Вместо предисловия

В комнату вошел Гуськов и сказал:

- Пора.

Алексей не раздевался в эту ночь и быстро последовал за ним.

- На память от меня. Жаль, что только одна обойма. Бей гадов и за меня, и за моего сына. А вернешься на Родину – поклонись ей от нас, отверженных ею сынов.

Алексей сел на заднее сидение легковой автомашины.

На капоте автомашины, с обеих сторон были укреплены белые флажки с красным крестом. Вскоре машина тронулась. Она долго петляла по улочкам и, наконец, остановилась.

Сразу же открылась дверца, рядом с Алексеем оказался Володя. Их головы покрыли белой простынею. Сиденье водитель было отгорожено от пассажиров черным стеклом.

При выезде из города машину остановили, проверили документы у водителя, через боковое стекло осветили фонариком, не открывая дверцы, и машина двинулась дальше.

Было уже довольно светло, где-то из-за гор пробивались лучи солнца, когда машина въехала в небольшую деревушку. Она остановилась у длинного двухэтажного здания. Перед домом была небольшая баскетбольная площадка с двумя столбами, увенчанными деревянными и металлическими кругами без сеток.

У входа в здание стояло несколько человек. Двое из них были в кожаных куртках и темных шароварах спортивного типа. На их головах были голубые пилотки, которые в тридцатых годах в Советском Союзе называли «испанками». С одной стороны на шапочке была пришита или приклеена маленькая матерчатая красная звездочка. На левом рукаве куртки была белая повязка с красной, белой и синей полосками: национальными цветами флага Франции. Внизу, под полосками были вырисованы четыре латинские буквы ФТПФ.

На плечах их висели автоматы. Прямой патронный магазин у них был вставлен не снизу, а сбоку, что придавало им вид креста и казалось, что они очень неудобны.

В дверном проеме стоял, прислонившись к косяку, высокий, с седыми висками мужчина лет сорока, в черном свитере и темно-зеленых шароварах, подпоясанных широким ремнем, на левой стороне которого в коричневой кобуре висел вальтер, а с правой стороны под ремнем виднелась голубая шапочка со звездочкой.

Рядом с ним плотно сбитый, склонный к полноте, среднего роста мужчина лет тридцати. На его нарукавной повязке были национальные цвета польского флага.

- О, перунья, русский, - воскликнул он, когда Алексей и Володя подошли к ним.

- Быдзем знакоми, - сказал он, подавая им руку. – Капрал Пшенек.

Алексей и Володя назвали свои имена.

- Парле ву франсе? – спросил высокий мужчина.

- Но, - ответили ребята.

- Шпрехен зи дойч? – спросил он.

- Я, я, - ответили они.

- Нун гут, - сказал мужчина, и его серые глаза доброжелательно улыбнулись.

Он повернулся и вошел в здание.

- Пошли до горы, - сказал Пшенек и указал ребятам на лестницу, по которой поднимался высокий мужчина.

Они поднялись на второй этаж здания и вошли в комнату, которая оказалась школьным классом. Парты и скамейки были сдвинуты к одной стене, а на полу лежали тюфяки.

В комнате находилось десятка полтора человек, слышалась польская и французская речь. Некоторые из находившихся в комнате были с оружием. Высокий мужчина прошел к столу и сел. Обитатели комнаты окружили его и ребят, с интересом осматривая Алексея и Володю.

- Нун гут, - повторил мужчина и представился:

- Командир отряда капитан Ник, - сказал он по-немецки.

- У нас не принято интересоваться биографией, - продолжил он, - хотя кое-что о вас мы знаем.

- Оружие есть? – спросил капитан.

Алексей выложил на стол браунинг, который ему дал на прощание Гуськов. Володя сказал, что у него оружия нет.

Капитан Ник взял браунинг, извлек из рукоятки обойму, пересчитал патроны, несколько раз щелкнул пустым затвором, вновь зарядил обойму, вставил ее в пистолет и положил на стол.

- С сегодняшнего дня ты будешь Леон, - обратился он к Алексею

- А ты будешь Базиль.

И посмотрел на Володю.

- Это все, что о вас должны знать товарищи по отряду, - продолжал он.

- Ты будешь маленький русский, а он будет большим русским, - подсказал Пшенек, показывая на Алексея, а потом на Володю.

Когда он перевел свои слова на французский язык, все рассмеялись.

Капитан что-то сказал капралу по-французски.

- Пишли за мной, - сказал ребятам Пшенек.

Они спустились по лестнице на первый этаж здания, где в самом его конце находилась комната, до половины заполненная одеждой и обувью.

- Выбирай себе одяг, - сказал Пшенек, показывая на груду кожаных курток и темных шаровар.

На окне лежали стопочкой пилотки голубого цвета, в углу была небольшая куча ботинок. Алексей и Володя долго примеряли на себя куртки и шаровары, шнуровали ботинки. Рубашки на них были тоже не первой свежести, но в комнате их не оказалось. Пшенек достал из дальнего угла белый атлас от парашюта и разорвал его на полотнища.

- Можете этим обернуть тело – вместо рубашек, - сказал он, протягивая ребятам куски парашютного шелка.

Из-под кучи шаровар он извлек два небольших рюкзака и бросил их под ноги ребятам.

- Это для ваших вещей, - пояснил он.

Но так, как у ребят не было никаких вещей, они сложили в рюкзаки свою старую одежду и ботинки.

Когда они возвращались обратно, то заметили у одной из комнат часового. Дверь в комнату была открыта и в углу ее, на полу лежал тюфяк, покрытый каким-то тряпьем. Рядом с тюфяком стояла металлическая миска с ложкой. Под тряпьем кто-то шевелился. Алексей и Володя вопросительно посмотрел на Пшенека.

- О, это арестованный петеновский милициант, - невозмутимо произнес он. – Завтра его прикончим.

Когда они вошли в комнату на втором этаже, одетые в новое обмундирование, капитан Ник стоял у окна, в окружении нескольких человек и оживленно о чем-то рассказывал.

- О да, вы элегантно выглядите! – произнес он, ощупывая парашютный шелк, белым шарфом торчащим из-под бортов кожаных курток.

Пшенек сказал, что у ребят были плохие рубашки, и он им предложил «шелковые».

- Ничего, - сказал капитан. – Скоро найдем для вас рубашки.

Он перевел свои слова с немецкого языка на французский, и все, собравшиеся в комнате, снова дружно рассмеялись.

- Малый, ходь до мене, - услышал Алексей из дальнего угла голос поляка. Говоривший сидел за столом и что-то рисовал на красной материи.

Когда Алексей подошел к нему, он привязал на его левый рукав красную повязку, с серпом и молотом, на которой латинскими буквами было написано «СССР». Алеша протянул ему руку и поблагодарил.

- Артур, - назвал свое имя поляк, пожимая руку Алексея.

Затем он подозвал к себе Володю и тоже повязал ему повязку.

- Возьми свой пистолет, - сказал капитан Ник, протягивая Алексею браунинг.

В это время к ребятам подошел невысокого роста парень, лет двадцати пяти и сказал:

- Будете в моем отделении. Я поляк, зовут меня Жорж.

И протянул руку ребятам.

В отделении Жоржа было шесть человек: четыре поляка – Жорж, Сойка, Артур и Сталь, и два чеха – Хвойка и Дорош. Были ли это их подлинные имена или только псевдонимы, ребята не знали.

Теперь их стало восемь.

Весь отряд состоял из пятидесяти человек, половина из которых были поляки – уроженцы Франции, в основном шахтеры из Сент-Этьена. Отделения отряда по численности были от 6 до 12 человек. Комплектовались отделения на добровольных началах: по национальности, по дружбе или родству, просто по знакомству или в связи с другими добровольными обстоятельствами. Сами выбирали себе командира.

В середине дня к зданию школы, где располагался отряд, подъехала подвода, на которой возвышался бак с горячей пищей. Молодая девушка и мужчина – возчик застучали в металлические миски, призывая партизан к обеду.

Вся местность, окружающая деревню Сера, уже давно находилась под контролем вооруженных отрядов Сопротивления. Немцы не рисковали появляться в этой местности, кроме как с карательными целями и крупными силами. В такие времена отряды уходили в горы и леса. Очень хорошо у них был налажен беспроволочный телеграф, дозоры были на всех дорогах. Как правило, отряды не принимали боя, стараясь всячески уклониться от него.

С момента высадки союзных войск в Нормандии эта местность вообще была покинута немцами, здесь полноправными хозяевами были отряды макизаров. Петеновская администрация полностью перешла в деревнях на сторону движения Сопротивления и обязалась снабжать отряды питанием и всем необходимым.

Отряды были далеко не однородные, но цель борьбы их была едина - изгнание и уничтожение оккупантов во Франции. Общее руководство отрядами Сопротивления координировал Национальный Совет Сопротивления «Сражающаяся Франция». Большинство отрядов было коммунистическим – ФТПФ (сокращено – вольные стрелки и партизаны Франции), хотя в них были представители других направлений.

Тактика борьбы с оккупантами тоже была различной. Если вооруженные отряды ФТПФ стремились к вооруженной борьбе с оккупантами, то другие отряды проповедовали атанттискую (выжидательную) тактику, опасаясь репрессий со стороны немцев и их приспешников – петеновцев или вишовцев. Такое положение вносило дезорганизацию в вооруженную борьбу. Если раньше борьба с оккупантами планировалась командованием отрядов, то теперь необходимо было прислушиваться и выполнять решения НСС, в котором тоже не всегда царило единогласие. Поэтому при наличии достаточных боевых сил операции проводились не своевременно и не оперативно, что не давало желаемых результатов.

Все это Алексей и Владимир узнали значительно позже. А сейчас, насытившись горячим и вкусным обедом, они отдыхали и стремились к предстоящим боевым действиям. Им казалось, что сегодня ночью необходимо провести какую-нибудь операцию против немцев, но ничего не было заметно, что напоминало бы о готовящемся выступлении. Они мечтали добыть оружие в бою, которое было далеко не у всех.

Многие макизары разбрелись после обеда по комнатам и завалились на тюфяки. Бессонная ночь и нервное напряжение свалило ребят, и они уснули на разостланных тюфяках.

Алексей проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

- Малыш, вставай!- Это был голос Жоржа.

Алексей быстро вскочил на ноги.

Рядом, уткнувшись в тюфяк носом, спал Володя. В окно пробирался серый рассвет. Алексей не понял вначале: вечер сейчас или утро.

- Пошли! – приказал Жорж.

Они подошли к комнате, у которой стоял часовой – им был чех Хвойка. Жорж объяснил, что он, Алексей, должен будет до утра охранять петеновского милицианта. Хвойка передал ему автомат и сказал, что милицианта нельзя никуда выпускать, дверь должна быть все время открыта, а сам он должен находиться в коридоре, а в комнате должен гореть электрический свет.

Алексей взял автомат, но он не знал, как им пользоваться. Он нащупал в заднем кармане шаровар браунинг и успокоился.

- Сколько сейчас времени? – спросил он.

- Пять часов утра, - ответил Жорж, посмотрев на наручные часы. – В семь часов за ним приедут.

Жорж показал рукой на груду тряпья.

Сначала Алексей стоял и долго смотрел на эту груду. Потом он стал прохаживаться, делая по нескольку шагов от двери. Вдруг человек под грудой белья стал кашлять, что-то бормоча по-французски. Алексей насторожился. Тряпье зашевелилось, показалась стриженная наголо голова, вся усеянная фашистской свастикой, нарисованной красными и синими чернилами. Все лицо человека представляло кровавую маску – так оно было изуродовано, что только щелочки, где должны быть глаза, напоминали о человеческом лице. По-видимому, он не видел Алексея, яркий свет лампочки резал ему глаза, а Алексей находился в темном коридоре. Человек протянул руку к миске, поднес ее к вспухшим губам и, обливаясь, стал пить воду, которая никак не попадала ему в рот, а открыть рот шире он не мог; это причиняло ему страдания. Пробормотав что-то по-французски, человек снова скрылся в груде тряпья.

Какое-то чувство жалости к этому человеку овладело Алексеем. Он не знал, кто этот человек: милициант, предатель, изменник, но страдание его затронули душу Алексея.

Шум и топот множества ног на втором этаже напомнили Алексею о пробуждении обитателей здания.

Группа людей спустилась по лестнице и подошла к Алексею. Капрал Пшенек первым вошел в комнату и сильным ударом ноги поднял милицианта, что-то говоря ему при этом по-французски, с явным раздражением. Жорж взял от Алексея автомат. Несколько незнакомых ему французов щелкнули затворами винтовок.

Милициант оказался довольно высоким и крепкого телосложения мужчиной. Когда он проходил мимо Алексея, он не казался таким беспомощным, как ночью. Только окровавленное лицо и стриженная голова с фашистскими знаками внушали чувство жалости.

К Алексею подошел капитан Ник и спросил:

- Пойдешь стрелять милицианта?

- Я бы не хотел… Если можно, - смущенно ответил Алексей.

- Почему?

- Он француз, а я русский. К тому же он без оружия, а я пришел в отряд бить немцев… Да у меня нет оружия, - мямлил Алексей, стараясь всячески отвертеться от этой неприятной миссии.

- Да это же гестаповская шавка?! – воскликнул Пшенек, услышав, как Алексей отказывается от участия в расстреле милицианта. – Если бы ты попал к нему, он не стал бы считаться: русский ты или француз или поляк.

- Нун гут, - произнес капитан свою поговорку, похлопывая Алексея по плечу.

Ребята вывели милицианта на улицу, а Алексей поднялся на второй этаж, надеясь разбудить Владимира, но его в комнате не было. Несколько человек спали у окна, но Володи среди них не оказалось.

Алексей вновь спустился вниз и вышел во двор. У баскетбольного щита прыгали несколько человек, стараясь попасть мячом в железный круг, укрепленный на щите. Среди них были Сойка и Стась. Алексей спросил их, куда все ушли. Стать показал на дальний конец двора, где уже у цементной изгороди собралась большая группа людей. Он уже направился туда, но прозвучал залп и очередь из автомата. Алексей остановился. Внутренняя дрожь пробежала по его телу. Какое-то чувство страха наваливалось на него. Он ясно представил себя на месте милицианта и зябко передернул плечами.

Большинство собравшихся возвращалось, но несколько человек копошились с лопатами у ямы, в которую, видимо, зарывали расстрелянного. Среди возвращавшихся он увидел Владимира и пошел ему навстречу.

- Надо же, паразит, еще крикнул: «Вив ля Франс», - сказал со злостью Владимир, обращаясь к Алексею.

Алексей ничего не ответил ему. Он вспомнил, как несколько часов тому назад милицианта пил воду. Его подавленное настроение заметил Володя и спросил:

- Что, тебе так жалко его?

- Мне не его жалко, - задумчиво ответил Алексей. – Мне жалко человеческую жизнь.

Они подошли к баскетбольной площадке, где ребята с криками и смехом играли с мячом. «Как будто ничего не произошло, - подумал Алексей. – Думают ли они о том, что завтра кто-то из нас может составить компанию милицианту». С таким вопросом Алексей и обратился к Володе.

- А ля гер ком а ля гер (на войне как на войне), - ответил с улыбкой Володя, наблюдая за игрой баскетболистов.

В это время на дороге, проходящей в нескольких десятках метров от здания школы, появилась вереница автомашин. Впереди колонны ехала легковая машина. За ней следовали три грузовых, в кузове которых стояли молодые ребята в кожаных куртках и голубых пилотках; некоторые из них были с оружием.

Колонна автомашин остановилась на дороге напротив школы. Макизары прыгали через борта машин и бежали к зданию. Навстречу им двинулись ребята с баскетбольной площадки, стали обниматься, хлопать друг друга по плечу и оживленно переговариваться.

Открыв переднюю дверцу легковой автомашины, капитан Ник приложил вывернутую ладонь к пилотке, приветствуя прибывших. Из машины вышел высокий офицер, лет сорока пяти, в форме французской армии. Он был в чине полковника. Осмотревшись, он в сопровождении капитана направился к зданию школы. Вслед за ним из машины вышла женщина. Она была без головного убора и поэтому сразу бросились в глаза ее седые волосы. Одета она была в кожаную куртку и в шаровары. Рядом с ней шел мальчик лет десяти.

- Колонель Барэ! Колонель Барэ! – зашептали в толпе.

Полковник Барэ командовал соединением, в которое входили два отряда - отряд 1101, в котором находились Алексей и Володя, и отряд 1102, который прибыл на автомашинах.

За шумом и гамом встречи никто не услышал и не увидел, как подъехала подвода с кухней, а девушка созывала людей на обед. Она удивилась, что народу было больше, чем обычно и забеспокоилась, что на всех не хватит. Но приехавшие, видимо, уже обедали, и обед достался всем.

После обеда на баскетбольной площадке разгорелись спортивные страсти между двумя отрядами. Ребята играли азартно, подбадриваемые своими болельщиками. Во время игры происходили частые смены игроков. Неожиданно Алексей заметил, что в команде приехавшего отряда играет знакомый ему человек. И когда один из игроков в пылу атаки крикнул: «Александр, я здесь!», Алексей стремительно бросился на площадку и с разбегу бросился на шею Александру. Тот, ничего не понимая, сбросил Алексея на землю и что-то с обидой сказал по-французски, но когда Алексей поднялся, Александр узнал его. Они вышли из игры и, обнявшись, стали расспрашивать друг друга.

- Ты давно здесь? – спросил Александр.

- Два дня, - ответил Алексей.

- Да, да, - вспомнил Александр. – Мне что-то говорили. Но вас должно быть двое?

Алексей подвел Александра к Володе и познакомил их.

- А ты мог бы меня больше не встретить, - с огорчением произнес Александр.

- Почему?

- Мы вчера ночью спускались в Клермон. Нам сказали, что немцы покинули его, но два броневика встретили нас таким огнем у самых казарм в Монферране, что не поднять было головы. Видимо сегодня двинем двумя отрядами.

- А у нас сегодня расстреляли милицианта, - похвастался Алексей.

- Я знаю. Туда ему и дорога, скольких наших ребят он передал гестаповцам, - сокрушенно заметил Александр.

- У тебя есть оружие? – заинтересованно спросил он.

Алексей достал из заднего кармана браунинг.

- Подарок Гуськова, - сказал он с гордостью.

- А у тебя? – Александр обратился к Володе.

- Нет, - смущенно ответил тот.

- Один момент… - произнес Александр и быстро побежал к одной из автомашин.

Через минуту он принес Володе револьвер в коричневой кобуре типа «наган».

- Жаль, что в нем всего пять патронов, но это все же лучше, чем ничего, - с улыбкой сказал он, передавая револьвер. – Русскому от русского.

И он похлопал Володю по плечу и помолчал немного, добавил:

- У меня есть английский автомат.

Отряд Александра расположился на ночь в этом же здании. К вечеру стали просачиваться слухи, что ночью ожидается выступление отрядов.

После ужина здание школы напоминало растревоженный муравейник. С этажа на этаж проходили и пробегали люди с оружием и без него. Из комнат в комнату переносили оружие, гранаты, упаковывали рюкзаки, собирались группками, затем расходились, чтобы в другой комнате, собравшись в другой группе, что-то обсуждать.

Капрал Пшенек и Жорж внесли в комнату ящик с гранатами-лимонками. Выдали каждому по две гранаты и запалы к ним. Пшенек рассказал, как ими пользоваться.

Около полуночи к зданию школы подъехали несколько грузовиков, в которые усаживались макизары, устраиваясь на полу кузова. Имевшие оружие становились у кабины шофера, держа в руках автоматы и винтовки. Оружие в отряде было самое разнообразное: английские автоматы, французские, бельгийские, немецкие винтовки.

Черная густая темнота обволакивала все вокруг, только изредка мелькали лучи карманных фонариков, да где-то внизу, на горизонте виднелись огни города.

Алексей и Володя устроились в середине кузова. Рядом с ним сидел Артур, Сойка, Хвойка. Жорж устроился у борта машины, держа в руках автомат.

Медленно, словно ощупывая дорогу, машины выехали на шоссе и двинулись к городу. Примерно через час машина остановилась, открылся задний борт, и ребята спрыгнули на землю.

В низине пунктирными точками фонарей обозначались улицы города. Отряд расположился в придорожных кустах, а автомашины уехали обратно. В отряд поступали разноречивые сведения: одни говорили, что немцы оставили город, другие говорили, что в некоторых районах города находятся немецкие войска и отряды петеновской милиции. Было принято решение: перекрыв все дороги, ведущие в город, не выпускать и не выпускать никого, а с рассветом войти в город одновременно со всех сторон.

Когда серый рассвет августовского утра снял черное покрывало ночи, ребята увидели, что они находятся в ближайшем пригороде Клермонт-Феррана. Отсюда хорошо были видны улицы города и дома, из окон и балконов которых свешивались национальные флаги Франции.

Отряд двумя цепочками вдоль дороги двинулся по улицам города. Первая улица, на которую вступил отряд, была пустынна. Так, укрываясь за стенами домов, отряд дошел до казарм в Клермонт-Ферране. Там уже хозяйничал какой-то отряд. Стало известно, что немцы действительно накануне покинули город. Правда, в районе склада «Арсенал» и на аэродроме взято в плен десятка полтора немецких солдат, саперов. Они должны были взорвать эти объекты, но они не оказали сопротивления и добровольно сдались, указав места заминирования. После этого они сами же сняли и обезвредили взрывчатку.

В другом конце города был разбит и разогнан отряд петеновской милиции. Наконец поступил приказ всем отрядам, участвовавшим в освобождении города, собраться на площади Де Жоод.

Отряд построился в колонну, по четыре человека и направился к площади. Население города приветствовало отряды, им бросали цветы, размахивали трехцветными французскими флагами, пели «Марсельезу». Когда отряд приблизился к площади, она уже была запружена отрядами и местным населением.

Всюду раздавались звуки «Марсельезы», «Пронэ гарде» и «Интернационала». Капитан Ник взмахнул рукой и первый запел «Интернационал» на французском языке. Отряд подхватил песню, каждый пел ее на своем языке: кто по-французски, кто по-польски, по-чешски и т.д., но припев сливался в один стройный хор:

«Это есть наш последний и решительный бой…»

В одном ряду с Алексеем и Володей стояли Артур и Хвойка. Артур пел по-польски, Хвойка – по-чешски, а Алексей с Володей – на русском языке. Они смотрели друг другу в глаза, улыбались, у всех наворачивались слезы на глаза. Они думали о том, что общая борьба и общая радость сплачивает людей всех национальностей, независимо от их убеждений, идеологий и вероисповеданий.

Поднимающееся из-за домов солнце освещало площадь и ликующие толпы людей и макизаров, сжимающих оружие в руках, а легкий августовский ветерок развевал над толпой полотнища французских и красных флагов.

В это время на открытую площадку автомашины взошли руководители местного движения Сопротивления, командиры отрядов и вместе с ними председатель от генерала де Голя, во французской военной форме. Начался митинг, посвященный освобождению города.

Выступавшие на митинге ораторы говорили без микрофонов, поэтому слышимость была плохой. Алексей просил Артура, чтобы он переводил ему речи выступавших, но он тоже плохо слышал. Все же он объявил, что выступавшие часто обращают слова благодарности Советскому Союзу и его армии, которая сыграла огромную роль в освобождении Франции и разгроме немецко-фашистских войск в Европе. Представитель генерала де Голя обратил внимание на то, что еще не вся Франция освобождена и призвал макизаров вступать в армию де Голля и не складывать оружия, пока вся Франция не будет освобождена от немецких оккупантов.

На митинге было объявлено, что все отряды маки получат бесплатные обеды в ресторанах города.

Митинг окончился всеобщим пением «Марсельезы» и народным гулянием на площади. Прозвучал оружейный салют, в воздухе запахло пороховым дымом, как бы напоминая, что война еще не окончена. Союзные армии шли на Париж, а Советская Армия громила немцев в Восточной Европе, освобождая свою территорию и приближаясь к границам Германии.

По окончании митинга капитан Ник объявил перед строем, что до восемнадцати часов все свободны и могут разойтись по городу, навестить родственников и знакомых. Обед можно будет получить в столовой «Гранд-отеля». Сбор – в 18.00 на втором этаже этого же отеля.

Алексей и Володя направились на квартиру к Ивану Ксенжко, но их дома не оказалось. Они пошли в ресторан «де ла Терраса». Зал ресторана гудел, как улей. Здесь обедали военные из отряда FFJ, а в глубине зала сидели за столиками знакомые Алексея: Николай Николаевич, Гуськов, Иван и еще несколько русских.

Увидев Алексея и Володю, Гуськов и Иван поднялись со своих мест и принялись обнимать их и целовать, как своих сыновей. Николай Николаевич заметил на рукавах у ребят красные повязки с серпом и молотом и воскликнул:

- Вот и наши пришли!

Некоторые посетители ресторана из числа французов стали предлагать им занять места за их столиками, но Гуськов и Иван с гордостью стали им разъяснять, что это их приемные сыновья и должны сидеть рядом с русскими. Французы с улыбками наблюдали, как белые эмигранты гордятся своими советскими соотечественниками и даже называют их своими сыновьями.

- Еще нет и недели, как мы с вами расстались, а кажется, мы год не виделись, - сказал Алексей.

- Да, но какие дни мы пережили?! – с пафосом произнес Иван.

- Теперь я с большой надеждой могу ждать дня, когда встречу и обниму своего сына, возвратившегося из немецкого плена! – с радостью сказал Гуськов.

- А где ваш отряд стоял на митинге? – спросил Иван.

- У отеля «Париж», - ответил Володя.

- О, а мы были на этой стороне, - с сожалением ответил Иван.

- А мой подарок был в деле? – спросил Иван, имея в виду пистолет.

- К счастью не был, - ответил Алексей, доставая из заднего кармана браунинг.

- Не надо, не надо, - произнес Гуськов с беспокойством, думая что Алексей хочет отдать ему пистолет. – Это мой подарок тебе на память!

- А эти штуки не взорвутся? – спросил Николай Николаевич, указывая на пояса Алексея и Володи, где у них висели лимонки.

- Нет, - спокойно ответил Володя, - они без капсюлей. Ими можно сейчас колоть орехи.

- Вы свободны сегодня? – спросил Гуськов. – Мне хотелось бы показать вас жене и сыну.

- К сожалению, только до шести вечера.

- А потом?

- Не знаем. Говорят, война еще не окончена.

- Ну, ничего, живы будем – не помрем, - с уверенностью сказал Иван.

- Это верно.

- Когда будете свободны, всегда милости просим, - сказали на прощание они ребятам.

Прежде чем пойти в «Грандотель» Алексей подвел Володю к трамвайной остановке, надеясь встретить Жанетту и познакомить его с ней. Около часа они провожали трамваи, идущие на Бомон, но ее не было. Подходило время сбора, и они направились к «Грандотелю».

При входе в отель они встретили Артура и Жоржа. Они были навеселе.

- Где пропадали, русские? – с улыбкой спросил Артур.

- У знакомых.

- У девочек?

- Нет. Здесь живут несколько русских, наших знакомых. Посидели в ресторане.

- Вы обедали? – спросил Жорж.

- Да. В «Де ла террасе».

- Тогда пошли наверх.

На втором этаже отеля, в номерах, расположились бойцы отряда. В каждом номере было по три-четыре человека.

В коридоре у окна стояли Сойка, Пшенек и какой-то высокий мужчина лет тридцати, в кожаной куртке и в черном берете. На правом боку у него висел маузер в деревянной кобуре; ремень кобуры перекрещивался на груди с ремнем от планшетки, висевшей на левой стороне.

- Вот они! – сказал Пшенек, указывая на Алексея и Володю.

Мужчина внимательно посмотрел на ребят, затем перевел свой взгляд на их нарукавные повязки и, подавая им руку, произнес:

- Старший лейтенант Закир Халилов.

Алексей и Володя назвали себя, пожимая руку мужчине.

- Откуда вы, ребята? – спросил он, и его восточные черты лица приняли добродушную улыбку.

- Из-под Ленинграда.

- Откуда?

- Я из Ленинграда, - ответил Володя.

- А я из Поселка, - ответил Алексей.

- О… знакомый населенный пункт, - сказал Халилов. – А ведь я недалеко от ваших мест воевал.

- Где?

- Мясной Бор. Слышали?

- Точно. Это был поистине Мясной Бор, - произнес Халилов, и на лице его отразилась грусть.

- Сколько людей полегло, сколько крови и все напрасно. Да и те, кто остался жив, не могли считать себя в безопасности. Сколько же, наверное, погибло в лагерях от голода и болезней, были убиты и растерзаны немецкими овчарками, - продолжал Халилов свои воспоминания.

Алексей перебил его:

- Вы не были в лагере военнопленных, который находился на дороге к селу Никольское?

- Да, был, ответил Халилов. – А ты знаешь этот лагерь?

- Слышал о нем. Наши девчата, проезжая мимо него, часто бросали вам свои завтраки через проволоку.

- Да, такие случаи были. Но в этом лагере все же погибло большое количество наших товарищей именно от голода. Нас там совсем не кормили, не давали даже воды, а за приближение к проволочной изгороди расстреливали на месте и не давали убирать трупы.

- А сейчас вы в нашем отряде? – спросил Володя.

- Нет. Я в отряде ФФИ. Занимаю должность начальника разведки.

- С вами есть русские? – спросил Алексей.

- У нас пять человек русских. Все они татары по национальности, да и я сам родом из Казани.

В это время подошли автомашины, и ребята распрощались с Закиром Халиловым, пожелали друг другу скорейшего возвращения на Родину.

Автомашины доставили отряд в казармы Феррана. Там уже расположились другие отряды ФТАФ. Алексей удивился: так много здесь было макизаров с такими нарукавными повязками. Пшенек рассказал, что с освобождением департамента Пью де Дом в отряды приходит много молодежи, желающих продолжать борьбу за освобождение Фран-Барэ.

- А что это значит – ФФИ? – поинтересовался Владимир у Пшенека.

- ФФИ – франк франсез де интерер, переводится на русский приблизительно так: внутреннее сопротивление.

- А какое может быть еще сопротивление? – недоуменно спросил Алексей.

- Было еще внешнее сопротивление. Оно организовалось на заморских территориях Франции под руководством генерала де Голля и называлось «Свободная Франция». Теперь отряды эти объединились и подчинены одной организации «Сражающаяся Франция». Общее руководство возложено на генерала де Голля, а названия отрядов остались такими же, как и при их формировании.

- Но они делают одно дело… - начал Володя.

- Так то оно так, - согласился Пшенек, - но методы сопротивления были различные. Коммунисты, например, считали, что сопротивление должно быть вооруженным и активным. А другие партии и группировки считали достаточным саботаж немецких указаний, забастовки, уклонение от работ, сбор оружия, распространение антинемецких публикаций, а оружие рекомендовали применять только в том случае, если другого выхода нельзя было избежать.

- Так ведь никогда не победишь? – спросил Володя.

- Ну почему же, - продолжал Пшенек. – Такой вид сопротивления на определенном этапе сыграл свою роль. Высадка союзных войск в Нормандии и победы Советских армий на Восточном фронте стали решающим фактором для национального восстания против немецких захватчиков. Но и подготовку, которую вело Сопротивление, нельзя сбрасывать со счетов.

- Следовательно, если бы не высадка союзников и наши победы на фронтах, сопротивление во Франции продолжалось бы неопределенно долгое время? – спросил Володя.

- Да, это так, - согласился Пшенек. – Своими силами сопротивление Франции никогда бы не смогло освободиться от немецкой оккупации.

На следующее утро Жорж пригласил Алексея и Володю пойти с ним. Они пришли в одно из нижних помещений казармы, где Пшенек выдал ребятам по две пары нижнего белья, пуловеры с открытым воротом. Из другого помещения Пшенек вынес две винтовки: одну немецкую и одну английскую автоматическую. Алексей давно уже мечтал об автомате, но их было очень мало, и в первую очередь их получали французы и поляки, уроженцы Франции.

Алексей сразу же схватил английскую винтовку, но она оказалась такой большой, что когда он взял ее на ремень, приклад оказался ниже колен, а мушка на столе выше головы. Володя получил немецкую винтовку и тоже остался доволен.

Когда ребята появились в казарме, Сойка с иронией сказал:

- Смотрите, «Малыш» стал с винтовкой выше ростом.

Все засмеялись и стали шутить по поводу винтовки и Алексея.

- Смотри, Малыш, не выбирай себе жену выше ростом, - со смехом сказал Артур.

- «Малыш», как же ты будешь с ней спать?

- Тебе же нужно второе одеяло?

- Ничего. Зато она автоматическая, - серьезно ответил Алексей.

Громкий смех потряс помещение.

- Не слушай их, жеребцов, - с улыбкой сказал Жорж. – Винтовка новая. Правда, для тебя немного высоковата…

И сам засмеялся, не в силах сдержаться.

Еще некоторое время из разных углов помещения раздавались шутки. Алексей смеялся со всеми вместе.

Вечером во дворе казармы Алексей встретил Александра. Их отряд расположился в соседнем корпусе казармы. Он только что вернулся из деревни, где был у родителей, которых он не видел почти полгода.

- Я рассказал отцу о вас с Володей, - начал Александр. – Они с матерью надеются увидеть вас у нас в гостях.

- Хорошо. Как только будет возможность, ты пригласишь нас к себе домой, - спросил Алексей.

- В следующую субботу и воскресенье попросим увольнение на два дня, - предложил Александр.

Но их предложению не суждено было сбыться.

Утром оба отряда на автомашинах были переброшены в город Риом. В Риоме отряды разместили в городских казармах. Часть отряда заняла дороги, ведущие в город, другая часть патрулировала улицы города. Группа МП (милиц патриотик) выявляли лиц, которые прислужничали нацистам в период оккупации. Было задержано несколько членов петеновской милиции, скрывавшихся в городе.

Однажды в городе появились солдаты в черной форме, с большим золотистым орлом на пилотках. Алексей спросил у Жоржа, что это за солдаты. Он ответил, что это войны генерала Андерсена – поляки, сформированные в Англии польским правительством, находящимся там в эмиграции.

Солдаты ходили по городу без оружия, они часто встречались с поляками из отряда, находили среди них земляков. Когда солдаты из группы генерала Андерсена приходили в казарму, Артур брал в Руки аккордеон и пел задушевные песни о своей Родине, которые очень нравились Алексею:

«Муш я те заставить

Уехать в край далекий

Залон ди може веки

Може навеки…»
«Я для те вшиеке хце

Вопцизне здобыть…»

А Артур ходил по кругу, образованному сидящими и стоящими людьми, немного склонив свою белокурую голову к инструменту, словно прислушиваясь. Его слегка вьющиеся волосы свисали на бок, а глаза выражали глубокую думу о Родине, о любимой, о счастье жить на земле. Когда он замолчал, тихо перебирая клавиши инструмента, аплодисментов не было – видимо, каждый был под впечатлением своих раздумий.

Начинались разговоры о будущем Польши, ее народе, о государственном устройстве. Солдаты Андерсена надеялись на возврат Польши к капиталистическому пути развития, а бойцы отряда были убеждены, что Польша должна идти по социалистическому пути развития. На этой почве разгорались споры, переходящие иногда к оскорбительным выражениям. «Андерсовцы» утверждали, что временное правительство, образованное в Люблине, несет диктатуру, а лондонское эмигрантское правительство несет демократию. В таких случаях обе спорящих стороны обращались к Алексею, как к арбитру.

- Скали, Малыш, у вас ведь диктатура? – спрашивали «андерсовцы».

- Да, - отвечал Алексей, - но диктатура пролетариата.

- Вот видите, - радовались они. – Какая разница, чья диктатура. Диктатура – она и есть диктатура, а значит, не демократия.

- Нет, почему же, - объяснил Алексей. – Диктатура пролетариата создается на основе социалистической демократии.

- Как же так, - вступили в спор сторонники капитализма. – Диктатура, и вдруг демократия. Так не бывает.

- Да, действительно, - продолжал Алексей. – Так не бывает… в капиталистических странах. Но у нас власть взяли рабочие и крестьяне, то есть пролетариат, а орудия производства остались у капиталистов. Как передать средства и орудие производства рабочим, а землю крестьянам? Только через диктатуру пролетариата, которая является временной мерой, и, если бы не война, то, возможно, диктатура была бы отменена. А демократия в капиталистическом обществе нужна больше всего самим капиталистам, чтобы безнаказанно эксплуатировать народные массы.

И продолжал:

- Что касается Польши, то вы сами должны решить, какой ей быть. Вот здесь, среди поляков есть разные люди – вам и решать.

- Правильно! – раздавалась возгласы.

- Молодец, Малыш! – говорили, похлопывая Алексея по плечу Пшенек и Жорж. – Быть тебе комиссаром!

- Нет, я еще беспартийный, - смущенно отвечал Алексей. – Но все, о чем я говорил, мы изучали в школе.

Споры на этом не заканчивались. Еще много раз поляки убеждали друг друга в правильности тех или иных доводов, а между тем Польша, вернее, большая ее часть находилась еще под ярмом оккупации, и ее нужно было освободить.

Прошло несколько дней, и отряды вновь вернулись в казармы Феррана. Алексей и Володя получили увольнение в город на два дня. Они пытались разыскать Александра, но он куда-то был направлен со своим отделением.

Выйдя из трамвая на площади, они направились к Ивану Ксенжко на квартиру. Хозяева были дома и радушно приняли их. Элен принялась готовить обед, а Алексей и Иван вышли в город за вином и за овощами на рынок. Алексей по дороге рассказал Ивану, что их отряд находился в Риоме, рассказал о встречах с солдатами Андерса, о споре между поляками о послевоенном устройстве Польши.

- Польша будет социалистической, - твердо сказал Иван. – И спорить об этом бессмысленно.

- Почему? – спросил Алексей.

- Потому, что Польшу освобождают советские войска, и было бы непростительно ошибкой оставить в Польше капиталистический строй. Это было бы равносильно пистолету, приставленному к груди Советского Союза, - ответил Иван.

- Я знаю, - продолжал он, - какую роль сыграла Польша в гражданскую войну и перед этой войной. Если бы она была дружественной к Советскому Союзу, может быть, не было бы этой войны.

Когда они возвратились домой, дверь им открыл раскрасневшийся Владимир.

- Что это ты такой раскрасневшийся? – наивно спросил Алексей, обращаясь к нему, пока Иван раставлял бутылки на столе.

- Помогал Элен у плиты, - смущенно ответил Володя.

Они прошли в комнату, где Иван поправлял накидку на кушетке.

- Володя! – позвала из кухни Элен. – Помоги мне подать на стол.

- Ну вот и обед готов! – с оживлением произнес Иван.

Алексей спросил у него:

- Иван, скажи, пожалуйста, мы можем у вас переночевать? У нас увольнение до завтра.

- Пожалуйста, о чем разговор, - с радостью произнес он. – В тесноте – не в обиде.

- Что произошло?

- Да ничего, - с обидой сказал Володя. – Она сама пристает…

- Смотри, Володя, я тебя знаю… Ведь ей сорок лет, да и перед Иваном неудобно.

- А что я могу сделать? Она лезет сама целоваться.

Город жил своей обыденной жизнью. Ничего не напоминало о том, что две недели назад здесь хозяйничали фашисты. Правда, на улицах часто встречались вооруженные люди с повязками на руках. Лица у людей были более веселые и радостные. Девушки с интересом разглядывали Алексея и Володю и их нарукавные повязки.

Элен и Иван пригласили ребят проехать на трамвае по городу. Но Алексей отказался. Он хотел встретиться с Жаннетой.

- Ну, хорошо, - сказала Элен. – Вот тебе ключ от квартиры. Если надумаешь вернуться раньше нас, а Володю мы не отпускаем – у него девушки нет, - и засмеялась.

Время приближалось к вечеру. Алексей направился к площади, к тому месту, где они обычно встречались. Он стал, облокотившись на железную ограду скверика, под каштаном, таким образом, чтобы просматривать правую сторону улицы де Жоод, по которой Жаннета всегда возвращалась с работы.

К нему несколько раз обращались французы, что-то спрашивали, но он не отвечал.

- Же не компра па, - и показывал на свою нарукавную повязку.

Они с улыбкой пожимали ему руку, а некоторые, сжимая кулак у плеча, восклицали: «Салют рус».

Алексей издалека заметил темно-синий пиджак Жаннеты, с выпущенным поверх него белым воротничком блузки. На ее плече висела темная сумочка. Ее изящные босоножки на деревянных подошвах весело цокали по асфальту. Черные, длинные волосы спадали на плечи ровным темным покровом. Она не смотрела вперед, где стоял Алексей, ее взгляд был устремлен на боковую улочку, откуда должен был появиться трамвай.

Остановившись на краю тротуара, она посмотрела перед собой и остолбенела. Губы ее что-то прошептали, она встряхнула головой, закрыла глаза, затем вновь открыла их, внимательно посмотрела на улыбающееся лицо Алексея и, не разбирая дороги, кинулась к нему прямо через трамвайные пути. Подбежав к нему, она обхватила его руками за плечи и прильнула губам к его щеке.

- Откуда ты? – прошептала она ему в ухо.

- Из маки, - сказал Алексей, гладя ее волосы рукой, сжимая другой ее тонкие пальцы.

- Пошли отсюда, - сказала она.

Они вошли в скверик, но все скамейки были заняты, а им хотелось побыть одним. Жаннета взяла Алексея за руку и потянула его к закрытым дверям универмага, где между круглой стеклянной витриной и стеной образовалась ниша. Она прислонилась спиной к стене и притянула его к себе, губы их сомкнулись в долгом поцелуе.

- Рассказывай, - произнесла она, вынимая из сумки платочек и прикрывая им губы, которые Алексей по неосторожности задел зубами.

- Что рассказывать? – спросил Алексей, обнимая ее. – Твоя помощь и знакомство с Александром сделали мечту мою былью.

- Ты вместе с Александром? – с удивлением спросила она.

- Нет. Я в другом отряде, но мы с ним часто встречаемся.

- Так ведь там же и мой брат.

- Я его не видел. А может, и видел, но не узнал.

- Ты надолго в городе?

- До завтра.

- Тогда мы можем вместе провести сегодняшний вечер? – спросила она с надеждой в голосе.

- Авек плезир (с удовольствием), - сказал Алексей по-французски, обняв девушку.

Редкие прохожие, проходившие мимо универмага, иногда останавливались у витрины магазина, что-то рассматривая, но явно не обращали внимания на молодую парочку, прижимавшуюся к стене. Таких парочек было много: на площади, на скамейках, у стен домов – молодость брала свое.

Прихрамывая, к витрине подошел пожилой мужчина, в темном габардиновом плаще. Опираясь на палку, он стал рассматривать выставленные не ней предметы. Несколько раз он внимательно взглянул на молодых. Отойдя на некоторое расстояние, он вновь обернулся и посмотрел на них. Через некоторое время он появился снова, медленно прогуливаясь возле универмага, искоса наблюдал за Алексеем и Жаннетой.

- На нас смотрят, - смущенно сказала Жаннета.

- Пусть смотрят, - ответил Алексей твердым голосом, прижимая к себе ее тонкую фигурку.

Неожиданно Алексей почувствовал, как какая-то сила отбросила его от девушки. Он оглянулся. Перед ним стоял парень с пистолетом в руке, с повязкой МР на рукаве. В спину Алексея упирался ствол автомата. Алексей повернулся и увидел еще двух парней. Они снимали сумочку с плеча Жаннеты.

- Пасье! (Документы!), - сказал парень с пистолетом. Другой, стоявший за спиной Алексея извлек из заднего кармана его брюк браунинг.

Алексей, как мог, пытался объяснить, что он русский, показывая на нарукавную повязку.

- Пасье! - требовал парень, укладывая пистолет в кобуру, висевшую на поясном ремне.

Алексей достал увольнительную записку и советский паспорт, который всегда хранился у него. Жаннета стала объяснять парням, что Алексей русский, ее знакомый, но они ничего не хотели слушать и, под дулом автоматов, повели их в отель «Париж», где размещался отряд «Милис патриотик».

Их привели на второй этаж, в комнату с приемной и кабинетом. Дверь в кабинет была открыта. За столом сидел офицер в чине французского капитана.

Жаннету первой провели в кабинет. Она села на стул, спиной к двери. Алексей усадили в приемной под охраной двух автоматчиков. Алексей слышал, как допрашивали Жаннету и видел ее спину. Много он не понимал, но ее ответы капитану разобрал. Она говорила, что познакомилась с Алексеем еще при немцах и часто встречались. Допрос продолжался не более пятнадцати-двадцати минут. Капитан проверил документы Жаннеты, содержимое сумочки и отпустил ее. Проходя мимо Алексея, она сказала:

- Оре вуар (До свидания).

И вытерла платочком слезы.

- Антре, - сказал капитан Алексею и, указывая на стул, стал перебирать его документы и пистолет.

Алексей, как мог, по-французски, сказал капитану, что он по-французски не понимает, поэтому говорить может или по-немецки или по-русски. Капитан улыбнулся, что-то сказал о мадемуазелях и, прихлопнув рукой документы Алексея, положил поверх их пистолет, и сказал:

- Завтра, в 10 часов сюда. Капитан Сабуров. Ву компроне?

- Да, - ответил Алексей.

Капитан, положив документы и пистолет в ящик стола, запер его на ключ.

При входе из отеля Алексей обратил внимание на хромого мужчину в плаще, разговаривающего с часовым, и он понял, что этот мужчина часто видел Алексея и Жаннету при немцах, разговаривающих на немецком языке, а сегодня он проявил особую бдительность, и они были задержаны.

Алексей вспомнил, что Жаннета обещала провести с ним вечер. Он обошёл вокруг площади, осмотрев садик, но ее нигде не было. Тогда он свернул на улицу, ведущую к дому, в котором жил Иван. Сумерки южной ночи наплывали на город. Где-то далеко на горизонте оставалась светлая полоска голубого неба, испускающая неясный свет вечерней зари.

Иван, Элен и Владимир сидели за круглым столом под цветным абажуром и играли в карты.

- А мы думали, что ты сегодня не придешь, - с иронией произнес Владимир.

- Да. Мог бы сегодня и не прийти, - грустно заметил Алексей, отдавая Элен ключи от квартиры.

- Что случилось? – с тревогой спросил Иван, вставая из-за стола.

Алексей рассказал о своем приключении.

- Пойдем сейчас же опять туда, мы им все расскажем, - засуетился Володя.

- Зачем? – уже более спокойно сказал Алексей.

- Завтра явимся к капитану Сабурову, и все станет на свои места.

- Правильно, - сказал Иван. – Утро вечера мудренее. А сейчас будем пить кофе.

Утром ребята проснулись, когда Элен гремела посудой на кухне, а Иван ушел на работу. Он работал курьером в какой-то конторе.

Они убрали свои постели. Умываясь из таза и поливая друг другу из фарфорового кувшинчика, они обсуждали предстоящий визит в отель «Париж».

- Они тебя не били? – спросил Володя.

- Еще бы не хватало! – с пафосом ответил Алексей.

- А Жаннету?

- Нет. Но вот обыскивали ее с пристрастием, - с обидой сказал Алексей.

- Идите завтракать, - пригласила Элен и принесла яичницу в сковороде и кофе.

- Как вы думаете сегодня провести вечер? – спросила Элен.

- Что покажет наш визит в отель Париж? – задумчиво произнес Алексей.

- А ничего не покажет. Заберем документы и пистолет. Самое позднее к обеду будем здесь. Комендантом-то города полковник Барэ, - убежденно заявил Владимир.

В вестибюле отеля, у лестницы, ведущей на второй этаж, стоял часовой, на нем была желтая французская форма и черный берет. У стены стоял телефон на коричневой тумбочке.

- К капитану Сабурову, - сказал Алексей, подойдя к часовому.

Тот внимательно посмотрел на посетителей, перевел взгляд на нарукавные повязки, медленно подошел к тумбочке, набрал номер телефона и что-то сказал.

- Сильву пле, - сказал часовой, кладя телефонную трубку на место, и указал рукой на лестницу.

- О, да вас двое, - сказал черноволосый капитан лет сорока пяти во французской форме. И на чистейшем русском языке продолжал;

- Давно ожидаю. Рад познакомиться.

Вышел из-за стола и протянул руку. Его белая мягкая, словно женская рука утонула в Володиной пятерне.

Алексей тоже пожал холодную руку капитана.

- Ну, что ж, все в порядке. Мы навели необходимые справки, и теперь приношу вам глубокое сожаление об инциденте, - сказал капитан, протягивая Алексею паспорт с увольнительной запиской и пистолет. – Нам стало известно, что при немцах вы так же скрывались с мадемуазелью за стеной универмага и разговаривали по-немецки.

Он лукаво усмехнулся и продолжил:

- Надеюсь, вы понимаете ситуацию и не будете в большой претензии на наших ребят.

- Нет, конечно, - ответил Алексей, удовлетворенный окончательным разрешением вопроса и обходительными манерами капитана.

- Теперь, когда все уладилось, расскажете мне немного о себе? – попросил капитан, поудобнее усаживаясь в кресле.

Алексей и Владимир рассказали Сабурову о своей одиссее, о родителях.

- Жаль, - сказал капитан. – Ведь мне так и не пришлось побывать в Петрограде. Я родом из Воронежской губернии, воевал против большевиков в армии Врангеля. Это вас не шокирует?

- Нет, - сказал Владимир. – Нам такие же, как вы, помогли бежать от немцев. Ведь среди вас есть разные люди: одни сожалеют о своем прошлом, другие остаются ярыми противниками Советской власти, а некоторые даже активно помогали немцам завоевать Россию.

- Да, это верно. Сейчас в среде эмигрантов произошло резкое размежевание и раздор. Некоторые сейчас, после крупных побед Советской армии, стали почти на коммунистические позиции. Должен вам заметить, - продолжал капитан, - все это психология человека – победители всегда привлекательней побежденных. А личная трагедия заставляет искать выход из трудного положения. Как говорится, утопающий хватается за соломинку, чтобы спасти себя.

- Нам не хотелось бы вступать с вами в полемику на эту тему, - сказал Володя. – Мы совершенно не знаем эмигрантов, но те, с которыми нам пришлось встретиться, оказали нам большую помощь в побеге от немцев и мы им за это благодарны. С какой целью они это делали, нам не известно, но то, что они помогали своим соотечественникам избавиться от немецкого рабства – это факт. И сами, между прочим, очень рисковали. То, что вы находитесь на одной стороне с нами в борьбе против немецкого фашизма, тоже говорит о многом.

- Я, например - произнес капитан, – натурализованный француз, и мои дети будут французами, моя жена француженка. Я три года воевал в иностранном легионе в Африке. А с немцами я борюсь за дело освобождения Франции.

- Следовательно, мы делаем одно дело – уничтожаем фашизм, а это сейчас главное, - заключил Володя, вставая со стула.

- Но я вас не отпущу – произнес вдруг капитан, взглянул на часы и закрыл на ключ ящики письменного стола.

Алексей и Володя недоуменно переглянулись.

- Нет, нет, - смеясь, произнес капитан, увидев растерянные лица ребят. – Вы не так меня поняли. Я не отпущу вас, пока вы со мной не пообедаете. Я знаю один замечательный ресторанчик, где очень неплохо кормят.

Ребята хотели сказать, что они должны вернуться к обеду к своим знакомым. Но капитан снял телефонную трубку и что-то сказал по-французски.

- Пошли, - сказал он, застегивая поясной ремень и направляясь к выходу.

Перед входными дверями отеля стоял на мостовой открытый легковой автомобиль. Капитан пригласил ребят сесть на заднее сидение автомобиля, открывая перед ними дверцу, а сам уселся на переднее сиденье, рядом с водителем. Машина тронулась и, набирая скорость, выехала за город. Через полчаса они подъехали к двухэтажному кирпичному домику, утопающему в зелени деревьев и декоративных цветов, окруженных ажурной металлической оградой на каменном фундаменте. Белизна его сверкала в лучах полуденного солнца

Песчаная дорожка, окаймленная кирпичами, поставленными на ребро, вела к домику, между этажами которого светились на солнце буквы «Ресторан».

В просторном зале ресторана сидели несколько человек, рассматривая подшивки газет и журналов. Слева, за стойкой, уставленной всевозможными бутылками, стояла дородная, еще не старая женщина с ярко накрашенными губами, увидев капитана, она поздоровалась с ним и вышла из-за стойки, приглашая их в глубину зала, где тремя ступеньками ниже располагался еще один, небольшой зал и несколько кабинок. Каждая кабинка предназначалась для четверых посетителей и закрывалась дверцей из непрозрачного стекла.

Капитан подозвал хозяйку, сделал заказ и обратился к ребятам:

- Что будете пить?

- На ваше усмотрение, - сказал Володя.

Через несколько минут на столе появились два небольших графинчика: в одном была светлая жидкость, а в другом – зеленоватая; в большой фарфоровой кастрюле с ручками какая-то дичь, в такой же кастрюле суп, в стеклянной вазе фрукты, на тарелочке - кусочки белого хлеба.

- В этом графине водка, - сказал капитан, указывая на графинчик с белой жидкостью, - а в этом - дамский напиток ликер.

Володя и капитан предпочли водку. Алексей никогда не пробовал ликера, поэтому налил себе зеленоватой жидкости.

- Ну что ж, друзья, – за встречу! – провозгласил капитан, поднимая рюмку.

Сначала Алексею напиток показался сладким и тягучим, но потом обжег пищевод и желудок. Приятное тепло разлилось по всему телу.

- Вы, наверное, привыкли пить водку стаканами? – сказал с усмешкой капитан.

- Нет, - твердо ответил Владимир. – До этого мы еще не дошли.

- Я шучу, шучу, - сказал Сабуров, понимая, что обидел ребят своим вопросом. – Я прекрасно знаю, как русские пьют водку. Вы еще молоды.

Он стремился сгладить неприятный ребятам разговор.

- Кстати, а как вы думаете устраивать свою дальнейшую жизнь? - продолжал капитан, накладывая кусок индейки в свою тарелку. – Не хотели бы вы остаться во Франции? Вы активные участники движения Сопротивления. Могли бы вступить в Иностранный легион, где, наверное, будет немало ваших соотечественников, вы неплохо владеете немецким языком. Выучите французский и через несколько лет получите французское гражданство. За время службы в легионе на ваш счет поступит значительная сумма денег, и вы сможете безбедно прожить здесь, во Франции. Найдем вам симпатичных девушек…

- Нет, - резко прервал Володя рассуждения капитана. – Наша цель – скорее вернуться на Родину. Она у человек одна, как и мать.

- Да, - поддержал Володю Алексей. – Об этом говорили нам и наши - эмигранты.

- Об этом вам говорили неудачники, - парировал капитан слова Алексея. – Родина там, где больше платят денег. И к тому же, вы уверены, что в советской России, где вас ждут родные, вы принесете им только радость, а не огорчение?

- Это почему же? – в один голос спросили ребята.

- Да потому, что вас в России ждет НКВД, - продолжал стращать капитан. – Вы работали на немцев, были за границей, встречались с белоэмигрантами. Все это вам НКВД припомнит.

- Ну и что? – сказал Володя. – Пол Европы работало на немцев, а в оккупацию мы не сами попали, не по своей воле.

- Это уже дело десятое, - продолжал капитан. – Сталин сказал, что у них нет военнопленных – есть только изменники.

- Не знаю, что говорил Сталин, и говорил ли он эти слова, но каждый знает, что войны без жертв не бывает, - в запальчивости произнес Володя. – А также без пленных – это, во-первых, а во-вторых – мы не военнопленные. - Конечно, - продолжал он, - какую-то проверку сделать необходимо. Ведь среди тех, кто вернется на Родину, могут попасть люди с явно враждебными намерениями. Война изменила людей: были предатели, были изменники, но мы не виноваты перед Родиной.

- Смотрите, - сказал капитан, вытирая салфеткой руки и рот. – Я хотел помочь вам и предупредить вас. Возможно, вернувшись на Родину, вы вспомните мои слова.

Обед закончился.

День шел к закату. Приближался конец рабочего дня, и Алексей предложил Володе дождаться Жаннету и познакомить, наконец, Владимира с ней.

Они расположились в скверике на скамейке, где хорошо просматривалась улица: по ней обычно возвращалась с работы Жаннета. Сытный обед и выпитые водка и ликер располагали к расслабленности. Они переговаривались, оценивающе рассматривая проходящих мимо них молоденьких француженок. Некоторые из них улыбались им и что-то говорили между собой, глазами показывая на их нарукавные повязки.

Они не заметили, когда к ним подошла девушка (Жаннета, заметив Алексея, подошла к ним с южной стороны улицы, так что ребята не сразу увидели ее).

Алексей познакомил Жаннету с Володей и посадил ее на середину скамейки. Они стали расспрашивать, как ей после вчерашнего случая спалось, не волновалась ли, не испугалась ли?

Нет, она не испугалась. Она думала, что ребята из МР шутят, но, когда капитан, там, в отеле, пригрозил ей, что она поплатится прической, она заплакала от обиды. Дело в том, что в первые дни, когда город заняли макизары, сотрудники «Милис патриотик» выявляли девушек и молодых женщин, которые сожительствовали с немецкими солдатами, и стригли их наголо, что являлось самым тяжким позором. После такой «операции» девушки и женщины долго не решались появляться на улице, если у них не было париков. Доставалось и остальным женщинам, по разным причинам носящим парики - стали презирать и насмехаться и над ними…

Ребята проводили девушку до трамвая. Когда она уехала, они направились домой к Ивану. Иван и Элен уже беспокоились, куда они пропали? (Иван побывал в отеле «Париж», где часовой сказал, что ребята уехали вместе с капитаном Сабуровым обедать).

Иван сказал ребятам, что капитан Сабуров нехороший человек. Он презирает русских, считает себя французом, очень хитер и непостоянен. Привык пресмыкаться перед сильными. При немцах хотел записаться в эсэсовский легион, но то ли его не взяли, то ли он дезертировал из него.

- Мы его прекрасно поняли, - сказал Володя. – Он пытался завербовать нас в Иностранный легион.

- Хотел вас пустить по своей дорожке, - усмехаясь, сказал Иван.

Приближалось время возвращаться в отряд. Элен приготовила кофе. За столом ребята рассказывали подробности беседы с Сабуровым.

Когда ребята вышли из дома, солнце уже садилось. На улицах стало многолюдно. Оживленные улицы придавали городу праздничный вид. Ничто не напоминало о том, что война еще не окончена – мирная жизнь делала свои первые шаги, радостное настроение жителей города было непостоянным, но светлые дни победы все же отражались на их лицах.

У входа в казарму на посту стоял Сойка. Он сказал, что капитан Ник приказал ребятам подняться к нему на второй этаж. Поднимаясь по лестнице, ребята встретили Жоржа. Он вместе с ними направился к капитану.

Капитан стоял у окна, скрестив руки на груди и что-то разглядывая во дворе. В комнате у стола сидел Пшенек и югослав Джарич, помощник капитана. Они рассматривали карту и о чем-то переговаривались. Капитан Ник подошел к ребятам и, не отрывая рук от груди, внимательно посмотрел на них:

- Вы что, не поделили девчат с ребятами из МР?

- Никак нет, - сказал Алексей, смущаясь. – Я был знаком с девушкой еще при немцах. Мое незнание французского языка, а ее русского заставляло нас разговаривать между собой по-немецки. Нам обоим было неловко показывать посторонним свое незнание языков, и поэтому мы старались часто беседовать наедине по-немецки. А один сверхбдительный гражданин проследил за нами, и, услышав нашу немецкую речь, поспешил сообщить в «Милис патриотик». Ребята из МР думали, что напали на след немецкого шпиона и проявили завидную оперативность.

Присутствующие засмеялись.

- Нун гут, - с улыбкой произнес свою поговорку капитан и отпустил ребят.

Алексею еще несколько раз пришлось рассказывать ребятам в казарме, как его задержали, и всякий раз эта история вызывала хохот окружающих. Сойка, переводивший рассказ Алексея французам и полякам, дополнял его своими юмористическими комментариями. Например, он говорил: «Парни из МР думали, что они поймали Гитлера, а оказалось, что это был Сталин» или «Малыш» сказал парням из МР, что у него есть большая английская винтовка – они испугались и отпустили его», и далее в таком же духе. Поэтому рассказ Алексея, как его задержали, вызывал улыбки и смех товарищей по отряду.

На рассвете отряд был поднят по тревоге, ребят усадили в машины и вывезли за город. В пути стало известно, что в Париже вспыхнуло националистическое восстание. Его участники ведут ожесточенную борьбу с немецким гарнизоном, расположенным там. Все отряды, подтягивающиеся к Парижу, хотели перекрыть дороги, ведущие в Париж, чтобы не дать возможность немцам помочь парижскому гарнизону. Отряду капитана Ника приказано было занять один из перевалов на горе Пью де Дом.

Машины, натружено урча моторами и выпуская клубы черного дыма, поднимались по специальной дороге к вершине горы. Где-то там, на середине подъема, находился перевал, который и следовало удерживать отряду. Проехав мимо отвесных скал, машины выехали на ровную площадку, за которой дорога снова пошла немного вверх, а затем вниз. На этой небольшой площадке находился какой-то населенный пункт.

Десятка два домов, выстроенных на высоких каменных фундаментах, полукругом окружали площадь. Лишь единственное двухэтажное здание отеля, где на первом этаже располагался небольшой ресторанчик, стояло особняком в центре площади, отделяя дорогу, которая проходила мимо здания, от окружающих площадь домов.

Машины свернули с дороги на площадь, переехали небольшой мостик через ущелье, на дне которого протекал ручей, и остановились у здания отеля.

В отеле расположился штаб отряда и дежурное отделение. Остальная часть отряда устроилась в длинном одноэтажном здании школы. В подвалах школы размещались какие-то хозяйственные службы.

На въезде и выезде из поселка были установлены посты. У здания отеля собрались местные жители. Руководство отряда договорилось с жителями о снабжении отряда продуктами и питанием в ресторане при отеле.

Движение по дороге было немногочисленным. В день проходило три – четыре машины, или местные жители проезжали на гужевом транспорте. А в ночное время движение и вовсе останавливалось.

В здание школы имелись три комнаты, которые и заняли ребята из отряда. Перед зданием школы стояла высокая, метров 10-12, мачта, на которой когда-то развевался французский флаг. Конец тросика, к которому крепился флаг, находился на верхней части мачты. Капитан Ник приказал спустить вниз застрявший наверху конец тросика и прикрепить к нему французский флаг.

Найденные у жителей лестницы были короткими, и поэтому попытки добраться до верхушки мачты были неудачными. Казалось, что мачту не покорить. Появлялись предложения сначала «завалить» мачту, а затем установить ее снова, но уже с флагом.

И тут Алексей вспомнил, как они в Поселке взбирались с ребятами на телеграфные столбы и высокие сосны, за что получали от родителей пинки и подзатыльники.

Он нашел два куска подходящей проволоки, сделал из них две «восьмерки». Один овал «восьмерки» огибал ствол мачты, а во второй вставил ногу. И так, переставляя одну ногу за другой, он медленно, но верно продвигался к верхушке мачты. Дело в том, что под тяжестью ноги другой конец «восьмерки», который охватывал мачту, как бы врезался в нее. Добравшись до вершины мачты, Алексей взял в руки конец тросика, укрепил его в углубление ролика, по которому двигался тросик, и прикрепил к нему флаг.

Внизу раздались аплодисменты. Алексей, освободившись от проволоки, быстро скользя по мачте, спустился на землю. На мачте, подхваченное порывами ветерка, затрепетало красно-бело-синее полотнище французского национального флага.

Через два часа Алексей вместе с Артуром заступили на пост у въезда на мост, а другая пара – Сойка и чех Хвойка - заняла место на выезде из селения. Алексей должен был наблюдать за автомашиной после остановки, и при необходимости применить оружие, пока Артур проверял документы у пассажиров. Повторную проверку на выезде из поселка осуществляли Сойка и Хвойка.

Дежурство на посту прошло спокойно. Прошло всего две автомашины с городскими и местными жителями. Утром поступили сведения, что к городу движется колонна немецких грузовиков с двенадцатью солдатами в сопровождении мотоциклистов.

Для того чтобы колонна прошла через горный перевал, ей нужно было пройти через весь город. Это было маловероятно, так как в городе было достаточно сил, чтобы отразить натиск врага. Поэтому, чтобы пройти на Париж, немецкая колонна должна была бы обходить город с востока или с запада. Но это не давало немцам возможность беспрепятственно пройти.

Целый день отряд находился в готовности. На случай прохода или прорыва на перевале немцев была подготовлена к взрыву нависающая над горной дорогой скала. Взрыв ее надолго бы перекрыл движение по дороге.

Поздней ночью сообщили, что колонна, не доходя до города, свернула на восток, к швейцарской границе, где она была разбита и пленена другими отрядами. В этот злосчастный день, а вернее ночь, Алексей стоял на посту с 0 до 2 часов ночи.

Когда он возвратился в школу, где размещался отряд, на пост собирались Володя и Жорж. Они должны были сменить Сойку и Яна Хвойку.

Володя поинтересовался, как прошло дежурство, какая погода. Алексей сказал, что горы затянуло туманом.

- Это облака окутывают гору, - пояснил Володя, улыбаясь.

Он предложил Алеше поесть оставленное с вечера молоко и белый. Володя взял свою винтовку, дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель и следом за Жоржем вышел из школы. Алексей еще слышал, как они о чем-то между собой разговаривали, спускаясь с высокого крыльца.

Алексей выпил прохладное молоко и улегся на постель, которую только что покинул Володя. Она еще хранила тепло его тела. Алексей, заложив руки за голову, прикрыл глаза и стал слушать дыхание и глухие стоны соседей, спящих рядом. И незаметно для себя он уснул под этот аккомпанемент.

Вдруг среди ночной тишины раздались крики, прозвучала автоматная очередь, шум автомобиля, затем еще несколько выстрелов.

Все вскочили со своих мест, хватая оружие и выскакивая на площадь. Площадь была окутана туманом, а над вершиной горы ярко светил луна.

От ресторана на большой скорости отъехал мотоцикл. За рулем его сидел югослав Джарич, в люльке с ручным пулеметом сидел Пшенек.

Все побежали к посту, на выезде из селения. У Алексея сжалось сердце. Он бежал, задыхаясь и чувствуя тревогу, сердце его учащенно билось, к горлу подкатывался комок, мешающий проглотить слюну.

Он с разбега втиснулся в толпу людей, задел кого-то своей винтовкой и… остановился, как вкопанный. На проезжей части дороги, под бледным светом луны, в луже крови лежал Володя. Светлая прядь его волос закрывала половину лба и один глаз. Рука, сжимающая винтовку, была откинута, вторая рука была за спиной, словно, он пытался встать.

- Как же так? – произнес Алексей, обращаясь к окружающим, словно они были виноваты в происшедшем.

- Как же так! – закричал он, бросаясь на мертвое тело и гладя начавшее уже остывать лицо Володи.

- Как же я?! Как же теперь я?! – Алексей с рыданием уткнулся в грудь Володи, не замечая, что пачкает себя кровью, залившей его кожаную куртку.

Ребята оторвали Алексея от тела Володи, старались успокоить его, но он был словно без памяти. Ноги его подгибались. Он с трудом стоял. Его довели до школы и уложили в постель. Горькие слезы и рыдания Алексея никого не оставили равнодушным. Некоторые из ребят тоже смахивали слезы.

Через некоторое время у Алексея поднялась температура. Голова горела огнем, а по телу пробегал озноб. Он смутно помнил, что кто-то подходил к нему, прикладывая к разгоряченной голове холодное мокрое полотенце. И опять забытье. Алексей не знал, сколько прошло времени. Когда он открыл глаза, у его постели сидел капитан Ник и пожилой мужчина лет пятидесяти с густой копной черных с проседью волос.

Заметив, что Алексей открыл глаза, мужчина взял его руку у запястья, вынул из кармана часы на длинной цепочке и, глядя на циферблат часов, спросил по-русски с сильным акцентом:

- Как чувствуешь себя, молодой человек?

Алексей, ничего не понимая, с удивлением посмотрел на капитана. Тот улыбнулся, и, указывая взглядом на мужчину, произнес по-немецки:

- Местный врач Зильберман.

- Да, - подтвердил мужчина по-русски. – Я врач Зильберман когда-то проживал в Петербурге. Так что, молодой человек, мы с тобой земляки, хотя я выехал из России, когда тебя еще не было на свете.

Он гортанно произносил «р» и смягчал согласные, что характерно для евреев и французов.

Кроме капитана и врача в комнате у противоположной стены находилось еще несколько человек. Алексей посмотрел в их сторону и увидел Жоржа, спросил его:

- Жорж, кто убил Володю?

Жорж подошел к постели, что-то спросил по-французски у капитана, то кивнул ему головой.

- Не волнуйся, малыш. За Вальдемара они получили свое. Пшенек подстрелил их из пулемета. Машина свалилась в пропасть. Это были, видимо, петеновские милицианты, которые скрывались в горах, а теперь решили проскочить через перевал и скрыться.

Слезы вновь невольно заполнили глаза Алексея. Ему показали, что его жалеют, он же чувствовал себя несчастным, заброшенным судьбой в чужую страну человеком, оторванным от Родины и близких, что ему никогда не вернуться домой и обнять своих родных, которые не знают, где он и что с ним.

Ему стало жалко себя, и он заплакал.

Доктор налил в стакан какое-то лекарство и дал выпить его Алексею. Он успокоился и уставился взором в потолок, по которому ползала муха. К вечеру Алексею стало лучше, и только какая-то тяжесть на сердце не проходила.

Тело Володи уложили в гроб, обитый черным крепом, изготовленным местными мастерами, и установили в нижнем помещении школы. Утром гроб вынесли на площадку возле школы и установили у мачты под французским национальным флагом, который несколько дней тому назад Алеша укреплял на тросике.

У гроба установили почетный караул из двух человек, которые сменялись каждые полчаса.

Было решено похоронить Володю здесь же на площадке перед школой.

В два часа дня из отеля, где размещался штаб отряда, вышли руководители, среди которых находился полковник Барэ. Отряд построили у свежей могилы. На площади собрались местные жители. Первым на траурном митинге выступил капитан Ник. Он сказал, что, провожая в последний путь русского товарища, следует вспомнить тех, кто в первых рядах борьбы с фашизмом выступил в Испании. С тех пор интернациональная солидарность коммунистов всех стран сплотила народы на борьбу с фашизмом за свободу и независимость всех стран и народов.

Полковник Барэ в своем выступлении сказал, что русский товарищ отдал свою молодую жизнь за свободу и независимость Франции, а летчики эскадрильи Нормандия-Неман бьются с фашистами в небе России за ее освобождение. Таким образом, дружба народов Франции и Советского Союза будет скреплена кровью наших парней.

Полковник и капитан извлекли из кобуры пистолеты, отряд взял на изготовку оружие – прозвучал оружейный салют.

Под пение «Марсельезы» гроб с телом Володи медленно опустили в могилу, приспустив на мачте флаг. Когда первые комья земли стали падать на гроб, каждый считал своим долгом бросить в могилу горсть земли, прозвучали слова «Интернационала», которые напоминали, что борьба продолжается и война еще не закончена, но его слова звучали: «Это есть наш последний и решительный бой». На могиле была установлена серая каменная плита, на которой Артур бронзовой краской начертал:

Valdemar Lewenberg

1926-1944

Ud SSR

В эту ночь на выезде стояли на посту два бельгийских товарища. Они оба находились на мостике и за шумом горного ручья не сразу услышали гул приближающейся машины. Хотя ночь была лунной, дорогу изредка застилали наплывавшие облака и поднимающаяся из ущелья туманная дымка. Услышав шум приближающейся машины, один из бельгийцев вышел на дорогу, но было уже поздно. Сидевшие в машины люди не реагировали на требования бельгийца остановить машину. Тогда бельгийские товарищи сделали несколько выстрелов и закричали, требуя остановиться. Но машина увеличила скорость и продолжала двигаться.

Жорж и Володя, занимая пост на выезде из селения, услышали выстрелы и крики бельгийцев. Жорж выскочил на середину дороги, преграждая путь машине, а Володя подбежал к машине сбоку.

В это время из открытого окна дверцы машины прозвучала автоматная очередь. Володя упал. Жорж бросился к нему, а машина, набирая скорость и едва не сбив Жоржа, устремилась по дороге вниз. Очередь, выпушенная Жоржем из автомата, просвистела над машиной. Через несколько минут, дежурившие в отеле Джарич и Пшенек, выехали на мотоцикле вдогонку и на одном из подъемов дороги, когда машина делала крутой вираж, Пшенек расстрелял ее из пулемета. Она, сбив столбики ограждения, свалилась в пропасть.

Алеша вспомнил, как он впервые увидел распластанное на дороге тело Володи, и слезы вновь навернулись на глаза.

После обеда доктор Зильберман, желая отвлечь Алексея от мрачных мыслей, пригласил его к себе в гости и познакомил его со своими внучками. Это были две девушки, 12 и 15 лет. Старшая с трудом, но довольно понятно говорила по-русски, а младшая знала всего несколько слов по-русски: «добрый день, спасибо, пожалуйста», и все время улыбалась или смеялась, когда Алексей обращался к ней по-русски.

Доктор рассказал, что его отец до революции имел в Петрограде часовую фирму «Зильберман и К», которая считалась на равных со знаменитой фирмой «Буре». После революции они выехали в Германию, а с приходом к власти Гитлера вынуждены были, как лица еврейской национальности, выехать во Францию. Но Гитлер и здесь в Париже, достал их. Тогда они выехали в неоккупированную часть Франции. Но в 1942 году немцы ввели свои войска и в эту часть Франции, и поэтому в течение двух лет семья Зильберманов скрывалась в горных селениях под французскими фамилиями. Доктор говорил:

«Сюда немцы появляются очень редко, а население очень дружное и все настроено против немцев».

Проведенные у Зильберманов часы успокоили Алексея. Ему уже не казалось таким безвыходным его положение. Доктор уверял Алексея, что он скоро возвратится на Родину и встретится со своими родными и близкими. Война идет к концу, и недалек тот час, когда немцы будут окончательно разбиты, и над всей Европой установится мир. Родственники найдут друг друга, если они остались живы, и никого не надо будет бояться, все границы будут открыты, а народы и государства не станут враждовать между собой. Для людей наступит счастливое время.

Под впечатлением этих радужных и счастливых дней, нарисованных доктором Зильберманом, Алексей возвратился в отряд. Но при подходе к свежей могилке, на которой выделялись свежие букеты осенних цветов, сердце его вновь сжалось.

Перед ним вновь ясно встал образ Володи. Он виделся ему таким, каким он был в последние дни своей жизни…

Алексей медленно поднялся на крыльцо.

- Малыш, сидай к нам кушать, - позвал Сойка, обращаясь к нему.

- Я сегодня уже обедал у доктора, - сказал Алексей, снимая ботинки и укладываясь в постель.

Ребята заговорили о чем-то на польском языке. Алексей стал вспоминать, где и как он впервые встретился с Володей. Эти воспоминания возвратили его в Поселок, в дом Вали Макаровой. Здесь же, в момент его первой встречи с Володей, были Надя и Геннадий, еще какие-то незнакомые ребята и девчата. Они, как вспоминал Алексей, с укором смотрели тогда на него. Он хотел им объяснить, что он не виноват в смерти Володи, но они не верили ему. Его душила обида за то, что они презирают его. Он хотел обратиться к Наде, которая всегда понимала его, но она как-то очень легко оторвалась от земли и стала удаляться, удаляться и скрылась, наконец, в туманной дали.

Алексей посмотрел вокруг – никого уже не было. Он сидит на краю пропасти и боится пошевелиться. Где-то внизу течет бурная река, и если он пошевелится, то камень, на котором он сидит, скатится вниз и унесет его в бездну. Алексей осматривается кругом в поисках какого-нибудь выступа, за который можно было зацепиться, но ничего не находит – перед ним гладкая черная скала, Страх сжимает его сердце, он чувствует, что камень начинает медленно сползать вниз, еще мгновение и он провалится в бездну.

Алексей резко вскакивает и просыпается. Вокруг слышен храп и посапывание спящих товарищей. Алексей повернулся на бок и заснул спокойным и крепким сном.
Он проснулся от шума, царящего в комнате. Хотя некоторые еще лежали в постелях, многие уже проснулись, слышна была польская и французская речь. Приходили и уходили ребята из других комнат, кое-кто собирал рюкзаки и скатывал одеяла.

Алексей лежал и старался понять из обрывков фраз, что происходит, но ничего тревожного он не замечал.

Пришли какие-то машины. «Будем обедать в городе», - разобрал он обрывок высказанной кем-то фразы. Кто-то сказал, что война кончилась.

Алексей встал с постели и, одеваясь, посмотрел в окно. На площади, у здания отеля, стояло несколько грузовиков. Жорж, увидев, что Алексей встал, крикнул ему, чтобы он поскорей собирался.

- Уезжаем в город, - он показал пальцем вниз.

Алексей быстро собрал рюкзак, свой и Володин, скатал одеяло и укрепил его на рюкзаке.

Он вышел из школы и еще раз остановился у могилки. Он положил рюкзак на землю, а сам бегом поднялся на склон горы, там, где росли полевые цветы. Нарвав букет цветов, он возвратился к могилке, возле которой уже собрались ребята из отряда.

Наблюдая за Алексеем, многие из ребят не в силах были сдержать своих чувств. Каждый подходил к нему, сжимая его плечи руками, и что-то говорил. Алексей в этот момент плохо разбирал смысл из слов, он полностью был во власти своих чувств.

К могилке подъехала автомашина, из ее кабины вылез капитан Ник. Он подошел к Алексею, погладил его по голове и сказал:

- Ту ва бье, пти (Все будет хорошо, малыш), - и легонько подтолкнул его к машине, помогая Алексею забросить рюкзак в кузов.

Грузовики спустились с гор в освещенный ярким солнцем город, в то время когда улицы его уже были заполнены прохожими. Проезжая по улице де Жоод, мимо дома, в котором работала Жаннета, Алексей взглянул на окно. Жаннета сидела на своем привычном месте. Он взмахнул рукой, но девушка, увлеченная своей работой, сидела, наклонившись над машинкой, и не видела его жеста.

Автомашины остановились у правого крыла огромного здания «Гранд-отеля». Отряд поднялся в номера на втором этаже и расположился в них, по два человека в номере. Алексей вместе с Артуром расположился в одном из номеров.

После завтрака Артур взял аккордеон, вышел на балкон и заиграл. Прохожие замедляли шаг, а некоторые даже останавливались, и, подняв вверх головы, слушали музыку и песни Артура. Мало-помалу к ним в номер и на балкон стали приходить ребята послушать музыку. Слушая Артура, Алексей думал о том, как она облегчает страдания человека. Вот сейчас он думает об утрате, которую он понес с гибелью Володи, а печаль и страдания уже не те, что были в первые минуты после его гибели. Видимо, не зря, в похоронный ритуал русской православной церкви внесено песнопение. Оно смягчает печать и скорбь.

В номер вошел капитан Ник и сообщил, что в два часа дня в большом зале ресторана состоится совещание всех партизанских групп ФТПФ (коммунистических отрядов Сопротивления), находящихся в городе.

Алексей пришел в зал ресторана, но все места там уже были заняты. Люди стояли вдоль стен, сидели на подоконниках, большинство же толпилось у дверей и в фойе. Он не стал пробираться и остановился у одной из колонн при входе. Осмотревшись, он заметил сидевших за несколькими столиками у окна - капитана Ника и его товарищей из отряда. Они махали ему руками, приглашая присоединиться к ним. Алеша с трудом протиснулся к ребятам. Они предложили ему место на окне:

- Из-за стола тебе ничего не будет видно, - сказал Сойка, намекая на маленький рост Алексея.

— Даже если я и увижу, я ничего не пойму, - спокойно ответил Алексей, усаживаясь на окно, между Жоржем и Артуром.

- Мы будем тебе переводить, - сказали они.

Вдруг зал примолк. Из боковых дверей в зал вошел полковник Барэ в военной форме. Впереди него шел высокий черноволосый человек в сером гражданском костюме. Вместе с ними вышел человек в кожаной куртке, подпоясанной широким армейским ремнем, на котором висела кобура. Это были представители коммунистической партии Франции.

Они расположились за передними столиками, а полковник остался стоять и какое-то время обводил присутствующих в зале своим внимательным и одновременно каким-то усталым взглядом. Видимо, он кого-то узнавал из сидящих, кивал им незаметно головой или улыбался.

- Товарищи!.. – обратился он к присутствующим с каким-то печальным тоном в голосе.

Алексей не понимал, о чем говорит полковник, а сидевшие рядом с ним ребята в первое время позабыли, что они обещали ему переводить. Когда среди аудитории расползся шепот и негромкий разговор, Алексей спросил Артура и Жоржа, о чем говорит полковник.

Они ответили ему, что по приказу де Голля все формирования ФТПФ расформировываются. Французы призываются в регулярную армию, которая будет сформирована на базе отрядов ФФИ (внутреннего движения Сопротивления), а иностранцы могут вступить в Иностранный легион. Не пожелавшие вступать в него, могут возвращаться на Родину, французское правительство окажет помощь. Но при этом добавил, что помощь будет оказана и тем, чьи страны освобождены от немецкого ига.

Полковник продолжал свое выступление, в котором от имени французской коммунистической партии благодарил иностранных товарищей за помощь в борьбе с немецким фашизмом.

Артур перевел последние слова полковника Барэ о том, что для иностранных товарищей борьба закончилась победой над фашизмом, а для коммунистов Франции еще предстоит борьба за демократию и свободу рабочего класса и крестьянства от эксплуатации.

Большая часть присутствующих сгруппировалась у столиков, за которыми сидели представители компартии Франции. Посыпались различные вопросы. Какая-то часть людей стала покидать зал, образуя в коридоре и фойе маленькие группы соотечественников, обсуждали положение и намечали планы дальнейших действий.

Алексей заметил, как от противоположной стены зала к нему, через толпу, пробирался Александр, махая ему рукой.

Алексей был рад встретиться с ним, и прямо с подоконника прыгнул в объятия Александра, когда тот приблизился к нему.

- Знаю, знаю, Алеша, твое горе! – сказал Александр, гладя Алексея по голове. – Прими мое соболезнование. Но что поделаешь – на войне, как на войне.

Так, обнявшись, Александр и Алеша вышли из отеля и, обогнув его правый флигель, поднялись на второй этаж, где располагался отряд капитана Ника, и вошли в номер. Алексей подробно рассказал о гибели Володи, достал из Володиного рюкзака кабуру с наганом и передал его Александру. Это был его подарок Володе. Александр достал наган из кабуры, машинально покрутил барабан и задумчиво сказал:

- Погиб, не сделав ни одного выстрела.

- Да, - ответил Алексей. – Нам не пришлось сделать ни единого выстрела.

- Хорошо бы вообще больше не стрелять, - сказал Александр, вертя в руках кабуру.

- Ну, ладно. Что думаешь дальше делать? – спросил он.

- Не знаю. Как-то нужно возвращаться на Родину.

- В Париже пока нет вашего посла. Туда только что вошли войска генерала Леклерка – немецкий гарнизон капитулировал.

- Завтра, наверное, капитан Ник подскажет, что делать? – произнес Алексей с надеждой.

- Алеша, поедем сегодня к моим родителям. Они будут очень рады, - предложил Александр. Сорок минут автобусом и мы дома, на лоне природы.

- Спасибо тебе, Александр, за все: за добрые слова, за добрые дела. Но мне необходимо сегодня встретиться кое с кем. Может быть, завтра будет уже некогда.

- Ну что ж? Давай прощаться. Если буду нужен, найдешь меня через Ивана.

Они обнялись. Алексей проводил Александра до выхода из отеля. Они еще раз обнялись и пожали друг другу руки.

Александр, в несколько прыжков, перебежал проезжую часть, а когда был уже в скверике, обернулся и, подняв вверх руку, в которой держал кабуру, помахал ею в воздухе и скрылся в узком переулке, выводящем из скверика на улицу, откуда он мог доехать до своих родителей.

Алексей решил навестить Ивана, но было необычайно трудно собраться с нервами, чтобы не расплакаться, рассказывая ему и Элен о гибели Владимира. Поэтому он поднимался по знакомой ему крутой улочке, но, дойдя до рынка, не пошел сразу к ним, а прошелся по рыночным рядам, мысленно представлял себя, как он сообщит им о смерти Владимира. И чем дальше он бродил по рядам, тем тоскливее становилось у него на душе. Наконец, отбросив все сомнения, он подошел к дому и поднялся наверх.

Дверь открыл Иван. Он только что возвратился с работы. На его плече висело полотенце. Иван сразу же, по лицу Алексея, догадался, что что-то произошло. Он внимательно посмотрел ему в глаза, бросил на стул полотенце и, не здороваясь, хотел было спросить. Но Алексей уже не смог сдержаться:

- Володя… - сказал он и заплакал.

Из кухни выбежала Элен, вытирая руки о передник. Глаза ее были полны слез.

- Как это произошло? – спросил Иван, когда все немного успокоились.

Алексей рассказал подробности гибели и похорон Володи. Потом, уже за столом, он рассказал о сегодняшнем совещании в отеле, о расформировании отряда. Завтра должна была решиться его судьба.

Провожая поздно вечером Алексея, Иван попросил его обязательно сообщить ему завтра о себе.

В отеле царило радостное настроение. В коридорах и номерах собирались группы людей, появились бутылки с вином. Все прощались и обнимались, пели песни, обменивались адресами. Первыми уезжали бельгийцы и французы. На следующий день готовились к отъезду поляки из Сент-Этьена. Пшенек и Сойка записались в Иностранный легион.

Капитан Ник пригласил Алексея к себе в номер. Он был уже навеселе. Усадив Алексея на стул, он стал рассказывать ему о себе. Он был коммунистом из Люксембурга. В тридцатых годах посетил СССР с делегацией на совещании Коминтерна. Три дня был в Ленинграде, жил в гостинице «Астория», видел исторические места в Ленинграде, был в Эрмитаже и Петергофе. Потом воевал вместе с русскими в Испании на стороне республиканцев, в интер-бригаде. После разгрома фашистами республики он из-за предательства высших чинов был интернирован во Францию, в 1942 году бежал из лагеря, организовал партизанский отряд и с тех пор активно участвовал в движении Сопротивления. Скоро надеется вернуться к себе на родину, в Люксембург.

Капитан предложил Алексею выехать завтра в Риом. Там, при штабе ФФИ находится представитель советской военной миссии. Он скажет, куда Алексею выписать документы на проезд до сборного пункта советских граждан.

Когда Алексей вернулся в свой номер, Артур предложил ему выпить вина за скорую разлуку и за Победу.