Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

В соответствии с такого рода установками Чан Кай­ши создавалась система массовых школ «баоцзя». По

1 Воронцов В. ,f>. Дело «Амерэйша». М., 1974. С. 41.

существу, развернулась кампания по «вытравливанию из сознания народа коммунистических идей». Особенно насаждалась система «баоцзя» на территории бывшего Центрального советского района, куда после ухода КПК пришли гоминьдановские части. Организационная группа разъясняла населению принципы системы «баоцзя», про­водилась регистрация населения, аппарат управления разбивался на подразделения, формировалась местная милиция, которая отвечала за охрану деревень, ликви­дацию неграмотности, гигиену, распространение основ агротехники и идеологическое воспитание.

Чан решил не давать Красной армии передышки: он сразу же приступает к организации пятого похода. США в канун похода предоставляют заем. Нанкинское пра­вительство субсидируют англичане, французы, немцы, в том числе на строительство для Китая на американ­ских заводах 850 самолетов. К октябрю 1933 г. Чан за­кончил военные приготовления; в его руках сконцентри­ровалась огромная военная сила — до 90 дивизий, вклю­чавших наиболее преданные Нанкину части, 300 само­летов, более 200 орудий. На службе у Чан Кайши нахо­дилось тогда до 150 американских и канадских пилотов.

Отличительной чертой нового похода против Крас­ной армии стало участие в разработке оперативных пла­нов Чан Кайши опытных специалистов из Германии. Гитлер, пришедший к власти в 1933 г., одобрил поездку руководителя рейхсвера Ганса фон Секта в Китай. В 1933 г. Сект стал начальником генерального штаба Нанкинской армии. Затем Секта сменил фон Фалькен-хаузен. Немецкие советники организовывали специаль­ные школы, курсы по подготовке военных и военно-тех­нических специалистов, руководили созданием военных сооружений, принимали непосредственное участие в бое­вых действиях.

В борьбе Чан Кайши с Красной армией отражалось, хотя порой и в весьма сложном преломлении, столкно­вение в международной политике противоположных ми­ровоззрений. Немецкие советники, находившиеся при Чан Кайши, с удивлением узнали, что в советских районах действует их соотечественник. Нацистская разведка в Китае информировала свой центр в Берлине: в Баосане (Северная Шэньси) находится немец по фамилии Ли Дэ, который сотрудничает с командирами Красной армии. Гоминьдановские генералы были поражены, когда поз­накомились с попавшими в их руки записками Ли Дэ,

8* lis

из которых узнали, как автор довольно точно предугадал планы чанкайшистов и умелыми маневрами сорвал их. «Мозг КПК» — так назвал Ли Дэ один из гоминьданов-ских генералов. Под фамилией Ли Дэ скрывался немец­кий коммунист-интернационалист Отто Браун.

Участники событий требовали ликвидации диктату­ры Чан Кайши в Гоминьдане, прекращения его «ошибоч­ных и незаконных действий». В специальной проклама­ции от 22 ноября Чан был заклеймен «за пренебрежение к воле народа, предательство нации». Через день он по­лучает от них телеграмму с предложением уйти в отстав­ку. Оппозиция в Фуцзяни требовала отказа от неравно­правных договоров с капиталистическими державами, .удаления из портов и вод провинции всех иностранных войск и организаций колониального характера, введе­ния всеобщего избирательного права и демократических свобод, проведения ряда социально-экономических ме­роприятий в интересах трудящегося народа.

Чан Кайши с глубокой тревогой отнесся к событиям в Фуцзяни. «Цай Тинкай капитулировал перед коммуни­стами,— жаловался он Секту,— это измена, она должна быть осуждена и пресечена, ибо это плохой пример для сепаратистов, которых немало на Севере и Юге Китая»

Античанкайшистское восстание в Фуцзяни не было, однако, использовано руководством КПК. «Только сов­местные с 19-й армией военные действия,—отмечалось позднее в решении совещания Политбюро ЦК КПК в Цзуньи (8 января 1935 г.),— могли уничтожить основ­ную силу Чан Кайши, но этот выгодный и небывало удоб­ный случай нами не был использован». Было ли это ошибкой? Ясно одно: слабостью КПК тех времен объ-

1 Crozier В., Спои Е. Op. cit. Р. 155; Сапожников Б. Г. Указ. соч. С. 61.

ясняется ограниченное использование военных и поли­тических средств, находившихся в ее распоряжении, про­тив Чан Кайши.

Часть своих войск, предназначенных для борьбы с Красной армией, Чан Кайши бросает на фуцзяньский фронт, против 19-й армии. Гоминьдановцам удалось за­хватить провинцию Фуцзянь, использовав свое военное и техническое преимущество. В Цзянси против Централь­ного советского района было сосредоточено около двух третей наличного состава войск Чан Кайши.

С весны 1933 г. Гоминьдан пошел на значительные уступки Японии. Ван Цзинвэй показал себя активным сторонником японской ориентации, и при его участии и было достигнуто соглашение в Тангу (31 мая 1933 г.). Япония получила ряд привилегий в Северном Китае. Устанавливалось сквозное железнодорожное сообщение и прямая почтово-телеграфная связь с Маньчжоу-Го.

Упрочение диктатуры-слабость режима

Спасение нации,

или Выживание Чан Кайши

Вскоре после начала японской агрессии в Маньчжурии обучавшиеся в Японии китайские студенты, взволнован­ные тревожными вестями с родины, стали активно обсуж­дать возможные пути противодействия захватчикам. В октябре 1931 г. состоялась встреча антияпонски настро­енной молодежи и в Нанкине. Участники собраний выдви­нули лозунг «Спасти нацию!». Маньчжурский инцидент благоприятствовал появлению различных организаций националистического характера — «Армия железа и кро­ви», «Антияпонская ассоциация» и т. д.

Чан Кайши обратил внимание на новое движение, которое стало именоваться «движением за спасение на­ции». Основатели движения утверждали: «Китай имеет обширную территорию, богатые ресурсы, многочислен­ное население. Если в чем и нуждается Китай, так это в сильной организации». Они призывали по-настоящему оценить потенциальные возможности народа и страны, развивать экономическую мощь, повысить эффективность правительственного руководства, усилить армию. Только так, утверждали представители движения, можно про­тивостоять «коммунистической угрозе и японскому втор­жению». В среде либеральной интеллигенции зрело стремление к обновлению общества, к спасению от того зла, которое нанесли стране грызня между милитарист­скими кликами, система неравноправных договоров Ки­тая с капиталистическими державами.

Уже в начале 30-х годов нанкинский режим показал полную беспомощность в деле преобразования прежней административной системы. Провинции пользовались, как и во времена господства милитаристов, самостоятель­ностью по отношению к центральной администрации. Провинциальные чиновники обладали, по существу, бес­контрольным правом по сбору налогов. В условиях, ког­да во всех сферах жизни военная сила подменяла закон, административный механизм не мог действовать слажен­но. Начальники уездов десяти провинций Центрального Китая в лучшем случае находились на своей должности до полутора лет. Чиновник, получив подходящую сине­куру, спешил удовлетворить свою страсть к наживе, и в этом смысле перед ним открывались самые благоприятные возможности. Он произвольно устанавливал налоги, об­лагал крестьян дополнительными поборами. В условиях противоборства различных региональных и политиче­ских клик, борьбы с КПК, а также стихийных бедствий дополнительные поборы принимали характер военных реквизиций. Многие чиновники вынуждали крестьян про­изводить опиум, устанавливали монополию на продажу этого зелья.

Какие-либо шаги центральной администрации по борьбе с коррупцией выглядели как усилия по борьбе с «мухами и комарами», а «тигры и львы» оставались на свободе. Наиболее состоятельные собственники, про­винциальные чиновники передавали официальным ли­цам высшего ранга часть награбленных у народа средств, покупая таким путем право на безнаказанное воровство.

Государственные учреждения становились убежи­щем для бездельников, казнокрадов и взяточников. Ки­тайский город разлагался под активным воздействием отбросов западной цивилизации, деятельности, тесно свя­занной с иностранным бизнесом китайской мафии, воз­растало потребление спиртного, невиданный размах при­няло курение опиума. Еще в 1928 г. Чан Кайши, как председатель Военного совета, принимает меры против наркомании. Официальным лицам Гоминьдана и прави­тельства, если они находились в плену этого тяжелого недуга (а таких было немало), давалось три года на из­лечение. Приняты были специальные законы против опи-умокурения. Тем из них, кто игнорировал добровольное лечение от недуга, угрожала смертная казнь. Виновные в транспортировке, продаже этого яда расстреливались, а их собственность конфисковывалась.

Генералиссимус взял в свои руки всю машину подав­ления наркомании, чем в немалой степени способствовал своей популярности. В ноябре 1928 г. во время поездки по стране Чан Кайши отдавал приказы закрывать раз­личного рода сомнительные заведения. В ряде районов широко рекламировались указания Чан Кайши о строи­тельстве новых школ, дорог. Всюду говорили о новой эре. Глава государства хотел показать себя в роли ее ро­доначальника. «Рабочий день в наших учреждениях весь­ма короткий — всего лишь 5 часов,— констатировал Чан,— и, несмотря на это, я видел служащих, возле­жащих на своих рабочих местах, бессмысленно глазею­щих в потолок, читающих газеты или спящих».

Необходимо было — и об этом говорилось немало — восстановить социальную справедливость. Сам Чан Кай­ши давал собственное толкование этому понятию.

12 сентября 1932 г. на расширенном заседании работ­ников партийных, правительственных и военных учреж­дений в Ухане Чан Кайши говорил: «Если требуют не­справедливого уменьшения квартирной платы, лишаю­щей домовладельцев всякой прибыли, из-за чего у них отпадает желание вкладывать капитал в жилищное строительство, или же требуют несправедливого увели­чения заработной платы, непосильного для капитали­стов и вынуждающего их закрывать свои предприятия, то такие требования расшатывают экономическую осно­ву общества. Мы считаем это недопустимым. Я хочу, чтобы наша партия и правительство обратили особое внимание на эту сторону дела, чтобы с максимальной быстротой проводить необходимую экономическую поли­тику».

Сам Чан и его помощники могли позавидовать реаль­ным результатам «шаньсийского эксперимента», осуще­ствленного Янь Сишанем. Здесь в качестве важнейшего налога использовался поземельный, от которого централь­ные власти отказались в пользу провинций. Главным же в налоговой политике стало то, что основную его тяжесть пришлось взять на себя богатеям, имущим слоям насе­ления. Губернатор распространял займы среди крупных землевладельцев, поднял налоги на торговые сделки, по­лучал доходы и от опиумной монополии. Накопления поз­воляли вкладывать больше средств в развитие промыш­ленной и торговой инфраструктуры. Критики обвинили Янь Сишаня в «большевизме». «Шаньсийский экспери­мент» приводил к элитарному обособлению провинци­

альной военной и административной бюрократии, к рос­ту амбиций самого губернатора, мечтавшего занять мес­то в когорте национальных лидеров. Нечто подобное «шаньсийскому эксперименту» было в некоторых меро­приятиях Чан Кайши, когда он начинал «кампании» по борьбе с коррупцией.

За казнокрадство Чан наказал немало высокопостав­ленных деятелей, но семейства Сун и Кун, доказавшие преданность генералиссимусу, процветали. В простом на­роде пользовалась популярностью пословица: «Ловишь разбойника, так сперва лови главаря!» Многие участ­ники революции, боровшиеся под знаменем Сунь Ятсена, оказались морально опустошенными, использовали свои посты для бессовестного обогащения, для обеспечения своим близким прибыльной синекуры.

Семейные связи цементировали высший слой гоминь-дановской элиты, взявшей в свои руки контроль над эко­номической жизнью страны и оказавшейся выше любых законов и уставов. Этот контроль распространялся на ключевые отрасли — финансы, промышленность, транс­порт, внешние связи. Сун Цзывэнь в начале 30-х годов занимал пост министра финансов, вице-президента Ис­полнительного юаня (1928—1931 гг.), президента Ис­полнительного юаня (1932—1933 гг.), управляющего китайским банком (1930—1933 гг.). Ловко действуя в сфере финансов, он умножал свое состояние, вкладывал собственные капиталы в предприятия, расширяя сферу своего бизнеса, приобретал фешенебельные отели. Пря­мой потомок Конфуция (75-е поколение) Кун Сянси за­нимал влиятельные посты: министра труда, торговли и промышленности (1927—1930 гг.), министра промыш­ленности (1930—1932 гг.), управляющего китайским банком (1933 г.).

Проникновение родственников и ближайших друзей на ведущие государственные посты стало важной чертой движения Китая к чанкайшистской диктатуре. Это было царство чернозубатых, свинорылых, трехголовых, черно-ногих и многих других персонажей, которых китайские прозаики находили в древней мифологии и использовали для иносказательного описания нравов современного им Китая. Благодаря же деятельности пропагандистского аппарата глава Гоминьдана изображался мудрым, мо­гущественным, заботящимся лишь о благе народа.

Американские дипломаты информировали в январе 1934 г. госдепартамент: Гоминьдан бессилен из-за разоб­

щенного и слабого руководства. Они сравнивали его с полностью разломанной рисовой лепешкой. Губернаторы ряда провинций на Северо-Западе действовали независимо от Нанкина, тамошние милитаристы относились к гоминь-дановскому центру со свойственным им цинизмом. Каж­дый из милитаристов был озабочен прежде всего тем, как бы сохранить свою армию. Были случаи, когда ми­литаристы выводили свои войска из боя, отказываясь от лавров победы над какой-либо японской группиров­кой. Зачастую это можно было наблюдать на границах провинций, когда каждый ожидал большего вклада в военные действия от своего соседа.

Американский дипломат Джонсон не скрывал своих опасений. Китай «никогда не был в большей, чем сейчас, опасности перед лицом внешнего вторжения». В чем Китай нуждается, ядовито иронизировал Джонсон, так это в руководстве с иной квалификацией, нежели у «обычного бандитского лидера». Эта страна «нуждает­ся не в западных советах, не в западных деньгах, а в ком­петентном руководстве, способном навести порядок в своем доме» .

Чан Кайши стремился показать: настала пора об­щественного прозрения. Велико было желание выступить в роли радетеля за чистоту нации, за ее моральное очищение.

Все громче звучат призывы участников «движения за спасение нации»: не ждать смерти сложа руки, а най­ти мужество для борьбы с агрессорами, делать всё для спасения народа («Бороться и умирать за нашу роди­ну!»). Размышляя о судьбах своего народа, мыслящие представители молодого поколения Китая задавались вопросом: почему Китай так отстал от других государств мира? Одни, отвечая на этот вопрос, возлагали вину целиком на империализм — безработица, обезземелива­ние крестьянства, высокий уровень эксплуатации, вол­нения, коррупция. Другие видели основные причины в слабости самого Китая. В туманном поиске выхода из за­тянувшейся «смуты» они ломали голову над возникшими перед ними проблемами: нужно ли выступать за сильное правительство? Принять ли христианство? Может ли марксизм-ленинизм спасти Китай от его врагов? А не лучше ли фашизм? Многие предпочитали видеть дик-

1 Russel В., Jhonson N. Т. American policy Toward China 1925—1941. Michigan, 1968. P. 88.

татора во главе сильного китайского государства. Спо­ры отражали подъем общественной активности, крепло желание увидеть свою страну сильной, ни в чем не усту­пающей «иноземным варварам». В них сталкивались по­рой противоположные идеи — революционные и консер­вативные, реалистические и утопические, патриотиче­ские и проимпериалистические. Сторонники «сильной личности», способной предотвратить поражение Ки­тая, с надеждой смотрели в сторону фашистской Гер­мании.

Пропаганда высоких целей спасения нации не прино­сила инициаторам очередной кампании желаемых ре­зультатов. Привилегированное положение гоминьданов-ской верхушки, опиравшейся на компрадоров, шэньши, милитаристскую бюрократию, подрывало престиж пар­тии в глазах воспитанных в духе национальных тради­ций граждан. Разговоры о желании военных и партий­ных лидеров «служить народу», проявлять «самоотвер­женность» и т. п. встречались в среде просвещенных представителей китайского общества как проявление лицемерия.

Генералиссимус надеялся: возбуждая патриотиче­ский подъем, дух самопожертвования, он сумеет все же сплотить Гоминьдан, подготовить его к борьбе с КПК, объединить распадающееся государство. Действия Япо­нии на Севере страны не способствовали какому-либо серьезному успеху в деле объединения страны, приводи­ли к дальнейшему разобщению сил в рядах китайской элиты. Региональные милитаристы с еще большим усер­дием отстаивали свои права. Укреплялись позиции КПК в Цзянси, Хубэе, Фуцзяни; ее деятельность привлекала к себе разорившихся, страждущих, люмпенов города и деревни.

Генералиссимус не оставляет, как и прежде, надежды на использование имени вдовы Сунь Ятсена для повы­шения своего авторитета среди патриотических сил страны. Казалось бы, удобный для этого случай снова представился в июле 1931 г., когда Сун Цинлин воз­вратилась в Шанхай, чтобы проводить в последний путь свою мать. Но общая для сестер беда не смогла заруб­цевать раны в родственных отношениях. Диктатура пред­стала перед Цинлин во всем своем отвратительном обличье...

Помыслы Цинлин устремлены на защиту граждан­ских прав, она не может примириться с ужасающим по­

ложением жертв гоминьдановских застенков. Но как спасти обреченных на страдания политических узников? Сколько раз сестра жены Чан Кайши давала себе обет не обращаться по этому поводу к своему высокому род­ственнику. Но однажды не сдержалась. Речь шла о судь­бе Дэн Яньда — одного из патриотов из левого крыла Гоминьдана, угодившего в связи с этим за решетку. Чан Кайши смилостивился и терпеливо выслушал просьбу Сун Цинлин о помиловании Дэн Яньда. Но после того как она изложила эту просьбу, спокойно заявил: а он уже... убит. На долю Дэн Яньда выпали невероятные муки — его пытали месяцами...

В конце 1932 г. вдова Сунь Ятсена организует наци­ональную лигу движения за гражданские права. Ей по­могают общественно-политические деятели, среди кото­рых особым влиянием пользовался Лу Синь. Цинлин видела задачу лиги в борьбе против насилия над челове­ческой личностью, против жесточайших пыток в гоминь­дановских тюрьмах. Ее деятельность встретила злобную реакцию в правящем лагере. Гангстеры расправились с секретарем лиги Ян Чэном, стали угрожать и другим представителям лиги, включая Лу Синя. Лига не выдер­жала давления, ее деятельность сошла на нет.

Чан Кайши воспринимает идеологию фашизма, а Цинлин становится вице-президентом Международного антифашистского комитета, созданного в Париже в 1933 г. Когда фашисты пришли к власти в Германии, голос вдовы Сунь Ятсена, разоблачающей нацистскую ; теорию и практику, звучит по всему миру. - Благотворительная деятельность Цинлин отвечала ин­тересам радикально настроенной китайской молодежи, студенчества. Молодые люди, особенно студенты, не мог­ли равнодушно слышать о бедствиях страны. Студентов глубоко волновали их же собственные проблемы. Пред­ставители молодежного движения не видели иного вы­хода, кроме установления нового порядка, в их пред­ставлении этот порядок выглядел в виде идиллического общества людей, объединенных идеологией коммунизма.

Один из христианских деятелей — Е. Е. Барнетт при­ходил к выводу: китайская молодежь подпадает под вли­яние «коммунизма» и других «измов». Секретарь Меж­дународной ассоциации молодых христиан, комменти­руя свою поездку в Китай, нашел в этой стране три ос­новных движения, которые, по его мнению, заслуживали внимания,— коммунизм, национализм и христианство.

Чан Кайши, видя рост студенческих волнений, воз­росшую оппозицию среди интеллигенции, пытался опе­реться на силы, имеющие влияние в среде учащейся мо­лодежи, в академических учреждениях. Важной в этом отношении опорой становилась миссионерская община, которая в своих учебных заведениях не только готовила кадры для пополнения бюрократии, как надеялись чан-кайшисты, но и воспитывала в своей пастве идеи непри­ятия марксизма. Для Чан Кайши не было секрета в том, что слушатели христианских колледжей не раз участво­вали в антияпонских демонстрациях. Христианское дви­жение, будучи в значительной мере выразителем англо­саксонских интересов, объективно противодействовало японской агрессии, которая содействовала изменению представлений китайцев об «иностранных дьяволах».

Гоминьдановский лидер стремился противопоставить росту революционных настроений в стране как идеоло­гические, так и военно-силовые методы. Уже в 1931 г. Чан Кайши обращается к христианской церкви в Китае. Вместе с Кун Сянси он обсуждает с миссионерами воп­росы национальной политики. В это же время приглашен­ные Национальной комиссией по восстановлению ущер­ба от наводнения миссионеры выступают перед постра­давшими от бедствий с проповедью, нацеленной на «под­нятие духа потерпевших от стихийных бедствий».

Когда лозунги единства, призывы к возрождению кон­фуцианских ценностей и соблюдению христианской мо­рали не достигали цели, неудачи призвана была компен­сировать дубинка, вложенная в руки тайной полиции, специальных организаций и тайных обществ.

1 марта 1932 г. в Нанкине родилась организация «синерубашечников». Несколько десятков молодых лю­дей (от 20 до 30 лет) стояли у ее истоков. Большинство из них — выходцы из провинций, расположенных вдоль Янцзы. Чан Кайши возглавлял школу Вампу, когда эти молодые люди там учились. Выпускники школы оказа­лись в центре новой организации. Культ Чан Кайши, не­укоснительное следование трем принципам Сунь Ятсена, воспитание в «синерубашечниках» духа, сравнимого, возможно, лишь с национал-социалистским либо с саму­райским,— все это стало основными политическими це­лями новой организации. Повсюду в стране культ лич­ности Чан Кайши принимал самые уродливые формы. На военных совещаниях, где присутствовали порой сот­ни офицеров, при каждом упоминании Чан Кайши —

«Чжу Си!»— все резво вскакивали со своих мест. И это проходило не только в присутствии самого Чан Кайши. В кинотеатрах перед началом демонстрации каждого фильма на экране появлялся портрет генералиссимуса на фоне гоминьдановского знамени. Зрители поднимались со своих мест, сдергивая шапки. И плохо приходилось тому, кто «забывал» встать перед священным обликом генералиссимуса. В общественных местах все чаще ста­ли появляться портреты генералиссимуса, и люди, оста­навливаясь перед ними, склонялись в низком поклоне.

Организация «синерубашечников» по своей структу­ре напоминала концентрические круги. В центре — руко­водящий орган «Общество ответственных действий». Чан Кайши стал главой «Общества» с резиденцией в Нанкине. Рядом с ним действовало «13 старших хранителей», а среди них — наиболее влиятельные — Дай Ли, Кан Цзэ, Дэн Вэньи. Второй круг — «Революционная молодеж­ная ассоциация» и «Революционная ассоциация солдат». Третий круг составляли массовые общественные орга­низации, открытые для свободного вступления: «Ассо­циация лояльных патриотов», «Молодежная ассоциация зарубежных китайцев», «Общество возрождения Китая».

Всего лишь за несколько месяцев, к концу 1932 г., были учреждены отделения этой организации в каждом большом городе, в сельских центрах. Под знамена «си­нерубашечников» хлынули представители различных слоев общества: землевладельцы, солдаты, студенты, уче­ные, рабочие, бизнесмены, а также довольно разношер-' стная прослойка люмпенов города и деревни. В ответ на консервативные, а часто и просто фашистские призывы в отряды «синерубашечников» потянулись и представи­тели преступного мира. Фашисты вербовали своих сто­ронников из различных слоев общества, в том числе и в среде различного рода подонков, завсегдатаев пивных и сомнительных заведений. Вдохновители и организаторы «движения за новую жизнь» не отличались в этом отно­шении от нацистов.