Сегодня государство не помогает ни многодетным, ни матерям-одиночкам, ни семьям с больными детьми, да и просто семьям. Елена Альшанская напоминает об очередях в детские сады. «Я сама три года ждала очереди, на что бы мы жили, если бы не муж? И на что жить одинокой маме?» – задает она риторический вопрос. «А если ребенок особенный, его вообще не устроишь в садик, тогда единственный выход – отдать его в интернат, а они, как правило, в 200–300 км от дома», – объясняет эксперт.
Сейчас думское большинство проблему детских садиков решило весьма своеобразно. Действующий закон «Об образовании» предусматривает, что «размер родительской платы за содержание ребенка (присмотр и уход за ребенком) в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, реализующих основную общеобразовательную программу дошкольного образования, не может превышать 20 процентов затрат на содержание ребенка (присмотр и уход за ребенком) в соответствующем образовательном учреждении, а с родителей (законных представителей), имеющих трех и более несовершеннолетних детей, – 10 процентов указанных затрат».
В новом, принятом в минувшую пятницу в третьем чтении законопроекте «Об образовании» эта статья сформулирована иначе: «В целях материальной поддержки воспитания и обучения детей, посещающих образовательные организации, реализующие образовательную программу дошкольного образования, родителям (законным представителям) выплачивается компенсация в размере, устанавливаемом нормативными правовыми актами субъектов Российской Федерации, но не менее 20 процентов среднего размера родительской платы за присмотр и уход за детьми в государственных и муниципальных образовательных организациях, находящихся на территории соответствующего субъекта Российской Федерации, на первого ребенка, не менее 50 процентов размера такой платы на второго ребенка, не менее 70 процентов размера такой платы на третьего ребенка и последующих детей».
Чувствуете разницу? Вместо 20% будут платить 80%. Многодетные вместо 10% заплатят 30%. Это при условии, если региональные власти не обусловят сами выплаты имущественным положением семьи, не решат платить только малоимущим.
Лечение
Огромной проблемой является уровень развития медицины.
Например, в Московской области ряда врачей-специалистов в районных поликлиниках и больницах просто не полагается по штату. Для лечения нужно записаться за месяц в областном консультационно-диагностическом центре, а уже после консультаций направят на лечение. За этот срок ребенок может умереть даже от не самой серьезной болезни.
Понятное дело, что родители отправляются в платные клиники Москвы, где лишь один прием обойдется в полторы тысячи рублей, и не факт, что не потребуется новых визитов к доктору. В районной поликлинике у дверей кабинетов педиатров едва до драк не доходит. Дикие очереди в районной поликлинике Павловского Посада недавно наблюдал и.о.губерантора Московской области Андрей Воробьев и, потрясенный увиденным, распорядился построить новую поликлинику. Но он просто в другие не зашел...
О единственной и при этом полуразрушенной республиканской детской клинической больнице в Калмыкии в свое время рассказывал СМИ уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов. «Для того, чтобы растить детей, семьям нужна уверенность, что они смогут лечить и учить своих детей, что если с одним из родителей что-то случится, то государство поможет, и от ребенка не придется отказаться», – утверждает Альшанская.
Опека
А еще она, да и другие эксперты говорят о необходимости создания службы сопровождения семей, куда родители могли бы обращаться с социально-психологическими проблемами. Сегодня для этого существуют только органы опеки, но они скорее отберут ребенка, чем помогут. Во-первых, по мнению специалистов, они и помогать не умеют. «В органах опеки работают зачастую бывшие учителя, никаких курсов переподготовки они не проходят», – отмечает Алексей Головань.
Кроме того, чиновникам так проще – за отобранного ребенка отвечают не они, а администрация детдомов. А случись что в семье – прокуратура придет проверять орган опеки, а оно им надо?
Сейчас разработан законопроект о социальном патронате. К нему масса претензий по части соблюдения прав родителей, о чем газета ВЗГЛЯД писала подробно. Но к этому надо прибавить еще и то, что даже если его переписать, то сотрудников для служб сопровождения семей в России никто не готовит, даже курса для вузов не разработано. В итоге мы можем получить крайне опасное вмешательство в дела семьи и отобранных у родителей детей – новых сирот.
Таким образом, не создав мало-мальски нормальных условий для семей и детей в родных семьях, из-за чего, собственно и возникает проблема сиротства, государство объявило, что само, без помощи из-за рубежа справится с ней.
И уже сейчас можно с уверенностью сказать, что ничего из этого не выйдет. Во-первых, такие проблемы не решаются путем проведения кампаний. А во-вторых, кампании у нас уже были.
В 2006 году, по данным правительства, в семьи (под опеку и усыновление) было устроено 113 100 детей, в 2007 году – 130 498, в 2008 году – 113 751, в 2009 году – 90 742, в 2010 году – 73 337, в 2011 году – 67 526.
Пик был достигнут в 2007 году, когда проблему сиротства поднял президент Владимир Путин. Но кампания прошла, и пошел спад.
В 2009 году ситуация резко ухудшилась. Число устроенных в семьи сирот сократилось на 20%. Именно тогда в стране затеяли борьбу против насилия над детьми.
Последовали абсурдные «показательные процессы», показавшие в первую очередь, что дела против родителей, и особенно приемных, будут «шить» с легкостью – из-за любого синяка или царапины. Последовало ужесточение ст.156 УК РФ. За «ненадлежащее воспитание несовершеннолетнего» возникла перспектива оказаться в тюрьме на три года. Поправка была принята, несмотря на то, что против нее – редчайший случай – вместе выступили политики и общественные деятели различных идеологических взглядов, и либералы, и консерваторы, и религиозные лидеры. После того, как Русская православная церковь самым недвусмысленным образом дала понять, что она против внедрения в стране ювенальных технологий, пыл «защитников детей» вроде бы поутих. Хотя статья в УК осталась.
Но, оказалось, это было лишь затишье. Дальше началась «охота на педофилов». Преступление столь мерзкое и страшное, что поначалу от подозреваемых все разбегались от отвращения и ужаса. Ужесточили наказание. Но после дела чиновника Минтранса Макарова выяснилось, как эти дела появляются и расследуются.
Даже член Общественной палаты Ольга Костина, чья организация «Сопротивление» занимается помощью потерпевшим, и которую никак не заподозришь в симпатиях к преступникам, писала: «Мы разделяем точку зрения общественности и СМИ, что возбуждение дел о сексуальном насилии против детей зачастую может являться средством для сведения личных счетов и оказания воздействия на следствие и суд».
«В ходе расследований стало очевидно, что в настоящий момент ни одно государственное ведомство, включая Институт Сербского и центр «ОЗОН», не в состоянии провести качественную психологическую экспертизу потерпевших, отсутствуют комплексные профильные методики, существует масса вопросов к порядку проведения генетических исследований, нет ответственности для экспертов за недостоверные заключения», – признала Костина в открытом письме главному редактору «Новой газеты».
Естественно, что в такой обстановке кандидаты в замещающие родители задумались о риске стать жертвой сфабрикованного уголовного дела. «А с другой стороны – органы опеки в тот момент тоже напряглись, и к кандидатам в замещающие родители стали относиться более придирчиво, да и вообще отдавать детей в семьи стали менее охотно», – отмечает Елена Альшанская.
Но страх потенциальных усыновителей и опекунов, конечно, не единственный фактор, повлиявший на резкое падение устройства сирот в семьи.
Достарыңызбен бөлісу: |