Ю. Ю. Карпов взгляд на горцев взгляд с гор

ненавидят, зависть во главе; в ответ он сам начал игнорировать селение, отка­зался помогать селу». И здесь же рассказывают анекдот об аварцах (имея в ви­ду себя), которые оказались посаженными в яму; но если другие ямы с поса­женными в них людьми других национальностей так или иначе охранялись, то яма с аварцами — нет: «Сторож не нужен, так как один другому не даст уйти» (в районах с лакским населением тот же анекдот рассказывают о дагестанцах в целом). Говорят, что здесь никогда не приходят к общему мнению, говорят, «один был готов зарезать быка тому, кто укажет, когда и где (кванадинцы) пришли к общему мнению...» Такового якобы не оказалось.

Но здесь же сами себе противоречат, рассказывая об особой религиозности всего селения в советское время и подчеркивая, что подобный порядок форми­ровало общественное мнение, общественное настроение, а не какой-либо вы­дающийся человек из местных. Следовательно, согласие все-таки достигалось [ПМА, 2005, л. 73 об.—86]. А разве могло быть иначе?

В соседнем с Кванадой селении Хуштада положение в целом похожее, но все же «свое».

До перестройки кто приходил на местный годекан невыпившим, того сты­дили: «Ты что, жены боишься или денег нет?» Потом мулла строго объявил, что не будет хоронить, не будет приходить в дом пьяниц. Муллой (имамом) был Магомед-Сайд Газиев (хуштадинец, 1954 г. р.; учился у Магомед-Сайда Абакарова, был имамом мечети в Хасавъюрте, в настоящее время глава совета имамов Цумадинского района). Его поддержали аксакалы, они организовали «двадцатку» уважаемых людей из представителей каждого тухума. Члены «двадцатки» ходили по домам и выливали хмельные напитки (мед, ч!аг1а — оба тина бузы) местного изготовления. Первыми пришли к человеку, свадьба сына которого должна была состояться на следующий день; у него было заго­товлено всего много, он просил, чтобы начинали борьбу с пьянством не с пего. С начала 1990-х гг. на свадьбах «веселья» не устраивается, только мавлид (ре­лигиозный обряд) совершается. «Но на столах есть все, что дарит земля — ананасы, кокосы — обходится (угощение) дороже, чем прежде». Однако в 2005 г. один молодой человек настоял, чтобы на его свадьбе была «эстрада», пригласили певицу (хотя его родители совершили хадж). В рассказах о про­шлом, в том числе о былом «веселье», в рассказах лиц среднего и старшего возраста часто звучат ностальгические нотки (за пределами селения правило нарушается). В 1994 г. впервые организовали день села, приехало много хуш-тадинцев, обосновавшихся в городе, и т. д. Но старики запретили употребле­ние спиртных напитков. Компании мужчин уходили «повеселиться» в лес. од­нако старики ругали их в мечети «и за это». На следующий год приехало мно­го меньше гостей, на следующий— еще меньше. В итоге лет через пять праздник перестали проводить.

Праздник «первой борозды» (рцбай) проводится, мулла не возражает про­тив пего, он воспринимается как религиозный (мусульманский) праздник. Оц-бай организовывает кто-либо из состоятельных сельчан — представитель од­ного из трех тухумов селения: у него должно быть два быка, должен быть плуг, дожен быть достаток в хозяйстве («если будет собирать по хозяйствам, то селению не будет баракат»; однако родственники помогают ему в прове­дении праздника материально и продуктами). Если нет желающего взять на себя организацию оцбай, то такового назначает старейшина тухума, которому пришла очередь его проведения. Если тухум в целом не готов взять на себя та-

590

Ю. /О. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

кую миссию, то вызывается другой тухум. Но старики говорят: «Коль скоро тухум не готов „исполнить" (долг), то его надо расформировать, как некогда произошло с тухумом хъазахъ'ов (те якобы некогда не принимали участия в общественных делах, «не подчинялись законам села», и их тухум Букьагьай «раскидали» по другим тухумам, велели расселиться по разным кварталам).

Хуштадинцы с уважением рассказывают о своем главе сельской администра­ции, который, придя к власти, выделил деньги на строительство спортивного зала. Первоначально деньги предназначались для строительства нового здания администрации, по он заявил, что администрация подождет. Спортзал строил­ся методом народной стройки. Сейчас в нем занимаются борцы, там же играют в баскетбол, сочетающий элементы регби (зал небольших размеров, пол засте­лен матами). После тренировок и игр молодые мужчины пьют чай.

В селении завершается строительство новой мечети (в «нетрадиционном» архитектурном стиле). Средства получают от сдачи бывших колхозных угодий и скота в аренду. Деньги проходят через должностных лиц действующей мечети.

Широко развит отхожий промысел «на лук» в Ростовскую область (Мар­тыновский, Азовский и другие районы; «до „лука" молодежь жила только на пенсии родителей»). Кто-либо берет на себя обязанности бригадира, собирает бригаду из земляков, все вносят денежный пай за аренду совхозной (колхоз­ной) земли, бригадир договаривается с местным начальством. Он же приобре­тает семена, на свои деньги строит балаганы (из фанеры) для приезжающих на работы, в бытовом отношении их обустраивает. С середины лета и до октября население Хуштады (как и многих других селений Цумадинского и соседнего

Глава 6. Время

591

с ним Ботлихского районов) значительно редеет, родители уезжают с детьми на работы (в сентябре в школе полноценных занятий не проводится, так как детей слишком мало). В удачный год заработок бывает солидным (в 2003 г. человек десять вернулись в Хуштаду на новеньких «Жигулях» десятой моде­ли), но гарантий успеха в такой работе не бывает (в 2004 г. все приобретенные ранее «Жигули» оказались проданными).

Для сравнения приведу еще краткую информацию об агульском селении Рича, даргинском селении Чираг и некоторых лакских селениях.

В Рича сохранился совхоз (в первой половине 1990-х гг. от него отдели­лось небольшое— в 60 хозяйств— селение Бедюг, жители которого органи­зовали у себя колхоз). Совхозного скота (мелкого рогатого) сейчас голов 300 (в советское время было 12 тыс.), но на совхозных кутанах, что сохраняются в Каякентском районе, не бывает меньше 1,5 тыс. голов — остальной скот част­ный. По сравнению с ранее упомянутыми селениями, в Рича люди держат ско­та относительно много: мелкого рогатого— около 5 тыс. голов, крупного рога­того— около одной тысячи . Раньше каждое хозяйство для содержания сов­хозного скота отдавало 9 стогов {фур) скошенного сена, себе оставляя только один. Лето 2005 г. было засушливым, заготовить сена удалось слишком мало, так что пропорции разделения заготовленного сена были прямо противопо­ложны. Под посевы и огороды используют участки, доставшиеся еще при нормальном функционировании совхоза. Возвращения к «дедовским участ­кам» не планируется — «иначе война», да к тому же значительный отток насе­ления снял остроту земельного вопроса. Сенокосы распределяются ежегодно, организует это мероприятие директор совхоза и администрация селения.

Депутаты сельской администрации— 13 человек, по количеству участков, на которые разделено селение, большинство — 40-летние, есть молодые, а са­мому старшему 56 лет. Совета старейшин не существует (он, по оценке неко­торых сельчан, мог бы быть и участвовать в решении сельских дел. но глава

' Информатор, заместитель главы администрации, в 2005 г. держал 4 коров, 1 теленка и 24 овцы. В настоящее время личный мелкий рогатый скот разделен на три отары. Чабанам платят по 8 или больше рублей с головы скота и в год делают два кусура, который состоит из 7 хлебов, килограмма сыра и стакана томленого масла. Чабаны и пастухи приходят и го­ворят хозяину: «Сегодня ты кусур делаешь». Кроме того, чабаны имеют право два месяца в сезон доить скот для себя, из молока делают сыр, 1 кг овечьего сыра стоит 250 руб. Соот­ветственно, их доход от продажи сыра может составлять около 250 тыс. руб. Сыр продают перекупщикам, агульцам, обосновавшимся в городах. Скотину на продажу в основном за­бирают даргинцы-перекупщики, «на месте продавать выгоднее, чем самому возить».

592

администрации — человек средних лет— «не хочет делиться властью»). Имам в решении хозяйственных дел селения активного участия не принимает. Сам он человек молодого возраста («молодой пацан», 1983 г. р., занимался вольной борьбой, был победителем соревнований в Южном Дагестане), уроженец Рича, семь лет обучавшийся в исламском университете в Махачкале (учился по соб­ственной инициативе, но жители села в годы учебы собирали для него средст­ва). «Народ имама слушается», но обращаются к нему, когда необходимо со­вершить свадебные, похоронные и т. п. обряды. Мечеть (построена ориентиро­вочно в X—XII вв., восстановлена в 1992 г.) посещает почти все население аула; и если среди стариков имеются те. кто отказываются ходить в нее, моло­дежь ходит «от всей души».

Последние годы в школе в качестве иностранного преподается арабский язык. Инициатива по его обязательному преподаванию принадлежит уроженцу Рича, который работает в РОНО и совершил хадж. Преподают арабский две учительницы (окончили вуз в Махачкале) и имам; он же преподает в школе физкультуру. До появления собственных преподавателей арабского в Рича приезжал на несколько месяцев присланный ДУМД «пацан-аварец», который обучал желающих (30—^1-0 человек) чтению Корана. В настоящее время мно­гие родители хотят, чтобы в школе преподавался английский язык, однако два иностранных языка одновременно преподаваться не могут. Хадж совершили только А—5 хозяйств из селения (поездка обходится в сумму, которой абсо­лютное большинство жителей не располагают).

В настоящее время в Рича проживает 280 хозяйств, еще сто хозяйств, хотя прописаны в селении, живут в городах. В Махачкале живет 150—160 хозяйств ричинцев, в Дербенте — 120—130 хозяйств, в Каякентском районе (пос. Друж­ба) — 30—40 хозяйств и т. д. по убывающей. Кроме того, в Орловской области проживает порядка 30 хозяйств, в Саратовской — 30—40 хозяйств, есть ри-чинцы, живущие в Воронежской обл., на Курильских островах, в Туркмении, в Германии. В чужих местах (вне Дагестана) живут и работают (в российских деревнях в основном занимаются откормом телят) до тех пор, пока дела идут хорошо, скопив денег и заработав на пенсию, возвращаются на родину [ПМА, 2005, л. 62 об.—71 об.].

Ныне в некогда довольно крупном (в 1940-е гг. его население достигало 350 хозяйств) даргинском селении Чираг, расположенном в Агульском районе, число хозяйств не достигает и 8 десятков (среди 318 постоянных жителей 82 учащихся школы, 160 пенсионеров, из них 28 инвалидов). В начале 1980-х гг. всем чирагцам предлагали переселиться на плоскость, тогда отказались, сейчас ежегодно уезжает в города и в равнинные районы по 7—8 хозяйств. Чирагцы проживают в Махачкале, Каспийске, Дагестанских Огнях и т. д. Прежнее кол­лективное хозяйство преобразовано в МУП (муниципальное унитарное пред­приятие), имеющее ныне около 2 тыс. голов мелкого рогатого скота и порядка 200 голов крупного рогатого скота. Сохраняются отгонные зимние пастбища (кутаны) в Дербентском и Каякентском районах (1,3 тыс. га) и летние в горах своего и Дахадаевского районов (11 тыс. га); сельхозугодья в виде пастбищ и сенокосов составляют около 7 тыс. га. За сельской администрацией числится 5 тыс. га. В 2005 г. было создано первое и пока единственное фермерское хо­зяйство (4 брата, 3 сестры + родители, итого человек 10; выращивают бычков),

Умерших на чужбине практически всегда приводят хоронить на родину.

Глава 6. Время

593

Судьба лакских селений различается (хотя и не кардинально) в зависимо­сти от того, насколько традиция отходничества получила в них широкое раз­витие в прошлые годы (лакцы еще в давние времена выделялись в Дагестане по объективным причинам развитым отходничеством). Например, в селении Кая многие жители уходили на заработки в Среднюю Азию и только с распа­дом СССР и обострением межнациональных отношений в бывших союзных республиках вернулись оттуда. Но много каялинцев еще в довоенное время уехали на строительство завода «Дагдизель», что располагался в современном г. Каспийске. Так или иначе, но мысли и образ жизни большинства каялинцев связаны с существующими или возможными заработками «на стороне».

Другое дело такое крупное селение как Кули, жители которого всегда яв­лялись животноводами (своих пастбищ было много и еще арендовали у кази-кумухских ханов). И сейчас здесь существует сельскохозяйственный произ­водственный кооператив (СПК) племхоз «Кулинский», поголовье мелкого ро­гатого скота в котором, как говорят, в Дагестане самое большое (20 тыс. голов, а в 1970-е гг. было 70 тыс.), по крупному рогатому скоту племхоз на втором месте. В современных условиях этому хозяйству живется непросто — уже потому, что раньше значительный доход приносила продажа шерсти, а ныне она никому не нужна, и 13 тонн ее хранится на местных складах. В СПК (или, но привычке, в колхозе) работает около 800 человек (всего населения 3,6 тыс. чел; прежде было 5 тыс.). остальные занимаются отходничеством. Фермерские хозяйства (всего их более 30) образованы формально; каждому такому хозяй­ству выделили по 10 га горных пастбищ, на равнине у них пастбищ нет, и свой скот они перегоняют вместе с «колхозным»; с недавних пор с фермеров за транспортировку скота берут плату. Фермерские хозяйства образовались глав­ным образом из-за того, что государство для сохранения овцепоголовья давало на каждую овцематку 1 руб. 17 коп. С 2005 г. дотации прекратились, остано­вилось образование и фермерских хозяйств. Глава сельской администрации предлагает объединить все фермерские хозяйства с целью показать и доказать, что только крепкие скотоводческие хозяйства способны выжить в условиях местного высокогорья.

Глава администрации селения Кули Рамазан Мамаев фигура примечатель­ная. Он по образованию учитель, главой администрации был в 1986—1994 гг. и потом с 2002 г., в промежутке являлся директором школы. Его бабушка Гу-

20 Зак. 4349

594 Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

рупати была первой коммунисткой в районе, членом ревкома и «до 1935 г. хо­дила с наганом». По-своему были активны и другие предки. Потомок продол­жает эстафету. Приведенные данные из его послужного списка свидетельст­вуют об этом. Но в большей мере он характеризует себя волевыми поступками и решениями в деле.

Из разговора с Р. Мамаевым:

До 1987 г. на кладбище во время похорон ходили и женщины — я запретил. Заставил ходить мужчин в головных уборах. На похоронах выступает глава ад­министрации и мулла. На 40-й день, когда ставят памятник, собираются мужчи­ны, «без пьянки поминают»... В соседнем селении резали черного барана, когда выносили тело хоронить. Мулла читал молитвы •— но он ведь на свадьбах напи­вается. Я отговорил их от этого обычая — они перестали резать барана, мулле отказали... Пришел один мулла, стал говорить, что делать на кладбище. Я ему сказал, что у нас свои, кулинские обычаи, наши отцы сами знали, как делать. — Этот мулла уехал... Не дал снять своего бухгалтера, когда в районе была волна по «наведению порядка». Сказал: «Сначала накажите меня, потом я сам его на­кажу»... В недавние годы поднимали вопрос о восстановлении прежних земель­ных наделов, но я убедил их, что у нас начнется междоусобица — у одних будет много земли, у других нет. Живущие в городе кулинцы претендовали на участ­ки—я запретил им давать, ведь они обрабатывать ее не будут, а здесь земель мало.

В Кули существует совет старейшин, хотя, по оценке главы администра­ции, он достаточно формален. Правда, когда нужно организовать обществен­ные работы — ремонт кладбища, водопровода, решить семейные или земель­ные споры, глава обращается к ним, «но отдельные старики любят выпить. Сидят на годекане, выпивают и рассказывают истории. Разлагают население». Есть в Кули совет молодежи. Это спортсмены, молодые учителя, директор спортшколы, тренеры, директор Дома культуры («Теперь молодой, раньше был старый, но я его попросил уйти, чтобы был молодой и привлечь молодежь в ДК. Чтобы не болтались. Всего человек 11, есть и молодые женщины. Прошу поговорить с тем, кто хулиганит»).

Кулинцы любят повторять, что они в числе лакцев и вместе с лезгинами первыми приняли в Дагестане ислам, но (едва ли не по этой же причине) пер­выми его и оставили (от противоположного полная симметрия со словами ква-надинцев и в целом цумадинцев и цунтинцев о своей религиозности). Духов­ное управление мусульман Дагестана через кулинца— начальника авиалиний Дагестана— выделило деньги на строительство мечети. Построили большую красивую современную мечеть. Мулла в ней аварец, присланный ДУМД (до этого были другие, окончившие исламский университет, но не задерживались). Однако только несколько молодых кулинцев ходят в нее. «Она открыта, ковры лежат— но пустая. Кто в городах живет — те молятся, это молодые кулинцы, студенты. В прошлом в Кули было 5 мечетей. Сейчас старики ругаются, зачем построили мечеть. Чем она поможет. До революции тоже не были особенно религиозными» [ПМА, 2005, л. 36 об.—46 об.].

Примечательно, что в этом районе (в селении Кая) человек, стремящийся укрепить в местном обществе религию, организовать надлежащее обучение детей и всех желающих и т. д., не находит поддержки, к нему обращаются лишь для отправления отдельных обрядов жизненного цикла, что его предель­но оскорбляет, он в целом обоснованно говорит: «Наши люди неверующие» —

Глава 6. Время

595

В соседнем с Кули селении Хос-рсх тоже недавно закончили на сред­ства ДУМД строительство новой ме­чети. По этому поводу якобы было обращение жителей, но инициатива по строительству принадлежала гла­ве администрации. Мулла— мест­ный, самоучка (до этого был выпу­скник исламского университета, при­сланный ДУМД, но через год уехал). Регулярно ходят в мечеть человек 10—20 молодых людей. В селении функционируют совет старейшин, со­вет молодежи, женсовет; как и в других селениях Кулинского района, здесь воссоздана пионерская орга­низация (существует она и в ряде других районов республики). Нынеш­ний глава сельской администрации — человек средних лет. Примечатель­но, что его прапрадед был в Хосре-хе юсбаши (главой села) в начале XX в. (упоминается даже в беллитри-стической литературе). Праправнук гордится тем, что построил в селе­нии баню, водопровод, мечеть, завершается строительство большого физкуль­турно-оздоровительного комплекса (таких всего несколько в республике) — «на­до уметь работать», говорит он о себе [ПМА, 2005, л. 51 об.—56].

Любопытно, что в Кая и в Кули рассказывают историю с одним сюжетом, но связывают ее с главами собственных селений дореволюционного времени. Это история о том, как местный юсбаиш (в каждом селении свой) «держал дисциплину» среди односельчан.

Как говорилось в одной из предыдущих глав, джамаат строго следил за тем, чтобы крупный рогатый скот не попадал на засеянные поля. Такое же ре­шение вынес и каялинский джамаат, постановив резать обнаруженный на по­лях скот, а мясо раздавать беднякам. Каялинский юсбаши по имени Гарун че­рез два дня после вынесения такого решения джамаатом специально выпустил на поле своего быка. Вскоре ему донесли, что на поле пасется бык, он прика­зал его привести; когда привели, выяснилось, что это бык юсбаши. Как посту­пил юсбаши? Он сказал: «Ну что-жс делать? Режьте быка и мясо раздайте бед­някам». Гарун был очень авторитетным юсбаши, и Гарун в течение тридцати лет исполнял эти обязанности [ПМА, 2005, л. 35 об.—36].

Пример данного человека (или этих людей либо уже фольклорного персо­нажа) популярен в местной среде. Современные юсбаши стараются брать с не­го пример.

596

В целом смею заметить, что ситуация в горных селениях не динамично, но меняется. Шок, который испытало население 15—10 лет назад от развала Систе­мы, требовал поиска новых форм организации им своего бытия и сопровож­дался неурядицами разного порядка. Только в таком контексте можно принять информацию о том, что «соседние селения постоянно ссорятся из-за права владения пастбищными горами и водными источниками» [Бобровников, 20026, с. 102], отнеся ее именно к тем «смутным» годам, ибо в начале первого деся­тилетия XXI в. «борьбы всех со всеми» не наблюдается, хотя споры между джамаатами, между жителями разных кварталов одного селения, между домо­хозяевами по земельным и другим вопросам, конечно же, имеют место. Об этом, в частности, свидетельствуют приведенные выше рассказы жителей Ка­раты, Ботлиха. В ходе развала совхозов и колхозов, объединявших по несколь­ку селений с их угодьями или владевших теми или иными частями угодий дру­гих хозяйств в согласии с ранее заключенными соглашениями под эгидой вы­соких инстанций советской системы, прецедентов «ссор» избежать было не­возможно. Но вспомним, что записи норм адата производились, как правило, по имевшим место прецедентам, в том числе спорам и ссорам джамаатов, кварталов, тухумов и отдельных домохозяев по тем же вопросам, так что си­туация недавних лет была хотя и далеко не простой, однако не трагической. Когда же население уяснило себе, что при существующей в данный момент экономической системе прокормить семьи с наличной земли (личной/частной или находящейся в коллективной собственности) невозможно, споры о грани­цах прекратились или были заморожены до другой ситуации и момента. Так, в частности, произошло в споре о пастбищной горе между селениями Кванада и Хуштада, в 1990-е гг. крайне обострившемся [ПМА, 2005, л. 86 об.—87]. При массовом оттоке населения на сезонные и другие заработки, при изрядном ко­личестве заброшенных земель, у людей в большинстве известных мне случаев пропадает интерес к выяснению прав на участки, угодья и т. д. Впрочем, это не отрицает корректировок владетельных прав в малом масштабе, между жите­лями тех или иных селений.

В Дагестане, как, впрочем, и в других регионах и в стране в целом, идет поиск приемлемых форм организации как хозяйственной, так и общественной жизни. И в этом поиске одна из главных ставок делается на возрождение и адаптацию к новым условиям джамаата, но не как религиозной общины (тем более в условиях настороженного отношения властей к религиозным структу­рам и, в частности, после официального запрета в Дагестане в 1999 г. «вахха­битской деятельности»), а как основного звена формируемого (или, в Дагеста­не, воссоздаваемого?) гражданского общества.

Характерно, что «гражданское общество» в Дагестане будет иметь если не пестроту, то колорит полиэтничного сообщества.

Так, Кумыкское народное движение «Тепглик» разработало устав джами-атского (гражданского) общества для кумыкских сел «с учетом местных исто­рических, социально-экономических, демографических условий» [газ. «Тснглик», март 2004].

Весной 2004 г. инициативная группа предложила каратинскому сельскому обществу организоваться как джамаат (джамаатское общество — ДО): кПирле игъа— жаратинское общество¹ (букв.: 'войско'). Было заявлено, что ДО ста-

Глава 6. Время

597

Основой деятельности всех структур ДО «КПирл1е игьа» долж- ^

на стать «прозрачность». ДО объ­являет жителей муниципального 1 образования открытой общиной / (?— Ю. К.). Любой структуре

независимо от сферы деятельно- Магомед Ахмеднабиев с сыном.

сти, так же как и деятельности Фото автора. 2005 г.

598

жителей, запрещается конфиденциальность перед местной властью, ДО, СМИ... ДО «КПирл1е игьа» через муниципальные власти и мечеть устанавливает: а) земли общественного пользования (леса, дороги, каналы, реки, выгоны, паст­бища, кладбища и т. д.), их качество и местонахождение, б) дворы, дворовые усадьбы, в) общественный сектор, г) производственную сферу, д) другие сферы. Вся остальная площадь земель распределяется между членами общины в собст­венность... согласно методике, разработанной соответствующей комиссией. Площади, временно используемые (арендуемые), подлежат возврату для резерва администрации или перезаключения договоров (соглашений) на условиях нового законодательства с учетом интересов местной общины и т. д.

(Материал предоставлен М. Ахмеднабиевым)

«Полный» набор «демократических» принципов, замешанных на группо­вой солидарности «кровного родства» и местечковости, попытка объединения правил общежития в соответствии с исторической памятью с веяниями новой жизни в целях сохранения системы функционирования сельского общества как такового, а затем и «родового тела».

Данное положение не было принято сельским обществом Караты.

Настоящий пример достаточно ярко передает один из вариантов общест­венных настроений и тех направлений трансформаций, в которых идет поиск новых форм через возрождение старых и компромиссы. Диалектика жизни!?

Пример не дает ответа на вопрос, что произошло с джамаатом в XX сто­летии. Он является своеобразным многоточием, неопределенностью, за кото­рой могут последовать события и процессы в сельских сообществах и в даге­станском обществе в целом, в равной степени прогнозируемые и неожиданные.

* * !j-.

Не приходится сомневаться в том, что «традиционного общества» в ука­занном автором аспекте в Дагестане не было ни в XX, ни в XIX столетиях. Во­обще, вопросы о том, что такое «традиционное общество» и сама «традиция», очень масштабные и многоплановые, они требуют специального рассмотре­ния, которое здесь излишне. Изменения же общественных отношений в гор­ных районах Дагестана были едва ли не постоянными. Вспомним процесс об­разования крупных селений. Скорее всего, синхронно с ним происходило и сложение известной нам по более поздним источникам сельской общины. Можно ли ту общину называть «сельской мусульманской», не берусь судить ',

Как п этом случае обозначать общину грузин-горцев (хевсур, пшавов, тушин), идео­логическим центром которой являлось святилище, а лицо, отправлявшее в ней культовые

Глава 6. Время

так как очевиден дефицит источников, которые полноценно охарактеризовали бы вторую составляющую подобной дефиниции. Однако процесс (именно как процесс, а не отдельные факты) прямого обращения жителей горных селе­ний— уж, скорее всего, как членов сельских общин— к упрочению ислам­ского порядка своего бытия (не знаю, как точнее его обозначить) неплохо до­кументирован и относится ко второй половине—концу XVIII в. (о чем говори­лось в 4-й главе). Превратились ли тогда горские селения (по крайней мере, значительная их часть) в «сельские мусульманские общины»? На мой взгляд, это более вероятно, нежели привязка «основания» таковых к реформам, осу­ществленным покорившей горцев империей. Отмеченное не отрицает того фак­та, что в условиях функционирования общин в рамках Российского (офици­ально православного) государства «мусульманская» их составляющая харак­терным образом «опредмечивалась». Это зафиксировано И. Пантюховым и Н. Самурским в начале—первой четверти XX в. В вынужденно скрытом виде подобное положение сохранялось на протяжении всего советского периода их жизнедеятельности как трансформированных, но по большому счету именно общин.

В. О. Бобровников утверждает, что сельская община (или «сельское обще­ство»; автор фактически как равнозначные использует обе дефиниции) была изобретена для «горцев-мусульман» чиновниками и учеными (этнографами, юристами, востоковедами). Привнесенным в местную среду якобы оказался и эгалитарный характер такой общины [Бобровников, 2006, с. 126, 130]. В ак­центе на эгалитарность можно усмотреть отражение марксистско-ленинской теории истории через вездесущую классовую борьбу, ибо в работах историков советского периода о ней писалось излишне много. Однако предания-то о борьбе общинников с «ханами» и талхъанами имели место быть, равно как и практики экспроприации доморощенных «экспроприаторов», появлявшихся в рамках сельских общин. Вряд ли правомерно приписывать их единственно характерному для науки той поры «позитивистскому дискурсу», при всем том, что это нарративы, а не письменные документы. Представляется, что иной дискурс также не способен в полной мере объективно интерпретировать на­блюдавшееся (так? или только конструировавшееся в чьем-либо сознании?) в жизни горских обществ. Декларирование ущербности подобных и других так или иначе схожих с ними нарративов, скорее всего, будет приводить к созда­нию иных «нарративов», адресуемых к общим и частным вопросам жизни ме­стных обществ (или наших представлений о ней). И тогда покажется заслужи­вающим внимания собственное заключение о появлении в постсоветское вре­мя «своеобразного архитектурного стиля» мечетей и молельных домов, «никак не отличающихся от сельских жилых домов» [Бобровников, 2006, с. 125]. Но родится оно при игнорировании материалов архитекторов, которые обстоя­тельно изучали горское зодчество в 1920—1930-е гг. и сделали вывод, что и при старых архитектурных стилях отличие культовых построек от жилых до­мов в Нагорном Дагестане было минимальным (см.: глава 2, 3). К таким же «нарративам» будет относиться заключение о навязывании горцам общинной системы имперскими и советскими властями (тем паче что соотношение меж­ду религиозной и сельской общиной в местных условиях так и останется не

требы, исполняло также функции светского и военного руководителя общины? (См.: [Бар-давслидзе, 1952а; 19526]).

600

Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

уточненным, и при том, что сам якобы однозначно навязанный порядок, как свидетельствуют заслуживающие внимания источники, был в целом беспро­блемно воспринят местным населением).

При этом я не оспариваю вывод В. О. Бобровникова о сложном, смешан­ном характере «(hybrid)» горских сельских обществ в новейшее время [Боб-ровников, 2006. с. 129]. Поэтому их судьба заслуживает особого внимания, и о ней я пытался рассказать в данной главе.