Альманах
Сегодня, в эпоху интернета, всевозможных справочных и литературных сайтов во всемирной информационной паутине, издание разнообразной литературы: хорошей, очень хорошей и посредственной – не прекращается. Уплотненное время диктует свои правила игры, и читатель порой не может позволить себе «роскошь» остаться наедине с книгой, прочитать, скажем, стотомное издание Льва Толстого или трехтомник О. Генри. Читатель нового столетия и нового тысячелетия более подготовлен к тому, чтобы впитать в себя квинтэссенцию произведений того или иного писателя. Хорошо это или плохо, не могу судить. Но раз мы живем в такое время, необходимо идти в ногу с ним, не теряя художественных параметров нашего прошлого, познавая литературное наследие, которым были богаты минувшие века. И здесь на помощь приходит как раз альманах, содержащий эту самую квинтэссенцию.
Возьмем наш альманах. Его содержание охватывает более десяти веков, начиная с аль Фараби и заканчивая нашими современниками. В процессе работы над ним мы ориентировались также на качественную литературу двух соседних государств-супердержав – России и Китая. В Китае действует масса издательств, в том числе и национальных (ведь эта страна – конгломерат наций, насчитывающий более 1,5 млрд. жителей). В КНР издается литература на казахском, кыргызском, уйгурском и других языках. Основная литература печатается на современном китайском языке.
Другая держава – Россия, в которой также издается много литературы на языках проживающих в ней этносов. Российские издательства печатают немало справочных изданий. Одно из них – это серия «100 великих…» Тут и писатели, и художники, и композиторы. Читатель, заинтересовавшийся чьей-либо персоной, уже сам будет искать произведения того или иного автора. Таким образом, справочная литература диктует свои первоначальные задачи для восприятия, то есть в нее вложено воспитательное начало, она помогает читателю идти в ногу со временем.
Во всем этом неоценимую роль играет литературный альманах. Это не только литературная жизнь года, но и богатое наследие прошлых лет.
В процессе подбора материалов я как составитель и как главный редактор альманаха «Литературная Азия» обнаружил такую тенденцию. При составлении альманаха личностные вкусовые параметры качества превалируют над отстраненным составлением. Ведь зачастую планы альманахов составляются так: «Литература этой страны есть, а той нет – надо поставить; представитель этого государства есть, а того – нет». Я считаю такой альманах мертворожденным, в нем нет того самого эликсира под названием «душа», о котором говорил Давид Самойлов. Не мне судить, каким вышел этот альманах, но могу сказать одно: я жил им год и, на мой субъективный взгляд, получился праздник мысли. Праздник мысли представителей различных литературных течений, разных жанров и национальных литератур, в первую очередь Центральной Азии.
Замечательно, что наш альманах-караван тронулся в путь по странам Центральной Азии. Караванщики всегда брали с собой в дорогу не только товары, но и книги. Наиболее надежными распространителями книг были караваны Шелкового пути.
Караван должен оставлять в душах людей зерна культуры.
Праздник поэтического духа
В сентябре прошлого года исполнилось тридцать лет со времени проведения Пятой конференции писателей стран Азии и Африки, состоявшейся в Алма-Ате. Я помню то изумительное время, когда в осеннем городе у подножья гор, среди его улочек и скверов звучала поэтическая речь во славу творчества свободы, звучала на многих языках и наречиях под веселое журчание арыков и легкий шелест падающей листвы. Можно было встретить, поговорить о поэзии или, наконец, взять автограф у Чингиза Айтматова, Мумина Каноата, Юрия Рытхэу, Фаиза Ахмад Фаиза, Николая Тихонова...
Помню, как Расул Гамзатов, находясь на горе Кок-Тюбе, восклицал: «Как в моем Дагестане!» И эти слова признания пятидесятилетнего горца шашлычный дым уносил вниз к прекрасному городу, к его белым домам, отдыхавшим в тени деревьев, в той неповторимой вечерней прохладе, которая бывает только в сентябре.
Это время божественным образом совпало с моим поэтическим «запингом». Как это легко бывает по молодости, можно было взять, например, образ тополя или карагача и описать стихами или случайного прохожего превратить в своего Ночного Прохожего, вложив в его уста исповедальность двадцатилетнего юноши. Все это становилось твоим по чувствам и по душе, вне разума и расчета вливалось в твое поэтическое пространство.
Разумеется, было еще далеко до публикаций своих творений, да и кого публикуют в двадцать с небольшим лет? Не это было важным и определяющим. Важно было ощутить себя неотъемлемой частью этой жизни, этой природы, этого города. Думаю, что нечто подобное было у многих представителей творческой интеллигенции того периода, особенно среди нас, молодых.
Этот праздник литературной мысли и поэтического духа состоялся благодаря таким личностям, как Ануар Алимжанов, Олжас Сулейменов, Ильяс Есенберлин, Мурат Ауэзов, Сатимжан Санбаев, Болатхан Тайжанов...
Вот что писал о тех незабываемых днях Мурат Ауэзов на страницах альманаха «Литературная Азия» (2002 г.):
«Алматинская конференция писателей 1973 года, хорошо подготовленная и хорошо проведенная, прошла под знаком свежести и особой привлекательности тогда еще не затертых, неискаженных тезисов свободы и независимости.
С казахской стороны вдохновленным и, безусловно, главным организатором Конференции был Ануар Алимжанов, чье творчество к тому времени обрело осознанный антиимперский, деколонизационный характер. Движимые солидарным мировидением, мощную поддержку в придании духу Конференции недвусмысленно антиколониальной направленности оказали Алимжанову два других руководителя тогдашней казахской писательской организации – Ильяс Есенберлин, работавший в полную силу над знаменитой впоследствии кочевнической эпопеей, и Олжас Сулейменов, находившийся на пике своей выдающейся поэтической и ораторской формы.
Вообще о нескольких месяцах до и после Конференции можно говорить как об одной из славных страниц в истории творческой интеллигенции Казахстана. Некое пассионарное волонтерство было свойственно многим начинаниям, и многое замечательно удавалось. Волонтерски, не требуя для себя гонораров, трудилась творческая группа под руководством Сатимжана Санбаева по выпуску на английском, французском, арабском языках казахстанского Приложения к альманаху «Лотос» – печатному органу Ассоциации писателей Азии и Африки. Со вкусом оформленное, по своему духу и содержанию Приложение явилось ярким самовыражением тогдашнего нашего инакомыслия. В нем, в частности, нашла приют эстетика кочевья, гонимая официозом.
Разумеется, кому-то эти детали могут показаться малосущественными. Но на деле – они из числа действий, на глубинном уровне готовивших Казахстан, его общественное сознание к сотворению реального суверенитета...»
Тот период можно по праву назвать «звездным часом» издания переводной литературы у нас в республике. Имена многих поэтов и писателей стран Азии и Африки благодаря книгам, вышедшим в издательстве «Жазушы», остались навсегда в читательской среде Казахстана, в их благодарной памяти.
В том году журнал «Простор» опубликовал роман сингапурского писателя Го-Бо-Сена в переводе Марьям Салганик «Если слишком мечтать». Находясь под впечатлением коллизий и сюжетной линии романа, я некоторое время сверял свои поступки и действия с его главным персонажем, который по возрасту был мне ровесником.
Когда в прошлом году, находясь в Куала-Лумпуре на Всемирных поэтических чтениях, я обмолвился об этом корреспонденту, он был, мягко говоря, ошарашен тем, что в далеком Казахстане знают имя писателя, которого в Юго-Восточной Азии уже мало кто вспоминает.
Ясность внес писатель из Малайзии Исмаил Хуссейн, который присутствовал при нашей беседе. Он свыше тридцати лет возглавляет литературный журнал «Тенгара», выходящий в Малайзии, вспомнил и Алма-Ату того периода, и свой приезд на Пятую конференцию, и о переводах лучших представителей писателей и поэтов стран Азии и Африки. Могу сказать вполне определенно, что без всего этого не было бы и данной книги переводов «Каникулы кочевья», где наряду с поэзией Казахстана под одной обложкой звучат стихи поэтов пяти континентов.
К открытию того писательского форума был построен конференц-зал при Союзе писателей Казахстана с прилегающим к нему кафе «Каламгер». В этом кафе с тех далеких лет в кругу его постоянных посетителей – писателей и поэтов – понятие «творчество свободы» стало приобретать черты свободы творчества, созидательный характер которого немыслим без переводного моста поэтического духа.
* * *
Есть целая категория людей, и я к ним принадлежу, которых называют билингвисты, например, которые пишут на русском языке. Но я себя ощущаю не билингвистом, а поэтом. У меня есть своя читательская аудитория не только в городе, но и в ауле, в Москве, за рубежом.
«Шелковый путь»
На мой взгляд издателя, необходим какой-то печатный орган, который бы издавал в Казахстане литературу разных народов мира. В нашем издательстве такие попытки есть. Мы печатали американских, финских, немецких поэтов. Возможно, такой орган и будет создан на базе нашего издательства. Ведь что такое «Жибек жолы»? Дословный перевод – «Шелковый путь». А «Шелковый путь» всегда был «движущейся системой». Купцы, которые везли тюки с товарами, знали несколько языков. Они несли в другие страны культуру общения, литературу. В этом – один из гуманистических принципов «Шелкового пути».
* * *
Я уже говорил, что любая творческая личность – это достояние нашей республики, и относиться к ней нужно как к духовному богатству нашей страны, нашего народа. Как мне кажется, здесь необходима определенная государственная программа. Необходимы гармония, всестороннее развитие личности. Поэты, как никто другой, интуитивно чувствуют нарушение этой гармонии на данном этапе развития нашего общества, ибо в их чувствах, в их сердцах как бы присутствует невидимый камертон, определяющий диапазон этой дисгармонии. Я бы хотел, чтобы этот своеобразный камертон был не только в душе поэта, чтобы он был и в душе чиновника, и в душе бизнесмена.
* * *
Давайте посмотрим на поэзию, литературу времен застоя. Тогда журналисты партийной прессы писали только то, что нужно было государству. Лучшим из них иногда удавалось сказать правду, а когда сказать было все же нельзя, они молчали. Поэтам в этом плане, также как и режиссерам, актерам, можно было говорить гораздо больше. Тогда в моде был эзопов язык, язык рабов.
* * *
Важное обстоятельство – разобщенность писателей. Каждый из нас работает сам по себе, поскольку ни групп, ни школ больше не существует. Нежелание объединяться настолько велико, что даже если появляется такое объединение, то оно занимается лишь призывами к обособленности и восхвалением своих преимуществ.
О конкурсе «Сорос-Казахстан»
Фонд «Сорос-Казахстан» регулярно проводит литературные конкурсы.
Когда первый конкурс был объявлен, свыше двухсот молодых писателей и поэтов прислали свои произведения. Этот количественный состав вселяет надежду, что в многонациональной литературе Казахстана, несмотря ни на что, идет новая волна, ее нарастающий гул слышен в шелесте страниц книг, которые мы издали по итогам конкурса.
Конечно, итоги любого конкурса, а тем более литературного, всегда относительны. Я имею в виду деление на первые и не первые места. Это все условно, ибо сам литературный процесс, само литературное творчество не терпят суеты и спортивного состязательства.
Для молодого автора важно другое: чтобы вовремя заметили и издали. В этом и заключается цель данного конкурса и его главный итог. Открыто много новых имен. Среди них Ерлан Аскарбеков, Дидар Амантай, Гуля Королева, Василий Муратовский, Марат Исенов, Ника Нагорная, Ажар Сабралиева, Жанар Кусаинова и другие.
Членами конкурсной комиссии, которую возглавлял я, были известные писатели и поэты, критики и литературоведы – Мейрхан Акдаулетов, Виктор Бадиков, Евгений Гильдебранд, Ауэзхан Кодаров, Сатимжан Санбаев, Зейнулла Сериккалиев, Надежда Чернова, Жумабай Шаштайулы. Я разделяю их признательность к деятельности американского предпринимателя и общественного деятеля Джорджа Сороса.
Литературные конкурсы молодых авторов должны быть регулярными. Я уверен в том, что книги молодых авторов, которые мы выпустили на средства фонда «Сороса-Казахстан», заняли достойное место на книжных полках читателей.
Тревожный факт – отсутствие бесспорных лидеров в литературе, которых просто нельзя не читать, даже если вы в глубине души отдаете предпочтение другим писателям. Возможно, мы не в состоянии оценить того, кто на голову выше своих современников, кому мы могли бы воздать должное, но не сделали этого. Такое случалось и раньше, может повториться и впредь.
Пока ясно одно – в литературе нет несомненных лидеров.
Общеизвестно, что «большое видится на расстоянии». Видимо, нам необходима была пауза, и литература, осознающая сегодняшнюю жизнь и историю, появляется только сейчас.
* * *
К сожалению, казахская литература, казахская поэзия до сих пор мало известна русскому читателю, не говоря уже о читателях других стран. Многие мои собратья-писатели, поэты говорят: «Ну и не надо!» Но я убежден: все равно – надо! Надо выходить к миру, через какой язык – это твое право, твой выбор, но надо, чтобы о тебе знали.
Был такой казахский поэт Жуматай Жакипбаев. Мастер такого сжатого воздуха, таких потрясающих словесных узоров, а кто его знает? А ведь это тоже богатство, красота мира, которая должна принадлежать всем.
* * *
Помню, мы, несколько начинающих поэтов, пришли к дяде Васе Бернадскому в «Вечерку». Принесли свои вирши, написанные от руки, или даже кого-то попросили, чтобы отпечатали для солидности на машинке.
Нам было по 20 лет. Он начал артистично читать наши стихи, время от времени восклицая: «Гениально!» Внутренне мы, действительно, уже считали себя гениальными поэтами.
Как он читал наши стихи! Как Евтушенко, размахивая руками, входя в образы. Рассказывал, что когда-то играл на сцене. Потом говорит: «Сейчас понесу ваши стихи главному редактору». Выбрал в наших рукописях самое «гениальное», и пошел шатающимся шагом по длинному коридору, ибо был в подпитии, размахивая пачкой наших творений. И наши листочки начали рассыпаться в разные стороны в такт его шагам. Мы поняли, что это полный крах, никто публиковать нас не будет, но у нас хватило «гордости» не бежать за ним, подбирая стихи.
О дяде Васе можно написать целую книгу воспоминаний. Это человек трудной биографии, до конца жизни сохранивший чувство романтизма. Он всегда поддерживал молодых.
* * *
Известный поэт Гафу Каирбеков жил за Домом правительства, где размещался ЦК Компартии Казахстана, и любил идти на работу вниз по улице Фурманова, мимо здания ЦК, а затем через площадь по улице Куляш Байсеитовой.
Однажды, подходя к зданию Союза, он увидел группу писателей, стоявших у входа, и загадочно произнес:
– Сегодня в Белый дом заходил.
Писатели переглянулись, ибо Белым домом в народе называли массивное здание на площади им. Брежнева, куда не часто вызывают писателей и поэтов, а если вызывают, то это – или нагоняй, или какая-либо премия и награда.
Через дня два все повторилось опять, и вновь Гафу-ага с невозмутимым видом произнес эту магическую фразу:
– Сегодня был в Белом доме.
На третий раз писатель-сатирик Шона Смахан-улы не выдержал, схватил поэта за плечо и произнес:
– Гафеке, я ставлю вам сто грамм коньяка только за то, что вы скажете, за что и почему вас ежедневно вызывают в ЦК.
– Ставь бутылку, так и быть – отвечу, – флегматично промолвил Гафу Каирбеков.
Пошли в бар «Каламгер», за ними увязались и другие писатели.
Барменша Рымкеш подала им коньяк. Все, сгорая от нетерпения, переглядывались, ожидая, что скажет Гафу-ага.
Автор многих прекрасных стихов и текстов песен, среди которых одна песня о матери давно уже стала народной, автор многих повестей и рассказов, переводчик стихов Расула Гамзатова и его трилогии «Мой Дагестан», Гафу Каирбеков степенно выпил одну-две рюмки коньяка, закурил, обвел всех лукавым взглядом и изрек:
– А меня никто и не вызывал туда, я сам захожу.
– Как это никто не вызывал? Нам, простым смертным, дорога туда заказана, скажите честно, Гафеке, может быть, вам очередную награду дали? Или, помилуй нас Аллах, выговор по партийной линии...
– Плесни еще, – улыбнулся Гафу Каирбеков.
Разлили. Выпили. И вновь погрузились в тишину ожидания.
– Ладно. Так и быть, скажу. Вы же знаете, что я живу выше здания ЦК. Пока прохожу по улице Фурманова, мои ботинки покрываются грязью, ну, и чтобы их почистить, захожу в этот боковой подъезд. Там, у входа, установлен автомат для чистки обуви. Благо, что бесплатно. Основательно почистив, иду дальше. Вот и все дело, – обвел всех лукавым взглядом поэт и вновь выпил рюмку коньяка.
* * *
Народный писатель Казахстана Сакен Жунусов, или как его называют в народе Сакен-Серэ, вспоминал, как в студенческие годы он писал стихи по весне. Дело происходило в конце сороковых–в начале пятидесятых. Алма-Ата, цветы, влюбленные – вот основной мотив этих стихов. Редактор молодежной газеты просмотрел и сказал: «Молодец, Сакен. Ты – будущий классик. Но чего-то в твоем стихотворении не хватает. Подумай еще». Сакен подумал и добавил в стихотворение девушку с парнем, которые целуются в яблонях, в гуще яблоневого цвета. Опять пришел. Опять чего-то не хватает. Расширил стихотворение до уровня баллады. Опять принес. И вновь чего-то не хватает. Балладу превратил в поэму. И опять то же самое.
– Как ты не поймешь, Сакенжан, – всплеснул руками редактор. – Весна?
– Да, весна, влюбленные. Что еще надо? Чего еще не хватает? – вскипел будущий классик казахской литературы.
– Шума трактора с посевной не хватает в твоих стихах...
О, господи, сколько начинающих поэтов погубил этот конъюнктурный шум трактора эпохи соцреализма!
* * *
О классике казахской поэзии Касыме Аманжолове Галым-ата Ахмедов рассказывал, что он когда-то заведовал редакцией поэзии в «Казгослитиздате» и был очень взыскателен к поэтическому слову. Графоманов и халтурщиков не подпускал за версту к своей редакции. Один из таких поэтов оказался не в меру настырным и каким-то образом «засунул» рукопись своих стихов в план издательства. Затем, угостив редактора, убедил его, чтобы не был столь придирчив к его, не ахти каким стихам.. Осталось поставить печать на титульном листе, чтобы рукопись ушла в типографию. Но печать-то у Касеке, а там такой номер не пройдет. Автор ходит и канючит:
– Поставь печать, Касеке, чего тебе стоит.
День ходит, два ходит. Касым Аманжолов непреклонен:
– Не буду ставить печать на твою халтуру.
И когда этот автор допек Касеке своей извечной просьбой – поставь печать, – поэт Касым Аманжолов то ли был навеселе, то ли был не в духе. Сурово взглянул на просящего, а точнее на его блестящую лысину, с негодованием смачно сплюнул и шлепнул изо всех сил печатью по лысине. Вся редакция с ужасом взирала на автора, на лысине которого отпечатался контур печати.
– Вы за это ответите! – взвизгнул автор и, не смывая результат своей просьбы, побежал через площадь в ЦК – жаловаться на произвол Касыма Аманжолова.
В объяснительной, которую написал в ЦК Касеке, было аргументировано доказано, почему рукопись имярека не имеет смысла издавать, а печать была поставлена по прямой просьбе автора.
Таким был редактором поэт Касым Аманжолов.
* * *
В годы соцреализма начинающему поэту очень трудно было издать свою первую книжку.
Да и сейчас нелегко, но тогда намного труднее.
Пути-дороги рукописи первой книги в издательство у каждого литератора различны и порой неисповедимы.
У меня долго не выходила первая книга стихов. Я уже был участником и республиканского фестиваля поэзии, и делегатом Всесоюзного совещания молодых литераторов, о моих стихах доброжелательно говорили Олжас Сулейменов, Мурат Ауэзов, Валерий Антонов, Александр Жовтис, Руфь Тамарина, а книги все еще не было.
Появились «друзья», которым изливал свою душу поэта, не раз подкрепленную винными парами. Они-то и ценили по-настоящему мои стихи за стойкой пивного бара и эта, так сказать, аудитория осталась бы единственной для меня, если бы не полковник милиции Олжабай Темирханов, он был близок моему отцу и по родству, и по Прииртышью.
Однажды он надел свой мундир и чуть ли не под конвоем повел меня в только что открывшееся издательство «Жалын», и сказал своему другу, директору и прекрасному поэту Кабдыкариму Идрисову:
– Кабдыкарим, ты давно хотел издать мои воспоминания о войне, не надо, они подождут, а издай этого парня, стихи которого пылятся в вашей редакции вот уже третий год.
Вот так, просто и конкретно, по-военному изложил Олжеке суть проблемы. Через год вышла моя книжка «Ночная прохлада».
А воспоминания ветерана войны Олжабая Темирханова спустя тридцать лет я издал сам, но уже в собственном издатель-ском доме «Жибек жолы».
* * *
Олжабай Темирханов и поэт, также офицер милиции, Табылды Кенжетаев довольно часто помогали многим поэтам и писателям выйти из щекотливого положения, если они после обмытия гонорара попадали в милицию или в вытрезвитель. Затем, на следующий день, виновники со смущенным взором в глазах благодарили их за это, обещали опубликовать все, что их спасители написали или напишут, но зачастую не выполняли своего слова.
* * *
В Союз писателей СССР меня рекомендовали четыре личности: поэт Валерий Антонов, который впервые опубликовал мои стихи в «Просторе», поэт и общественный деятель Какимбек Салыков, классик казахской поэзии Абдильда Тажибаев и известный ученый-металлург, академик, лауреат Государственной премии СССР Евней Букетов.
Евней Арыстанович, знавший меня не только как начинающего поэта, но и как молодого специалиста-металлурга, в то время был в немилости у властей.
Однажды он, приехав из Караганды, где работал в университете, позвонил и, узнав, что я до сих пор не принят в члены Союза писателей, вздохнув, посоветовал:
– Бахытжан, вынь, пожалуйста, из документов мою рекомендацию. Она тебе только навредит. И не перечь мне. Убери и все...
Аксакал Абдильда Тажибаев, узнав про волокиту с моим приемом, приехал на Секретариат и там, стуча тростью по столу, потребовал:
– Я даю рекомендацию не для того, чтобы она пылилась в приемной комиссии.
В тот же день меня приняли в творческий союз, членом которого я состою вот уже третий десяток.
А рекомендацию Евнея Букетова я сохранил. В 2001 году издательство «Гылым» издало книгу литературных материалов, посвященную моему творчеству.
Эту книгу открывают теплые слова о моем творчестве, написанные академиком в конце семидесятых годов прошлого столетия.
* * *
Полное собрание сочинений любого поэта или писателя можно условно разграничить тремя томами: первый том – избранное, второй том – собранное, третий том – набранное.
Обычно при жизни можно увидеть только первый том из трех перечисленных.
О методе кнута и пряника
Раньше Союз писателей работал методом кнута и пряника, но писатели стабильно получали гонорары за книжки. Одна моя книжка вышла тиражом 100 тысяч, это в наше время представить невозможно.
Сегодня я являюсь членом двух творческих союзов – писателей и кинематографистов. Они выполняют свои святые обязанности: поздравляют писателей и кинематографистов с юбилеями и хоронят стариков.
* * *
Если раньше писатель был совестью народной, то сегодня читатель стоит выше писателя. Он более информирован, ближе к жизни. Но вот отношение к этой жизни у людей сейчас какое-то нелитературное – прохладное, отстраненное.
Сейчас мы все стали чувствительны лишь к собственной боли. Наверное, слишком много раз за последние годы нам пришлось переступать болевые пороги, за которые нас выталкивала обрушившаяся, как снег на голову, правда.
Последний раз живая реакция на то, что где-то произошла беда, была на знаменитом съезде народных депутатов в 1989 году, когда прибалтийские делегаты предложили почтить минутой молчания память погибших при разгоне демонстрации в Тбилиси. А потом был Форос, распад Союза, и правда теперь уже о чужой боли стала восприниматься как информация. Мы оказались не готовы к ней. Дело не в том, что правды стало слишком много. Просто мы оказались не настолько великодушны и развиты духовно, если жизнь превратилась для нас в простой набор фактов.
* * *
Сегодня выпустить книгу может любой человек, были бы деньги. Поэтому появилось много книг, которые вовсе не литература. Я не вижу в этом ничего страшного. У поэта частной собственности на Вселенную быть не должно. На рубеже ХIХ–ХХ веков было то же самое. Писали многие, а в литературе осталось несколько человек.
* * *
Сегодня в казахстанском Союзе писателей семьсот человек, из них поэтов и писателей от силы наберется человек пятьдесят. Я и себя не включаю в это число. Повторюсь: есть «поэт судьбы», а есть «судьба поэта». «Судьба поэта» – это Магжан Жумабаев, Сакен Сейфуллин, Павел Васильев, Осип Мандельштам. Остальные – поэты судьбы и пишут биографию своим долголетием. Дай Бог им здоровья.
Достарыңызбен бөлісу: |