разумеется, мною запрещены на период изоляции, чтение некоторых из них в этот период может повлечь за собой официальное обвинение.

- Они не мои, - медленно произнес Херрера, в нем закипала ярость.

- Понимаю.

- Кто-то мне их подложил.

- Кто же мог это сделать?

- Не знаю Вероятно, именно тот, кто дал вам наводку. Очень неглупо, подумал судья, но сейчас не время думать об этом. И Кейбл, и Pop смотрели на Харкина с немым вопросом: кто же дал наводку?

- Факт есть факт, мистер Херрера, все это найдено в вашей комнате. По этой причине у меня нет иного выхода, кроме как освободить вас от обязанностей присяжного.

Фрэнк к этому моменту взял себя в руки, и в его голове крутилось множество вопросов. Он уже было собрался бросить их в лицо Харкину, как вдруг осознал: это же свобода! После четырех недель занудных судебных заседаний и девяти ночей, проведенных в этой проклятой "Сиесте", он сможет выйти из здания суда и отправиться домой. Уже сегодня днем он будет играть в гольф.

- Не думаю, что это справедливое решение, - без обычного металла в голосе возразил он, стараясь не испортить дела.

- Мне очень жаль. Неуважительное отношение к решению суда - это вопрос, к которому я вернусь позднее, а пока нам нужно продолжать процесс.

- Как скажете, судья, - ответил Фрэнк. Обед сегодня в ресторане "У Врейзела": свежие дары моря и карта вин. А завтра он увидит внука.

- Охранник проводит вас в мотель, чтобы вы могли собрать вещи. Предупреждаю: вам запрещается что бы то ни было рассказывать кому бы то ни было, особенно представителям прессы. Запрет действует впредь до особого распоряжения. Ясно?

- Да, сэр.

Полковника проводили по черной лестнице и вывели из здания суда через черный ход, у которого его ждал шериф, чтобы быстренько в последний раз отвезти в мотель.

- Я предлагаю объявить суд несостоявшимся, - заявил Кейбл, глядя на секретаря, - на том основании, что нынешнее жюри, вполне вероятно, испытывает недопустимое давление из-за появившейся вчера в "Магнате" статьи.

- Отклоняется, - отрезал Харкин. - Что-нибудь еще? Адвокаты, покачав головами, встали.

***

Одиннадцать присяжных и два дублера заняли свои места в ложе в самом начале одиннадцатого. Зал молча наблюдал за их выходом. Место Фрэнка во втором ряду слева осталось свободным, что немедленно заметили все. Судья Харкин торжественно приветствовал жюри и быстро перешел к делу. Он взял со стола вчерашний выпуск "Магната" и спросил, читал ли кто-нибудь этот журнал, видел или хотя бы слышал о том, что в нем напечатано? Добровольцев не нашлось.

Тогда судья сказал:

- По причинам, выясненным и запротоколированным во время совещания в кабинете судьи, присяжный номер семь, Фрэнк Херрера, освобожден от дальнейшего выполнения им своих обязанностей и будет впредь заменен следующим запасным, мистером Хенри By. - В этом месте Уиллис что-то сказал Хенри, после чего тот встал и, сделав четыре шага от своего складного стула, занял место номер семь, став официальным членом жюри и оставив в одиночестве единственного теперь дублера, Шайна Ройса.

Исполненный желания поскорее приступить к делу, судья Харкин оставил наконец жюри в покое и сказал:

- Мистер Кейбл, вызывайте вашего следующего свидетеля.

Поверх края газеты, которую он чуть не уронил, Фитч с отвисшей челюстью ошеломленно смотрел на новую композицию в ложе присяжных. Его пугал уход Херреры, и он был встревожен, потому что, взмахнув своей дирижерской палочкой, крошка Марли действительно сделала то, что обещала. Фитч не мог заставить себя отвести взгляд от Истера, который, видимо, почувствовав это, слегка повернул голову и встретился с ним глазами. Секунд пять или шесть, показавшихся Фитчу вечностью, они пристально рассматривали друг друга с расстояния девяноста футов. Выражение лица Николаса было гордо-насмешливым, словно он говорил: "Видите, что я могу? Вы потрясены?" "Потрясен, - словно бы отвечал ему Фитч своим растерянным видом. - Ну и чего вы хотите?"

Кейбл заявил двадцать два свидетеля, почти все они были обладателями почтенной приставки "доктор" к своим именам и пользовались авторитетом в научных кругах. В их рядах встречались и закаленные в предыдущих "табачных" баталиях ветераны, и язвительные авторы исследований, финансируемых Большим табаком, и мириады прочих рупоров Большой четверки, собранных для контратаки тех сил, наступление которых жюри на себе уже испытало.

За последние два года все двадцать два имени стали известны Рору и его команде, так что сюрпризов не предвиделось.

Все участники обвинения сошлись во мнении, что самый тяжелый удар с их стороны нанесет Лион Робилио, обвинив ответчика в том, что он намеренно искушает своей продукцией несовершеннолетних. Кейбл решил, что отвечать нужно в первую очередь именно на этот удар.

- Защита вызывает доктора Дениз Маккуейд, - объявил он. Она появилась через боковую дверь, и весь зал, в котором преобладали мужчины средних лет, казалось, слегка оцепенел, когда, проходя перед судейским столом, она улыбнулась Его чести, ответившему ей нескрываемой улыбкой, а затем заняла свидетельское место. Доктор Маккуейд была красивой женщиной - высокой, стройной блондинкой в красном платье на несколько дюймов выше колен. Пышная копна волос была решительно забрана в огромный узел на затылке. С приличествующей обстоятельствам скромной миной она произнесла клятву и села, закинув ногу на ногу, - от этой картины многие не смогли отвести глаз. Женщина казалась слишком молодой и слишком хорошенькой, чтобы участвовать в подобной сваре.

Когда она мягким движением придвинула к себе микрофон, шестеро мужчин в ложе жюри, особенно Джерри Фернандес и запасной Шайн Ройс, обратились в глаза и уши. Яркая помада. Длинные красные ногти.

Однако те, кто принял ее за эдакую милую киску, быстро разочаровались. Резким голосом свидетельница подробно сообщила требуемую информацию о своем образовании, послужном списке и области научных интересов. Она оказалась психологом-бихевиористом, имела свой институт в Такоме, являлась автором четырех книг, опубликовала более трех дюжин статей, и Уэнделу Рору не оставалось ничего иного, как признать доктора Маккуейд квалифицированным экспертом.

Она сразу же взяла быка за рога. Реклама - неотъемлемая часть нашей культуры. Предназначенная для одной группы или одного круга людей, она, естественно, не может быть сокрыта от слуха и зрения остальных, тех, для кого она специально не предназначена. Это неизбежно. Дети знакомятся с рекламой табачных изделий, поскольку читают газеты и журналы, видят рекламные щиты, неоновые надписи и картинки в витринах магазинов, но это вовсе не означает, что реклама направлена именно на них. Дети точно так же видят по телевизору ролики, в которых их любимые спортивные герои рекламируют, например, пиво. Разве из этого можно сделать вывод, что фирмы, производящие пиво, намеренно пытаются "заарканить" молодежь? Разумеется, нет. Они просто стремятся увеличить торговлю своим товаром. Дети лишь "попадаются на пути", и с этим ничего нельзя поделать, разве что вообще запретить всякую рекламу любых товаров, могущих оказаться вредными: сигарет, пива, вина, крепких напитков. А как быть с кофе, чаем и маслом? Можно ли считать, что реклама кредитных карточек способствует тому, чтобы люди больше тратили и меньше делали сбережений? Доктор Маккуейд настойчиво повторяла, что в обществе, где свобода слова является важнейшим правом каждого, к ограничениям на рекламу следует относиться очень осторожно.

Реклама сигарет ничем не отличается от любой другой. Ее цель - вызвать у человека желание купить и использовать продукцию. Хорошая реклама стимулирует естественное желание немедленно купить то, что рекламируется. Неэффективная реклама такого желания не вызывает и обычно вскоре снимается. Доктор Маккуейд привела в качестве примера "Макдоналдс", компанию, которую она изучала специально. У нее под рукой доклад, который очень кстати иллюстрирует именно тот казус, который представлен сейчас присяжным. Трехлетний ребенок уже мурлычет, насвистывает или напевает все, что звучит в соответствующий период времени в рекламе "Макдоналдса". Первый поход в "Макдоналдс" становится для него событием огромной важности. Это не случайность. Корпорация тратит миллиарды долларов, чтобы завладеть вниманием ребенка раньше, чем это сделают ее конкуренты. Нынешние американские дети потребляют больше жиров и холестерина, чем предыдущее поколение. Они едят больше чизбургеров, жареной картошки и пиццы, а также пьют больше содовой и сладких фруктовых напитков. Разве мы предъявляем иски "Макдоналдсу" и "Пицце-хат" в связи с коварно изощренной рекламой, направленной конкретно на детей? Преследуем ли мы их по закону за то, что наши дети стали толще?

Нет. Мы, как потребители, располагая всей полнотой информации, сами делаем выбор: как нам кормить своих детей. Никто не станет спорить, что мы выбираем лучшее.

Точно так же мы, как потребители, делаем свой собственный выбор относительно курения. Нас атакуют со всех сторон тысячами всевозможных реклам, и мы откликаемся на те, которые затрагивают наши потребности и желания.

Примерно каждые двадцать минут она меняла положение ног, кладя то правую на левую, то левую на правую, что не оставалось не замеченным ни обеими командами юристов, ни мужчинами в ложе жюри, ни даже женщинами.

На доктора Маккуейд было приятно смотреть, и ей легко было верить. Речь ее была разумной, и с большинством присяжных у нее установился контакт.

Pop вежливо фехтовал с ней около часа, но не смог нанести ни одного серьезного укола.