Что может быть хуже загородной поездки

живут, как им жить должно.

Томас Мор


аши предки – скифы, как известно, поклонялись воткнутому в землю мечу.

Меч символизировал собой славу и подвиги и многих других народов.

У всех родственных нам славянских племен превыше всего почитался бог войны Световит* – золотой идол с поднятым в руке мечом.

Сергей Михайлович так и не сумел найти разумного объяснения, почему на Руси не пользовался особой популярностью главный бог – Сварог.

Сейчас все знают, что тогда превозносился бог войны и грозы – Перун.

И каких только войн не знало человечество за всю историю своего существования!

Война, о которой пойдет речь в описываемой главе, хотя и имела ряд присущих лишь этой войне особенностей, запомнилась, прежде всего, своим неофициальным названием – Первая Антарктическая война.

Именно так окрестили ее специалисты и военные историки.

Вы еще не слыхали о такой?

Тогда придется кое-что напомнить.

В данном случае подразумевается конфликт в 1982 году между Великобританией и Аргентиной на Фолклендах или Мальдивских ост-ровах, как их когда-то называли в Испании.

Причины произошедшего вооруженного столкновения очень интересны и обойти их суть невозможно, поскольку эта маленькая война многое объясняет.

Так или иначе, Сергей Михайлович оказался в свое время на этих далеких и весьма своеобразных островах.

Вы не бывали на Фолклендах?

Нет? Не переживайте – у Вас все уже позади.

Кроме того, я постараюсь подробно рассказать вам о них.

Раскуривая неизвестно где приобретенную причудливую трубку, смахивающую на гуцульскую, мичман – знакомый Сергея Михайловича и его обычный собеседник вдруг зарассуждался и залез в непривычный для него огород:

– Чёрт бы их подрал (прошу читателя понимать слово “драть” только как “стегать”) – этих женщин…

Хотя, с другой стороны – никуда от них не денешься!

DAS EWIG-WEIBLICHE ZIEN UNS HINAN*.

Не правда ли, Сергей Михайлович?

Помню, была у меня одна знакомая гримерша из театра…

Мичман, как всегда, был прав – без ЕВА-нных потомков не обойтись.

Как говорил Чехов: “Женщины без мужского общества блекнут, а мужчины без женского глупеют”.

Было бы несправедливо штамповать одна за другой чисто мужицкие главы, совершенно не упоминая при этом о женщинах.

Будто их не существует вовсе, будто они зажарились в огнетрубном котле, будто каждый моряк (читай “нормальный мужчина”) любую сво-бодную минуту и не думает о них, фантазируя при этом на свой вкус, страх и риск.

Сергей Михайлович задумался.

В мыслях зависли тяжелые темные тучи, сильный ветер и волны огромной амплитуды, которые бывают, ну только в Антарктике.

…Фолклендские острова расположены на возвышениях континенталь-ного шельфа в 300-х милях к востоку от аргентинской Национальной Территории – Огненная Земля.

В апреле 1982 года военное правительство Аргентины заявило свои претензии на эти острова и направило туда войска в количестве 11 000 солдат и офицеров.

Аргентина давно уже заявляла, что архипелаг является продолжением горной цепи Анд – части национальной территории этой страны.

Владения островов с окружающими их запасами рыбы и минералами, вообщем-то служат географическим оправданием причин столкновения Великобритании и Аргентины в данной части Антарктики.

Хотя, все гораздо проще.

Внезапно Фолкленды стали едва ли не самым богатым центром мировой добычи рыбы.

Вот тут-то Англия и заявила о создании 150-ти мильной зоны вокруг островов.

Сотни судов из Европы и Азии постоянно вели там промысел кальмара, вылавливая его ежегодно на сумму 500 млн. долларов (по тому времени), а это уже аргумент.

Аргентина запротестовала, объявив, что зона нарушает ее территориаль-ные воды, включая области, где страна выдавала лицензии на вылов рыбы судам из Советского Союза и Болгарии.

Напрашивается вопрос:

“Почему же Великобритания решила объявить о создании такой зоны только в начале 80-х?”

Все дело в том, что наибольшее развитие промысел кальмара получил именно за последние 2 – 3 года перед объявлением 150 мильной зоны.

Эти воды частенько являлись причиной споров.

Но, тем не менее, около 600 – 700 судов постоянно производили там вылов безо всяких ограничений.

В конце-концов, Великобритания войну выиграла ценою потопленного эсминца “Шеффилд”* и нескольких десятков человеческих жертв.

В 1986 году уже официально была объявлена 150-ти мильная зона, а в следующем году 220 судов получили там лицензию на вылов.

Вот так большой морозильный рыболовный траулер “Лапландия”, на котором работал Сергей Михайлович, оказался в той промысловой зоне на вылове кальмара.

Этот вид по-научному назывался Loligo gahi, а далее на севере, ближе к Уругваю, обитал Illex argfentinus.

Если читателю это интересно, то можно добавить, что за тонну вылов-ленного кальмара в Японии тогда можно было получить 1800 U$D.

Средней величины траулер, оснащенный под промысел кальмара, стоил около 2-х миллионов долларов.

Только за один сезон он мог выловить продукции на сумму 1.5 млн. долларов.

Нужны ли комментарии?

И последнее.

Следует заметить, что одними лишь хищниками поедалось около 34 млн. тонн кальмара в год в Антарктических водах.

Архипелаг состоит из множества островов, главные из которых – Западный и Восточный Фолкленды, заселены.
*Эсминец был подбит французской ракетой Exotec, выпущенной арген-

тинским пилотом “Миража”. До последнего времени было мало кому

известно, что ракета не взорвалась, и “Шеффилд” затонул лишь в

результате пожара, причиненного ей.

Структуру островов составляют в основном фермерские хозяйства.

Единственным подобием города и столицей является Стэнли с населе-нием в 2000 жителей.

Иногда на некоторых картах городок именуют и Порт Стэнли.

Это не столь существенно – он там один.

Для пополнения запасов провизии, бункеровки, а также отдыха экипажа траулеру “Лапландия” было позволительно на несколько суток зайти на Фолкленды.

Вход в гавань Стэнли был лимитирован из-за большого количества мин, оставшихся в засаде после той войны, поэтому судно бросило якорь в заливе Беркли Саунд в месте, где находится поселение или деревенька называемая Порт Луис.

Как уже упоминалось, все побережье вокруг Стэнли и даже пляж с экзотическим наименованием “Прогулка пингвинов” с войны были еще не до конца разминированы, что делало возможным доступ в город в основном по шоссе.

Для членов экипажа “Лапландии” был ангажирован небольшой автобус, и расстояние всего в 20 километров они преодолели довольно быстро.

Так Сергей Михайлович оказался на Фолклендах, в Стэнли, том небольшом городке на краю света, где за считанные часы пребывания он оставил свою любовь и восхищение этой неповторимой землей.

Одноэтажные домики с яркими цветными крышами выстроились вдоль залива в 5 – 6 рядов (улиц).

Этим они очень напоминали скандинавский ландшафт.

Прямо у берега стояла церквушка, шпиль которой бесспорно указывал лютеранское направление.

Один из причалов был сооружен на понтонах. Другой, поодаль, уходил в залив на сваях метров на сто от берега.

На рейде стояло несколько небольших местных суденышек.

Среди них выделялся белый лайнер – советское научно-исследователь-ское судно “Профессор Визе”, которое на пути к берегам Антарктиды посетило Стэнли по собственным нуждам.

В городе функционировало несколько частных фабрик и мастерских.

Единственный, весьма просторный паб при гостинице “Globe Hotel” служил местом отдыха жителей Фолкленд, моряков и солдат британ-ского гарнизона с военно-воздушной базы, которую вполне оправдано, содержало английское правительство после вооруженного конфликта.

Дым в пабе напоминал рабочую обстановку подобных заведений. Пиво лилось, как обычно льётся пиво. Повсюду за столами был слышен веселый разговор вперемешку со смехом.

Антураж вполне приветливый, что сразу пришлось по душе Сергею Михайловичу.

Не успел он присесть за один из столиков, как его тут же кто-то похло- пал по плечу и со словами:

– Привет, Серега! – рядом с ним пришвартовался бородатый человек в брезентовке с капюшоном, которые носили в начале 60-х советские гео-логи, гордо подняв знамя своей, ныне почти уже вымершей профессии.

Бородачом оказался Игорь Склярский, с которым они вместе учились в Ленинграде в “Макаровке”.

После окончания высшего мореходного училища Склярский был направлен на работу в Институт Арктики и Антарктики, к которому “приклеились” несколько научно-исследовательских судов.

На них он и служил в должности электромеханика.

Игорь был частым гостем на Фолклендах.

В последний раз он посещал Стэнли на “Михаиле Сомове” всего лишь полгода назад.

Конечно, было о чем вспомнить. Завязалась продолжительная беседа

… Если бы еврейский портняжка Леви Страус узнал, что помимо Дикого Запада, Аляски, а впоследствии и всего цивилизованного мира, он сумел покорить своими штанами еще и Россию, то перевернулся бы в гробу.

И, хотя из всех живущих на Земном шаре племен, таборов и кланов, мы напялили на себя голубые джинсы последними, когда упомянутый товар уже вышел из моды у бедуинов в пустыне и дикарей в джунглях, форсу от этого у нас не убавилось.

Наш прогрессивный житель продолжает с трепетом посматривать на изделия из бессмертного материала.

Ну, а кто не помнит очередного (2-го “пришествия”) бума конца 70-х, когда в ход пошли пиджаки, зимние куртки, фуражки, юбки и пальто из джинсовой ткани?

Одним из преподавателей предмета “Судовые автоматизированные системы управления” в высшей мореходке была женщина.

Звали ее Ирина Иосифовна.

Неважно сейчас – на каком берегу реки Иордан обитали ее предки.

Главное, что она была молода, умна, современна и очень хороша собой.

Надо заметить, что для женщины знание такого специфического предмета – явление весьма не распространенное.

Но только не для Ленинграда.

Так или иначе, Ирина Иосифовна читала АСУ в группе, где впитывали науки Склярский и С.М.

Шутник по натуре, авантюрист в душе и весельчак в обыденной жизни, Игорь не мог обойтись без едких колкостей и подвохов.

Ирина Иосифовна имела обыкновение проверять посещаемость по журналу между уроками – не было смысла, отсидев учебный час, убегать в перемену с “пары”, так же, как и не стоило приходить лишь на второй час.

Тактика была верной и предусмотрительной.

Однажды она появилась на занятиях в новой юбке, сшитой из знакомого джинсового материала.

Никто не заметил ничего необычного, все только любовались препода-вателем, улавливая суть предмета лишь наполовину.

Но такие люди, как Склярский, всегда сумеют найти точечку тараканье-го помета на бесценной картине художника или прыщик на личике кинозвезды.

На перемене тот быстро нацарапал на клочке бумаги записку следую-щего содержания:

“Ирина Иосифовна! Вы юбку одели задом-на-перед! Доброжелатель”. Естественно, все были извещены, а бумажка вложена в журнал посещае-мости.

Вскоре студенты заняли свои места.

Стояла мертвая тишина.

Наконец, вошла Ирина Иосифовна, села за стол и открыла журнал.

За обложкой не было видно, что она читает послание доброжелателя.

Захлопнув журнал со словами:

– Извините! – она удалилась.

Надо отметить, что юбку она действительно одела неправильно – анфас накладными карманами и молнией ниже спины, хотя кто их разберет, эти женские фасоны?

Кроме Склярского, разумеется.

Все ждали, что же произойдет?

Вскоре красавица появилась вновь. Злосчастная юбка оказалась одета “по-склярскому”.

Ирина Иосифовна с благодарностью произнесла:

– Спасибо, Склярский!

Тот, не долго думая, выпалил:

– А это не я писал! – выдав себя с потрохами.

Аудитория разразилась хохотом.

У Игоря была сестра. Как-то на ее день рождения Склярский позвал ребят, в том числе и Сергея Михайловича, поскольку приглашены были и подруги сестры Игоря из Литературного Института.

Так на студенческой пирушке в кафе Сергей Михайлович познакомился с Людмилой.

Люда оказалась высокомерной жеманной девушкой.

Она весьма надменно и снисходительно относилась к окружающим, почти с презрением бросая отдельные довольно неглупые фразы.

Сергей Михайлович ценил серьезных соперников по дискуссии, так что удивить девушку ему было одно удовольствие.

Люда сама попросила его проводить ее домой на улицу Наличная в Василеостровском районе Ленинграда.

Завязалась дружба.

Мать Людмилы была архитектором, а отец занимал полковничий пост в каком-то из многочисленных ленинградских военных штабов.

Рыбак из базы океанического рыболовства вряд ли соответствовал их семейным стандартам, да и чувств между Сергеем Михайловичем и Людой никогда никаких не было.

Просто Сергей Михайлович звонил ей иногда, они встречались, и он провожал ее домой. Кажется, раза два он ее поцеловал – так прощаются с покойником. Вот, вообщем-то, и все.

Но у Люды имелся один магнит, необычайный по мощности.

Этим магнитом являлась ее удивительная внешняя схожесть с одной девочкой, которая когда-то училась в школе вместе с Сергеем Михайловичем в параллельном классе.

Эта девочка была первой любовью Сергея Михайловича, что случается с каждым школьником.

Наверное, следует рискнуть и добавить, что когда на него накатывалась волна школьных воспоминаний, он, немедля, звонил Людочке, желая увеличить количество брызг.

Во время очередной сессии Сергей Михайлович проживал в гости-нице моряков, что на Двинскóй.

В тот день все темные силы во главе с Вельзевулом, словно восстали.

С утра не было воды, и Сергей Михайлович так и не смог толком умыться.

Буфет, который всегда работал, чуть ли не круглосуточно, очевидно, по той же причине был закрыт.

Сергей Михайлович отправился завтракать в город, но в трамвае умуд-рился за что-то зацепиться и порвал рубашку. Пришлось возвращаться.

Вернувшись в номер, он в отчаянии начал искать нательную замену.

Тут припомнилось, как в пионерском лагере он, забравшись на дерево, разорвал футболку, которую очень любил и носил на физкультуру в школе.

Школа!

Не успел он даже поздороваться, как Людочка произнесла:

– Слушай, Серж! Пора и нам начинать взрослую жизнь!

– Ты о чем? – не понял Сергей Михайлович.

– Раз ты такой тюфяк, записывай, – продолжала Люда, – на Витебском вокзале найдешь расписание электричек направлением на Лугу через Гатчину. Купишь билет до станции 68-й километр.

Сойдешь с поезда сразу после Сорочкино и проследуешь по дороге в дачный поселок. Найдешь там улицу Кедровая, дом № 17.

Это адрес нашей дачи. Я буду ждать там тебя с 6-ти часов вечера.

Мои родители останутся дома. Я сказала им, что пойду к друзьям на вечеринку. Там у них и останусь ночевать.

В поселке есть магазин, хотя продуктов на даче полно.

Ты все понял? – закончила Люда.

– Людочка, а у вас не найдется дачки на Осиновой улочке не далее 20-го километрика? – пошутил Сергей Михайлович.

– Жду! – бросила Людмила и разомкнула контакты телефона.

“Вот это уже успокоение!” – обрадовано подумал С.М. и начал распако-вывать сумку с парадно-выходными нарядами.

“Стоп! – сказал он сам себе, – что-то здесь не сходится. Так неудачно начался день, и вдруг такое неожиданное везение.

Что же все-таки здесь не так? Да все не так, Михалыч!” – уверял он себя и в конце-концов набрал телефон Людмилы.

– Людочка, ты уверена, что мы все делаем правильно? – взмолился Сергей Михайлович.

– Господи! Серж, ну очнись ты, наконец! A FORTIORI* так поступают миллионы людей!

Да и мы с тобой в разное время совершали подобное, не правда ли?

– Да-да, конечно, ты права. Просто как-то уж очень все неожиданно, – упавшим голосом констатировал Сергей Михайлович.

– Такие вещи непредсказуемы! – закончила девушка, и он вынужден был согласиться с ней в этом.

Стояло ленинградское лето – коктейль из балтийского ветра, довольно частых для этого времени моросящих дождей и устойчивых семидесяти семи по Фаренгейту.

Этот денек выдался ясный, солнечный и безветренный.

Лишь одна маленькая тучка в уголке небосклона как-то совсем некстати прогуливалась по атмосферным площадям.

“Только бы этот проклятый сгусточек не подпортил мне и без того по-пахивающий плесенью денек”, – подумал Сергей Михайлович, надевая туфли.

Как тут было не вспомнить высказывание Христа:

“Лицо неба распознавать умеете, а знамений распознать не можете!”*

В белых брюках и голубой рубашке Сергей Михайлович выглядел на 300 рублей. Светлый клетчатый пиджак он держал в руке наперевес.

Приехав около 16.00 на вокзал, Сергей Михайлович посмотрел расписание, купил билет и начал прикидывать – что бы ему приобрести к встрече.

Цветы? Летом? Банально.

Бутылку хорошего ликера?

Где взять? Да и грубовато.

Коробку конфет? Безвкусно.

“Лучше разобраться на месте – там же есть магазин”, – с этой мыслью Сергей Михайлович отбросил все предыдущие.

Неожиданно объявили, что по техническим причинам его электропоезд задерживается на один час.

Прозвучал очередной сигнал.

Сергей Михайлович осязал угрозу и давал себе отчет в том, что в таких случаях лучшее решение – ретироваться восвояси.

Но не заставлять же такую любезную девушку, как Людмила, мучиться в одиночестве в далеком домике, сидя у окошка!

Наконец, около 18.00 подали поезд, и, хотя белые ленинградские ночи несколько размазывали понятие “время суток”, Сергей Михайлович уразумел, что приедет к ”отбою”.

Вагон оказался переполненным.

Поначалу создавалось впечатление, что электричка еле ползет, затем и вовсе показалось, будто поезд повернул назад.

Наконец, часа через два с половинкой – три, в довольно посеревших брюках, Сергей Михайлович выскочил на платформе 68-го километра от Санкт-Ленинграда.

“Приехали!” – подумал Сергей Михайлович и вспомнил Гагарина.

Становилось прохладно, поэтому он набросил пиджак.

На остановке выскочило немало пассажиров, так что дорогу в поселок искать не пришлось – все направлялись именно туда.
*Евангелие, Матфей [16:4]

Кроме голой платформы, на которой одиноко лежал окурок “Беломор-канала” и столба с надписью “68 км” никаких других объектов просто не наблюдалось.

Именно поэтому угрюмая деревянная уборная, приткнувшаяся чуть поодаль и никогда не ощущавшая теплых забот ассенизаторов, выгляде-ла особенно угрожающе.

Единственная тропинка, уходящая в лесные заросли, манила путника своей откровенностью.

Обернувшись в сторону творения местных зодчих, Сергей Михайлович подумал, что не мешало бы ему осмотреть сие произведение архи-тектуры, но благоухание запахов заставило его перенести обозрение на дачу Людмилы.

Пройдя по лесу вместе с попутчиками около километрика, С.М. вышел к оврагу.

На холме расположился поселок.

Весь в яркой зелени с разноцветными домиками, он был похож на кубик господина Рубика.

Сергей Михайлович глубоко вздохнул, улыбнулся и подумал, что скоро он обнимет нелюбимую ЛюБмилу.

Беженец из города тут же сделал вывод, что жизнь не так уж и плоха, совершенно позабыв о ежедневной человеческой нужде.

Тучек на небе стало значительно больше, погода начинала портиться, но пораженный стрелами вездесущих ангелов похотливый мозг отказывал-ся напрочь реагировать на предупредительные сигналы сверху, подавае-мые с семи часов утра.

Кедровую улицу найти оказалось совсем несложно.

Вскоре Сергей Михайлович подошел к довольно большому дому.

На калитке была прикреплена цифра 17 и рядом вмонтирован звоночек. Сергей Михайлович поправил рубашку, стряхнул с себя пыль, причесал волосы и позвонил. Он услышал, как открылась дверь на террасе, и кто-то следует в его сторону.

Калитка распахнулась.

Продолжающий улыбаться Сергей Михайлович начал судорожно хва-тать ртом воздух.

Перед ним стояла правильная седеющая дама послесредних лет и с удивлением на него смотрела.

– Я могу Вам чем-либо помочь? – спросила она.

– Да, то есть… мне… я… не могли бы Вы… вообщем, позовите, пожалуйста, Люд…, – заикаясь, начал мямлить искатель загородных приключений.

В тот же миг он увидел на террасе Люду, отчаянно жестикулирующую и откровенно дающую ему понять, что бы ни в коем случае не выдавал их знакомства.

– Вам нужна Люда? – опешила женщина.

– Да, то есть, нет, – промолвил Сергей Михайлович. Он уже вполне вошел в роль и продолжал:

– Мне нужен Людвиг, Ваш сын, ведь Вы же Стела Рудольфовна Герц, не правда ли?

– Вы ошиблись, – я не Стела Рудольфовна и у меня нет сына по имени Людвиг, я имею дочь, которую зовут Люда, – уже улыбаясь, ответила мать Людмилы.

– Прошу прощения, мадам, разве это не Цветочная, 17? – улицу с таким названием Сергей Михайлович заметил еще во время поисков рокового шале.

– Ах, вот оно в чем дело! – с вздохом произнесла леди-архитектор, – это Кедровая, но Цветочная совсем недалеко.

С этими словами она принялась объяснять Сергею Михайловичу как пройти туда, куда ему вовсе не было нужды идти, ибо там, как и здесь, его уже никто не ждал.

Поблагодарив женщину, он побрел обратно.

Судя по тому, как испуганно махала ему Людочка, появление мамы для нее было такой же неожиданностью, но легче от этого не становилось.

Небо заволокло тучами, стало почти холодно.

Сергей Михайлович ничего уже не замечал, лишь легкое бурление кишечно-полостного тракта слегка подстегивало его увеличить взятый темп в поисках заветного кустика. А почему, собственно, кустика?

Ведь “на вокзале” стоит вполне приличная уборная, да еще недалеко от платформы, – услышал гудок поезда, одевай штаны и беги на посадку.

Преодолев лесную полосу препятствий и пользуясь ориентиром знако-мой тропинки, Сергей Михайлович увидел, наконец, темный силуэт той самой уборной, которая стояла дозорной башней между эстакадой и деревьями.

Кое-кто из ожидавших уже нетерпеливо сновал туда-сюда – явный при-знак скорого появления электрички.

…Выражение “Деньги не пахнут”, как известно, было ответом римского императора Веспасиана (читай “Истории” Тацита) на введение платы за пользование туалетами и, хотя к обозначенному объекту это не имело никакого отношения, Сергей Михайлович на всякий случай нащупал в кармане мелочь, после чего, будучи человеком воспитанным абсолютно правильно, постучал в единственную дверцу “башни”.

Ответа не последовало, поэтому он сразу же открыл воротца и реши-тельно шагнул внутрь.

Едва различая “пьедестал”, Сергей Михайлович приподнялся ступенью повыше и подумал:

“В такой темноте и провалиться недол…”, – в тот же момент что-то скрипнуло, где-то хрустнуло, как-то особенно больно ударило в бока, и Сергей Михайлович почувствовал, что летит куда-то в пропасть.

Он не успел испугаться – лишь ощущение плотной, теплой, невероятно вонючей жидкой липкой массы, дошедшей по уровню почти до его груди, а также страшная боль в предплечьях и локтевых суставах, за-ставили беднягу ориентироваться в пространстве.

Он понял, что гнилые доски просто его не выдержали, и С.М. волею судьбы и строителей-зодчих был спущен в отходную яму, словно кло-чок бумаги после использования.

По инерции, выбросив руки в стороны, Сергей Михайлович зацепился и повис на локтях, представляя собой своего рода “распятие”.

“По крайней мере, я живой и теперь осознаю – каково быть тараканом, смытым в унитаз.

В любом случае – лучше в уборной на 68-м километре, чем на Голгофе с 10-ти до 3-х!* ” – резонно заключил он.

Настала пора выбираться.

Ощущение ужасного запаха, конечно, чувствовалось, но его мозги не успели еще пропитаться им.

Нащупав одной рукой вверху подобие доски, Сергей Михайлович изловчился и перехватился за нее другой освободившейся конечностью. Подтягиваясь и бултыхая при этом ногами, он начал бороться за возвращение к жизни.

Наверное, также тяжело усталые спортсмены-пловцы выгребают собст-венное тело из бассейна после преодоления рекордной дистанции.

В воспоминаниях Г.Т. Завизиона, командира танкового батальона в 41-м, а в последствии генерал-лейтенанта, начальника кафедры воен-ной академии бронетанковых войск, Сергею Михайловичу приходилось читать, что бой для танкистов – не самое тяжелое испытание.

Намного тяжелее хоронить своих товарищей. Это не пехота – сложил в яму, и все. Тут из сгоревших танков нужно вытаскивать то, что осталось внутри, затем мыть и чистить танк.

После такой картины люди не могли есть несколько дней.

Еще бы!
*Как известно, Христос был распят именно в это время

Но вот, когда, словно раненый удав из болота, Сергей Михайлович выполз наружу из уборной, то о еде он думал меньше всего.

Ему предстояла не менее омерзительная чистка, чем та, о которой вспо-минал Гавриил Тимофеевич.

После предварительного осмотра Сергей Михайлович пришел к выводу, что выбросить придется все, включая бумажник.

Как назло (такой уж выдался денек) вокруг не было ни лужицы.

Вначале, содрав с себя одежды и оставшись в бывших когда-то белыми трусах, неудачник дня принялся кататься по траве.

Кое-что из тела удалось отчистить, но толку было мало.

На всякий случай он скомкал бумажные денежные купюры в руке.

Пахли они отвратительно – здесь император Веспасиан оказался не прав.

В тот же момент подошла электричка.

О посадке не могло быть и речи.

На платформу выходили припозднившиеся жители поселка и дачники.

– Товарищи! – прокричал им Сергей Михайлович, не имея возможности подойти ближе, – я провалился в уборной. Не будете ли вы так добры, подсказать направление до ближайшего болотца или ручейка!

В ответ он услышал дружный хохот.

Лишь один мужичишка махнул рукой со словами:

– Иди вдоль линии в этом направлении километра полтора-два.

Босой, весь в дерьме, замерзший, гадкий и отвратительный, Сергей Михайлович бежал по шпалам уже минут тридцать.

Наконец, он увидел некое подобие небольшого озерца.

Жизнь начинала снова возвращаться к нему.

Озеро оказалось грязной лужей, не имеющей глубины, но для Сергея Михайловича это были королевские ванны.

Он долго плескался в грязи, словно боров, и не хотел выходить.

Наконец, кое-как отмывшись и прополоскав деньги, он, не спеша, побрел в обратном направлении.

Подойдя к платформе 68-го километра, С.М. увидел нескольких весьма мрачных ожидающих.

Те с удивлением смотрели на обнаженного молодого человека, от кото-рого несло навозом за три десятка шагов.

Сергей Михайлович принялся ждать.

Минут через двадцать подошла электричка на Ленинград, очевидно последняя.

Приметив вагон, где никто не выходил, Сергей Михайлович прыгнул на подножку и забился в углу тамбура.

Поезд тронулся.

Вагон оказался почти пустой, и это успокаивало.

Более того – шансы добраться до Витебского вокзала заметно возросли, когда, не останавливаясь, электричка проскочила несколько станций после пл. Яшеры и подбиралась к Кузнецово.

В Беково вообще никто не думал выходить, а желающих ехать в такой час в сторону Ленинграда было также маловато.

Если бы не холод, можно вполне констатировать, что Сергей Михайло-вич ехал почти с комфортом, но ведь он был совсем раздетый и босой .

По его подсчетам поезд подкрадывался к сорок пятому километрику.

Шансы еще более подскочили.

Вот тут-то и случилось непредвиденное, чего он меньше всего ожидал – в вагон зашли контроллеры, проверяющие билеты.

Они тут же окружили его.

В голове мелькнула библейская истина:

“Если есть труп, то будут и стервятники”.

– Товарищи контроллеры! Неужели вы не видите, что со мной приклю-чилась беда? – взмолился Сергей Михайлович, протягивая им мокрые скомканные деньги за штраф.

– Молчи, гадёныш вонючий. Если не хочешь, чтобы мы тебя сдали в милицию, выскочишь на следующей остановке! – бросили в ответ блюстители порядка на железнодорожных путях.

Так Сергей Михайлович оказался на одинокой платформе с былинным названием “Полевая гладь”.

А гладь была действительно полевая и другого названия местности придумать было просто невозможно, поскольку на огромных окружаю-щих просторах расположились бескрайние поля подсолнухов.

Растения отчего-то оказались невысокие, не более метра, очевидно, такой был сорт, а может климат.

В пятидесяти ярдах от платформы Сергей Михайлович увидел силуэт, ставший для него таким близким, почти родным.

Вообще-то наша держава уделяла определенное внимание таким вот “силуэтам”, что можно было записать ей в актив.

Пример тому – наличие дозорной башни даже в поле, где кроме подсол-нухов и невыразительной дымки белой летней ночи никаких других посетителей уборной не было, и быть не могло.

Настала пора подумать о ночлеге.

Сергей Михайлович углубился в поле и начал неистово обрывать подсолнухи, складывая листья и стебли на место, где он собирался соорудить для себя ложе.

Заработавшись, он вдруг внезапно заметил возле себя огромную тень.

С.М. поднял голову и обомлел.

В нескольких метрах от него стоял человек.

От страха Сергей Михайлович бросился наутек, но затем остановился и оглянулся.

Человеком оказалось обыкновенное пугало.

Когда он пришел в себя, то от радости и неожиданного наплыва чувств чуть не заплакал.

Выдернув из земли каркас и обняв пугало, Сергей Михайлович принял-ся кружиться с ним в вальсе.

Ну можно ли представить себе что-либо более забавное?

Похотливый искатель утех, провалившийся в дерьмо в 70-ти км от Санкт-Ленинграда, голый и грязный, но веселый танцует белой ночью вальс с пугалом среди подсолнухов на станции “Полевая гладь”.

“Да-а! Такое могло приключиться только с тобой!” – собственно так и, смакуя, прокомментировала бы описываемые события супруга Сергея Михайловича.

Но тогда до женитьбы было еще далеко-далеко, а уборная, так прочно перегородившая пути того злосчастного дня, стояла совершенно рядом.

И тут Сергея Михайловича прорвало.

Он схватил палку – туловище пугала и бросился в бой со зловонным монстром.

Если Дон Кихот, воевавший с ветряными мельницами, был по крайней мере в доспехах, то совершенно голый Сергей Михайлович с вообра-жаемым копьем в руке, более походил на Чингачгука.

А ведь он и на самом деле был последним из могикан.

Из тех могикан, что летними ночами воюют посреди поля с уборными, из тех могикан, которые действительно хотят жить так, “как людям жить должно”.

После одной из удачных атак, Сергею Михайловичу удалось отбить (снять с петель) у противника дверь и оттащить ее в расположение сво-его лагеря.

Иноверец был наголо разбит, почти уничтожен – без двери уборная являлась лишь отхожим местом.

Уставший и замерзший, но не сломленный, Сергей Михайлович рухнул на приготовленную подсолнуховую кровать.

Дверь у врага он отвоевал не зря – тут же укрывшись ею вместо одеяла, Сергей Михайлович почувствовал себя почти как в гостинице.

“Ну и денек!” – только и успел подумать он перед сном.

Гудок проезжавшего поезда в тандеме с прохладой утренней зари проехались по ушам Сергея Михайловича, вернув его к реальности.

Он откинул “одеяло” и огляделся. На платформе еще никого не было.

С.М. решил поставить дверь на свое место, поскольку она преданно послужила ему во время короткого сна.

Настала пора разгребать пожитки его напарника по танцам.

Шляпа оказалась полностью изъедена дырами, будто кто-то тренировал-ся в стрельбе картечью прямо в голову “танцора”.

Из некоего подобия рваных брюк Сергей Михайлович соорудил себе шорты, которые повязал вместо ремня найденной здесь же веревкой.

А из остатков мешковины, служащей пугалу накидкой, он выкроил себе нечто вроде рубахи великорусов – “голошейки” с прямым разрезом на груди и без воротника.

Конечно, никаких ластовиц, клиньев подола и сборок не было, как не было и рукавов, но Сергей Михайлович остался доволен.

Кстати, при Петре I национальную одежду запрещалось носить в городах, тем же, кто оставался верен традициям, приходилось платить особые налоги.

Глядя на внешний вид Сергея Михайловича, можно было признать его верность национальным традициям, хотя и с большущей натяжкой.

Слава Богу, времена наступили не “петровские”, и за такой прикид нужно было платить налоги ну разве что в каждом линейном отделении милиции.

Пока Сергей Михайлович “модничал”, выбирая себе наряд, на перроне, словно пришельцы из ниоткуда, появились несколько ожидающих.

На манер партизана-подрывника железнодорожных путей, Сергей Михайлович затаился в подсолнухах и стал ждать.

Первая электричка не заставила С.М. долго мучиться.

Он стремглав выскочил из засады и нырнул в переполненный вагон.

Запахов тут хватало и без его присутствия, так что на этот раз до Питера он добрался без особых проблем.

Четыре мятых червонца так и не были потрачены, а подсохшие, они лишь надежно ласкали ладонь.

В половине шестого Сергей Михайлович был уже на вокзале.

О такси он даже и не думал.

Стоя у трамвайных путей и, прикидывая, что делать дальше, он вдруг заметил, как из-за поворота появился грузовой вагончик технической службы трамвайного треста.

Тот, кто бывал в Ленинграде, видел аналогичный транспорт не раз, остальные помнят его по фильму “Брат”.

Сергей Михайлович поднял руку, держа в ней червонец.

Трамвай остановился.

– Тебе куда? – крикнул вожатый.

– В порт, – ответил Сергей Михайлович.

– Подкину только до “Театралки”. Живо прыгай в кузов, – скомандовал начальник поезда.

Деньги он не взял.

Сергей Михайлович по-каскадерски распорядился телом и, довольный, двигался по назначению.

День начался удачно.

Завернув у Никольского собора, трамвай проехал несколько сотен метров и остановился на Театральной площади.

Сергей Михайлович поблагодарил вожатого и спрыгнул.

От неожиданности, его вида и запахов кони на Оперном театре встали на дыбы, а профессор Римский-Корсаков привстал со своего каменного пьедестала.

Сергей Михайлович махнул им рукой и трусцой побежал по Садовой.

До гостиницы на Двинской оставалось лишь несколько километкриков.

У Адмиралтейского моста он остановил моечную машину, поливавшую улицы (теперь это редкость).

Он попросил шофера окатить его получше водичкой.

Тот абсолютно не удивился – очевидно, по утрам он созерцал и не такое, и с удовольствием выполнил заказ.

Уже совсем чистый и свежий, перейдя на аллюр, Сергей Михайлович свернул в порт.

Людочку он так больше и не увидел.

– Серега, что ты все время нюхаешь пиво и так морщишься? – спросил его с недоумением Склярский.

– Да так, просто вспомнил кое-что, – ответил он.

– А помнишь Люду? – продолжал Игорь, – ты еще познакомился с ней на дне рождения моей сестры?

Она у нас сейчас корреспондент “Вечернего Ленинграда”!

– Как тут не помнить! – загадочно и многозначительно произнес Сергей Михайлович.

– Ну, расскажи еще что-нибудь про Питер, – попросил он Игоря, желая переменить тему.