§ 2. Сверхсловные неидиоматические языковые знаки в свете соотношения номинации и предикации: семиотические функции ЯК

Критики структуралистской оппозиции «синхрония / диахрония» нередко подменяют ее оппозицией «статика / динамика», не замечая принципиального отличия между аспектом исследования (синхронным или диахроническим) и свойством объекта (статичным или динамичным).

В одной из работ Р. О. Якобсон по этому поводу писал:

«Противопоставление синхронии и диахронии было противопоставлением понятия системы понятию эволюции и теряет принципиальную существенность, поскольку мы признаем, что каждая система дана обязательно как эволюция, а с другой стороны, эволюция носит неизбежно системный характер»³⁸.

«[...] первым условием овладения языком является освоение его системных особенностей, его структуры в его статике (построение моделей) и динамике (их трансформаций). [...] на уровне языковой системы мы можем говорить о статике (формальной организации языковых единиц) и динамике (способах их структурного варьирования)»³⁹.

Различие между семиотическими процедурами номинации и предикации, по нашему мнению, не должно (насколько это возможно) касаться происхождения вербальных знаков (последовательности их возникновения), поскольку любые данные, касающиеся их происхождения, являются приблизительными и недостаточными, а любые доказательства в сфере истории языка – непроверяемыми. Полагаем, что гораздо более познавательно выгодным и методически удобным (прагматичным) может быть функциональное различение типов семиотических процедур, т.е. учета их функционирования в речи и роли в языковой системе⁴⁰. Иначе говоря, вербальные знаки (как языковые, так и речевые) являются первичными, вторичными или повторными не в результате временной последовательности их возникновения, а вследствие их использования носителями языка, для которых это различие релевантно.

Термин номинация в русскоязычном языкознании используется иногда в широком смысле⁴¹ для обозначения общего понятия процесса называния (т.е. замещения некоего объекта знаком при помощи языковых средств), а иногда – для обозначения более частного понятия процесса лексического называния (т.е. замещения некоего объекта языковой лексической единицей). Иногда можно встретить и использование этого термина для обозначения понятия результата обоих таких типов называния, т.е., как синоним собственно номината.

Используя здесь термин называние, мы отдаем себе отчет в том, что объясняем неизвестное через неизвестное, но такова вообще специфика языкознания (оно изначально обречено на то, чтобы вращаться в замкнутом круге «объект – средство», поскольку и одним, и другим является язык). В данном случае термин называние удобнее в качестве объясняющего элемента, поскольку является русским по происхождению словом и обладает прозрачной внутренней формой. Процедура лексического называния, т.е. номинация может осуществляться как с целью пополнения лексического состава (образования новых единиц языка), так и с целью презентации уже ранее номинированных участков картины мира в речи (т.е. может быть как языковой, так и речевой). Однако наша речевая деятельность не сводится только к презентации участков картины мира. Главная ее задача высказывать свое мнение на их счет, выражать свои эмоции и волеизъявления, возникающие в связи с ними. Этот тип называния мы именуем предикацией. Предикация (как процедура, но не как отношение в семантической структуре единиц-результатов этой процедуры) может быть только речевой. Сложно говорить о таком процессе, как *языковая предикация. Никто специально не образует сентенций, пословиц или воспроизводимых текстов, Все эти единицы лексической системы изначально возникают как обычные речевые предикативные образования. Только после определенной процедуры извлечения из контекста и закрепления в памяти за определенным дискретным участком картины мира (т.е. de facto после процедуры номинации) предложения и микротексты становятся воспроизводимыми единицами предикативного характера. Общую же процедуру называния означаемого (как языкового, так и речевого, как непредикативного, так и предикативного) мы будем обозначать термином вербализация. Вербализация каксается только означивания языковыми средствами. Означивание всеми другими средствами можно определить как паралингвистическое означивание.

Схематически данное терминологическое соотношение можно представить в следующем виде:

Еще одна методологическая проблема, связанная с терминами означивание, вербализация, номинация и называние, касается их релятивности, т.е. семантической незавершенности, неполноте. Всякий раз используя эти термины, мы подразумеваем вопрос «чего?». Ответ на этот вопрос целиком лежит в плоскости методологических воззрений исследователя⁴³.

Проблема называния определенных объектов может быть до определенной степени абстрагирована от семиотической проблематики, т.е. феномен употребления знаков можно рассматривать чисто функционально вне рассмотрения вопроса, что именно они «выражают» или «содержат в себе». Это касается прежде всего размежевания понятий номинации и предикации.

С собственно семиотической точки зрения здесь можно говорить о:

– номинации элементов картины мира (понятий и представлений) и

– предикации единиц мыслительных актов (суждений, волеизъявлений, эмоциональных проявлений)⁴⁴.

Но можно ограничиться и собственно семантикой самих языковых и речевых знаков и выделить в языке:

– номинативные знаки, содержащие семантику виртуальной дискретности⁴⁵ (слова, фразеологизмы, клише, паремии, крылатые фразы, сентенции, клишированные необразные предложения, афоризмы, сакральные тексты, клишированные тексты и под.) ⁴⁶

и в речи:

– номинативные знаки, содержащие семантику актуальной дискретности (словоформы и словосочетания), а также

– предикативные знаки, содержащие семантику актуальной событийности⁴⁷ (предложение, СФЕ / микротекст⁴⁸, текст).

Принципиальное различение актов номинации и предикации становится необходимым в случае строгого размежевания языка и речи, а с онтологической точки зрения – размежевания возможного опыта (эссенции) и актуального опыта (экзистенции). Предикация – это выражение языковыми средствами мыслительных и эмоциональных интенций, представляющее объект мысли или эмоции в форме события. В этом смысле предикация однозначно соотносится с философским понятием экзистенции и с лингвистическим понятием речепроизводства. Номинация же – это языковое называние определенного участна картины мира с целью его выделения из контекста, придания ему постоянного или временного семиотического ярлыка. Номинация, будучи речевым актом, также как и предикация, тем не менее нацелена в равной степени на эссенциальную сторону обоих видов деятельности: как познавательной, так и коммуникативной, т. е. одновременно на удовлетворение потребностей формирования языковой системы (языковой картины мира) и потребностей формирования речевых высказываний.

В. Матезиус различал эти два понятия при помощи терминов назывной акт и акт фразообразования. В работе «Речь и стиль» он писал:

«Фоном для назывного акта является совокупность названий, которые в данном языке обычны и которые в совокупности составляют его словарный состав. Фоном для фразообразующего акта являются модели предложений, по которым в данном языке составляются предложения различных типов и вообще все, что касается структуры предложений»⁴⁹.

В этом смысле принятое здесь членение вербальных знаков существенно отличается от пирсовского⁵¹ выделения простых знаков (слов), двойных (предикативные центры или «квазипредложения») и тройных знаков (собственно, предложения). Недостаток пирсовской семиотической модели, по нашему мнению, заключается в ее логицизме (ориентации не на единицы обыденного человеческого мышления, а на единицы логики), формализме (во внимание берутся только внешние речевые структуры; слова вне речевого использования, например, признаются лишенными значения) и дескриптивизме (т.е. описательности⁵²).

Функционально-прагматическая семиотика, в отличие от структурной или аналитической, является, во-первых, психосоциальной (в основе вербального означивания лежит обыденная психологическая деятельность общественной личности), во-вторых, ономасиологической (смысл всегда признается первичным относительно формы), а в-третьих, объяснительной (в основе – понятие субъекта порождения и сопорождения семиотических структур).

Таким образом, мы выделяем языковые номинативные, речевые номинативные и речевые предикативные единицы. Специфика все еще весьма популярного сейчас структурного мышления требует ответа на вопрос: могут ли существовать языковые предикативные единицы и как их трактовать? Мы полагаем, что выделение таковых в языковой системе было бы чистой спекуляцией, поскольку свободные словосочетания и предложения отличаются от воспроизводимых устойчивых языковых знаков именно своей пространственно-временной актуальностью, непосредственной отнесенностью к эмоционально-мыслительной интенции участника речевой ситуации. Языковые же знаки – это инвариантные, застывшие информационные блоки, призванные упростить речевую деятельность, сделать ее более эффективной как для говорящего (т. е. сократить время поисков необходимых средств выражения), так и для слушающего (облегчить ему декодирование услышанного сообщения). Что касается клишированных предложений и текстов (вроде считалок, клятв, молитв и под.), то их следует рассматривать как предикативные номинаты, т.е. фактически лексические единицы со следами предикативных отношений. В пословицах, поговорках, сентенциях, вормулах вежливости, произносимых целостно, без внутреннего семантического членения, предикация как внутреннее семантическое отношение практически никогда не актуализируется. Говоря На воре шапка горит или Дважды два четыре, носитель русского языка не выражает никакой новой мысли, т.е. не образует предикативной семантики, а лишь воспроизводит некотороый застывший участок своей языковой картины мира, отсылая реципиента к аналогичному участку его информационной базы языка. Фактически подобная процедура сопряжена не с предикацией, а с речевой номинацией. Таким образом, участие этих единиц в актах речевой номинации и их воспроизводимый характер позволяют определить их как языковые номинаты наряду со словами, фразеологизмами и ЯК. Авторы словаря устойчивых словосочетаний⁵³ пошли еще дальше в этом плане и даже включили номинаты-предложения вроде растет безработица, назревает вопрос, нависает угроза, идет фильм в свой словарь наравне с обычными словосочетаниями, назвав их субъектно-предикатными словосочетаниями.

В результате предложенная выше терминологическая схема может быть продолжена:

Языковая вербализация	Речевая вербализация
Лексическая номинация	Синтаксическая номинация	Предикация
Языковые номинаты: слова, фразеологизмы, клише, клишированные высказывания и клишированные тексты	Речевые номинаты: словоформы и словосочетания	Речевые предикативные знаки: грамматические центры, предложения, СФЕ и тексты

Ни словоформы, ни словосочетания, ни предложения или СФЕ, ни, тем более, тексты не являются языковыми знаками. Они не воспроизводятся, а производятся на основе языковых моделей с использованием языковых знаков (в первую очередь, слов). Открытым остается вопрос о тех речевых единицах, которые в силу различных обстоятельств сохранились в языковом сознании носителей языка и превратились в воспроизводимые элементы языковой системы. Речь идет о фразеологизмах, идиоматических предложениях и текстах, а также неидиоматических клишированных словосочетаниях, предложениях и текстах. Все указанные знаки принципиально отличаются от слов своей аналитической фонетико-грамматической формой (хотя и здесь не все так однозначно, поскольку в лексической системе большинства языков есть целый ряд единиц полуаналитического плана, вроде композит, слияний, сращений, аббревиатур, а также единиц с аналитическими элементами в грамматической парадигме, вроде форм наклонения или временных форм глаголов). С другой стороны, встречаются и синтетические (однословные) предикации, хотя их «синтетизм» только кажущийся. С функциональной точки зрения даже самое элементарное предложение Да! семантически и синтаксически сложнее любой, самой сложной словоформы, поскольку обладает: предикативностью (выражает некоторую мысль) и модальностью (содержит семантику отношения говорящего к высказываемой мысли).

Первая группа (идиоматических аналитических знаков) сравнительно неплохо исследована во фразеологии, чего нельзя сказать о единицах неидиоматических. Уже сама их квалификация становится проблематичной, поскольку требует, определения их статуса:

• 
  как языковых единиц (т. е. отмежевания их от речевых единиц);
  
• 
  как языковых знаков (т. е. отмежевания их от языковых моделей);
  
• 
  как аналитических языковых знаков (т. е. отмежевания их от слов) и
  
• 
  как неидиоматических языковых знаков (т. е. отмежевания их от идиом).
  

Когда мы говорим Книга – источник знаний, Угол падения равен углу отражения, Дважды два четыре, Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи, Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь: не утонет в речке мяч или Баю-баюшки-баю, не ложися на краю: придет серенький волчок и укусит за бочок, мы тем самым не только и не столько эксплицируем некую актуальную мыслительную процедуру, связанную с установлением предикативных отношений в грамматических центрах: книги – источник (т.е. книги являются источником), угол равен (т.е. угол в определенных единицах измерения имеет такие же количественные параметры), дважды два – четыре (т.е. величина дважды два тождественна величине четыре), партия – ум, честь и совесть (т.е. КПСС является тем же, что ум + честь + совесть), Таня плачет, так как уронила. Не плачь, поскольку мяч не утонет (т.е. Таня, уронившая мяч и плачущая из-за того, что он может утонуть, не должна плакать, так как мяч не утонет, поскольку мячи не тонут) и, наконец, не ложись, поскольку волчок придет и укусит (т.е. не следует ложиться с краю кровати, так как с этой стороны может прийти волк и укусить за бок), сколько отсылаем реципиента к некоторому общему для нас с ним участку его языковой картины мира. Такой отсыл к стабильному участку картины мира не является самоцелью. Это лишь часть более сложной и доминирующей предикативной процедуры выражения суждения или мнения. Таким прагматическим поводом может быть необходимость как-то повлиять на собеседника, припомнить некоторый фрагмент опыта, процитировать, усилить свое предыдущее высказывание, подготовить к последующим высказываниям и под.

В каждом их этих случаев высказывания (предложения или тексты) являются не столько знаками актуальных мыслительных процессов, сколько знаками уже существующих в языковом сознании носителя языка воспроизводимых (готовых к использованию) информационных единиц. Это не столько произведение мысли (когитация), сколько воспоминание, воспроизведение единицы информационной базы языка, обозначающей определенный участок картины мира. Зачастую ни говорящий, ни слушающий даже не задумываются над внутренним семантическим или логическим наполнением таких единиц. Они не анализируются, не разлагаются на составные, а воспринимаются как некое неразложимое целое. Предикативные и полупредикативные отношения⁵⁵ между их составными не актуализируются. Ни у произносящего, ни у слушающего не возникает вопрос, какая именно и всякая ли книга – это источник знания, источник ли она только знания, или же в равной степени является источником оглупления, почему, наконец, книга – это источник (последний момент становится особенно интересным при попытке перевести подобное изречение на язык, в котором книга обычно не ассоциируется с водоемом, а знания не ассоциируются с «живительной влагой»).

Использование таких воспроизводимых предложений и текстов может иметь характер цитирования в качестве всевозможных примеров: от верификационных или морализирующих до чисто лингвистических (например, при необходимости привести пример предложения или текста). Может быть несколько способов введения клишированных предложений и текстов в актуальную речь. Частой является презентация их в форме самостоятельных речевых единиц: соответственно, предложений в составе СФЕ и микротекстов в составе текста. Но нередко единицы такого типа сами становятся составными собственно актуальных речевых единиц (предложений, СФЕ, текстов). Введение таких единиц в речевое высказывание нередко сопровождается специальными предложениями-вступлениями, вроде Все знают, что..., Вы ведь слышали (знаете, читали, помните), что..., Я совершенно согласен с утверждением, что..., Кто-то когда-то точно подметил, что..., или вводными конструкциями, вроде как известно..., как говорится..., как говорили древние... и под. Впрочем, точно такие же конструктивные средства используются для введения в речь идиоматических предложений (пословиц, поговорок, сентенций). Таким образом, первым условием анализа ЯК в функционально-прагматической лингвистике является последовательное различение предикативных и номинативных, а также языковых и речевых знаков. Клише определяются как номинативный языковой знак, репрезентируемый в речи речевыми номинативными знаками – словосочетаниями.

Однако с синхронной точки зрения первичную, повторную и вторичную номинации можно и следует также различать по относительному (функциональному) принципу номинирования. Это значит, что номинат должен считаться первичным не только (и не столько) тогда, когда это диахронически более раннее наименование, а тогда, когда он выполняет функцию стилистически и прагматически первого названия данного понятия. Повторными должны считаться номинаты, категориально-грамматически и стилистически дублирующие первичное наименование (ходить – хождение, белый – беленький), а вторичными – образные номинаты, изначально предполагающие двойственность семантики (метафорическую или метонимическую) и выводящие в область языковой игры. Важен здесь также момент наличия или отсутствия первичного наименования. При отсутствии или утрате такового повторные и вторичные номинаты могут постепенно превращаться в первичные. Вторичные номинаты при этом могут утрачивать свою семантическую двойственность.

Проблема номинации, неоднократно становившаяся объектом исследования в ономасиологических исследованиях, имеет один чрезвычайно важный и, как нам представляется, еще недостаточно изученный аспект, а именно прагмастилистический или собственно деятельностный аспект (если рассматривать стиль как отражение того или иного типа коммуникативно-семиотической деятельности). Проблема состоит в том, всегда ли можно с достаточной степенью точности и научной доказательности установить характер того или иного типа номинации – первичной, вторичной или повторной. Обычно первичной номинацией считается непосредственное и немаркированное (общеупотребительное), а также генетически более раннее («первое») название данного явления. Понятно, что уже при такой постановке вопроса возникает больше проблем, чем решений. Например, какой из номинатов считать первичным, если все ныне существующие наименования этимологически непервичны (т.е. первичный номинат просто вышел из употребления, уступив место последующим номинациям)? Не меньше проблем возникает и с четким размежеванием повторной номинации («параллельным» наименованием) и вторичной номинации («косвенным» наименованием). Решить эту проблему без специального углубления в прагматику и стилистику языковой деятельности невозможно. Номинаты являются первичными, повторными или вторичными не сами по себе, но лишь становятся таковыми в зависимости от выполняемых ими прагматических функций в языковой деятельности конкретного носителя языка и при этом дифференцированно в различных стилях речевой коммуникации.

Проблема динамики номинативного процесса и диахронических отношений между синхронно функционирующими номинатами-синонимами все еще остается открытой. Со времени появления в языкознании темы соотношения синхронии и диахронии, т.е. со времени возникновения той путаницы, которую внесли в этот вопрос издатели Курса общей лингвистики Ф. де Соссюра, проблема эта практически оставалась вне поля зрения лингвистов. Мы имеем в виду методологическое решение вопроса о совмещении объекта лингвистики во времени и пространстве. До сих пор лингвисты либо увлекались проблемой поиска своего объекта во времени (структурное языкознание видело его в современности, историческое – в прошлом), либо искали ему «достойное» место (культура народа, дух народа, коллективное сознание, социальный опыт, психика конкретной человеческой личности, семиотические артефакты, письменные памятники, звуковое пространство и под.). Оба аспекта позволяет совместить функциональная концепция языковой деятельности как психо-социального феномена, т.е. как формы коммуникативного опыта человека.

Языковая деятельность в каждом из указанных аспектов опыта обладает существенными специфическими чертами, позволяющими говорить о наличии у индивида целого ряда суб- или подъязыков. В современном цивилизованном и культурном обществе трудно найти человека, являющегося «чистым» моноглоссантом, т.е. носителем только одного стилистического подъязыка. Даже жители деревень, изолированных от общественно-политической жизни урбанистического общества, имеют опыт общения с властями, со средствами массовой информации, с искусством или опыт производственного общения. Менее всего можно ожидать у них проявления следов научного стиля общения, но сциентизация всех сфер современной жизни, отмеченной высоким уровнем технологизации и рационализации, позволяет ожидать косвенного влияния научного типа деятельности на их обыденный опыт (например, через рационализацию труда, произведения искусства или СМИ). Как отмечает М. Лабащук, обыденное мышление, вбирая в себя научные и художественные представления, «служит их окончательной проверкой на будущую пригодность»⁵⁷. Вполне разумно предположить, что подавляющее большинство носителей языка обладает более чем одним субъязыком и что номинативные процессы, происходящие в пределах их личностного опыта, осуществляются в определенной связи с этими деятельностными подсистемами.

Мы отстаиваем антропоцентрический тип методологии, следовательно, языковой номинацией мы будем считать акт приписывания знака некоторому элементу картины мира (понятию, представлению, суждению, когнитивному полю) как части человеческого опыта. В зависимости от того, впервые ли семиотически определяется данное понятие или же происходит переназывание уже номинированного понятия, номинации условно можно разделить на первичные и непервичные. Понятно, что это будет чисто индивидуальная первичность и непервичность. Для одного человека первичным может быть наименовании бегемот, а повторным – гиппопотам, для другого – наоборот. В чистом виде она может иметь место только в случае, если данный индивид сам является производителем (творцом) номинативного акта. Сложнее в случае, когда различные наименования одного и того же объекта возникают в различное время и языковой деятельности различных носителей языка. Только то, что какое-то название появилось раньше, а какое-то позже, далеко не всегда значит, что более старое наименование обязательно следует считать ервичным номинатом, а более новое – повторным. Все зависит от того, как они функционируюв в языковой деятельности носителя языка в определенный период его жизни (это же касается группы носителей языка или даже всех носитей данного языка в определенное историческое время). Знаки око или чело в настоящее время не являются первичными номинатами соответственных частей тела. Таковыми являются глаз и лоб. Упомянутые же архаизмы в настоящее время используются в целях создания художественного эффекта, т.е. образности, а значит дожны быть определены как вторичные номинаты.

Крайний случай типологизации номинаций – речевая номинация или, иными словами, использование уже наличествующих в языковом опыте знаков в экспликативно-коммуникативных целях для первичного, повторного или вторичного номинирования некоего объекта из картины мира. При речепроизводстве номинативные процессы обретают несколько иной вид, чем при собственно лексической (языковой) номинации. В этом случае главная задача номинации – не обозначить участок картины мира, а представить его в определенном ключе. Здесь очень многое зависит от исходной установки, принятой говорящим (или повествователем, если речь идет об эстетическом тексте). Номинат, который в языковой системе (даже в пределах идиолекта) является первичным, вторичным или повторным, в данном конкретном речевом произведении (реплике или тексте) может выполнять совершенно иную номинативную функцию. Если герой рассказа глобально номинирован как он, то однажды появившееся в каком-либо диалоге его имя не становится первичным номинатом, каковым оно могло бы быть в другом произведении.

Несложно заметить, что при функционально-прагматическом подходе границы между первичной, вторичной и повторной номинацией становятся подвижными. Сами по себе лексические единицы не являются первичными (прямыми или косвенными), вторичными или повторными номинатами, но могут становиться таковыми в зависимости от:

а) структурно-генетических и функционально-семантических отношений в пределах идиолекта;

б) ситуативно-коммуникативных установок и

в) стилистической подсистемы языка (прежде всего идиолекта).

Тип номинации – не сущностная характеристика номинатов, а их функциональное предназначение. Иной вопрос, закрепляются ли за знаками того или иного типа более или менее стабильные номинативные функции.

Прагмастилистический аспект проблемы номинации – один из наиболее сложных. Какой из номинатов НЛО, неопознанный летающий объект или летающая тарелка считать первичным, какой вторичным, а какой повторным, если все они относятся к различным стилям речи, а значит, – к различным языковым подсистемам, а иногда (а может быть, и довольно часто) – к различным территориальным и социальным диалектам, а также к различным идиолектам. То же касается синонимических рядов сберегательная книжка – сберкнижка – книжка, ацетилсалициловая кислота – аспирин, легковой автомобиль – легковушка – машина, Союз Советских Социалистических Республик – Советский Союз – Союз – Совок – Совдеп, гиппопотам – бегемот, медвежонок – мишка, мама – мать – мамаша – маманя и под. Для ребенка наименование папа, несомненно, первичное, отец же или Кирилл Михайлович – явные переименования. Для закоренелого наркомана план – номинация первичная, а наркотик – повторная. Для лингвиста суффикс – первичная номинация, а часть слова – бытовое наименование. Для русского соккер – повторная косвенная номинация футбола, для американца же говорящего по-русски, или же для ребенка русского эмигранта в Америке футбол – другое, европейское название соккера.

Если посмотреть на проблему первичного, повторного и вторичного номинирования с точки зрения целостной языковой деятельности (целостного языкового опыта) можно выдвинуть гипотезу, что у каждого носителя языка присутствуют по крайней мере две номинативные функции – прямая и косвенная. Первая – это «называние вещей своими именами» или, иначе говоря, называние элементов картины мира неким знаком, который данный носитель языка считает основным и общеупотребительным (т.е. годным для употребления в большинстве, если не во всех коммуникативных ситуациях). Сейчас неважно, является ли такой же знак первичным номинатом в языковой системе всех остальных носителей языка, у большинства из них или хотя бы еще у кого-то одного, или же это уникальный случай. Мы утверждаем лишь, что для каждого носителя языка есть свои прямые номинаты элементов его картины мира, которые он отличает от непервичных номинатов. Эти последние однозначно воспринимаются как переназывания с определенной прагмастилистической целью.

Какова же эта цель или каковы эти цели (если они разные)?

Первая цель – переименование с целью более рационального использования языковых средств. Обычно такое переназывание осуществляется в рациональных сферах деятельности человека (познавательной, деловой и информационной). Задача такой номинации чаще всего сугубо денотативная, т.е. прежде всего назвать объект, а не выразить к нему свое отношение (что, впрочем, не исключает стилистического маркирования). Такая номинация называется повторной. Она может быть прямой (на основе того же мотивирующего признака, как в случае образования Союз от Советский Союз или зачетка от зачетная книжка) или косвенной (на основе иного признака, как в случае пары почта – отделение связи). Заметим, что «рационализация» здесь не всегда связана с экономией средств (так может быть в разговорных жанрах). В письменных же жанрах может, наоборот, происходить усложнение наименования для большей точности и выразительности. Иногда повторная номинация – лишь дань стилю. Так, в публицистическом или художественном стилях, ориентированных на эмоциональность восприятия, «предписывается» разнообразить речь, а значит, избегать ненужных повторений. Именно этого помогает достичь повторная номинация. Номинаты черное золото, железная дисциплина или хозяин Белого Дома призваны не столько выразить отношение журналиста к описываемым фактам, сколько избегнуть повторения слов и клише уголь, крепкая дисциплина, президент США. Поэтому мы относим их не к образным, вторичным, а именно к повторным номинатам.

Вторичная же номинация – это всегда образное коннотированное наименование объекта, призванное не столько назвать понятие, сколько найти необычный мотив называния и поиграть с этим названием. Здесь важны оба момента вторичности: и игровая коннотация и образность (двойственность) денотации, поскольку сама по себе коннотация еще не означает вторичности названия. Некоторые оценочные, коннотированные знаки могут быть и первичными (например, дурак, ублюдок, издеваться, ложь, красивый, добрый, великолепный), и повторными номинатами (например, мамочка, зелененький, Миша, жрать), но в них нет момента семантической иносказательности и языковой формальной игры. Очень важным моментом вторичной номинации является также преднамеренность оценки, так как неявную оценочность в конкретной речевой ситуации могут получать и вполне нейтральные номинаты (классический пример анекдот – Прошу быть потише. Увертюра! – От увертюры слышу! Здесь знак увертюра является первичным номинатом для первого говорящего и вторичным, образно-инвективным – для второго). Ко вторичным номинатам относим словесные знаки вроде дуб (‘тугодум’), кукушка (‘мать, оставившая детей’), лиса (‘хитрый человек’), об стену горохом (‘безрезультатно’), лить крокодильи слезы (‘ложно сокрушаться’), в ус не дуть (‘не обращать внимания’).

Исходя из вышесказанного, мы выдвигаем гипотезу, что на уровне сверхсловной номинации ЯК – это всегда аналитические знаки, выполняющие либо первичную, либо повторную номинативную функцию, что и отличает их от фразеологизмов как вторичных номинатов.

Первичность, повторность и вторичность – это переменные функциональные признаки номината. Это значит, что, поменяв номинативную функцию, номинат может изменить и свой статус в языковой системе, например перейти из разряда фразеологизмов в разряд клише или наоборот, однако эти процедуры требуют специального рассмотрения. В частности, нужно будет решить вопрос, имеем ли мы в таких случаях дело с одной лексической единицей, изменившей свой номинативный статус (гнать вал, волчья ягода, заячья капуста), или же речь должна идти об отдельном номинативном процессе, в ходе которого на мотивационной основе фразеологизма возникло омонимичное ему клише (или, наоборот, фразеологизм возник на основе клише), после чего мотивирующий знак вышел из употребления. В первом случае можно говорить о постепенной утрате фразеологизмом своей образности (иносказательности) и превращении его из средства украшения речи в повторный номинат – стилистический вариант номинации определенного понятия (крестный отец, хозяин Белого Дома), а иногда и в единственное (или основное) средство номинации (божья коровка, гнать вал). В случае преобразования клише следовало бы предположить постепенное обретение этой единицей смысловой двойственности, однако с такими случаями мы не встречались. Во втором же случае (образовании фразеологизма от клише или клише от фразеологизма с сохранением обоих знаков) должно быть зафиксировано параллельное использование двух омонимичных форм, выполняющих две принципиально различные номинативные функции – повторного и вторичного номината (примером может быть омонимия форм встать на колени, снести яйцо, протягивать руку, художественный свист).

Дифференциация клише и фразеологизмов прямо зависит от характера номинации. Клише и клишированные предложения – это обычно первичные или повторные (т.е. грамматико-стилистические) знаки, фразеологизмы же и образные высказывания (предикативные языковые знаки) – следствия вторичной номинации (или предикации). Аналогичную точку зрения отстаивает А. В. Жуков: «Фразеологизмы относятся к языковым единицам (знакам) вторичной номинации»⁵⁸ Переносность значения одного или даже всех компонентов может при этом не иметь значения. Важна не семантика составляющих и отношение между ними, а именно номинативная (или предикативная) функция всей лексической единицы как языкового целого. Сравните: подобные клишированные лексические единицы летучая мышь, морская корова, божья коровка, бабье лето, биться в агонии, солнечные ванны, вводить в заблуждение, отдать честь, взять под козырек, художественный свист (музыкальный жанр), Здравствуйте, Спасибо, Который час?, Вот тебе раз!, Кого я вижу!, Ничего не поделаешь, Имей совесть! и образные знаки художественный свист (ложь), валять дурака, вешать лапшу на уши, залить глаза, от мертвого осла уши, Яблоко от яблони недалеко падает, Что посеешь, то и пожнешь, Кто рано встает, тому бог дает, Кто в лес, а кто по дрова, Не мытьем, так катаньем и пр. Устойчивые словосочетания и предложения, выполняющие функцию основных (первичных или повторных) наименований понятий и суждений, с уверенностью можно отнести соотвественно к ЯК и клишированным необразным предложениям. Аналогичную точку зрения на устойчивые сочетания высказывает О. Глазунова: