Я с детства и по сей день не в меру педантичен. А кому это понравится? Кроме моих родителей, которые очень меня любили. Им я и посвящаю эту книгу

“…The sturk polar lands grip the hearts of

the men who have lived on them”


дин из моих любимых авторов – Джек Лондон был превосходным знатоком животных.

Многие его произведения о братьях наших меньших проникнуты глубо-ким социальным смыслом.

Ну, а такие литературные монстры как "Бурый волк", "Меченый", "Белый клык", "Майкл – брат Джери", "Зов предков" – заняли прочное место на мировом пьедестале художественного ото­бражения их жизни, повадок и побуждений.

В одном из своих рассказов великий мастер писал, что “если бы Вам лишь однажды пришлось наблюдать в цирке за дрессировкой животных и как их там бьют, чтобы в результате получить необходимый эффект выучки, Вы никогда бы далее не ис­пытывали желания заглянуть на представление и обходили стороной подобного рода забавы”.

Как тут не вспомнить слова одного своего знакомого мичмана, который любил поговаривать:

– Знаете, Сергей Михайлович, порой, глядя на откровенно тупые физио-номии не только рядо­вых матросов, но и многих офицеров, а также ре-зультаты и эффективность ихнего труда, – невольно на память приходит цирк, и вполне серьезно я делаю вывод: если определенное животное, лучше поцивилизованней, вроде домашнего, – хорошенько отдубасить месяца эдак три, а затем на проща­ние огреть дубиной, дабы не забывало преобретенные навыки, после чего посадить его на место, скажем, коте-льного машиниста, то отдача была б – ну никак не меньше!

Заметьте без всякой там зарплаты.

Сергей Михайлович вспомнил, как однажды, работая на судне типа RO-RO, они зашли в Нигерию, доставив туда специальный военный груз, и поднялись вверх по Нигеру почти на 450 км выше местечка Локоджа.

Там не было ни порта, ни причалов, ни жилищ, ни людей.

Среди зарослей джунглей находилась поляна (скорее всего – результат работы одного из диких племен, пристроившимся поближе к реке).

У самого берега вместо швартовных биттингов красовались обычные пеньки.

Суда такого типа являются мелкосидящими, используемыми на случай войны как десантные корабли, поэтому подобного рода плавсредству ничего не стоит подойти прямо к берегу и выгрузить на поляну хоть танк, хоть слона.

Но вот кто примет концы, чтобы закрепить их к тумбам-пенькам?

Внезапно из зарослей показалась цепочка "докеров".

Впереди гордо выша­гивал главный бригадир, черный как смоль, голый как ренуаровские “Купальщицы”, с копьем в руке.

Вслед за ним по-солдатски, нога в ногу маршировали четыре обезьяны-шимпанзе.

Отряд расположился вдоль берега реки в готовности №1 для принятия концов.

Когда судовые матросы выбросили им линь-проводник, бригадир подхватил его и дал команду “рабочим” помогать ему с выборкой.

По приказу те ловко схватились за канат и четкими движениям доволь-но быстро вытянули его, накинув на пенек.

Так были закреплены шесть концов.

Чувствовалась выучка швартовной брига­ды, поскольку на все у них ушло не более 7-8 минут.

Также по команде все построились и поход­ным шагом удалились в джунгли.

Сергею Михайловичу уже приходилось встречать животных-работяг в Бирме, где под руководством цивилизованного начальника они собира-ли бананы, но такого он даже вообразить себе не мог и в диковинных снах.

И, хотя уже довольно точно известно, что для общения шимпанзе используют до 32-х различных звуков, а также мимику, жесты, позы и т.д. можно доподлинно утверждать, что замечательная исследователь-ница жизни диких шимпанзе, госпожа Джейн ван Лавик Гудолл явно уступала в своем ремесле дикарям.

И все-таки одно дело хлестать и бить животных, совсем другое – их убивать.

Если расплю­щить голову ядовитой змее одно удовольствие, то разбить переносицу двух-трехдневному дете­нышу водного млекопитающего, плачущего как ребенок и зовущего на помощь мать, дано не каждому.

…В 1957 году между правительством СССР и Норвегии было заключено соглашение о мерах по регулированию промысла и по охра-не запасов тюленей в северо-восточной части Атлантического океана.

Цель данного соглашения – достижение максимально допустимой продуктивности тюленей таким образом, чтобы численность этих запасов могла быть немного увеличена и поддерживалась на уровне, обеспечивающем наиболее устойчивую добычу.

Этим же соглаше­нием были определены несколько границ промысло-вых зон.

Так, границы Ян-Майенского промыслового района охватывали прикро-мочную зону льдов у восточного побережья Гренландии между 77° с.ш. и линией, проведенной от мыса Хорн, что в Исландии, на запад соответственно к пункту 66° 28" с.ш. и 30° з.д., а затем по прямой линии к середине залива Стурфьорд, в Гренландии (район “Вестерисен”).

В названном промысловом районе запрещен промысел гренландского тюленя и тюленя хохлача в любое время года, за исключением периода 20 марта в 7 часов утра по 5 мая в 24 часа .

Особую же ценность представляет собой белек – трех-пятисуточный детеныш грен­ландского тюленя, на мех которого всегда был высокий спрос.

Не менее ценятся и взрослые особи.

Среди тех, кто не имел никакого понятия о зверобойном промысле бытовало мнение, что в наше время технология промысла полностью изменилась и пешком по льдинам до тюленьих лежбищ никто уже не ходит.

Насчет технологии – это полная чушь – как и сто лет назад тюленей также бьют баграми и отстреливают из винтовок, да и по льду к лежби-щам вас доставляют не аэросани, а собственные ноги.

Разница лишь в том, что в описываемые Сергеем Михайловичем 80-е годы охотиться (с 20 марта по 5 мая) на промысел выходили не малюсенькие боты прибрежной артели, а довольно больших размеров ЗРС (зверобойно-рыболовные суда) или как их называли “шхуны”.

Это суда польской постройки с яйцеобразным корпусом, позволяющим заходить довольно далеко во льды безо всякого риска быть раздавлен-ными во время замерзания.

До мая месяца шхуна была скована льдами, а экипаж разбредался в разных направлениях бить зверя.

В годы Отечественной войны и первые пару десятилетий после нее добывали до 120 тыс. бельков ежегодно.

Затем объ­емы добычи выравнялись.

Вплоть до середины 90-х годов продолжался бой морского зверя архангелогородцами, а система сбыта ценного меха, мяса и мясокостной муки работала бесперебой­но.

Вложенные в “зверобойку” средства оборачивались в среднем за месяц. К тому времени Архангельская база тралового флота имела шесть судов типа ЗРС.

Шхуна "Березина" сгорела в своём первом рейсе после перегона из Польши, и ее переоборудовали в учебный центр.

Полтора месяца в году часть этих судов уходила на зверо­бойный про-мысел остальное время их использовали в рыбопромысловом варианте.

На одном из таких судов – ЗРС “Тайбола”, Сергею Михайловичу довелось в 80-е годы сходить на промысел в вышеуказанный район Вестерисен.

В настоящее время о промысле зверя почти забыли, но все же его пытаются со­хранить.

Как обычно, Государственная Дума приняла совершенно безДумный Закон “О защите животных от жестокого обращения”, одна из статей которого запрещала добычу бельков.

Все дело в том, что зверобойный промысел необходим для создания экологического равновесия.

Отечест­венная (российская, разумеется) наука проводит совместно с норвежцами определение общего количества тюленей.

Вот данные последней экспедиции, состоявшейся в марте 2000 года:

334 тыс. детенышей, 430 тыс. взрослых особей.

Дать исчерпывающий ответ на вопрос: сколько рыбы, мол­люсков и планктона поедает это ластоногое стадо? – российские ученые не берутся, поскольку такие исследования не проводились.

Но можно сделать предположение.

В среднем один взрослый тюлень съедает 1.5 тонны “сборной солянки” в год.

Получается: 430 тыс. тюленей уничтожают свыше 600 тыс. тонн рыбы в год плюс неучтенная масса, “скушанная” оставшимися после забоя детенышами.

Потому с таким упорством настаивают на сокращении численности поголовья тюленя норвежские рыбаки.

В 1987 году в связи с резкими климатическими изменениями сменились места выгула гренландского тюленя, и он метнулся к норвежскому побережью.

В мгновение ока была уничтожена местная кормовая база, тысячи тюленей попадали в сети и яруса, срывая сезон при­брежного лова.

Тогда норвежцы с согласия (!!!) "зеленых", пренебрегая широко провоз-глашаемыми законами гуманности, без устали глушили ожидающих потомство мамаш из ружей, уничтожив более 58 тыс. тюленей.

Повторения такой ситуации не хотят ни зеленые, ни красные, ни норвежцы, ни россияне.

В настоящее время признают все, что регулировать численность гренландского тюленя методом забоя крайне необходимо.

По плану, определявшему тогда всю систему хозяйствования страны, этот самый забой для экипажа ЗРС “Тайбола” составлял 7400 голов белька и 5200 – взрослого тюленя.

...Заканчивались последние приготовления к отходу судна.

“Тайбола” стояла в Архангельском рыбном порту на Фактории.

Сергей Михайлович впервые попал на судно такого типа, поэтому с его собственного согласия, он занимал должность 2-го электромеханика.

Это был электроход, т.е. в ка­честве главного двигателя использовался электромотор мощностью 3.2 Мегаватта, работающий на гребной винт.

В силу чего вся электрогруппа судна составляла 11 человек, из них 4 электромеханика и 7 электриков.

Если учесть, что численность всего экипажа была 78 зверобоев, – это немало, посколь­ку на обычном траулере электроперсонал судна состоит из 2 – 4 человек.

Переход из Архангельска до побережья Гренландии в Датском проливе составил около 8 – 9 суток.

Готовились к промыслу.

В случае перевыполнения плана более 5% каждый член экипажа мог за полтора месяца получить те же деньги, что и на промысле рыбы в шести­месячном рейсе.

Из всех членов экипажа были укомплектованы две забойные бригады, каждую из которых составляли несколько групп по 5 – 6 человек.

В группу входил “снайпер” – стрелок, которому выдавался карабин, в основном для взрослых и слишком уж агрессивных особей, два-три “палача” – те баграми должны были забивать детенышей и два “мерина” в задачу которых входила транспортировка туш.

Как новичку Сергею Михайловичу досталась почетная должность “мерина”, что вообщем-то было совсем неплохо для его гринписовского характера.

Вскоре после того, как миновали Ян-Майен, стали попадаться отдельные льдины, а уже через сутки все пространство по курсу было покрыто сплошными торосами.

Теперь, согласно данным “Севрыбпромразведки”, необходимо выйти к лежбищу.

В ста милях севернее мыса Ведель обнаружили довольно узкую полынью, протяженностью 1.5 – 2 мили.

“Тайбола” вошла в ледяной пролив, где с отчаянным треском судовых шпангоутов, закончила свой путь в тупике, сплошь затя­нутая льдами.

Вдали, милях в 20-25-ти были видны довольно высокие горы, покрытые снегом с чер­ными пространствами крутых скал – побережье крупнейше-го в мире острова.

И, хотя уже вечерело, на этом снежном просторе отчетливо были видны многочисленные группы неподвижно лежащих тюленей, спокойно ожи-давших своей участи.

Как упоминалось выше, – основной продукцией зверобойного промысла являлось ме­ховое и кожевенное сырье, мясо на корм пушному зверю, тюлений жир, а также внутренние орга­ны (печень, эндокринные желе-зы) для производства витамина А и некоторых фармацевтических пре-паратов.

Взрослые особи представляли собой поставщиков мяса и жира, тогда как от новорож­денных детенышей использовалась длинная густая шерсть – мех белого цвета. Отсюда их название – белек.

Шхуна была укомплектована специальным производственным обо-рудованием – шкуросъемными машинами, мукомольной установкой (для выработки муки на корм пушному зверю), а также агрегатами для топления жира.

Вскоре получили спецодежду и “убойный” инвентарь.

Началась тюленья охота.

У каждого помимо орудий убоя в арсенале имелась длинная легкая палка – слега.

В случае провала под лед, необходимо было использовать ее как распорку дабы не пойти немедленно ко дну пока не подо­спеет помощь.

Сергею Михайловичу в этом смысле ужасно “повезло” – только лишь трижды за промысел он проваливался в полынью, да и то – в двух случаях ему удалось выбраться самому.

Снайпером в группе был старший помощник капитана Костя Золотарев. Между брига­дами не проводилось никаких соцсоревнований, столь популярных в то непростое время, но, тем не менее, было довольно приятно осознавать, что по добыче группа, в которую входил Сергей Михайлович, всегда находилась в передовых.

Разумеется, роль палачей, была решающей. Саша, Коля и Валера – матросы из траловой команды – знали свое дело прекрасно, и тех не было необ­ходимости подгонять в массовых истреблениях.

Так и пролетели шесть недель, отведенные для промысла.

Трижды меняли квадрат зверобойки, повсюду оставляя за собой огромные пространства кровяных пятен – следов перемещения туш.

Уж как там правительства СССР и Дании договаривались между собой о дележе меховых тюленьих шкурок – остается только гадать, да и не очень-то рыбаков подобное интересует, но по окончании промысла на “Тайболу” поступила радиограмма:

“Жир и муку сдать в гренландском порту Готхоб. Получить топливо, инвалюту, провиант и следовать на север в местечко Уманак для сдачи шкурок с предъявлением комиссии”.

Экипаж отнесся к новости сдержанно, точнее двойственно.

Никто в Гренландии до этого не бывал, и посмотреть на земли величай-

шего в мире острова, пусть на 90% и ледяного было весьма заманчиво. Но с другой стороны – что там купишь?

А, как известно меркантильный вопрос занимал не последнее место в мыслях тех людей, которые ради этого лишали себя на долгие годы земных удовольствий.

Успокаивало лишь то, что валюту все же выдадут, а значит в тех широтах хоть какие-то заведения, но имеются.

До Готхоба – расстояние около 1100 миль шли четверо суток.

В те дни более всех достава­лось технологу и рыбмастерам, готовившим продукцию к сдаче.

Подошли к бухте.

Более живопис­ного места в мире Сергею Михайловичу встречать не приходилось, а ему удалось повидать не­мало.

Прежде всего в мысли навсегда запала жалость. Жалость к тем людям, которые никогда не видели и не увидят этих удивительных мест.

Берега цвели в зелени, далее простирались высокие темные холмы, после которых располагались покрытые снегом скалы.

Становилось понятно почему так назвали эту землю.

Смешно констатировать, но спросите сейчас у любого – кто такой Чикатило или Аль-Капоне (Эл Капон), не говоря уж о Пиночете – ответят без колеба­ний.

Будьте осторожны с вопросом о том, чем прославился Гуннбьерн Ульвссон – Вас могут принять за ненормального.

А ведь именно он открыл этот величайший остров.

Будучи норвежцем по происхождению, Ульвссон за совершенные им преступления был изгнан из страны и получил прозвище Эрик Рыжий (Кровавый).

Впоследствии его также изгнали из Исландии, и он вынужден был податься на Запад. Так была открыта Гренландия.

Она показа­лась ему в то время настолько зеленеющей и цветущей, что он назвал ее “Зеленая Страна”.

Это даже сейчас вполне соответствует действительности в отношении побережья, а тогда климат был более теплым и на юге, где обосновались первые поселения, росла огромная трава, дере­вья, повсюду было множество оленей, а изобилие рыбы в реках и озерах дополняло гармонию пейзажей.

К сожалению, судьба и причины исчезновения этих поселений, как и самого Эрика до сих пор неизвестны.

Коренное население – эскимосы-гренландцы.

Среди них довольно явно выражаются националистические тенденции. Гренландия обладает довольно широким самоуправлением, являясь автономией в составе Датского королевства.

Там действует местный парламент и правительство.

Климат в юго-восточной части Гренландии, где и расположена столица Готхоб, наи­более мягкий.

Когда “Тайбола” заходила в порт, температура воздуха была около 5° С. Местные жители называют свой остров Кааллит Нунаат.

При входе в Готсхоб-фьорд встретили сильное гренландское течение, поэтому в дальнейшем ошвартоваться шхуне помогал портовый буксир. Прошли вглубь бухты мимо причалов для прогулочных судов и катеров, которых там было множество.

Вскоре ошвартовались у одного из рыбных причалов.

Готхоб очаровал весь экипаж.

И, хотя стоянка была недолгой – всего двое суток, – как обычно рыбаки кое-что успели.

На следующее утро в главном отделении “Грюнландбанкен” была получена валюта – датские кроны. Курс в то время составлял около 6 крон за 1 U$D.

Все местные товары и сувениры были чрезвычайно дорогими, однако, кто-то из экипажа уже успел найти припортовую таверну с весьма приемлемыми ценами.

Естественно, первый вечер рыбаки посвятили именно этому заведению с названием “Piterak”, что по-гренландски означало “сильный ветер” (дующий с поверхности ледников).

В городе на Скибхавенвэй есть прекрасная христианская миссия для моряков (Sea­men's club), где можно позвонить домой, выпить, неплохо поесть, заказать такси и обменять валюту.

Здесь же для членов экипажа арендовали экскурсионный автобус.

Во время поездки посетили Живописную рыбацкую деревню XVII-ro века, расположенную в самом центре сто­лицы, а также Национальный Музей Гренландии.

В его залах собраны собачьи упряжки, каяки, умиаки, традиционные инструменты и множество эскимосских художественных поделок.

Но самая большая достопримечательность музея – эскимосские мумии (датируются более чем 500-летним возрастом), которые в 1972 году обнаружили братья Грумвольд в мелкой могиле у местечка Килакитсок. Двухдневная стоянка, которая навеки запечатлелась бы даже памятью больного амнезией, проле­тела молниеносно.

Наконец-то Сергей Михайлович имел возможность поспорить с утвержде­нием великого Шопенгауэра, столь почитаемого им, который назы-вал существующий мир “наихудшим из возможных”.

Сразу после снятия на Уманак по выходу из фьорда наблюдали полярное сияние, которое там бывает круглый год, что окончательно укрепило Сергея Михай­ловича в мысли о том, что если ему когда-то будет суждено съездить в отпуск по турпутевке, то страну уже выбирать не придется.

Уманак находился за полярным кругом на 71° с.ш. расстояние до которого – около 400 миль “Тайбола” преодолела менее чем за двое суток.

Во время перехода, когда Сергей Михайлович стоял на палубе, любуясь окружавшим его северным пейзажем, к нему подошел его товарищ – рефрижераторный механик Леша Налетов.

Леха явно был расположен поболтать.

Он спросил:

– Михалыч, тебе не приходилось слышать что такое “имяк”?

– Хватит острить, Леха, лучше скажи какому из языков принадлежит данный термин. Хотя нет – не надо, я сам могу догадаться.

Ну-ка, доложи мне что сие означает по-гренландски? – заинтере­совался Сергей Михайлович.

Леха что-то знал или пронюхал, и ему нетерпелось поделиться с коре­шем своим открытием.

– Видишь ли, Михалыч, как ты, конечно, успел заметить – эскимосы большие любители выпить, даже наша передовая по числу алкоголиков нация не смогла бы соревноваться в этом плане с ними.

Но в отношении “догоняловки” – они просто наркоманы, и стоит им лишь лизнуть огнен­ной воды, их уже не остановить.

В “Питераке” я угостил одного охотника, так он впоследствии пригла-сил меня домой, куда мы прихватили бутылочку “Белой Лошади”, а когда ее прикончили, он принес жбан домашнего пива.

Штука, я тебе скажу, довольно крепкая, вот почему у меня все еще трещит башка, – с претензией на сочувствие подытожил Леха.

– А причем здесь “ишак” или как там – “уряк”, – напомнил ему Сергей Михайлович.

– Не ишак, а имяк – это и есть название ядерного пива, - уже со вздохом пропел рефмеханик.

Вам не приходилось слышать о теории “бродячих сюжетов”? Нет?

Суть ее очень интересна и проста.

Она объясняет сходство мотивов и сюжетов фольклора и литературы у разных народов перемещением поэтических произведений из одной страны в разные другие.

В смысле миграции – несом­ненно, существует теория “летающего самогона”.

Это подтверждает как наличие, так и аналогичность процесса изготов-ления телосогревающей жидкости в абсолютно полярных уголках света.

“Тайбола” подходила к Уманаку.

Уманак – небольшой городишко в округе с одноимен­ным названием и населением в 2500 жителей в западной части Гренландии в море Баффина.

Это главная база охотства и рыболовства западного побережья.

Здесь же находится довольно боль-шая консервная фабрика.

Вокруг расположены мраморные карьеры.

В дальней внутренней части фьорда Уманак в длинном узком фьорде Агфардликавса в поселке Марморилик находится шахта Черный Ангел, где добывалась цинковая и свинцовая руда, а также небольшое количе-ство серебра.

При подходе к гавани Сергей Михайлович убедился, что красота острова – это еще не Гот­хоб.

На необжитой стороне фьорда возвышались высокие шапкообразные горы удивительно напо­минающие собой те, что Сергею Михайловичу случалось видеть в Южной Африке, в Кейптауне.

Вдоль побережья поселка расположились одно- и двухэтажные домики, похожие на детские куби­ки красного, синего и зеленого цветов.

Между ними тянулась грунтовая дорога, а в углу фьорда возвышалась лютеранская церковь темно-бурого цвета, коих много в Норвегии (снова бродячая теория).

На борт поднялись портовые власти в составе одного человека, он же являлся мэром и директором консервной фабрики.

Формальности были быстро улажены.

Стоянка предстояла быть продолжительной – около 5 суток, поскольку следующие дни – субботу и воскресенье порт (а, следовательно, и комиссия по приемке шкур) не работал.

Вечером экипаж вышел на берег для осмотра местных достопри-мечательностей, а также для проведения “рекогносцировки”.

Зная наперед всю эту кухню, Сергей Михайлович в первый день предусмотрительно остался на борту.

Поздно вечером разгоряченные рыбаки весело возвращались на судно, перебивая друг друга разговорами о предстоящем празднике, воскрес-ном дне Конфирма­ции, а проще – обряде приема в церковную общину подростков, достигших определенного возраста.

Распросив подробнее раскрасневшихся бойскаутов об интересных местах поселка, Сергей Михайлович выяснил, что наиболее ценным заведением здесь является клуб “Black Angel”, назван так, очевидно, в честь известной всему миру (кроме СССР) шахты.

Клуб служил одновременно и таверной, и супермаркетом, и аптекой, и почтой, и вечерним местом встречи уставших от однообра­зия жителей.

Так что в субботу после обеда Сергей Михаилович, прихватив с собой окончательно выпавшего из промыслового графика механика Налетова, навострил лыжи в “Black Angel”?

Надо сказать, что лето в тех местах – сезон совсем не тот, который ассоциируется с нашими понятиями о климате.

Лишь кое-где грунт пробивался наружу, на окраинах же поселка и вдали обозревался только снежный покров.

Клуб представлял собой двухэтажный дом солидных по местным меркам размеров.

Весь 1-й этаж занимал кафе-бар, уже к обеду изрядно гудевший на незнакомых языках.

Сергей Михайлович понимал, что другой такой возможности могло и не представиться, поэтому не раздумывая, он сразу отправился на второй, где приобрел себе в качестве сувенира моржовый клык и позвонил домой.

Спустившись в бар, Сергей Михайлович заметил, что за одним из столиков сидел Леха с каким-то незнакомцем откровенно датского (европейского) происхождения в очках, который носил kamit – сапоги из кожи морского котика и собачьей шерсти.

Леха представил своего но­вого друга.

Его звали Флеминг.

Он был учителем в местной школе.

Как и тысячи других спе­циалистов из Дании, Флеминг вместе со своей супругой отправились на северную землю в качестве учителей.

В разговоре выяснилось, что Флеминг и Криста (его жена) оказались выход­цами из семей учителей среднего сословия.

Они были молоды и вместо того, чтобы любовать­ся прелестями парка Тиволи в Копенгагене, отправились в Гренландию.

Что привело их сюда?

– В Дании,- сказал Сергею Михайловичу Флеминг, – многие учителя всю свою жизнь работают лишь в одной и той же школе.

Как ужасно, подумали мы, находиться в одном месте и на одной работе вплоть до пенсии, порой до самой смерти. Мы хотели приобрести в этой жизни что-либо еще. Многие из нашего поколения усматривают массу негативных вещей в существу­ющем обществе; их идеалом служит упрощенный вариант этого общества, где они смогли бы найти более спокойное отображение мира и новый жизненный ракурс.

Может быть, это и послужило основной причиной отъезда.

Время прошло очень интересно.

Налетов, изрядно навеселе, поскольку между бока­лами пива освежал кишечнополостный тракт одним-двумя скотчами, извинившись, отпра-вился на судно.

Сергей Михайлович еще долго беседовал с датчанином, английский которого был для этого на должном уровне.

На следующее утро Флеминг отправлялся на санях в Икерасак – дере-веньку в 30 километрах от Уманака, где в местной школе практиковала его жена – Криста.

Там же он собирался отпраздновать Confirmation Sunday.

Он предложил Сергею Михайловичу поехать вдвоем с тем, что-бы к началу занятий – в понедельник утром вернуться в Уманак.

На собачьей упряжке, в Гренландии, среди ледников, почти там, где когда-то прохо­дил на лыжах великий Нансен, где не ступала нога ни одного русского человека?

Отказаться было невозможно, и Сергей Михайлович с благодарностью принял приглашение.

В семь часов, ранним, серым, холодным, майским утром они сидели на санях, сколь­зивших по льду.

Чтобы согреть себя иногда на некоторое время Сергей Михайлович спрыгивал с саней и бежал за ними.

Повозок было немало.

Иногда они обгоняли кого-то. Иногда, скрипя полозьями, обгоняли их.

Погонщики и пассажиры махали им, попивая пиво и закусывая матаком – свежим китовым мясом.

Часто слышалось позади дыханье их упряжек, собаки, тявкая, старались броситься друг на друга, но щелчок кнута останавливал их, и вот, они тянут тяжелую повозку, пока не исчезнут впереди в туманной дымке.

О собаках, упряжке и нартах следует поговорить особо, поскольку для Севера это имеет такое же значение, как для Москвы метрополитен, такси и общественный транспорт вместе взятые.

Даже великий Роберт Фолкон Скотт совершил одну из роковых ошибок, взяв в качестве ездовых собак шотландских лаек во время покорения Южного Полюса.

Его не спас даже собственный девиз:

“Бороться и искать, найти и не сдаваться”.

К наиболее распространенным породам относятся аляскинский маламут, эскимосская лайка, гренландская собака, а также местные разновидности.

Почему в Гренландии применяют только ездовых собак, а не оленей, популяции которых с каждым годом все растут?

Типичная картина Севера

упряжка

За сутки они могут проходить (пробегать рысью) до 70 - 80 км.

Флеминг рассказал Сергею Михайловичу много интересного про собак, и тот в кото­рый раз был благодарен ему.

Так, если у собаки закручен хвост, это указывает на то, что позвон­ки расположены чрезмерно близко друг к другу, и собака не сможет слишком быстро бежать, а ко­роткая шея – признак неустойчивого равновесия животного.

Собаки не должны быть слишком большими либо очень маленькими.

Вес кобелей – около 25 кг, сук – на 2-3 кг меньше.

Умственное развитие играет не последнюю роль.

Наиболее важная часть у собаки на­ходится между ушей.

Этот короткий урок напомнил Сергею Михайловичу фразу одного из его любимых преподавателей – Кацмана Феликса Максовича, часто повторявшего:

“Ребята, учите абсолютно все, потому что неизвестно еще чем придется в жизни зани­маться!”

Профессор был прав – в этом Сергей Михайлович убеждался не раз.

Следует добавить, что ездовые собаки – это универсальные животные.

На них ездили и перевозили грузы, их мясо употребляли в пищу, а из шерсти шили зимнюю одежду.

Рабочий возраст собаки – 1,5 года, иногда – 1 год (начало), для дальних переездов он начинается на третьем году.

Лучший возраст собаки от 3 до 7 лет, предельный – до 10-12 лет.

Кобелей обычно кастрируют.

Существуют два способа упряжки собак – цуговой и веерный.

В низовьях Оби и Енисея су­ществует еще и “тазовая” упряжка.

Цуговая – наиболее древний и совершенный способ.

Цуговая упряжка имеет два видоизменения:

а) с одним длинным потягом, к которому собаки припряжены с обоих сторон (парами), или попеременно по длине – елочкой,

б) с двумя постромками, между которыми собаки идут одна за другой.

В Гренландии в основном применяют цуговую упряжку елочкой.

Пост­ромки делают из кожи моржа.

Преимущество веерной упряжки в том, что собаки находятся под не­посредственным воздействии палки (хорея) и бича каюра, что позво-ляет легче заставить работать ленивых собак.

Цуговая упряжка более эффективна для перемещения груза и дальних переездов.

Собачьи нарты, в общем, похожи на оленьи.

Длина нарты – в зависимости от числа собак от двух до четырех метров.

Флеминг постоянно покрикивал на собак, и Сергей Михайлович уже знал, что собаки в цуговой упряжке управляются в основном голосом, а вожак довольно понятливо исполняет основ­ные устные приказы.

Торможение осуществляется короткой палкой, которая острым концом на ходу втыкается впереди нарты, а для поворота ее втыкают справа или слева от нарты.

Время от времени собак меняют местами, поскольку нагрузка на задних собак значительно больше.

По приезду в Икерасак, Флеминг привязал собак к длинной цепи, к которой через каждые 2 метра были приделаны короткие цепочки.

Внезапно собаки начали драться и рычать, стараясь бро­ситься на него.

Флеминг схватил свой хлыст и направо-налево принялся хлестать их, пока те не успокоились – только таким образом можно сладить с ними и управлять по своему усмотрению.

У побережья небольшого фьорда расположилась деревушка Икерасак. Домики были раз­бросаны безо всякой последовательности.

На 250 жителей деревни приходилось 800 собак.

Среди обитателей большинство мужчин – охотники.

В деревне есть церковь, универсальный магазин, школа, где практикова-ла Криста, а также небольшая рыбная фабрика, всего с 40 работниками, кото­рые солят гренландского палтуса в больших деревянных бочках.

Криста весело встретила мужа и протянула руку Сергею Михайловичу. Вскоре они от­правились в домик наверху склона к ее подруге Луизе Якобсен.

Гренландка 22-х лет, Луиза расска­зала Сергею Михайловичу, что ее образование состоит из семи классов начальной школы и 4-х годичной практике в больнице.

Хотя из Уманака иногда приезжал доктор, основная тяжесть по ухо­ду за больными в Икерасаке ложится на ее плечи.

Флеминг познакомил Сергея Михайловича и с Йоханом Симонсеном – управляющим магазина, в тот момент когда он покупал у жителей коти-ковые шкурки.

Тот в свою очередь привел гостя в домик к Юлиусу.

Юлиус был одним из двух деревенских последователей катехизиса.

Эти люди согласно древним традициям служат и как школьные учителя, и как религиозные лидеры.

С таким человеком Сергею Михайловичу было о чем поговорить.

Они долгое время рассказывали друг другу различные истории из жизни под глоток домашнего приготовления пива (imiaq).

Юлиус и его жена не могли иметь детей.

Однажды, когда он учительствовал в одной из деревень на Севере, женщина, мать двоих детей покончила жизнь самоубийством, застре-лившись из ружья – случай весьма распространенный в Гренландии, где суицид занимает едва ли не первое место на планете.

С согласия отца детей передали на воспитание семье Юлиуса.

Теперь он уже имеет троих внуков.

В камине весело потрескивал огонь.

На душе было светло и радостно, и в тот момент хотелось остаться в этой далекой гренландской деревушке навсегда.

Празднование было назначено на 2 часа дня в местной школе.

К обеду вся деревня, веселая гуляла по улице.

Каково же было удивление Сергея Михайловича, когда среди местных эскимосов, он заметил две раскрасневшиеся физиономии в националь-ности которых невозможно было оши­биться, приветливо машущие ему руками.

– Господи, – мелькнула тут же мысль в голове Сергея Михайловича – даже здесь на краю Света, среди ледников невозможно спрятаться от соплеменников.

Это были те самые “палачи” из его группы – Алекс и Валера, вместе с которыми он глушил тюленей.

– Как вы сюда попали? Как вы меня нашли? Где Колек? – засыпал членов своего экипа­жа Сергей Михайлович.

– Не волнуйся, Михалыч, все у нас в порядке.

Колек немного подустал и остался “У Ангела”.

Вчера нам Леха Налетов рассказал, что ты отправился в путешествие по маршруту Нансена, ну мы и решили сегодня с утра рвануть за тобой вдогонку, наняв за 50 долларов США в два конца упряжку – не дай бог с тобой что-нибудь случится, – улыбаясь, произнесли бывшие “палачи”.

Выяснилось, что они без труда нашли две упряжки, поскольку с утра из Уманака в Икерасак их отправлялось несколько.

Правда, каюры не захотели брать датские кроны, но для друзей это не имело никакого значения.

Сергей Михайлович, расчувствовавшись, едва не про­слезился.

Он понимал, что такое было возможно только среди рыбаков, среди зверобоев.

Отовсюду приносили бутылки и бутыли “имяка”.

Вскоре посреди школьного зала организовали огромный стол.

Шум все возрастал.

Местные жители с нескрываемым любопыт­ством рассматривали рус-ских рыбаков.

Все смеялись, пили пиво и танцевали.

Партия продол­жалась.

К вечеру хозяева принесли большой ящик пиротехники – вспышек, ракет и питард.

Народ вышел на улицу.

Шел снег.

Зажгли огни и махали ими, крича и смеясь, подбрасывали их вверх.

Небо светилось ракетами.

Заночевав, каждый на своей упряжке к утру прибыл в Уманак.

Сергей Михайлович поблагодарил Флеминга, пригласив его к себе на обед.

Через несколько дней “Тайбола” выходила из маленькой бухты, направляясь к родным берегам.

Сергей Михайлович, глядя на причал, где почти вся деревня провожала шхуну в рейс, вдруг ощутил, что его сердце сильно защемило.

Такое бывает, когда надолго прощаешься с чем-то близким и родным.

… Прошли годы, много лет.

Все реже и реже Сергей Михайлович, засыпая, видит перед собой картину белого безмолвия и слышит свист кнута с криком погонщиков собак, но, неожиданно запечат­лев ее, он удовлетворенно улыбается, мирно похрапывая.