Словник української мови : в 11 т. / [уклад. І. К. Білодід та ін.]. – Т. 9. – К. : Наукова думка, 1978. – 918 с. Эстетика : [словарь] / [под общ. ред. А. А. Беляева и др.]. – М. : Политиздат, 1989. – 447 с.
Kant I. The Critique of Judgement [Електронний ресурс] / Immanuel Kant. – Режим доступу : http:ethics.sandiego.edu/books
Oakley A. Sex, Gender and Society / Ann Oakley. – L. : Temple Smith, 1972. – 220 p.
Stroller R. Sex and Gender: On the Development of Masculinity and Femininity / Robert Stoller. – N. Y. : Science House, 1968. – 226 р.
ДЖЕРЕЛА ІЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРІАЛУ
13. Oakley А. Byron’s Mistake. Cosmic Sex. Moth Stuff [Електронний ресурс] / Ann Oakley. – Режим доступу : http://www.annoakley.co.uk/
Дата надходження до редакції
24.05.2012
КОММУНИКАТИВНАЯ СИТУАЦИЯ “ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА”
В СТРУКТУРЕ ПЕРЦЕПТИВНО-КОММУНИКАТИВНОГО КОМПЛЕКСА
“ПЕРЕГОВОРЫ С ЯПОНИЕЙ в середине ХІХ ст.”
МАШКИНА Е. Н.
Национальный педагогический университет имени М. П. Драгоманова
У статті проаналізовано комунікативну ситуацію “Дипломатична зустріч” як складову перцептивно-комунікативного комплексу “Переговори з Японією в середині ХІХ ст.”; визначено теоретичні засади вивчення комунікативної ситуації; виявлено особливості відображення комунікативної ситуації “Дипломатична зустріч” у щоденникових записах Лоренса Оліфанта “Narrative of the Earl of Elgin’s mission to China and Japan, in the years 1857, ’58, ’59”.
Ключові слова: комунікативна ситуація, перцептивно-комунікативний комплекс, щоденникові записи.
В статье анализируется коммуникативная ситуация “Дипломатическая встреча” как составляющая перцептивно-коммуникативного комплекса “Переговоры с Японией в середине XIX ст.”; определяются теоретические основы изучения коммуникативной ситуации; устанавливаются особенности отражения коммуникативной ситуации “Дипломатическая встреча” в дневниковых записях Лоренса Олифанта “Narrative of the Earl of Elgin’s mission to China and Japan, in the years 1857, ’58, ’59”.
Ключевые слова: коммуникативная ситуация, перцептивно-коммуникативный комплекс, дневниковые записи.
The article analyses communicative situation “Diplomatic meeting” as a component of perceptive and communicative complex “Negotiations with Japan in the middle of XIX c.”; it defines theoretical foundations of communicative situation research; it determines special features of communicative situation “Diplomatic meeting” reflection in Laurence Oliphant’s sketchbook “Narrative of the Earl of Elgin’s mission to China and Japan, in the years 1857, ’58, ’59”.
Key words: communicative situation, perceptive and communicative complex, sketchbook.
На рубеже XX–XXI вв. основным принципом лингвистических исследований становится антропоцентризм, предполагающий изучение языка в единстве с системой всех проявлений жизнедеятельности человека [7, с. 5; 4, с. 7]. Процессы глобализации, затронувшие все сферы жизни общества, обусловили более тесное взаимодействие научных дисциплин, что подтверждается появлением большого количества новых пограничных исследований: психолингвистики, межкультурной коммуникации, прагмалингвистики. Таким образом, на данный момент в языкознании осознается необходимость междисциплинарного подхода и использования в лингвистических исследованиях достижений как смежных (З. Джапаридзе, П. Донец, В. Жайворонок, Д. Слобин), так и далеких от лингвистики дисциплин (У. Уивер, К. Шеннон, Н. Бор). Данная статья посвящена изучению феномена восприятия, который является объектом преимущественно психологических исследований (Дж. Андерсон, В. Барабанщиков, Х. Гейвин, В. Зинченко, А. Лурия, У. Найссер), но все чаще становится предметом внимания и лингвистов (Л. Лаенко, И. Оконешникова, А. Штерн, Т. Чугаева). Необходимое условие изучения феномена восприятия – это его объективация как в языке, так и в дискурсе, в том числе и в дипломатическом, что обусловливает актуальность предлагаемого исследования.
Цель работы – исследовать коммуникативную ситуацию “Дипломатическая встреча” в структуре перцептивно-коммуникативного комплекса “Переговоры с Японией в середине XIX ст.”.
Задачи:
– определить теоретические основы изучения коммуникативной ситуации как структурного элемента перцептивного процесса;
– проанализировать вербальное отражение перцепции коммуникативной ситуации “Дипломатическая встреча” в структуре перцептивно-коммуникативного комплекса “Переговоры с Японией в середине XIX ст.”;
– выявить особенности восприятия коммуникативной ситуации “Дипломатическая встреча” представителем английской культуры XIX века.
Объект исследования – средства вербализации коммуникативной ситуации “Дипломатическая встреча” в дневниковых записях Лоренса Олифанта “Narrative of the Earl of Elgin’s Mission to China аnd Japan”. В этих записях нашли отражение первые официальные переговоры между Англией и Японией в середине XIX века. Лоренс Олифант принадлежал к известному шотландскому роду и был личным секретарем главы экспедиции лорда Эльджина. К моменту прибытия английской дипломатической миссии в Нагасаки 3 августа 1958 г. Япония более двух веков находилась в изоляции, отказавшись от дипломатического общения практически со всеми странами. О жизни Японии иностранцам было известно мало, это обусловило своего рода непосредственность и чистоту перцепции.
Феномен восприятия характеризуется процессуальностью, динамикой и необратимостью. Перцептивная активность предполагает обращение к предыдущему опыту воспринимающего и представляет собой процесс постоянной модуляции уже присутствующих в его когнитивной базе паттернов, что означает сопоставление воспринимаемого с ментальностью индивида. С учетом указанных параметров восприятия наиболее достоверным материалом для изучения его отражения являются тексты автодокументального характера: мемуарные записи, воспоминания и, прежде всего, дневники. Поскольку в дневниковом тексте перцепция отражается последовательно, становиться возможным также исследование феномена перцепции как процесса, рассмотрение его в динамике. Отталкиваясь от идей В. фон Гумбольдта о взаимосвязи языка и характера нации, о влиянии “характера языка на субъективный мир” [8, с. 380], полагаем, что исследование текста дневникового характера позволяет выявить особенности языкового отражения восприятия, детерминированные ментальностью воспринимающего.
Одним из важнейших вопросов в исследовании феномена перцепции является его структурация. Дж. Гибсоном подчеркивается невозможность механического деления восприятия на отрывки [6, с. 339]. Поэтому организующим элементом при структурировании перцептивного процесса может быть определенная доминирующая тема, какое-либо событие [6, с. 205]. Тесная взаимосвязь перцепции и коммуникации позволяет предположить, что организующим ядром перцептивного процесса, детерминированного общением, может быть коммуникативное событие, на основании которого нами выделяется коммуникативная ситуация (далее – КС), определяемая в данном исследовании как завершенный отрезок коммуникативного процесса, объединенный определенной темой, в совокупности со всеми имеющими отношение к процессу материальными и нематериальными контекстами. Таким образом, КС представляет собой одновременно как объект, так и организующий фактор перцепции, т. к. имеет в основе типовую схему, сетку, служащую своего рода “каркасом”, на котором строится общение. Впечатления от восприятия КС находят отражение в дневниковом тексте; может быть организована как отдельная запись и как часть более обширной записи. Рамки КС имплицитно либо эксплицитно указываются самим автором КС. Система воспринимаемых КС, объединенных определенной темой, может быть представлена как макроединица процесса перцепции, детерминированного коммуникацией – перцептивно-коммуникативный комплекс (далее – ПКК). В этой работе под ПКК понимается макроситуация перцептивно-коммуникативного процесса или отрезок процесса перцепции (перцептивный комплекс), детерминированный коммуникацией, объединенный определенным смысловым ядром и четко ограниченный темпорально.
Таким образом, КС представляет собой структурную составляющую ПКК, она объединена определенной темой, которая взаимосвязана с общей темой комплекса. Последовательное отражение системы КС в дневниковых записях отражает процесс протекания ПКК. КС, в свою очередь, также имеет свою структуру, которую, на наш взгляд, логично строить, отталкиваясь от модели коммуникации. В данной работе, принимая за основу модель коммуникации Р. О. Якобсона, мы выделяем следующие структурные элементы КС: коммуниканты (основные и фоновые), контекст ситуации (локальный, материальный, темпоральный) и сообщение [20].
Организующим смысловым ядром перцепции выступают переговоры с Японией, представляющие собой дипломатическую коммуникацию, а ПКК, к которому принадлежит исследуемая КС, называется “Переговоры с Японией в середине XIX в.”.
В исследуемой КС речь идет о встрече представителей английской миссии с японскими чиновниками на японской территории, именно указанное событие является тематическим центром коммуникации, задает вектор общения. Данная КС – один из этапов переговорного процесса между Японией и Англией.
Основными коммуникантами можно назвать двух посещаемых министров: There were two gentlemen. Otto Bungo-no-kami and another, whose acquaintance we were now about to make [22, р. 150]. Отметим наименование gentlemen, в широком смысле данное слово трактуется как “а man of good family; a man of good or gentle birth” [26, р. 2490]. Употребление автором данной лексемы свидетельствует о восприятии указанных коммуникантов как обладающих определенным статусом, относит их к высшему сословию. Кроме того, автор употребляет экзотизм – имя Otto Bungo-no-kami. Имя второго министра, с которым Лоренс Олифант предполагает познакомиться, в исследуемой КС так и не называется. Коммуниканту Otto Bungo-no-kami автор дает характеристику: Otto Bungo-no-kami was a thin spare man, with a shrivelled face, indicating shrewdness, and I should have guessed parsimony [22, р. 152]. Отметим, что интерес для автора представляют антропологические особенности министра: его телосложение, характеризуемое оценочным прилагательными thin, spare, уделяется внимание лицу, оцениваются внешние особенности: a shrivelled face, выделяются также и человеческие качества, о которых автор делает вывод, рассматривая внешность коммуниканта: face, indicating shrewdness. Кроме того, английский секретарь рассматривает его как стандарт сравнения, сопоставляя с ним второго министра: His colleague was heavier-looking, and without any marked expression [22, р. 152]. Интерес к личности второго министра значительно ниже, как можно заключить из написанного: автор не приводит имени, для обозначения коммуниканта используется существительное с притяжательным прилагательным, указывающим на объединение данного индивида с основным коммуникантом his colleague, описание производится при помощи сравнения, где министр соотносится с основным коммуникантом, его лицо характеризуется отсутствием какого-либо примечательного выражения, оформленного предлогом without, имеющим значение отсутствия: without any marked expression. Таким образом, можно заключить, что данная личность не вызывает интереса автора. Внимание к первому министру обусловлено не статусными характеристиками (оба коммуниканта имеют одинаковый статус), а личностными. Также следует отметить и то, что выделение нами основного коммуниканта в КС основывается не только на его роли в переговорном процессе, но и на внимании воспринимающего.
Лоренс Олифант пишет и о переводчике Морияме, указывая на выполнение им своих обязанностей: we shuffled after Moriyama, who was always at his post [22, р. 151], указывая на постоянство – always. Акцентируя внимание читателя на этом, автор, тем не менее, не дает оценки поведению коммуниканта. Отмечается невербальное поведение переводчика во время переговоров: Moriyama during all this time, was in a prostrate attitude on the floor between Lord Elgin and the Ministers, touching the ground reverentially with his forehead whenever he was called upon to interpret (выделение наше. – Е. М.) [22, р. 151]. Автор упоминает не только позу Мориямы (выделенные фрагменты), но и описывает ее характер при помощи оценочного наречия reverentially – “in a reverential manner; with reverence” [29, р. 5136]. Оценка основывается на невербальном поведении японца, нехарактерном для современной автору английской культуры и осмысляется как маркер почтительного отношения.
Олифант упоминает и о таких коммуникантах, как уполномоченные: Lower down, and remaining standing, were our friends the Commissioners… [22, р. 151]. Автор не уделяет внимания их личностям, оговаривая, однако, что знаком с ними: our friends; данный факт оформляется притяжательным местоимением в комплексе с лексемой friends – “one who is attached to another by feelings of personal regard and preference” [26, р. 2379].
Помимо основных коммуникантов, автор упоминает о фоновых коммуникантах – присутствующих при коммуникации, но не принимающих в ней непосредственного участия: in a sort of passage formed by a hanging screen behind the Ministers, were a row of people who ostensibly took no part in the ceremony, but some of whom were no doubt spies, while others I observed occasionally prompting the Ministers. These latter personages seemed somewhat embarrassed by the novelty of their situation, and gave one the impression of being very new to office (подчеркнуто нами. – Е. М.) [22, р. 151–152]. Внешность перечисленных людей не описывается автором, он называет их a row of people, spies, latter personages. В первом случае использование существительного row свидетельствует о максимально отстраненном и собирательном восприятии, наименование spies раскрывает их роль в переговорном процессе, причем в справедливости своего суждения Л. Олифант уверен: no doubt, последняя номинация также свидетельствует о собирательности. Подбор автором наименований указывает на интерес к этим людям как группе и отсутствии внимания к отдельной личности. Из их поведения во время переговоров (occasionally prompting the Ministers) Л. Олифант делает вывод об их роли в переговорном процессе.
Автором отмечается этикетное поведение в процессе коммуникации: For some time we all remained standing, and the usual complimentary expressions were interchanged и в конце: we took leave with many profound bows and polite speeches (выделение наше. – Е. М.) [там же, р. 153–154].
Фоновых коммуникантов составляют также и люди встречной процессии и слуги. Люди встречной процессии: I made my first experience of a norimon on this occasion, and obtained a view of the crowd in a squatting posture; for while the train of ten norimons was passing, the people sat on their heels to obtain a good view of the occupants. As some of these were naval officers in full uniform, they exhibited signs of unusual satisfaction (выделение наше. – Е. М.) [там же, р. 150]. Автор упоминает о толпе – the crowd, характеристика этой группы людей, составляющих материальный контекст встречи, в тексте отсутствует, упоминается только поза – squatting posture, people sat on their heels, экспрессивного компонента в данном описании также нет. Акцентирование внимания на позе свидетельствует о ее непривычности для англичанина. Представляет интерес упоминание о проходившей процессии, отдельных представителей которой автор называет naval officers, из описания их внешности выделяется только одежда: in full uniform. Такие суждения свидетельствуют о наличии у Лоренса Олифанта определенных знаний относительно японского костюма разных сословий, кроме того, как можно заключить, одежда представляет собой важный маркер социального статуса для автора.
Слуги: While this was going on, a train of youths entered, bearing pipes and tea. They were all dressed simply, and uniformly; indeed, so exactly did they resemble one another, that they must have been selected as good matches. [там же, р. 152]. Слуги именуются автором a train of youths. Английский секретарь употребляет лексему train, имеющую коннотацию собирательности [30, р. 6422]. Описанию их внешности уделяется определенное внимание: dressed simply, and uniformly. В данном описании присутствуют оценочные прилагательные simply и uniformly, кроме того, отмечается их антропологическая схожесть – so exactly did they resemble one another, that they must have been selected as good matches. Автор акцентирует внимание на сходстве японских слуг как на лексическом (наречие exactly в сочетании с интенсифицирующей частицей so), так и на лексико-синтаксическом уровнях (глагол прошедшего времени did) и прием инверсии, что свидетельствует о стремлении выделить данную информацию. Кроме того, отмечается невербальное поведение этих людей: They entered with an air of profound respect, the head slightly bent, the eyes fixed on the ground, and moved with a shuffling gait, as though afraid to lift their feet from the floor, they never looked up, the monotonous regularity of their movements was quite painful [22, р. 152–153]. Отрывок характеризуется экспрессивностью: оценочное прилагательное с высокой степенью признака profound, экспрессивный глагол afraid, экспрессивное прилагательное с интенсификатором quite painful. Общая оценка манер японской прислуги положительная: Notwithstanding which, it must be admitted that the manners of flunkies in Japan are infinitely more agreeable than those of the same race in our own country [там же; р. 153]. Оценка обладает высокой степенью экспрессии – в роли интенсификаторов выступают сразу два наречия, усиливая прилагательное agreeable; согласно словарю – “рleasing, either to the mind or to the senses; to one’s liking” [24, р. 117], обладающее положительной коннотацией. Заметим, что такая оценка выводится из сравнения со слугами своей страны, т. е., чужое здесь описывается более положительно, чем свое.
Ситуативный контекст. Локальным контекстом данной ситуации можно назвать помещение в городе, которое автор называет: the official residence of these dignitaries (выделние наше. – Е. М.). Лексема residence, словарное значение “а place of residing or abode; especially, the place where a person resides; a dwelling; a habitation” [29, р. 5102], сама по себе не носит официальный характер, а в сочетании с прилагательным official получает это значение. Лексема dignitaries – “оne who holds an exalted rank or office” [25, р. 1615] происходит от слова dignity – “elevated rank; degree of excellence, either in estimation or in the order of nature…” [там же, р. 1616]. Таким образом, слово dignitaries обладает значением уровня статуса.
Поскольку КС происходит на территории японцев, материальный контекст оказывается объектом особого внимания автора.
В рамках материального контекста рассмотрим японские носилки, которые автор называет norimons [22, р. 150], употребляя его во множественном числе. В английском языке подавляющее число лексем, составляющее синонимический ряд к слову носилки, употребляется в форме единственного числа, хотя слово stretcher в современном английском языке используется во множественном числе, в энциклопедическом словаре 1889–1895 гг. оно приводится в единственном числе [30, р. 5989], таким образом, можно говорить о том, что слово norimon (в японском языке нет грамматической категории множественного числа) осваивается англичанином при помощи родного языка. Автор характеризует норимоны как неудобное для передвижения средство: …the posture during an hour and a half had been a trying one for British legs. Emerging from our box-like conveyances, we shuffled after Moriyama… [22, р. 151]. В приведенном примере наблюдается сравнение с коробками, предметом сравнения является размер и форма. Выводы о неудобстве норимонов можно сделать, исходя из оценки позы, в которой приходилось сидеть, как утомительной (trying) и исходя из глагола shuffle, отражающего состояние ног путешественников после поездки. Таким образом, оценка имплицитна, она выводится из контекста.
Экстерьер рассматривается нами как часть материального контекста.
Описывая место проведения переговоров, автор уделяет внимание экстерьеру: Passing over a bridge which spanned the moat, and under a gateway of massive proportions, we found ourselves within the walls of the citadel at the opposite side from that on which we had visited it in our ride of the day before.
Unluckily we had not far to go, so that we saw scarcely anything of the interior of this interesting spot. A broad street, similar to those in the Princes’ quarter, led us to a handsome gateway; this, on one account at all events, we were not a little relieved to find, was our journey’s end, as the posture during an hour and a half had been a trying one for British legs. [22, р. 150–151]. Заметим, что автор не употребляет в описании экзотизмов, кроме norimon, предметы быта автор называет словами, входящими в современный ему английский язык: mat [21, р. 211], slipper [там же, р. 312]. То же относится и к внешним объектам: yard [там же, р. 382], bridge [там же, р. 45], threshold [там же, р. 341], moat [там же, р. 220], citadel [там же, р. 62].
Следует отметить, что автор указывает точное местонахождение здания (в том числе и расстояние до него), в котором происходят переговоры: we started on a five-mile journey to the official residence of these dignitaries [22, р. 150], which was just inside the further gate of the citadel [22, р. 150].
Интерьер, как и экстерьер, анализируется как часть материального контекста.
В описании интерьера можно выделить ряд объектов, упоминаемых автором. Сюда входят: the mats, walls of paper screens, two low square tables, six wax candles on single stands [22, р. 151]. Все предметы названы описательно, нет ни одного экзотизма.
Отдельного внимания заслуживает упоминание о стульях, которые воспринимаются автором как атрибут европейской культуры; наличие стульев оценивается положительно (luxury синоним слова “богатство”, обладающее положительными коннотациями [27, р. 3550], само понятие богатства в мифологии оценивается положительно, поэтому упоминание о богатстве – свидетельство положительной оценки), однако воспринимается как превышение нормы, не соответствующее ожиданию: we sat down on chairs (an unexpected luxury) [22, р. 151]. Таким образом, отклонение от японской нормы этикетной кинесики (сидения на полу) и приближение к норме английской (сидение на стуле) расценивается положительно, что указывает на более высокую оценку собственной этикетной нормы по сравнению с чужой.
Достарыңызбен бөлісу: |