Вместо предисловия

Николай Александрович вышел из рабочей семьи. Его дед и отец работали на железной дороге. Соблюдая традицию, и он в 1924 году, после демобилизации из Красной Армии по болезни, поступил работать на транспорт, Вера Максимовна была из крестьян. Страдая тяжелой формой астматической болезни, она не работала на производстве, занималась хозяйством. А хозяйство у нее было солидное: корова, нетель, свинья, куры, утки, гуси. Приусадебный участок 0,25 га засаживался картофелем, овощами и другими сельскохозяйственными культурами. Материальные запросы семьи были невысокими. Семья имела средний достаток. Большинство жителей поселка жило на таком же уровне.

Отец возвратился из поездки с опозданием на двое суток. Рассказывал, что южные железные дороги подвергались бомбардировке вражеской авиацией. Поезд, который он сопровождал, был расформирован и отменен в обращении. Теперь он временно находился в резерве. Заходил в военкомат, просился в армию. Но ему было отказано по двум причинам; за непригодностью к строевой службе по военному билету, а также потому, что он, как железнодорожник, имел бронь. Ему предложили обратиться в райком ВКП(б), где создавались истребительные отряды и отряды особого назначения из партийного и советского актива. Так как Николай Александрович был членом поселкового Совета, его назначили в один из отрядов в качестве старшины. Отрядом руководил Капков, а комиссаром отряда назначили директора школы Алексеева. Отряд занимался охраной предприятий, патрулированием поселковых дорог, мобилизацией коней для Красной Армии и другими спецзаданиями. В свободное время вели военную подготовку.

Отряд располагался в верхних этажах деревянного здания столовой. Алексей часто навещал отца, выполнял некоторые его поручения. Однажды в отряде он встретил своих приятелей Виктора Савельева и Михаила Рахманова. Ребята были старше Алексея на год и уже работали; Виктор в конюшне совхоза, а Михаил в леспромхозе. По рекомендации своих комсомольских групп они были направлены в отряд. С нескрываемой гордостью они рассказали Алексею, что им уже выдали винтовки. Они показали под крыльцом столовой несколько ящиков с бутылками, наполненными горючей жидкостью.

— Эти бутылки годятся для поджигания танков и бронемашин, — разъяснял Михаил.

— Мы уже тренировались, — сообщил Виктор.

Алексей с завистью смотрел на ребят и слушал их рассказы. Они в его глазах стали значительно старше, а их фигуры, подпоясанные ремнем поверх пиджаков, с патронташами для обойм через плечо стали выше и солидней, приняли какой-то воинственный вид.

Найдя отца, Алексей стал его просить принять и его в отряд, как Виктора и Михаила. Отец улыбнулся и объяснил, что ребятам уже скоро восемнадцать лет, и они направлены организацией, а школьников категорически запрещено зачислять. Кроме того, больной матери и сестре будет трудно, если они оба уйдут с отрядом, который могут в любой момент направить на задание.

— Ты теперь их опора и кормилец, — сказал он.

Алексей с обидой посмотрел на отца:

— Считаешь меня маленьким, а говоришь — опора, кормилец…

Дома мать принялась выговаривать Алексею свое недовольство его постоянным отсутствием. Дел в доме прибавилось. Сестра Нина, чем могла, помогала матери; кормила скотину, убирала в доме. Приходили бабушка и родственники, иногда освобождался отец, пособлял по хозяйству. Нетель и поросенка сдали на мясо, оставив только корову и птицу.

Новые известия с фронта были неутешительными. Чувствовалась всеобщая напряженность. Через поселок стали проходить отступающие части Красной Армии. Никто не знал толком, где и как далеко находится фронт. Многие говорили о Новгороде и Луге, но это казалось еще очень далеко.

В конце августа в доме Захаровых собрались командир и комиссар отряда, секретарь райкома партии и еще несколько человек, Алексея попросили посидеть на скамейке перед домом и никого постороннего в дом не пускать под любым предлогом, Мать должна была находиться на крыльце. О чем шел разговор, Алексей не знал, но поздно вечером, когда все разошлись, отец, отдавая матери какую-то бумагу, сказал:

— Это документ для семьи, где сказано, чтобы вам оказывали необходимую помощь советские и партийные органы. Отряд сегодня уходит на задание в тыл к немцам. Вам необходимо эвакуироваться. Об этом сообщат.

Отец обнял и поцеловал всех поочередно, а Алексею сказал:

— Я, Леша, надеюсь на тебя.

Быстро накинул на плечо вещевой мешок, сказал:

«Провожать не надо». Вышел.

Алексей не знал, что он видит отца в последний раз, хотя он еще получит от него привет и подарок.

В последние дни августа события в поселке менялись с молниеносной быстротой. Подготовка к эвакуации приняла панический характер. Однажды на закате дня на Поселок произвели налет более двух десятков «юнкерсов» и с включенными сиренами обрушили свой смертоносный груз на станцию. Уничтожив пассажирский состав, разбомбив пути, самолеты принялись из пулеметов обстреливать разбегающихся в разные стороны людей. Кругом слышались крики о помощи, тучи пыли и гари висели над Поселком.

Алексей побежал на станцию, но не успел удалиться от дома на несколько метров, как из-за облака появился еще один «юнкере» и с воем начал пикировать на дорогу, по которой проходили отступающие войска. Алексей увидел, как от брюха самолета отделилось несколько сигарообразных предметов и с воем, раздирающим душу, полетели вниз. Он упал на землю, инстинктивно закрывая руками голову: ему казалось, что бомбы летят прямо на него. Взрывы прогремели в стороне, обдав его землей и запахом гари.

Алексей вскочил и бросился к дому, радуясь, что остался жив. Стекла в доме оказались выбитыми воздушной волной. Растерянная мать, прижав сестренку к себе, сидела за русской печкой. Увидав сына целым и невредимым, она заплакала и стала ругать его, что он вечно где-то носится.

Ночь прошла в сборах и хлопотах, но никто так толком и не знал, что они будут де­лать завтра. Утром матери принесли записку от отца. Он сообщал, что отряд находится в соседнем селе в здании школы, просил мать прийти к нему.

Вера Максимовна пошла к своему старшему брату посоветоваться. У него была лошадь, на которой решено было эвакуироваться в сторону Мги и далее на восток, так как на Ленинград пропускали только отступающие войска из-под Дуги. Гражданское население и войска, шедшие из-под Новгорода, пропускались только на Мгу.

Мать попросила брата подождать до утра, а сама пошла за пятнадцать километров пешком к отцу. Перед самым уходом она попросила также, если она задержится, забрать детей, корову, кое-что из одежды и еды и двигаться в направлении Мги, где она надеялась догнать семью.

Алексей выбрал время и забежал к Наде. Их семья готовилась уходить в лес, где были заранее выкопаны землянки, бункеры. Все думали, что сейчас необходимо временно покинуть Поселок, спасаясь от бомбежек, а через некоторое время, когда положение стабилизируется, вернуться домой. Никто не верил, что Поселок может быть отдан врагу, да никто и не знал, где фронт. Алексей сказал Наде, что их семья должна выехать во Мгу. Так приказал отец.

Они вышли на берег реки. Солнце садилось за тучи, поверхность реки была свинцово-серой. Легкая дымка тумана поднималась с ее поверхности, кое-где плескалась рыбешка — ничего не напоминало о наступающей трагедии...

Не заходя домой, Алексей направился к дяде, где уже собрались все родственники со стороны матери. Было решено рано утром отправляться в сторону Мги.

— Леша, вставай, — услы­шал Алексей и открыл глаза. Перед ним стояла мать. Она принесла от отца подарки: шоколад, несколько кусков мыла, деньги, а Алексею две пары солдатского белья, фуфайку, кепку и кирзовые сапоги.

Бабушку и маленьких детей посадили на телегу, туда же положили часть одежды и продовольствия. Сзади к телеге привязали двух коров, лошадь тронула, и процессия выехала на дорогу, которая и так была забита отступающими войсками.

Медленно двигаясь по Поселку, стараясь не мешать войскам, люди с тревогой смотрели на небо, опасаясь налета вражеской авиации. Двери магазинов, парикмахерской, почты и других государственных учреждений были распахнуты настежь.

У одного из магазинов суетилась группа людей, вынося из него мешки, коробки, кастрюли, ящики, укладывая все это на тележки или унося на плечах куда-то. Особенно выделялся среди этих людей некто Федулов, работник райисполкома, нагружавший свою тачку разными продуктами.

— Этот своего не упустит, — сказал дядя,

— И чужого тоже, — добавила мать.

Федулов появился в Поселке в середине тридцатых годов. Довольно быстро он построил себе дом. Работая райисполкоме не то финансовым инспектором, не то страховым агентом, он выдавал себя за представителя власти, заслужил нелестную характеристику среди местного населения. Многие жители обижались на него.

За железнодорожным переездом движение ускорилось и на дороге стало свободнее, так как пехота пошла по обочине дороги, а на ней осталась только техника и гужевой транспорт. При выходе из Поселка у гражданских проверяли документы. У Алексея был паспорт (он получил его в июле), но оформить прописку так и не успел. Это вызвало некоторую подозрительность у проверяющего, но мать и дядя объяснили, что в такой обстановке не всегда успеешь оформить все соответствующие документы. Кроме того, у матери оказалось свидетельство о рождении Алексея, где стоял штамп о выдаче паспорта. Командир, пришедший на помощь проверяющему, разрешил продолжить движение, но только по обочине: по дороге должна была двигаться боевая техника — артиллерия на конной и механизированной тяге, автомашины, танки.

Движение стало крайне медленным. Небольшие канавы и ручейки препятствовали телеге. Она то и дело пыталась перевернуться, Даже небольшие, но многочисленные кочки раскачивали телегу. Дети стали плакать. Проходящие мимо красноармейцы помогали вытаскивать из луж и канав телегу, то и дело застревавшую в них.

Пройдя немногим более десятка километров, лошадь остановилась и больше не могла тянуть воз. Немного отдохнули, было решено свернуть на ночлег к ближайшей деревне. Там у бабушки были знакомые.

Они сердечно приняли всех. Бабушку и малолетних детей взяли к себе в дом, а остальных разместили в здании правления колхоза. Сварив обед, накормили приехавших, напоили молоком.

Вечером на окраине деревни собралось много народа. Все смотрели, как над Поселком ползли черные клубы дыма, а когда стемнело, стали видны багровые всполохи. Поселок горел. Где-то вдали стоял артиллерийский гул, Было похоже, что кто-то пробивается сквозь землю. Вдали, на фоне зарева, вверх взмывали белые осветительные ракеты. Проходившие мимо небольшие группы красноармейцев говорили, что в Поселке еще наши войска.


ОККУПАЦИЯ.
Серый пасмурный рассвет мелким и частым дождем заглядывал в окна колхозного правления, где на полу, вповалку, лежали родственники Алексея. Дядя уже встал и собирался выйти во двор, к лошади, которая была привязана у крыльца. Мать, проснувшись, спросила;

— Когда будем отправляться?

— Куда? — хмуро спросил дядя. — Посмотри, что делается на улице. Куда поедешь в такую погоду?

Мать, ничего не ответив, стала собирать вещи.

-- Сейчас пойду к соседям, — сказал дядя, — узнаю, какие у них планы и что произошло за ночь на дороге.

Почти никто уже не спал: все прислушивались к разговору. Никому не хотелось выходить на дождь и ехать в неизвестное. Тревожная ночь, серая, пасмурная погода наложили свой отпечаток на настроение взрослых и детей, Никому не хотелось разговаривать. Все лежали с открытыми глазами, а кое-кто делал вид, что спит, но у всех на душе была какая-то пустота, и все на что-то надеялись.

Мать со своей старшей сестрой принялись растапливать плиту и готовить завтрак. Вдруг послышались стрекочущие, как из пулемета, звуки мотоциклетных моторов. Все повскакивали со своих мест, прильнули к окнам.

— Немцы!

Напротив находилось здание сельского почтового отделения, Несколько солдат направились туда, остальные остались на площади. Через некоторое время солдаты вышли вместе с молодой женщиной, заведующей почтовым отделением. Они о чем-то оживленно, со смехом, расспрашивали ее. Она показывала вдоль дороги на лес. Переговорив между собой о чем-то, немцы усадили ее в коляску мотоцикла и в сопровождении другого повернули в сторону Поселка. Остальные поехали дальше по лесной дороге.

— Ну вот, кажется, приехали, — сказал дядя, закрывая дверь и снимая мокрый плащ.

И, усевшись около плиты, продолжил;

— По дороге, в сторону Мги, двигаются немецкие войска.

Все произошло так быстро и неожиданно, что никто не знал, что говорить и что делать: оставаться на месте или бежать. Когда нервное напряжение несколько спало, женщины заплакали. Их беспокойство передалось детям. Алексея колотила какая-то внутренняя дрожь, в горле пересохло, появилась легкая тошнота. Он взял чайник, стоявший на столе, и выпил из него. Тошнота прошла, но дрожь не унималась. Он посмотрел на Юрия — тот плакал лежа, уткнувшись лицом в фуфайку.

— Хватит! — громко, в сердцах крикнул дядя. — Слезами тут не поможешь, не пугайте детей. Еще ничего страшного не произошло.

Но все заметили, как он побледнел, произнеся это, и начал нервно перебирать в руках кепку.

Женщины стали собирать завтрак, но ели все через силу, не чувствуя вкуса, все больше пили чай, размачивая в нем сухари. Дождь прекратился, между тучами, висевшими над деревней, как старое рваное одеяло, проглядывали лучи солнца. Прибежали деревенские ребятишки. Их послали родители сообщить, что немцы уехали.

В деревне на полтора десятка дворов было всего три мужчины: два старика и еще один, лет сорока, инвалид с детства.

На площади перед правлением стали собираться люди. Решали, что делать дальше. В это время из леса вышла группа красноармейцев — человек восемь. Двое направились к толпе, собравшейся перед правлением, а остальные остались на опушке.

Один из подошедших был высокого роста, по-видимому, командир, с тремя кубиками в петлицах, на другом была накинута плащ-палатка.

— Немцы в деревне есть? — спросил высокий.

— Утром были, на мотоциклах, — ответили из толпы.

— Куда они поехали?

— Туда, — одна из женщин показала рукой на Поселок.

Высокий спросил, как называется деревня, раскрыл карту, определяя направление.

— Хозяйки, не дадите ли соли? — спросил тот, в плащ-палатке. — И, если можно, немного хлеба. Третий день идем по лесам, картошкой питаемся.

Пока женщины ходили за хлебом и солью, мужчины стали расспрашивать военных. Дядя тоже подошел к ним.

— Что вы посоветуете нам, как быть? — спросил он.

— Ничего советовать не могу; не знаю обстановки. — И добавил; — Вот все, кто осталось от моей роты.

Он с сожалением показал на опушку леса, где лежали к сидели красноармейцы.

Женщины принесли соли и хлеба. Командир махнул рукой, и группа направилась прямо по полю к ближайшему лесу.

В этот день немцы в деревне больше не появились. Нервное напряжение спало, но тревога осталась. Вечером и ночью из леса выходили группки красноармейцев и быстро направлялись в сторону Невы. Некоторые из них были без оружия, а у тех, кто имел его, не было патронов.

Подходил к концу август, начинался сентябрь — пора сбора картофеля и овощей. На колхозных полях созревшие горох, брюква, турнепс, картофель стояли неубранными.

Утром Алексей и Юрий вместе с деревенскими ребятами пошли на дальнее поле лакомиться брюквой. Она уродилась отменная, с желтизной, сладкая. Крупные брюквины промывали в луже, очищали ножом и, нарезая мелкими дольками, клали в рот. Похрустывая сочными ломтиками, ребята ходили по полю, выбирая более крупные плоды.

— Алеша, скорей сюда! — закричал Юра. — Смотри!

Он показывал рукой на землю.

Междурядье было покрыто густо мокрицей, а в ней лежала... винтовка. Алексей взял ее в руки, она была влажной от росы. Кое-где на затворе проступали пятна ржавчины. Открыв затвор, он увидел, что в магазине был один патрон. Первым желанием было нажать на курок и выстрелить, но он воздержался. В школе Алексею приходилось стрелять из малокалиберной винтовки, когда сдавали зачет на «Ворошиловского стрелка». Изучали и боевую винтовку. Закрыв затвор, он поставил его на предохранитель кнопкой.

Ребята пошли в сарай, стоящий на краю поля. Он был до самой крыши набит свежим сеном. Пацаны забрались на самый верх. В это время над деревней пролетала армада немецких бомбардировщиков с черными крестами на крыльях, направляясь на Ленинград. Мальчики проделали в дранке крыши отверстие, и Алексей, прицелившись, выстрелил. Звук выстрела заглушил гул самолетов.

— Жаль, что всего один патрон, — сказал с сожалением Юрий.

— Давайте спрячем винтовку, а кто найдет патроны, будет стрелять, — загалдели ребята.

Винтовку спрятали в сене и отправились по домам.

На следующий день мать и дядя с утра собрались идти в Поселок. Захватили с собой и Алексея. Договорились, что если дома целы, Алексей вернется вместе с дядей в деревню и все возвратятся домой, а мать останется в Поселке.

По дороге двигались немецкие войска, поэтому пошли по железнодорожной ветке. Перед Поселком вышли на дорогу, но мост через реку был разрушен. Видимо, он провалился под тяжестью немецкого танка, башня которого торчала из воды. Рядом на обочине дороги стояла сгоревшая автомашина ЗИС-5. Вокруг же валялись ящики с патронами. Алексей приметил это: на обратном пути намеревался захватить с собой несколько десятков.

Перейдя через реку по искореженным рельсам железнодорожного моста, путники направились вдоль берега по направлению к Станционной улице. Вся она, за исключением нескольких домов, представляла жалкое зрелище: по обеим сторонам стояли остовы печных труб, виднелись руины полусгоревших и полуразрушенных домов. Некоторые из них еще дымились, Движения немецких войск по улице не было. Вероятно, из-за разрушенного моста при. холилось продвигаться стороной, верховьем реки. В центре Поселка разрушений не было, но на перекрестке с главной улицей зияла огромная воронка от фугасной бомбы, которую зарывали пленные красноармейцы. Двери райисполкома были сорваны с петель, вокруг валялись разбросанные папки с какими-то бумагами, в окнах на втором этаже мелькали фигуры вражеских солдат.

Дома оказались целыми, но в них находились немцы. По двору летали, подхватываемые порывами ветра, куриные и гусиные перья. Одна курица была привязана к лестнице. При попытке войти в дом на мать и Алексея закричал что-то немец, направляя в их сторону автомат.

— Это наш дом, — сказала мать, пытаясь жестами объяснить солдату.

На крыльцо вышел офицер с повязанным на шее красным шарфом. Алексей узнал: это был шарф отца, который он носил зимой, и то лишь в праздники. Офицер хорошо говорил по-русски, но с небольшим акцентом. Он объяснил, что он тоже русский, но родился в Германии. Он сказал, что дом занят солдатами. Единственное, что он может разрешить, это произвести в доме уборку и вымыть полы. Матери очень хотелось посмотреть, что осталось в доме, и она согласилась. Алексей принес из колодца воды, нашел на чердаке тряпку. На время уборки немцы вышли из дома, оставив оружие и гранаты в комнатах, уселись на траве в саду и стали играть в карты. В доме оказалось шесть автоматов и более десятка гранат, с длинными, как у толкушек, ручками. Алексея не покидала мысль: взять автомат и расстрелять врагов из окна. Но он не знал, как ими пользоваться. Мать заметила, что он все время бросает взгляд на оружие.

— Не смей, дурак, — прошептала она. — Ступай вон, вояка!

После окончания уборки офицер дал им половину котелка с гороховым супом и несколько кусков хлеба. Это оказалось кстати. Голод постепенно начинал чувствоваться, а суп был вкусным, Офицер после некоторого раздумья разрешил им жить в хлеву, но мать отказалась, мол, у нее в деревне еще родственники, которые скоро возвратятся.

Пришел дядя и сказал, что немцев нет в его доме; он находился в стороне от дороги. В избе старшей сестры матери остановилась полевая жандармерия, так что возвращаться было пока некуда, а у дяди своих пять ртов. Ре шили идти обратно в деревню. Проходя мимо сгоревшего автомобиля, Алексей незаметно подобрал несколько патронов и положил их за пазуху. Они холодом обожгли тело.

В деревню пришли засветло. Здесь ничто не напоминало о войне. Немцев не было, крестьяне копошились в огородах, выкапывая картошку. Вначале ее рассыпали на земле, давая ей просохнуть, а затем ведрами и корзинами носили в дома, засыпая в подвалы и погреба.

Вера Максимовна и Андрей Максимович вошли в дом, где их ждала старшая сестра и бабушка, а Алексей, увидав Юрия, махнул ему рукой.

— Что-нибудь принес? — спросил, подбегая, Юрий,

— Смотри! — Алексей приложил его руку к своей рубашке.

— Патроны?! — удивился брат. — Пошли в сарай.

— Нет, только завтра, — ответил Алексей, — когда полетят самолеты.

Утром следующего дня мать наказала Алексею вывести корову в поле. Тот взял веревку, завязал ею рога буренки, прихватил топор и повел ее через кустарник на опушку леса, где трава была более сочной. Вырубив кол, он топором забил его в землю и привязал к нему конец веревки, В это время на горизонте показалась армада немецких самолетов. Со страшным гулом пролетали они над деревней. Алексей побежал к тайнику, где у него были спрятаны патроны. Юра был уже на крыльце вместе с двумя деревенскими ребятами.

— Не успели, — с сожалением произнес Юра.

— Ничего, — сказал Леша, подождем их на обратном пути.

Пацаны побежали к сараю, вытащили винтовку. Алексей заложил пять -патронов и, высунув дуло винтовки в отверстие крыши, стал наблюдать за самолетами, которые где-то там, вдали, видимо, на подходе к Неве, сбрасывали бомбы. Их строй рассыпался, вокруг появлялись белые шарики разрывов зенитных снарядов. Через некоторое время машины вновь появились над деревней. Они летели низко, гул моторов сотрясал воздух так, что в ушах звенело. Алексей сделал подряд три выстрела и передал винтовку Юре. Тот успел сделать только один выстрел — в сарай вошел дядя.

— Что вы делаете, паршивцы! — закричал он. — А ну быстро вниз! Хотите убить друг друга!

Он вырвал винтовку из рук Юрия и сильным ударом об угол сарая сломал ее пополам. Искореженные части выбросил в разные стороны.

Дома мать со слезами на глазах рассказала дяде, как в Поселке Алексей все крутился около оружия, и как она выгнала его из дома.

— Леха, — сказал дядя серьезно, — пора тебе бросать детские шуточки, ты уже взрослый и должен понимать, чем это все может кончиться. — Направляясь к выходу, он добавил: — Завтра будем собираться домой, в Поселок, Там нужно будет помогать матери, ты один мужчина в доме.

Во второй половине дня, когда люди возвращались с полей, в деревню, с урчанием поднимаясь на пригорок, въехала большая, крытая брезентом машина. С нее соскочили несколько немцев с засученными по локоть рукавами серых курток, с автоматами в руках. Из кабины вышел офицер и на ломаном русском языке сказал, что германское командование прислало его конфисковать коров у коммунистов и партизан. Поскольку таковых в деревне не оказалось, офицер приказал солдатам самим идти по дворам, и у кого в хлеву окажутся две коровы, одну из них забирать. Некоторые хозяева привязали коров в поле, около домов. Солдаты в первую очередь забирали их.

Алексей стремглав побежал к своей корове. Продравшись сквозь кустарник, он увидел ее. Она спокойно лежала на земле, пережевывая траву. Из-за густого кустарника ее не было видно с дороги. Увидав Алексея, корова попыталась подняться, но он ловко схватил веревку и лег рядом с ней, не давая встать на ноги. Алексей не помнил, сколько времени он пролежал так, до боли в руках держа веревку. Солнце уже садилось, когда сквозь кустарник пробился Юрий и сообщил, что немцы уехали, забрав с собой трех коров и нетель у деревенских жителей. Они с матерью тоже прятали свою корову в кустах. Вечером на семейном совете дядя Андрей предложил Вере Максимовне зарезать корову, а мясо засолить в бочке.

— Если здесь никто не знает, что ваша семья партизанская, то в Поселке многим об этом известно, — рассуждал он. — Долго они здесь не продержатся, к зиме наши выбьют их отсюда, — продолжал дядя, — поэтому нет смысла рисковать, а я заложу бочку сеном и провезу в Поселок.

— Делайте, что хотите, а мы завтра с Алексеем возвращаемся в Поселок, — сказала мать со слезами на глазах.

— А немцы в доме?.. — спросила бабушка.

— Будем жить в хлеву, — сказала мать.

Она беспокоилась, что отец может зайти домой, а ее нет и его никто не предупредит о немцах.

Рано утром, забрав мешки с сухарями и одеждой, нагрузив ими велосипед, Вера Максимовна и Алексей направились в Поселок, Мост через реку был восстановлен. Путники без помех вошли в Поселок. На домах и заборах белели листки с приказом полевой жандармерии. Каждый пункт приказа оканчивался словом «расстрел». Там и здесь появлялись фигурки жителей, испуганно глядевших на незваных пришельцев. На земле четко отпечатывались следы солдатских сапог, подбитых рядами гвоздей с большими круглыми головками.

Немцев в доме не оказалось, но все в нем было перевернуто: вспорота перина, сорваны дверцы с буфета, куча пустых бутылок и банок, повсюду разбросаны бумага и окурки.

Вера Максимовна и Алексей снова принялись за уборку, стараясь привести комнаты в порядок. Хлев оказался пустым, даже сено увезено куда-то. Весь пол был усеян перьями от птицы, кое-где виднелись пятна крови. В огороде часть картофеля выкопана, свекла, огурцы смяты.

Посуда и часть домашнего имущества были перед эвакуацией зарыты в землю. Алексей вытащил все это из ямы и принес в дом.

Вечером пришел Володя Войцеховский, который рассказал, что они уже два дня живут в доме. Они были в лесу вместе с семьями Нади и Вали.

Согласно приказу полевой комендатуры выходить из дома с наступлением темноты запрещалось.

— Необходимо скорее убрать все с огорода, а то немцы отбирают картофель, — объяснил Володя.

Первую ночь в неуютном своем доме пришлось провести без освещения. Спали на полу, подстелив под себя кое-какие тряпки. Где-то высоко в небе всю ночь гудел самолет, изредка сбрасывая бомбы. Видимо, наш, советский. Пытался разрушить железнодорожный мост через реку, который по какой-то причине не взорвали при отступлении.

Утром, когда стало светло, Алексей с матерью вышли в огород копать картофель, К середине дня было накопано пять мешков. Их поставили на краю огорода. Работа приближалась к концу, и мать радовалась, что на зиму картофелем семья будет обеспечена, Но в это время подъехала автомашина, с нее спрыгнули два немецких солдата и стали забрасывать ме­шки в кузов. Мать бросилась к ним, пытаясь объяснить, что это все, что осталось для семьи. Вышедший из кабины автомашины офицер грубо толкнул ее, что-то крикнул солдатам, которые бросали мешки в кузов. Все быстро, как воры-грабители, уехали. Мать горько заплакала, упав на грядки. Алексей подошел к ней, стал утешать, говоря, что еще накопают несколько мешков, которых вполне до возвращения наших войск хватит, и не стоит убиваться из-за этого.

— Хотя бы мешки отдали,— причитала Вера Максимовна.

Эту сцену видели соседи. Они посоветовали не складывать картофель в мешки, а ведрами перетаскивать в подпол. С оставшейся части огорода собрали два мешка, да еще набрали мешок мелкого картофеля, который поначалу оставили на грядках. Через неделю возвратились родственники. Дядя Андрей с приятелями опустили в подвал бочку с засоленной говядиной.

— Нина будет жить пока с бабушкой, — сказал дядя, не объясняя причины такого решения. Но Вера Максимовна поняла, что родственники хотят спасти девочку в случае, если против семьи будут приняты репрессивные меры.

В Поселке проживала семья евреев — Левских. Оба супруга были старыми и эвакуироваться не успели или не могли. Старый часовщик на второй же день оккупации заживо был закопан в землю, а его жена, узнав об этом, покончила с собой. Комендантом Поселка было объявлено, что коммунисты и евреи должны зарегистрироваться. За уклонение от регистрации виновные подвергались расстрелу. Люди в Поселке старались реже выходить на улицу, особенно молодые женщины и девушки. Ведь их часто преследовали солдаты и подвергали оскорблениям. Правда, находились и такие, которые сами искали встречи с немцами, но их были единицы.