(письмо с восточного базара 3)
«Блажен собой торгующий построчно,
А кто из нас собой не торговал?
Почем у нас сегодня голова?
Почем деяний дни, сомнений ночи?
Все за бесценок, в сущности...»
«Что же ты, народ, встал, разинув рот?
Кто собой торгует, правды не найдет…»
Владимир Васильев (Василид 2)
«На Руси по правилам не живут.
На Руси у правил – короткий век.
Не хватает пряников – нужен кнут.
Человек человеку – не человек…»
Александр Москаленко
«Наверное, ничто так не навредило
либерализму, как настойчивость
некоторых его приверженцев,
твердолобо защищавших какие-нибудь
эмпирические правила»
Ф. Хайек, «Дорога к рабству»
Кто ты на этом базаре жизни? – спрашиваю я себя.
Кто вы на этом базаре жизни? – спрашиваю я вас.
Товаропроизводитель – «золотые-руки–светлая-голова», он же «пахарь-не разогнись-спина», – которого на автоматный выстрел к базару не подпускают, обирая на дальних подступах к нему? Или перекупщик, производителя обирающий во благо хозяину своему и себе не в обиду? А может, попрошайка, милостыню у ворот или в торговых рядах клянчащий? Или канатоходец, балансирующий на почти невидимом тросе над центральной базарной площадью, бормоча про себя молитву Ницше-Заратустры: «Человек – это то, что дОлжно превзойти!». Или торговец, готовый предложить покупателю все от навоза до атомной бомбы? Да что бомба – прошлый век! Под прилавком уже нанороботы, способные дать вечную молодость, и телепатия, то бишь телегипноз, с помощью которого можно убедить лоха-покупателя, что навоз и есть те самые нанороботы.
А может, вы – страж порядка с накачанными мышцами и бычьим загривком, заплывшим жирком, потому что мышцы применять не приходится – никто связываться не хочет? Да неужто вы служитель санэпидемнадзора?! О-о-о! Вы Большой человек с глубоким карманом… Ух, страшно даже произнести: ходят слухи, будто вы – сам Базарком!.. Избавь нас, пуще всяческой напасти…
А может быть, я (именно я, не вы!) неподкупный, ибо на фиг никому не нужный, нищий базарный дурачок? Дервиш не от мира сего, витающий в мире духовном? Каждый уважающий себя базар должен иметь своего дурачка. Блаженны богатые духом, ибо их Царствие Небесное, а на базаре им делать нечего.
А может, мы с вами – товар, коим торгуют с прилавка и из-под прилавка? Ведь на базаре – все товар, даже сам базар. Это каждый должен для себя определить, а потом и вести себя соответственно. Так сказать – назначить себе цену.
Поводов и причин для подобных вопросов предостаточно, однако попробую ограничить их одним поводом и одной причиной.
Повод: статья Юрия Николаевича Афанасьева «Мы – не рабы?» (Исторический бег на месте: «особый путь» России), «Новая газета», 05.12.2008 и комментарий Бориса Натановича Стругацкого к этой статье.
Причина: тезис БНС из этих комментариев - «Мир устроен так, а не иначе! Черт побери, он устроен так, чтобы родственные души были всегда и перекликались бы через Пустоту, вопреки Пустоте и в ущерб этой Пустоте, какой бы неодолимой она нам ни представлялась». То есть причина не в том, что БНС это написал, а в том, что так оно и есть, так я ощущаю себя и мир. И созвучное горькое признание Ю.Н. Афанасьева: «Многоликая и беспощадная пустота… Хотя и очень редко, но все-таки встречаются отдельные люди, которые видят происходящее примерно так же, как ты. Они для меня как светлячки. По ним я пытаюсь ориентироваться в нашем мраке».
Вот и для меня БНС и ЮНА – «светлячки». БНС – с юных времен, ЮНА – со времен Перестройки. Я не могу утверждать, что мы асимптотические единомышленники – у всякого мыслящего человека собственное видение мира, но по терминологии В.М. Рыбакова мы – единочаятели. Мне так кажется. По крайней мере, их мнение по различным аспектам нашей жизни для меня важно. И если не возникает безоговорочного согласия (а кому оно нужно, слепое?), то уж желание обмыслить проблему возникает обязательно.
Санэпидемстанция может строго сказать, что «товар» устарел – полтора года прошло, поздно, срок годности, мол… Полноте, господа санитары! Вы считаете, что в России, в СНГ, в мире что-то принципиально изменилось с тех пор? Да нисколько! Исторически ничего не изменилось. Тем более что ЮНА дает экскурс в далекое прошлое, а там измениться невозможно ничему, кроме нашего взгляда. А взгляды у нас исходно субъективные.
Кроме того, полтора года назад не было дервиша на базаре – витал в своих фантастических эмпиреях и оказался как раз в периоде Первой мировой войны, революции и войны Гражданской. Посему экскурс в 1917 год резонировал с состоянием моего духа очень отчетливо. Скачал файлы, сделал зарубочку на душе своей и опять фантастические миры затянули. Теперь дервиш вернулся. Здравствуйте, дорогие однобазарники! Начнем базар?
Ну, кто «дурачка» остановит? Идет себе по базару да бормочет что-то под нос, никто и не услышит, а расслышит чего - так близко к сердцу принимать не станет: не базаркомовский же глашатай, а бродяга ободранный.
А вдохновил меня на «базар» вот этот тезис БНС: «Время для размышлений всегда найдется – Божьи мельницы мелят медленно. Что же касается реализации – да зависит ли здесь от нас хоть что-нибудь? Мы всего лишь наблюдатели посреди Пустоты. И если у нас получится хотя бы ПОНЯТЬ происходящее, это уже будет немало».
Я только уточнил бы: не «наблюдатели посреди Пустоты», а дурачки посреди базара… Это я про себя.
А понимание происходящего сложилось у меня давно, еще в те годы, когда ЮНА припечатывал «агрессивно-послушное большинство» с трибуны I-го Съезда Народных депутатов СССР (1989 г.). До оного знаменательного и поистине знаменитого исторического события я уже успел опубликовать ряд статей, в которых это понимание формулировалось . Было и еще несколько работ, как чисто публицистических, так и критико-публицистических, как опубликованных, так и оставшихся в столе. Не похвальбы ради, мол, и мы не топором тесаны, а из горького осознания еще одного типа Пустоты, поглощающей нас: вроде бы и было что-то сделано, и не прошло незамеченным будто бы, а словно и не было: жил человек – и нет человека – следа не осталось. И заново начинают открываться давно открытые двери – это в лучшем случае. В худшем же – до этих дверей никому дела нет. Базар не терпит промедленья. А прилавок – пустоты…
«К сожалению, - сетует ЮНА, и я всецело присоединяюсь к его сожалению, - до сих пор не в полной мере и, к еще большему сожалению, очень немногие в России осознают, что же такое в действительности произошло в Советском Союзе. Что на самом деле случилось в том процессе, который потом обобщенно назвали «построением социализма».
Я только с не меньшим прискорбием вынужден отметить, что очень резво и усердно «прорабы Перестройки», ее теоретики и практики принялись мыслить исключительно категориями и территориями России. Как же - «избавились от подбрюшья» - теперь политически некорректно комментировать происходящее за ее пределами на территории бывшего СССР. ЮНА, надо отдать должное, не всецело следует этому принципу, что вызывает уважение, однако в данном случае должен уточнить, что не только в России, но и в мире мало кто осознает, что же произошло в СССР. Для подавляющего большинства философская проблема исчерпывается «ползунковыми» формулами: социализм – кака, капитализм – нака, Ленин – дьявол, Николай Второй – святой, Сталин – тиран, Черчилль – демократ-душка.
Все бы ничего, если бы не жили мы в постыдном для нынешних теоретиков полнейшем соответствии с директивно отмененной теорией марксизма-ленинизма.
Итак, что же произошло с 1917 года по 1991 и далее?
«На самом деле, если отбросить идеологическое и политическое словесное сопровождение, случилась попытка – чудовищная по своему реальному содержанию и по размаху – воплотить все тот же мессианский замысел о Москве как о Третьем Риме и о России, предназначенной стать «Царствием Небесным» на земле», - формулирует ЮНА.
Все в этой формулировке в первом приближении верно и даже банально – уж сколько писано и публиковано про коммунизм как «религию без бога» и про мифологему «Третьего Рима»! Возможно, Юрий Николаевич и использовал ее, дабы скорей донести до читателя мысль. Однако на мой «дурачковый» взгляд операция отбрасывания привела к известному эффекту: «с водой выплеснули и ребенка», то есть глубинную суть происходящего. Да, очень упрощенно интерпретируемая коммунистическая идея носит мессианский замысел, она не могла его не носить, потому что идея «Царствия божьего (небесного) на Земле» взращена тысячелетиями утопических надежд человечества, возникнув, когда ни христианства, ни иудаизма, сформулировавших эту мифологему, еще не существовало. В разных мифах это именовалось по-разному: и «золотым веком», и «государством датун» (в Китае), и идеальным государством – позже, когда философы принялись теоретизировать. Но идея-надежда-чаяние всех народов всех времен о счастливой жизни на земле в течение именно периода жизни, а не после смерти, сформировалась в коллективном сознании человечества настолько фундаментально, что никакие мировые религии не смогли переместить чаяния тысяч поколений в пространство «не от мира сего». Я отношу это к проявлению одного из самых мощных человеческих инстинктов – «инстинкта счастья», но мало ли что и куда относит «дервиш-фантаст», говоря научным языком – утопист! На каждом базаре свой жаргон.
Если бы марксисты, каковыми были большевики до того, как стали сталинистами, не подняли на знамя миф «Царствия Божьего на Земле», то никто бы за ними не пошел. Миллионные массы религиозно воспитанных людей просто не поняли бы их и почапали бы своим путем. Но большевики оказались мудрыми политиками и с массами работали грамотно: «Царствие» обещано было реализовать самым насущным способом: «Земля – крестьянам, заводы – рабочим, мир - народам!» Ну, кто ж будет против?! А то, что помещиков и капиталистов надо при этом уничтожить, так про то и в «Святом писании» сказано, а значит, Богом благословлено: «Нельзя служить Богу и маммоне!.. Скорее верблюд протиснется в игольное ушко, чем богатый войдет в Царствие Божие!». Под это позже и кулаки с середняками пошли… И житие, описанное в «Деяниях Апостолов» вполне и исчерпывающе «военно-коммунистично». Потому с таким энтузиазмом и участвовал «народ» в строительстве социализма. Но мифологемы «Третьего Рима» не было, потому что она была в то время не нужна. Ее прекрасно заменяла гораздо более красивая («я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать») и интегрирующая сознание «пролетариев всех стран» идея «мировой революции», от которой практически никто из большевиков никогда не отказывался, невзирая на политически и тактически вынужденный ленинский лозунг «о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране». До последних конвульсий реального социализма, когда и социалистического духа в нем практически не осталось, финансовая и военная поддержка «левых» движений и режимов активно существовала. При господстве идеологемы «пролетарского интернационализма» в СССР «Москва – Третий Рим» звучит полным диссонансом. Об этом фантике всерьез заговорили, когда СССР уже был на последнем издыхании и особо – когда перестал существовать. Суррогат консолидирующей идеи уже для сжавшегося электората.
Но надо понимать, что, на самом деле, идеологические хитрости имели к реальной политике очень иллюзорное отношение. Начать с того, что ни крестьяне, ни рабочие, ни народы ничего из обещанного не получили. Хотя заплатили непомерную цену. На базаре как на базаре: на мафию нарвались.
«Можно было бы о реальном содержании замысла и о размахе его реализации в данном случае специально не говорить. Но тогда останутся не до конца проясненными и главные сюжеты нашего разговора: «возвращение», «колея», «Русская система», - пишет ЮНА.
Мне тоже хочется поговорить «о реальном содержании замысла» и истинной сути процессов его реализации, дабы показать противоположное: нет никакой принципиально отличающейся от иных мировых явлений «Русской системы», а есть специфические особенности исторической реализации общемировых процессов. Типа «особенностей национальной охоты, рыбалки» и иже с ними.
«Самым красноречивым, самым, можно сказать, блистательным примером «вроде бы» поворота в нашей истории – даже не просто примером «вроде бы» выхода, но якобы грандиозным «исходом из колеи» – стал, конечно, 1917 г. Точнее – период с 1917-го до начала 1930-х годов», - дает историческую оценку Юрий Николаевич.
Верно, замах был богатырским, но богатыри – это герои нашего феодального прошлого, которое никак не исчерпает себя, ибо глубоки и прочны корни. А в 1917-м психическая почва для феодального утопизма в общественном сознании была чрезвычайно плодородна. И эта почва дала буйные всходы в форме «военного коммунизма», отличавшегося высочайшим централизмом и жесткостью управления в условиях бестоварного хозяйства: всемогущий ВСНХ, карточная система снабжения сверху, продразверстка, маузер как инструмент государственного строительства и непрекращающаяся Гражданская война – вот что означала эта «феодально-утопическая» модель социализма. Она отличалась от классической теоретической модели заменой самоуправления управлением через госаппарат, что принципиально, ибо на историческую арену вышел новый класс – класс социалистической бюрократии, осуществляющей функцию государственного управления в условиях теоретически общенародной собственности на средства производства, стремясь превратить ее в государственную с тем, чтобы обрести фактическую власть в распоряжении средствами производства и в распределении общественного богатства и, тем самым, превратить себя в «социалистическую буржуазию». Вот уж где «кентавр» из «кентавров»!.. «Соцбюрократия» - это многочисленный аппарат совнаркомов, «совуполномоченных» на местах, вершивших «советскую», то есть абсолютную власть не по теории, а по собственному усмотрению при внеэкономическом (безденежном) распределении и перераспределении общественного достояния.
Кстати, в любом обществе бюрократия заинтересована в минимизации количества форм собственности и в утверждении государственной монополии, где это возможно. Наиболее адекватен ее устремлениям строй «бюрократической монархии», в котором она исполняет роль аристократии. То есть «соцбюрократии» был выгоден феодальный способ управления и хозяйствования, утвердившийся в период «военного коммунизма», а по сути – «феодального социализма». Но было бы слишком самонадеянным считать это социальное изобретение плодом умственных усилий теоретиков социализма. Дату рождения поистине бессмертной «мегамашины» бюрократическо-коммунистической монархии историки относят к началу третьего тысячелетия до н.э. - к временам правления фараона Джосера. То есть к первым упоминаниям о смене первобытной демократической общины деревни монархией города, упоминаниям о появлении нового типа власти. Уже тогда «мегамашина» бюрократии потребовала превращения человека в элемент социального сверхмеханизма, лишающего его какой-либо свободы действий и мнений. В политическом плане механизмом подавления личности служили бюрократия и армия, в психическом – обожествление царя. Этот же механизм использовал и Сталин, сначала обожествив Ленина, а потом и себя. Совершенно не случайно мумифицировав, как фараона, и поместив в «пирамиду». Иначе бы машина не заработала.
То есть, идентифицируя сущность первых стадий социализма, следовало бы шагнуть глубже в античные исторические пласты, но отложим сей шаг до 1929 года, когда все станет еще отчетливей. В 1917-18 годах все можно списать на войну, на неизбежные издержки военной экономики. А системный эксперимент должен быть чист.
А привел сей рискованный эксперимент по внедрению «феодального» или, по Марксу, «казарменного», «грубого социализма» к экономическому и политическому (вплоть до Кронштадтского мятежа) кризису, который был разрешен только энергичным введением НЭПа.
А ведь теоретически корректно социализм должен был возрасти из максимально развитого капитализма, победив его более высокой производительностью труда, как это происходит сейчас в процессе глобализации мировой экономической системы.
После громадных шагов назад, совсем по-ленински, был сделан шаг вперед к теоретическому социализму, наконец-то была признана необходимость для него товарно-денежных отношений. О сколько-нибудь высокой производительности труда речи не шло, но и она медленно поползла вверх. Но как же издалека пришлось делать этот маленький шажок!..
Характерно, что при этом появляются новые для «военного коммунизма» формы собственности: кооперативная и (куда ЧК смотрит?) частная, индивидуальная, присовокупившиеся к перечисленных Лениным: «1) патриархальное… натуральное крестьянское хозяйство; 2) мелкое товарное производство; 3) частнохозяйственный капитализм; 4) государственный капитализм; 5) социализм». Понятно, что последний в упомянутых уже диких формах. А размножение форм собственности приводит к ослаблению власти бюрократии. С чем она примириться не может. Она и не примирилась. Вскоре (через пять лет) после смерти Ленина берется – и успешно претворяется в жизнь - необъявленный курс на реставрацию «феодального социализма». Сводятся на нет все потуги Ленина и его последователей развить массу добуржуазного крестьянства до товарно-рыночных отношений в условиях государственной собственности на средства производства (тут и крылся камень преткновения!), в условиях, когда при социализме «остается в течение известного времени буржуазное право… даже буржуазное государство». При том что отличительная черта государства вообще, подмеченная еще Энгельсом, - превращать должностных лиц, «слуг общества» в господ над ним. О качестве этих «господ» Ленин писал без обиняков: «Аппарат, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи…» (понятно, что имеется в виде не персональный кадровый состав, который был персонально «поставлен к стенке», а сущность аппарата), «дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы сначала должны подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито… (вот оно – осознание «вроде бы» поворота в нашей истории –…якобы грандиозного «исхода из колеи», о котором пишет ЮНА.)… нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т.е. культур чиновничьей или крепостнической и т.п.». Увы! Не обошлись! Потому что даже теоретически не могли обойтись. Тут надо понимать, что речь у Владимира Ильича идет о том самом «феодализме» и «античности», о коих пишет ЮНА, и я уже неоднократно упоминал.
А «буржуазная культура» уже набирала силу: в результате введения НЭПа в сельском хозяйстве всего за три года (1922-1925) производство зерна выросло на 33 процента, продукции животноводства – на тридцать четыре, сахарной свеклы – на 480 процентов. Буржуазная культура, по-мужицки грубая, уже чувствовала свою силу: знаменитое - «А ну-ка, Сталин, попляши - отсыплем хлебца от души!». Со «слугами народа» такие шутки не проходят. И «слуги» решительно принялись ставить «хозяев», то есть народ на место.
Основные использованные при этом способы удушения «буржуазной культуры» в социализме: первый – усиление власти аппарата партии, наиболее элитарной силы общества («тончайшей прослойки» - по Ленину, касты брахманов – по Ведам, касты «философов» - по Платону); второй – передача партии хозяйственных и законодательных функций; третий – сращивание бюрократического и партийного аппарата; четвертый – разделение и противопоставление интересов различных классов общества, а также различных групп внутри классов (принцип – разделяй и властвуй!).
Так крестьянство и интеллигенция оказались второстепенными, «гегемону» же предписывалось вести их, неразумных и враждебных, к светлому будущему. Крестьянство было искусственно и весьма условно разделено на бедняков, середняков и кулаков, внутри которых существовало дополнительное разделение. Причем это разделение подкреплялось различным размером продналога, т.е. различные подгруппы разделялись и стравливались. Интеллигенция была разделена на «старую» и «новую»: на «спецов» и «рабфаковцев». Людей стали оценивать по антично-феодальному, в самом махровом смысле, принципу происхождения, а не по нравственности или компетентности.
И, наконец, самый главный способ реставрации «феодального социализма» - нейтрализация и сворачивание экономического товарно-денежного способа хозяйствования и замена его административно-командным.
А именно: искусственное снижение закупочных цен на зерно, заставившее деревню не только сократить продажу хлеба государству, но и уменьшить его заготовку – невыгодно, бессмысленно. Обнаружился дефицит хлеба.
Вот тогда и решено было обеспечить государственные заготовки методами принуждения. Это и означало возврат к административной экономике, к методам «военного коммунизма».
Но не так все было просто и легко, мол, соцбюрократия решила и сделала. Реальное существование различных способов производства в обществе переходного типа, каким было общество реального социализма с 1917 по 1929 год, обусловило и существование различных стратегий дальнейшего развития государства и решения возникших проблем. К 1929 году наиболее четко были сформулированы две альтернативные программы: программа Сталина и его группировки («план партии» по партийным документам) и программа «правых уклонистов» - Бухарина, Рыкова, Томского и их единомышленников. Выглядели они так (цитируется по И.В. Сталин. «О правом уклоне в ВКП (б)» Из речи на пленуме ЦК ВКП (б) в апреле 1929 г. «Вопросы ленинизма»):
План партии (Сталина): План «правых уклонистов» (Бухарина):
1 Мы перевооружаем (реконструкция) промышленность.
Мы начинаем серьезно перевооружать сельское хозяйство (реконструкция).
Для этого надо расширять строительство колхозов и совхозов, массовое применение контактации и машинно-тракторных станций как средства установления производственной смычки между индустрией и сельским хозяйством для того, чтобы облегчить вытеснение капиталистических элементов из сельского хозяйства и постепенный перевод индивидуальных крестьянских хозяйств на рельсы коллективного труда.. «Нормализация» рынка, допущение свободной игры цен на рынке и повышение цен на хлеб, не останавливаясь перед тем, что это может повести к вздорожанию промтоваров, сырья, хлеба
Всемерное развитие индивидуального крестьянского хозяйства при известном сокращении темпа развития колхозов и совхозов (тезисы т. Бухарина в июле, речь Бухарина на июльском пленуме).
4 Что касается хлебозаготовительных затруднений в данный момент, то необходимо признать допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс, как одно из средств сломить сопротивление кулачества и взять у него максимально хлебные излишки, необходимые для того, чтобы обойтись без импорта хлеба и сохранить валюту для развития индустрии. Заготовки путем самотека, исключающие всегда и при всяких условиях даже частичное применение чрезвычайных мер против кулачества, даже если эти меры поддерживаются середняцко-бедняцкой массой.
В случае недостачи хлеба – ввоз хлеба миллионов на сто рублей.
А если валюты не хватит на то, чтобы покрыть и ввоз хлеба и ввоз оборудования для промышленности, то надо сократить ввоз оборудования, а значит и темп развития нашей индустрии, - иначе у нас будет «топтание на месте», а то и «прямое падение вниз» сельского хозяйства (Н. Бухарин. «Заметки экономиста»).
7 Вывод: ключом реконструкции сельского хозяйства является быстрый темп развития нашей индустрии Вывод: ключом реконструкции сельского хозяйства является развитие индивидуального крестьянского хозяйства
Невооруженным глазом видно, что план Сталина по глубинной сути своей являлся административно-командным, насильственным и внеэкономическим, а план Бухарина – экономическим, рыночным и принципиально ненасильственным.
|
