КОНТАМИНАЦИЯ СУБЪЕКТНО-РЕЧЕВЫХ ПЛАНОВ

В нашей работе мы рассматриваем МСП со вставными конструкциями как микротекст, так как данная коммуникативная единица, тяготеющая к смысловой замкнутости и законченности, обладает важнейшими конституирующими признаками текста: связностью и завершенностью. Это подтверждается и другими исследователями. По мнению Н. С. Ганцовской, “сложные предложения, состоящие из нескольких придаточных единиц, можно рассматривать как текст” [3, с. 130]. Л. С. Байкова отмечает, что МСП привлекаются для выражения таких коммуникативных намерений, как описание или повествование, “что позволяет говорить о способности некоторых многочленных предложений выполнять функции микротекстов” [2, с. 88].

“Автором” всех предикативных частей МСП является одно и то же лицо, и все субъектно-речевые планы в сложном предложении скоординированы по отношению к лицу говорящего. МСП со вставками может представлять собой контаминацию субъектно-речевых планов, лежащих в разных смысловых плоскостях и взаимно непроницаемых, которые способны образовать единство в коммуникативном плане и не образовывать структурно-семантического целого.

Актуальность темы определяется недостаточной изученностью МСП со вставками с точки зрения скоординированности субъектно-речевых планов. Особый интерес такой анализ представляет на материале произведений И. С. Тургенева, так как МСП со вставками весьма частотны во всех жанровых формах в творчестве писателя.

Цель исследования – выявить особенности организации субъектно-речевых планов в МСП со вставками, что позволит глубже проникнуть как в коммуникативную природу МСП, так и рассмотреть особенности функционирования вставок в составе полипредикативных единиц.

Задачи:

– охарактеризовать функции вставок, выраженных прямой, косвенной и несобственно-прямой речью, в микротексте МСП;

– рассмотреть соприкосновение предметного и ментального аспектов события в пределах МСП со вставными конструкциями.

В микротексте МСП со вставками, отражающем динамизм экстралингвистической действительности и множественность взглядов на нее, одна и та же реальная ситуация представляется с точки зрения внешнего (автор) и внутреннего (персонаж) интерпретаторов, что и создает полифонию повествования. Отсутствие взаимопроницаемости сочетающихся субъектно-речевых планов объясняется тем, что для адресанта речи (“говорящего”) его сознание, память и эмоции составляют естественный центр ориентации при восприятии окружающей действительности. Поэтому пространственно-временные характеристики ситуаций в предложении связаны с центральной позицией говорящего в речепроизводстве. “Я”-субъект выступает точкой отсчета, ориентационным центром идентификации лиц, точек пространства, отрезков времени в тексте и обеспечивает селекцию необходимых языковых средств. В МСП со вставными конструкциями, в отличие от МСП без вставок, могут быть представлены несколько “я”-субъектов, наличие которых в пределах одного синтаксического целого углубляет повествовательную перспективу, подчеркивает многоплановость описания, исключающую единый модально-временной и пространственный план.

Для передачи чужой речи существует целая система форм цитирования, а именно: прямая, косвенная и несобственно-прямая речь [9]. Коммуникативно скоординированными оказываются авторский ввод чужой речи и слова автора, следующие за ней. Таким образом, в МСП со вставкой, представляющей собой цитату в форме чужой речи, имеет место семантическая нескоординированность, которая состоит в том, что его предикативные единицы выражают две ситуации, имеющие разные координаты, что исключает наличие единого модально-временного и локального плана. Субъект, обладающий психологическим единством, вносит свои маркеры в предложение, в ассертивную, интеррогативную и императивную модальности, т. е. соотносит содержание предложения со своими координатами “я – здесь – сейчас”.

Все случаи употребления прямой речи рассматривались, в основном, в диалоге [4; 5]. Недиалогические же конструкции прямой речи, включенные в художественный текст, не подвергались столь систематическому изучению [1; 6; 7]. М. К. Милых отмечает, что “прямая речь используется автором вне диалога, чтобы закончить изложение” [7, с. 18]. При анализе вставных конструкций, выраженных прямой речью, было выявлено, что они функционируют в микротексте МСП для:

1. 
   перевода изложения с позиций собственно авторской точки зрения на точку зрения одного из персонажей: Вылезая из кареты, он хотел было ускользнуть, пробормотав, что у него дома дела; но Сипягин с вежливой твердостью удержал его (Калломийцев подскочил и шепнул Сипягину на ухо: Ne le lachez pas! Tonnerre de tonnerres!) и повел его с собою [10, c. 78]. Чужая речь как одна из синтаксических форм вставных единиц включается в микротекст МСП, как бы оснащая, обосновывая и документируя высказывание подробностями;
   
2. 
   для выделения поворотного пункта сюжетно-событийного хода повествования: Я не хочу отрицать, что действительно я вам иногда подавал справедливый повод к неудовольствию (“серые лошади!” – промелькнуло в голове Анны Васильевны), хотя вы сами должны согласиться, что при известном вам состоянии вашей конституции… [11, c. 78]. Излагаемая в МСП мысль эмфатически развивается и поддерживается вставкой с прямой речью, идущей от другого лица как реакция на сообщаемое, и интересна тем, что она демонстрирует, как в дискурсе может нарушаться основная линия изложения (принцип “машины времени”) и говорящий может достаточно далеко отклониться от неё;
   
3. 
   вставные конструкции, оформленные диалогической прямой речью, создают многоголосье авторского плана: а) Потом она прибавила, грустно покачав головою, что у ней только и осталось, что вот эта дочь да вот этот сын (она указала на них поочередно пальцем); что дочь зовут Джеммой, а сына – Эмилием; что оба очень хорошие и послушные дети – особенно Эмилио… (“Я не послушна?” – ввернула тут дочь; “Ох, ты тоже республиканка!” – ответила мать); что дела, конечно, идут теперь хуже, чем при муже, который по кондитерской части был великий мастер… (“Un grand’uomo!” – с суворым видом подхватил Панталеоне); но что все-таки, слава богу, жить еще можно! [13, c. 71]; б) Вязовнин вынужден был, с своей стороны, объявить господам офицерам, приятелям мосье Лебёфа, что будучи совершенным новичком в Париже, он еще не успел осмотреться и запастись секундантом (“Ведь одного достаточно?” – присовокупил он. “Совершенно достаточно”, – ответствовал мосье Пиноше), и потому он должен попросить господ офицеров дать ему часа четыре сроку [12, c. 361–362]. В данных примерах существенно не только то, что диалогическая прямая речь позволяет сделать описание более образным, существенно то, что вставные конструкции позволяют писателю построить все изложение как бы с позиций нескольких я-“субъектов”.
   

Вставные конструкции, выраженные косвенной речью, используются для усиления ретроспективного начала в повествовании. Например: Лицо господина Лебёфа приняло выражение не столько озлобленное, сколько хищное, Вязовнин замахал шпагой… (Пиноше заверил его, что незнание фехтовального искусства дает ему великие преимущества, des grands avantages!) и вдруг произошло нечто необыкновенное [12, с. 363]. В данном предложении повествование прерывается ретроспективным описанием, для которого характерен особый временной план, описываемый с позиций ориентиров в отношении плана прошедшего времени. Поэтому обращение к отдаленному прошлому в ходе повествования нарушает когнитивно-семантическую модель события.

По природе своей памяти человек не может адекватно отразить реальную действительность в воспоминаниях, где неизбежно примысливается какая-то часть информации. Воспоминание существует только в нашем сознании, это воспроизведение образов нашего прошлого, локализованных во времени и пространстве. Например: Выпив чашку горячего, как кипяток, кофе (он несколько раз, слезливо-раздраженным голосом, напомнил кельнеру, что накануне ему подали кофе – холодный, холодный, как лёд!) и прикусив гаванскую сигару своими желтыми кривыми зубами, он по обычаю своему задремал, к великой радости Санина, который начал ходить взад и вперед, неслышными шагами, по мягкому ковру, и мечтал о том, как он будет жить с Джеммой и с каким известием вернется к ней [13, c. 122]. Персонаж размышляет как участник события и имеет свою точку зрения на происходящее. Он находится внутри события. Автор же является внешним интерпретатором речи, который не связан с событием непосредственно и может находиться в любом пространстве и времени, т. е. имеет свои прагматические координаты, отличные от координат персонажа.

Особый интерес представляют собой МСП со вставкой, выраженной несобственно-прямой речью, которая не относится ни к речи воспроизведенной, как прямая, ни к речи пересказанной, как косвенная речь, и является особой формой цитации внутренней речи персонажа, якобы воспроизведенной автором [6]. В результате контаминации отдельных признаков прямой и косвенной речи несобственно-прямая речь предстает как речь “двуголосая”, исходящая одновременно от автора и персонажа. В то время как оценка описываемых событий в авторском повествовании дана только с точки зрения автора. Например: Санин понял настроение своего приятеля и потому не стал обременять его вопросами; ограничился лишь самым необходимым; узнал, что он два года состоял на службе (в уланах! то-то, чай, хорош был в коротком-то мундирчике!), три года тому назад женился – и вот уже второй год находится за границей с женой, “которая теперь от чего-то мчится в Висбаден”, – а там отправляется в Париж [13, с. 114]. Использование вставных конструкций позволяет автору передать внутреннюю речь персонажа и свои комментарии, т. е. отразить реальное протекание мыслительного процесса, многомерность человеческого сознания.

Вставные конструкции, выраженные несобственно-прямой речью, используются в микротесте МСП как прием сближения авторского повествования с речью героев. Он принадлежал именно к этой новой породе помещиков-ростовщиков, о которой упомянул Маркелов в последнем своем разговоре с Неждановым, и он был тем бесчеловечнее в своих требованиях, что лично с крестьянами дела никогда не имел – не допускать же их в свой раздушенный европейский кабинет! – а ведался с ними через приказчика [10, c. 299]. Такой способ подачи чужой речи позволяет сохранить естественные интонации и нюансы речи прямой и вместе с тем дает возможность не отграничивать резко эту речь от авторского повествования. Подобный прием И. С. Тургенев использует для подчеркивания типичных слов и выражений персонажей.

Текст допускает также соприкосновение описаний реальных и воображаемых ситуаций, т. е. пропозитивные номинации вставок, передающих чужую речь, и базовые предложения могут представлять разные аспекты события – предметный и ментальный. Ментальный аспект события предполагает фокусирование внимания внешнего интерпретатора на рациональной и эмоциональной деятельности человека в связи с данным событием. Предметный аспект отражает предметную, внешнюю и практическую деятельность, а также предметные условия этой деятельности (реальная действительность, внешняя среда, время, пространство и т. п.). Построению поликоммуникативного смыслового единства способствует переход от описания субъективного эмоционального интеллектуального состояния персонажа к описанию состояния внешней среды (или наоборот), что и создает в МСП со вставками разные смысловые планы.

Содержательная связь между “событиями вне нас” и “событиями внутри нас” в микротексте МСП со вставными конструкциями может быть выражена сочинительным союзом, соотносительным словом и т. п., например: Я слышал, как он говорил своей жене: “Ты наблюдай этого рыжего… косого. (А я и не знал до тех пор, что я кос)” [10, c. 339]. Прагматическая направленность таких конструкций – различный речевой замысел – описать внешний мир и отразить особенности внутреннего мира человека.

В следующем предложении – Эти чувства весьма похвальны – отвечал Паклин (а сам подумал: “Вишь ты! как водой меня окатила!”), – хотя с другой стороны, если сообразить… [10, c. 359] – вставка представляет собой внутреннюю речь персонажа, монолог – “некий поток сознания”. И несмотря на то, что общая направленность субъективной модальности в полном объеме реализуется на уровне всего текста, анализ её проявлений во вставных конструкциях позволяет проследить нюансы формирования модальных оттенков и выявить излюбленные приемы И. С. Тургенева, при помощи которых они эксплицируются или имплицируются в микротексте МСП.

Нескоординированность во временном аспекте, разная экспрессивно-эмоциональная и прагматическая окраска предикативных единиц, одна из которых выражает факт, виртуально существующий в сознании адресанта речи (в воспоминании, в мечтах о будущем), создают условия для образования лишь коммуникативного, а не структурного единства, несмотря на наличие сочинительного союза и отношений, типичных для МСП.

Внутренний мир человека, его мысли и эмоции, его рациональная и эмоциональная деятельность представляет собой особый мир, который другой человек воспринимает опосредованно, косвенным образом. Ментальный аспект нарушает линию повествования о событиях: Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов по тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек до конца, повернул за угол и остановился [13, c. 63] – вставка представляет собой вкрапление “осколков” внутренней речи персонажа. В данном контексте базовый текст репрезентирует мир, наблюдаемый, созерцаемый с помощью органов зрения, вставка же – мир ментальный.

Микротекст МСП со вставными конструкциями – это поликоммуникативная единица, которая, хотя и может включать в себя самостоятельные вставки, обладает структурной независимостью, относительной смысловой и структурной завершенностью и является компонентом текста, формирующим концептуально значимый смысл.

Возможность присутствия нескольких субъективных пространств в высказывании одного и того же индивида находит свое отражение в языке. Своеобразным маркером смены субъективного пространства служит отсутствие таксисных отношений между компонентами микротекста МСП, представляющими актуальное и виртуальное, которые не могут обозначить одновременные или непосредственно следующие друг за другом события, так как располагаются в разных мыслительных плоскостях – информативно-логической и образной. Вставные конструкции, выраженные чужой речью, маркируют отклонение в сюжетной линии, введение иной тематической линии, смену функционально-смыслового типа речи и, безусловно, облегчают декодирование и структурирование информации.

В исследовании мы кратко касаемся вопроса о вставных единицах квазидраматургического типа, которые способны замещать жесты-регуляторы и жесты-информаторы, мимику, позу и т. д., облегчая пользователям языка переработку невербальной информации, выраженной в базовом предложении фигурами умолчания. Этот аспект функционирования вставных конструкций может быть предметом отдельного рассмотрения.

ЛИТЕРАТУРА

1. 
   Аманалиева Ф. Б. К вопросу о функциях недиалогической прямой речи в художественном произведении / Ф. Б. Аманалиева // Функционирование языковых единиц и категорий. – Таллин, 1987. – С. 111–116.
   
2. 
   Байкова Л. С. О функциях сложных предложений в речевом акте / Л. С. Байкова // Функционирование языковых единиц и категорий. – Таллин, 1987. – С. 83–88.
   
3. 
   Ганцовская Н. С. О типах содержательной информации в композиционной структуре усложненных сложноподчиненных предложений / Н. С. Ганцовская // Исследования по семантике русского языка. – Кострома, 1992. – С. 130–137.
   
4. 
   Зарецкий А. И. Что такое прямая и косвенная речь? / А. И. Зарецкий // Труды Воронежского университета. – Т. 59. – Воронеж, 1957. – С. 59–69.
   
5. 
   Колокольцева Т. Н. Специфические коммуникативные единицы диалогической речи / Татьяна Николаевна Колокольцева. – Волгоград : Издательство Волгоградского университета, 2001. – 260 с.
   
6. 
   Милых М. К. Несобственно-прямая речь в художественной прозе А. П. Чехова / М. К. Милых // Литературный музей А. П. Чехова : cб. cт. и матер. – Вып. 4. – Ростов-на-Дону, 1967. – С. 152–176.
   
7. 
   Милых М. К. Синтаксические особенности прямой речи в художественной прозе / Мария Карповна Милых. – Харьков : Издательство Харьковского университета, 1956. – 168 с.
   
8. 
   Чумаков Г. М. Свободная прямая речь как явление структуры языка и стилистики речи / Г. М. Чумаков // Язык : история и современность. – Луганск, 1999. – С. 147–167.
   
9. 
   Чумаков Г. М. Синтаксис конструкций с чужой речью / Григорий Михайлович Чумаков. – К. : Вища школа, 1975. – 220 с.
   

ИСТОЧНИКИ ИЛЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРИАЛА

10. 
    Тургенев И. С. Собрание сочинений : в 12 т. – М. : Худ. лит., 1976. – Т. 4 : Дым. Новь. – 480 с.
    
11. 
    Тургенев И. С. Собрание сочинений : в 12 т. – М. : Худ. лит., 1976. – Т. 3 : Накануне. Отцы и дети. – 392 с.
    
12. 
    Тургенев И. С. Собрание сочинений : в 12 т. – М. : Худ. лит., 1977. – Т. 5 : Повести и рассказы. – 416 с.
    
13. 
    Тургенев И. С. Собрание сочинений : в 12 т. – М. : Худ. лит., 1978. – Т. 7 : Повести и рассказы. – 334 с.
    
14. 
    Тургенев И. С. Собрание сочинений : в 12 т. – М. : Худ. лит., 1976. – Т. 2 : Рудин. Дворянское гнездо. – 332 с.