«я строил автомобили»

20 августа произошли первые сражения на фронтах. В церквях зазвенели торжественно колокола и возникла, еще зыбкая, но уверенность в победе. В Дрездене возобновились заседания Саксонских промышленников, в которых участвовало более 1000 специалистов. Председатель союза сделал доклад об экономическом положении саксонской индустрии в войне. Он предлагал план мероприятий, который для этого момента был совершенно очевиден: индустрия должна помогать фронту, материальные средства должны расходоваться экономно, вместо мужчин нужно брать на работу женщин и подростков.

1 сентября я доставил в Магдебургское управление армии наши первые автомобили - это были 4 бывшие в употреблении и 2 новых машины. Я пригнал им также и мою альпийскую машину, но они посчитали ее непригодной для дальнейшего использования, так как внутри, по их мнению, имелось слишком мало места. В первый момент меня это очень обидело, но потом я даже остался доволен. Я всегда имел в своем распоряжении автомобиль, который не нужен армии.

Теперь военное министерство руководило нами и постоянно заказывало все новые и новые машины. Однако наступил момент, когда я им сказал, что мне не хватает рабочих. Я затребовал своих рабочих с фронта – особенно старших мастеров, и нескольких очень квалифицированных специалистов.

Мне их достаточно быстро вернули. Наверное, их место и в самом деле было не на поле боя. В цеху от них пользы было больше.

Также нам удалось обучить производственным процессам и чисто мужским профессиям многих женщин. Только нужно было быстрее разобраться, для какой специальности они лучше всего подходят. Оказалось, что обучить взрослых женщин даже проще, чем учеников-мальчишек. Женщины были чрезвычайно усердны и скоро некоторые из них уже работали на фрезерных и токарных станках. Но все равно мы им доверяли не самые сложные работы. Например, они хорошо точили корпуса для гранат.

Сначала мы поставляли управлению армии наши машины в обычном «туристическом» исполнении, но довольно скоро начали поступать пожелания специфического характера.

15 сентября я поставлял на военный склад в Кельне 15 машин. Офицеры, которые руководили этими складами, были очень дисциплинированы и исполнительны, но не имели никакого понятия об интендантской службе. На складе царил настоящий хаос. Я давно уже заметил, что во время войны многие люди по ошибке назначаются не на свои места. Это еще один неписанный закон войны.

Заказы все увеличивались, управление армии настаивало на бесперебойных поставках. Сроки поставок сжимались. И я был счастлив, что оставил при себе мою «альпийскую машину». Она меня здорово выручала, так как поездок было очень много.

Фирма «Audi» успешно развивалась. Было решено увеличить уставной капитал и снова привлечь средства со стороны. В число акционеров хотели вступить такие уважаемые люди, как Пауль и Карл Леонхардт.

20 декабря 1914 состоялось первое совещание между Карлом и Паулем Леонхардтом, нашим Председателем наблюдательного совета - Францем Фикентшером, господином Хертелем, господином Вильмом, господином Ланге и мной. Вильм, нужно добавить, состоял с 1913 года в должности коммерческого директора фабрики. На этом заседании было принято решение о преобразовании нашего статуса – в акционерное общество. Уже на следующий день все необходимые документы были оформлены. Мы этим преобразованием решали для себя главную проблему – нам стало легче доставать сырье и материалы.

***

В начале ноября 1914 мы снова поставляли для армии во Франкфурт и в Лейпциг много машин. Вскоре, к нашему счастью, открылся военный склад и в Цвиккау. Нам не нужно было гнать продукцию через половину страны. Меня забавило больше всего то место, где открыли этот склад. Это была моя бывшая фабрика «Horch». За все время войны я на этот склад приходил лишь однажды. Мне было больно читать свое имя на здании, к которому я не имел никакого отношения.

15 января 1915 года меня пригласили на совещание в Берлин. Заседание проводил Союз Немецких автопроизводителей. Там присутствовали члены правительства, а также представители министерства военно-воздушных сил. Обсуждалась тема – как решить проблему нехватки сырья? Это был вопрос вопросов. В общем, подсчитали, что три месяца как-то еще протянуть можно, а что будет дальше – неизвестно.

22 февраля я получал из Вены печальное известие. Покончил жизнь самоубийством Вили Штифт. Он залил стволы охотничьего ружья водой и выстрелил себе в рот. Я хорошо знал его, и мне было совершенно непонятно, отчего этот весельчак и жизнелюб принял такое решение. Только много позже я узнал, что виной всему стала его жена. Она слишком вольно вела себя в его отсутствие. Как жаль, что меня в этот момент не было рядом. Часто так случается, что сильным и смелым людям в нужное время нужна помощь и участие, а то и просто совет со стороны. И вот как раз в те минуты, когда совет нужен безотлагательно, друга рядом не оказывалось…

***

В начале 1915 года в голову господина Шокена владельца одного торгового дома – пришла в голову превосходная мысль: использовать для работы в цехах бывших раненых военных. Для службы в армии они в дальнейшем не годились, а мы им могли дать посильную работу. Кроме того появлялся значительный моральный фактор – они могли заработать для себя и своей семьи на хлеб. Я принял на работу пять выздоровевших солдат. Они с радостью взялись за обучение. Вскоре они работали очень хорошо.

Главными вопросами были – как производить шины и как продлить их срок службы. Первый же анализ показал, что увеличить производство резины в период военного положения никак нельзя. Первым решением было – отказаться от установки на грузовиках сдвоенных задних шин. Одному из резиновых заводов было дано задание - сделать широкую одинарную шину, которая могла встать на место обычных сдвоенных. Вторым предложением было применять не пневматические шины, а сплошные. Без камер. Полностью литые. Сначала представители резиновых заводов этому сильно противились, но затем, под нажимом тайного советника Ридлера, согласились. Вскоре такие шины начали поступать к нам на завод и мы их с успехом использовали на наших двухтонных грузовиках. Затем эти шины прекрасно показали себя на песчаниках. много в пустыне, и скоро выявлялась, что они оказывались пригодным в глубоком песке превосходно.

Тем не менее заседания в Берлине стали проводиться все чаще и чаще. На жизни населения, работе заводов и фабрик, начали сказываться военные действия. Германия находилась как бы в кольце осады и внутренних резервов катастрофически не хватало

Появлялись новые конструкции, которые обещали заменить резину и пневматику. Некоторые из них предлагал наш завод. Сначала все они выглядели очень обнадеживающими, но потом оказывалось, что для реального использования они не годятся. В голову не приходило ничего лучшего, чем пневматические резиновые шины!

Между тем управление армии давило на нас, постоянно увеличивая план по выпуску автомобилей. Также они требовали сокращения сроков поставки. Я поспешил в Дрезден. С собой я прихватил портфель, полностью набитый документами из военного министерства. Мне нужны были новые рабочие. Много рабочих. Без этого я никак не мог реализовать эти планы.

Из Дрездена меня направили в Лейпциг – там находился генеральный штаб.

Офицер генштаба, которому было поручено решить мои проблемы, сказал следующее:

«Господин Хорьх, каждый солдат на фронте представляет для нас очень большую ценность! Мы больше не сможем отозвать для вас ни одного человека… Привлекайте женщин и подростков…»

Я ничего не мог противопоставить этому аргументу. Мне пришлось сделать именно так, как сказал офицер генштаба.

В этот период времени я все время мотался по городам на своем «альпийском призере». Искал материалы, ездил на совещания в Берлин, иногда удавалось выезжать и на природу, но очень редко, а так все время – на фабрику и с фабрики…

В июне 1915 года в Берлине было организовано новое акционерное общество – «Feldkraftwagen A. G». Директором этого акционерного общества стал господин Гайнсиус. Я был приглашен в их наблюдательный совет.

В конце 1915 на нашу фабрику пришел запрос – могли бы мы отказаться от своих конструкций грузовиков, и включиться в процесс выпуска унифицированных грузовиков с более простой конструкцией…

В этом предложении имелся резон: каждая автомобильная фабрика в Германии имела свои собственные разработки. Кроме болтов и гаек, детали от одной машины к другой, совершенно не подходили. Даже шины и резиновые шланги имели совершенно различные размеры… Можно было забить запчастями полки какого-нибудь огромного склада, и не найти нужного простенького дешевого кронштейна! Детали от одного автомобиля к другому совершенно не подходили.

Была создана комиссия по унификации. Она работала быстро и энергично. Я входил в состав этой комиссии. И достаточно скоро нам удалось многое стандартизировать.

28 февраля 1916 года меня вызвали в артиллерийское управление. Я не имел ни малейшего понятия, чего от меня хотели в этом учреждении. Оказалось, что мы должны производить гранаты. Был создан специальный цех и мы выдавали более 3.000 гранат в месяц.

В начале марта меня вызвали в министерство военно-воздушных сил. Там со мной говорили старший лейтенант Гофманн и профессор Бендеманн. Они убеждали меня в том, что на фабрике «Audi» хорошо бы начать выпуск авиационных двигателей. С тяжелым сердцем я должен был отказаться. Мы не могли осуществить этот проект – мы не располагали необходимым количеством квалифицированных рабочих. На следующий день со мной еще раз беседовали на эту тему - главный инженер Симон. На раздумье мне не потребовалось и секунды. Я снова отказался. На фабрике катастрофически не хватало рабочей силы, а из собственного опыта, я уже прекрасно знал - никаких людей с фронта я больше не получу.

В апреле 1916 года нашу фабрику «загрузили» выпуском минометов. Довольно быстро мы сконструировали легкую переносную модель миномета и начали их выпуск - 50 штук ежемесячно. Рабочих тогда на заводе было всего 420 человек.

В конце мая 1916 года управление армии консультировалось с автопроизводителями – как применить в автомобилях нелегированные сорта стали. Никеля в Германии не осталось вовсе.

Ничего нового - того, что не известно во всем мире, мы предложить не смогли. Тут никаких неожиданностей не произошло….

С западного фронта начали доходить сообщения о применении какой-то новой, никому доселе неизвестной, техники. Это были танки!

Естественно, что в Германии сразу же ухватились за эту идею. Нам нужны были также эти грозные гусеничные машины. Но оказалось, что в Германии не имелось совершенно никакого опыта, по изготовлению гусеничного транспорта.

Первые гусеничные машины пришли в Европу из Америки. Это были тракторы сделанные для сельского хозяйства Венгрии. Один венгерский предприниматель, первым приобретший трактор, стал представителем одной тракторной фирмы из США. Он рассказывал, что давно хотел предложить эту технику немецкому военному управлению, но был точно уверен, что она не вызовет здесь совершенно никакого интереса.

Ни у кого не было времени на проверку достоверности этой информации, но были предприняты отчаянные попытки срочно заполучить для нас хоть одну из таких машин.

25 ноября 1916 года этот трактор уже демонстрировался перед военными специалистами и конструкторами на аэродроме Темпельхоф под Берлином. Это был никакой не танк, а самый обычный трактор. Мы внимательно изучили его конструкцию. И уже10 мая 1917 года первый немецкий броневик на гусеничном ходу был готов к испытаниям. Его принимала комиссия в составе: профессор Гоффманн - технический директор завода «Büssing», тайный советник доктор фон Опель и я.

В течение последующего времени наша фабрика также выполняла для танка некоторые детали. Всеми работами руководил генерал Фридрих. Первый немецкий танк с названием «A.7.V.» вскоре был готов и прошел испытания…

***

«Когда я вернусь сегодня домой, там вновь будут слышны детские голоса…Но мое сердце по-прежнему разрывается от боли. Сейчас их у меня не двое, а четверо…»

«Ты взял еще двух? Ты на это решился?» - спросил я его.

«Увы, не все так просто. Мать этих детей умерла уже довольно давно, - пояснил Франц,- а недавно они потеряли и отца…Я знал эту семью. Их отец, кстати, когда-то работал у нас на фабрике… В Райхенбахе… Прелестные дети. Сердце разрывается…»

«Ты их также собираешься усыновить?»

Он сжал губы и отрицательно покачал головой.

«Увы, нет. Я не смогу сделать это при всем моем желании. Я уже усыновил двух сирот, но четверых я вытянуть не смогу. Это слишком много для меня. Не прокормлю…»

«И что же делать теперь?»

«Очевидно, придется определять в детский приют…»

Теперь настало время молчать и жевать губы мне. Мое сердце совершенно неожиданно наполнилось грустью и нежностью к совершенно неизвестным для меня детям. Вдруг я, сам не ожидая от себя этого, сказал:

«Знаешь, Франц ... Что, если я возьму этих детей к себе в дом? Мы с женой собственных детей не имеем, хотя очень хотели бы этого. Я думаю, что не будет ничего плохого, если и в моем доме также раздадутся детские голоса… Как ты отнесешься к этому, старина?»

Франц Фикентшер долго смотрел в мою сторону, не произнося ни звука. Я знал за ним это качество – не бросать слов на ветер. Я ценил эту его черту характера.

«Знаешь, Август, это уже не совсем дети… Мальчику восемь лет, а девочка на год старше. Это, можно сказать, уже вполне сформировавшиеся - юноша и девушка. Это большая проблема… В этом возрасте дети уже имеют собственное представление об окружающем мире. У них сформировался характер. Вы не сможете перекроить их по своему желанию…Это не тот, случай, когда их воспитываешь с пеленок. Я хочу быть с тобой совершенно откровенным – вряд ли это хорошо скажется на вашем привычном спокойствии. Девушки – всегда источник повышенных забот. С мальчишками проще… Прости меня, но вы никогда не имели своих детей, и не можете предугадать какие радости и печали ждут вас на этом пути. Я могу лишь отговаривать тебя: вы люди не молодые… Ну, хотя бы на пять лет раньше… Ой, не делайте этого!»

Это были слова настоящего и верного друга.

Однако рассказанное Францем не шло у меня из головы. Дома я рассказал обо всем моей жене. Она вспыхнула жарким огнем. И не оставила мне никаких вариантов.

Едва рассвело, как мы уже звонили в дверь Фикентшера. Госпожа Фикентшер вела себя также, как и ее муж – она отговаривала нас от опрометчивого шага. Она упирала на то обстоятельство, что наш возраст уже не юношеский. Мы должны себе хорошо представлять, что означает – поднять детей на ноги…

Но моя жена была настроена непреклонно. Супруги Фикентшеры познакомили нас с детьми. Дети были огорошены неожиданными переменами в их судьбе. Моя жена взяла мальчика и девочку за руки и ее глаза осветились счастьем.

Оказалось, что дети были достаточно слабыми. Их здоровье долгие годы внушало нам опасение и мы, действительно, имели много забот.

Девушка болела почти непрерывно до 15 лет, но потом все сразу пошло на поправку. Также много болел и мальчик. Но они подросли, юноша, к моему удивлению, стал чрезвычайно умелым инженером. Он схватывал все на лету! Стал вскоре хорошим профессионалом в своем деле. К тому же еще и спортсменом…

Моя дочь Лизелотта последние шесть лет живет в нашем владении в Виннингене. Там она управляет всем большим хозяйством. Дела у нее идут так, как надо!

В общем, тогда в 1917 году мы стали одной большой семьей!

***

Еще в феврале 1917 года я поехал с доктором Вангеманном в Вену. Там в Королевском военном министерстве мы должны были решить, что нам делать с гусеницами. Нам нужен был поставщик этих узлов. В Германии никто не мог их производить. Мы не имели ни материалов, ни времени для этого. Поэтому нам должен был помогать наш союзник в войне- Австрия. В Вене мы добились своего. Поставщик был найден.

Поезд на Вену и обратно был совершенно нетопленым и шел очень медленно. Это все, что мне запомнилось от этой поездки…

В марте 1917 я был единогласно избран в Правление немецкого союза промышленников автотранспорта.

21 декабря мне был вручен за заслуги в обеспечении военных поставок –«военный крест». Вручал мне его от имени Короля Саксонии обер-бургомистр Цвиккау – господин Кайль.

10 января 1918 года я был снова в Вене с доктором Сперлингом - председателем Немецкого союза автопроизводителей. Это была трудная поездка, в которой мы часто останавливались из-за снежных заносов на дорогах. Там шли переговоры об установке единых стандартов.

22 марта я получал сообщение, что заболел мой отец. У него было воспаление легких. Я сразу же поехал в Виннинген. Он был в столь тяжелом состоянии, что не мог меня узнать. Я тотчас дал телеграммы всем родным. Они спешно приехали и все начали ожидать самого худшего. К счастью, отец довольно быстро поправился. Мне только оставалось перевезти его в свой дом – к подножию горы. Здесь было немного спокойнее и чуть чище был воздух. Тут его дела и вовсе вскорости пошли на поправку.

В начале апреля я вернулся в Цвикау. Приехал я очень во время, так как 8 апреля решил подать в отставку господин Вильм. Я его пытался удержать в «Audi», но он был настроен очень решительно и все же ушел. При этом он категорически отказывался назвать причину, побудившую его к этому решению. Впрочем, за ним такое водилось и раньше – он уходил внезапно, не взирая на высокие должности, которые он к этому времени уже занял.

20 мая я находился снова в своем доме в Виннингене. Вечером у нас были гости и спать мы отправились поздно. Где-то около часа ночи, едва мы заснули как раздался сильный грохот и непонятный треск. Мы повскакивали из своих кроватей. Моя жена, проявившая вдруг необычайные познания, сразу заявила всем – это бомбардировка. Мы подбежали к окну и увидели, что со стороны центра города поднимается зарево и слышны взрывы. Некоторое время мы глазели в окна, но канонада начала стремительно приближаться к нам и мы решили на всякий случай спуститься в подвал.

Утром выяснилось, что на город было сброшено шесть бомб. Они попали в центр Виннингена. Но разрушений было не много – одна попала в конюшню и амбар, вторая взорвалась оставив воронку возле гостиницы «Moselschlößchen»… Там повылетали все стекла. Еще три бомбы упали в реку. Почему французы бомбили мирный Винниген, где не было ни одного солдата, до сих пор не понятно. Возможно из-за того, что он был прекрасно освещен. Никакие фонари на ночь на улицах не отключались.

10 июня 1918 года прошли новые испытания танка системы «Daimler». В поле под Марьеном появилось много высоких чинов и генералов. Когда я смотрел на это громоздкое многотонное сооружение, я мог только сожалеть, что все делалось в такой спешке. Было бы куда лучше, если этим проектом мы занялись задолго до начала войны…Гусеничная техника не обязательно должна была проектироваться для армии, она бы нашла свое применение и в строительстве, и в сельском хозяйстве. Но мы до этого не догадались.

Военный министр сказал – машина получилась хорошая, но это еще не совсем та модель, которая нужна нашей армии. В реальности танкам предстоит преодолевать траншей длинной в 5-6 метров. Эта машина таких преград не возьмет. Нужно работать дальше…

Было организовано новое КБ, в котором трудилось 22 инженера под руководством господина Мюллера. В правление вошли: профессор Гоффманн, тайный советник Опель и я.

Мы заложили в проект новой бронемашины четыре двигателя. По 100 л.с. каждый. Был предусмотрен электропривод орудий. На бумаге все выглядело красиво. Но сделать его было не легко. Этот монстр должен был весить 120 тонн. На чем его перевозить – было вовсе непонятно. И мы сделали это чудовище, но к этому времени война уже закончилась… Танк не дотянул даже до испытательного периода.

***

Война продолжалась четыре года! Немецкая автомобильная промышленность за эти годы не получила никакого развития. Все осталось на довоенном уровне. Все страны, не участвовавшие, или мало участвовавшие в войне, на месте не стояли. Они улучшали свои конструкции, а мы делали гранаты и минометы.

Мы с большим любопытством изучали эти машины, но… не находили в них ничего особенно интересного. Мы воспряли духом, но не надолго. Вскоре нам стало не столь комфортно - мы увидели то, что «натворили» за эти годы американцы.

Американские автомобили имели потрясающие качества - они ехали неслыханно спокойно и имели отличную подвеску, однако, если они быстро входили в повороты, то машины запросто могли прилечь на бок.

Самое большое впечатление на нас произвели моторы – они работали совершенно бесшумно. Также и весь привод: коробка передач и дифференциал. Мы обнаружили, что в «американцах» стояли большие моторы, цилиндры имели приличные объемы, степень сжатия была невысокой, и они не были рассчитаны на чересчур длительные сроки эксплуатации.

Действительно, в Америке пошли несколько иным путем… Наши моторы должны были работать со слишком большими оборотами, высокими степенями сжатия газов в цилиндрах. И это начинало сковывать нашу конструкторскую мысль.

6 ноября 1918 года я вновь оказался в Берлине. За время войны я его посещал много раз. Тут решались главные вопросы обороны. А в этот раз до меня дошли вести, что в Киле, в Шверине и в Любеке произошла какая-то революция…Какова была ее причина? Ответить на этот вопрос мне было трудновато тогда, а сейчас я и вовсе не знаю ответа. Очевидно народ довело бедственное положение дел в хозяйстве. Война подорвала экономику. Многих здоровых и сильных мужчин Германия потеряла на полях сражений. Были сделаны крупные ошибки в военной и политической областях… Но их сделали не где-то извне, а здесь внутри Германии. все мы были их свидетелями. И ничего не могли сделать, что бы их предотвратить. Так, что, как я думаю, эта революция наша собственная заслуга.

8 ноября я хотел вернуться из Берлина в Цвиккау. Я поехал, но вынужден был довольно скоро вернуться назад. Пришлось оставить машину в Берлине и отправляться на поезде. В семь часов вечера я взял билет на поезд. В Лейпциг я приехал ближе к утру и попал в эпицентр революционных событий. Весь вокзал был оцеплен войсками. Багаж досматривался очень тщательно – искали оружие…У меня никакого оружия при себе не было, документы были в порядке, и меня отпустили. На этом революция в моих воспоминаниях закончилась.

17 марта мы на заводе утвердили нового коммерческого директора – господина Бауса. Он прибыл к нам из фирмы «Bosch» в Штутгарте.

В начале февраля 1920 я наконец решился на то, о чем думал давно – я попросил снять меня с должности члена Правления фирмы «Audi». Причина была очень простой – я не хотел дальше жить в Цвиккау. Во время войны я много раз бывал в Берлине, хорошо изучил этот город, и хотел обосноваться там.