2-е издание, исправленное Ответственный редактор

• 
  Вас спрашивают по первой линии. Майкл Клэнтон.
  
• 
  Мой брат, — удивилась Сьерра и нажала кнопку.
  

Ничто, кроме чрезвычайного события, не могло заставить его позвонить.

• 
  Что случилось, Майк?
  
• 
  Мама больна.
  

— У нее рак.

Сьерра не могла в это поверить.

— Не может этого быть! Я видела ее всего лишь несколько ме­

• 
  Она не хотела тебе говорить. Сьерра сильнее сжала трубку.
  
• 
  Ты уверен?
  

— Что значит «давно»? Когда она обнаружила?

147

• 
  Ей поставили диагноз прямо перед вашим переездом в Лос-Анджелес.
  
• 
  Что? — Сьерра почувствовала, как кровь стынет в ее жилах от потрясения. — Это было два года назад, Майк. — В памяти с ослепительной отчетливостью вспыхнули какие-то мелочи, указы­вающие, что что-то было не так. Она еще удивлялась тогда, поче­му мама вдруг решила прибраться на чердаке. Что она тогда сказа­ла? Что не хочет перекладывать весь этот хаос на наши с Майком плечи? О, Боже. Слезы навернулись на глаза Сьерры. — Почему она ничего не сказала?
  
• 
  Ты знаешь маму, Сьерра. Она не хотела никого беспокоить.
  
• 
  Ее лечат?
  
• 
  Когда врачи обнаружили опухоль и поставили диагноз, ей сразу же удалили молочную железу. И только после этого выясни­лось, что у нее метастазы в костях.
  
• 
  О, нет, — прошептала Сьерра. — И она не сообщила тебе?
  

• 
  Она никому ничего не говорила вплоть до последнего времени. Сердце наполнилось тревогой.
  
• 
  Что же случилось?
  

Сьерра закрыла глаза, ее начала охватывать паника. Мать была для нее той твердыней, на которую она всегда опиралась. Она не могла потерять ее! Ей всего шестьдесят пять лет. Сотни раз они шутили, обсуждая, как будут справлять ее столетие.

• 
  Она собирается пройти курс химиотерапии?
  
• 
  Нет.
  
• 
  Что значит нет?
  

• 
  Она сказала, что не хочет. - Но...
  
• 
  Ничего хорошего это не даст на данной стадии, Сьерра.
  

• 
  Они должны сделать что-то. А как насчет облучения? Могут хотя бы попытаться?
  
• 
  Когда диагностировали болезнь, метастазы уже были в кост­ной ткани. Теперь они затронули печень.
  

Сьерра опустила голову и на мгновение прижала руку к губам, чтобы не дать себе расплакаться. Майк помолчал с минуту.

• 
  Сейчас она проходит паллиативный*, более мягкий курс ле­чения, — сказал он охрипшим от волнения голосом.
  
• 
  Что это такое?
  

• 
  У нее сильные боли, Майк?
  
• 
  Она не очень-то говорит об этом, — превозмогая себя, про­изнес Майк. — Ты ведь знаешь маму. — Он помолчал немного. — Думаю, уже месяц, как она на обезболивающих лекарствах. Ме­лисса на днях убирала посуду в шкафчик и нашла поставленную глубоко в уголочек аптечную склянку с приготовленной по рецеп­ту микстурой. — Он выругался еле слышно, и она поняла, что он плачет. — Я перезвоню тебе через пару минут.
  

Сьерра положила трубку и закрыла лицо руками. Она пыталась побороть нахлынувшие на нее чувства. Отчаяние, страх, желание в ту же секунду вскочить, сесть в машину и ринуться к матери. Ее всю трясло.

• 
  Плохие новости? — спросил Рон, стоя в проеме двери, кото­рая соединяла его просторный офис с ее небольшим кабинетом.
  
• 
  Да, — проговорила она, не поднимая глаз. Казалось, произ­неси она еще несколько слов, и уже ничто не поможет ей совла­дать с собой.
  

• 
  Майк?
  
• 
  Извини, — хрипло проговорил Майк.
  
• 
  Не думай об этом, — крепко сжимая трубку, проронила Сьерра и прикрыла свободной рукой лицо, прячась от пристального взгля­да Рона. Горло горело, она едва дышала. — Сколько у нас времени?
  

149

Она судорожно сглотнула, взглянула на календарь, глаза засти­лали слезы. Если то была правда, мать не доживет до своего ше­стьдесят шестого дня рождения. Сьерра почувствовала боль в гру­ди от тяжести навалившегося на нее страха.

• 
  Она дома?
  
• 
  Нет. Она в больнице. Пока не завершится курс. Пять-шесть дней. Потом вернется домой.
  
• 
  В какой больнице?
  
• 
  Муниципальной.
  

— Я перезвоню тебе вечером, Майк.

Рука дрожала, когда она вешала трубку. Рон все еще стоял на пороге. Он ничего не сказал, но она почувствовала, что он искрен­не беспокоится. За последние четыре месяца Сьерра узнана его как человека тонкого, проницательного и неравнодушного.

— У мамы рак.

Рон медленно выдохнул:

• 
  Насколько все плохо?
  
• 
  Уже задета печень, — сиплым голосом выдавила Сьерра, боясь, что если скажет больше, то расплачется.
  

— Мне очень жаль, Сьерра.

Она вспомнила, как ее мать выглядела шесть месяцев назад — исхудавшая с седеющими волосами. Сьерра тогда прямо спроси­ла ее, все ли с ней в порядке, и мама, как ни в чем не бывало, ответила, что все чудесно. Чудесно? Как она могла держать в себе такое?

• 
  Она ни словом не обмолвилась об этом, Рон.
  
• 
  Что ты собираешься делать?
  

• 
  Хочу съездить домой.
  
• 
  Так и сделай, — сказал он просто.
  

150

Может, ей следует забрать детей из школы и взять их с собой? Но как она может решиться на такое, если даже представить труд­но, с чем она столкнется дома? Что они будут делать, пока она бу­дет ухаживать за матерью?

— Я не знаю, что мне делать, — сказала она растерянно. — Да­же не знаю, с чего начать.

В голове вновь тревожным набатом раздались слова Майка. Ме­сяц. Может, меньше.

Ей захотелось быть рядом с матерью. Так отчаянно захоте­лось этого, что ее затрясло от страха — вдруг это окажется невоз­можным.

Рон присел на край ее стола.

— Позвони Алексу.

Она набрала номер «Мира будущего». Секретарь Алекса сооб-, щила, что его нет на месте.

• 
  У него была назначена встреча на час.
  
• 
  Можете передать ему сообщение на пейджер?
  
• 
  Он просил не...
  
• 
  Это очень важно! Когда вы с ним свяжетесь, передайте, что­бы он позвонил мне на работу. Пожалуйста.
  

Дрожь не унималась. Сьерра начала перебирать бумаги на столе, задаваясь вопросом, как же ей рассортировать их и покончить со всем этим до конца рабочего дня. А завтрашний день? У нее со­ставлен четкий график работы. Нужно многое отпечатать. Нужно сделать массу звонков. А еще написать письма. Ей никак не удавалось сконцентрироваться. Рука Рона остановила ее лихорадочные движения. — Я позвоню Джуди. Она как-то говорила, что им с Максом не­обходимо накопить деньги на первоначальный взнос за дом. Уве­рен, она согласится подменить тебя на время.

— Это невозможно, Рон. Она кормит Джейсона.

| — Пусть приносит ребенка с собой. Я не возражаю. Да и Арлин любит повозиться с малышом. Если станет уж очень туго, думаю,

151

мы сможем найти двух ответственных подростков, которые помо-гут нам.

Рон улыбнулся и легонько коснулся ее щеки костяшками своих пальцев. Это был до странности интимный и нежный жест, кото­рый вогнал ее в краску.

— Мы справимся здесь со всем. Ты лучше поезжай к своей маме.
Он выпрямился.

Когда Алекс не позвонил до половины второго, она не стала до­жидаться его и согласовывать с ним свои действия. Марша дала ей номер телефона профессиональной няни. Сьерра позвонила До­лорес Гуэрто и объяснила ситуацию. Долорес согласилась встретить­ся с ней в четыре пополудни, чтобы они успели просмотреть рас­писание детей, договориться об обязанностях по дому и об оплате.

Сьерра упаковывала свои вещи, когда Алекс пришел домой. Он остановился как вкопанный прямо в дверях спальни и уставился на два чемодана, распахнутых на их двуспальной кровати.

• 
  Что происходит? — спросил он с побледневшим лицом. — Что ты делаешь? Куда уезжаешь?
  
• 
  Если б ты удосужился мне перезвонить этим утром, ты бы знал. — Она рывком открыла ящик комода. — Еду домой.
  

• 
  Слушай. Давай поговорим о...
  
• 
  Нам не о чем говорить, — оборвала она его на полуслове. — Моя мать в больнице. У нее рак.
  

Алекс облегченно вздохнул.

— Я думал... — он тряхнул головой. — Я очень сожалею, — серь­
езно произнес он.

Она повернулась к нему лицом, глаза ее были наполнены бо­лью и страданием.

— Сожалеешь о чем, Алекс? Что теперь тебя никогда нет ря­
дом, когда ты мне нужен? Что у моей матери рак? Что все это не
вписывается в твой драгоценный график?

152

— Где ты был? Твоя секретарша сказала, что отправит тебе со­

-Да.

—Я был занят. — Он сделал еще несколько шагов. — Слушай. Я подумал, что если это действительно важно, то ты перезвонишь еще раз.

Она вновь повернулась к чемоданам в горькой обиде.

• 
  Приятно узнать свое место в списке приоритетов.
  
• 
  Ты хочешь поругаться перед отъездом? Может, именно этого ты и хочешь?
  

— Ты так был нужен мне, Алекс. Где же ты был?

Повернувшись, он посмотрел на жену. Во взгляде его появи­лось нечто такое, что у нее подкосились ноги. Вина. И стыд. И не потому только, что он не связался с нею по телефону. Было нечто большее, нечто более весомое. Его глаза предательски моргнули, и выражение исчезло, спряталось.

— Чем я могу помочь? — бесцветно произнес он.

Ей хотелось крикнуть, что он может обнять ее. Может сказать, что любит ее. Что обещает звонить ей и говорить с ней каждый день. Уверить ее, что все будет хорошо с детьми, пока ее нет. — Не знаю, — уязвленная, призналась она. — Может, молить о чуде?

«Для кого, Сьерра? — промелькнуло в голове. — Для твоей ма­тери или... для вас с Алексом?»

Что завело их в этот тупик? Они не могут говорить друг с другом. Словно огромная, в четыре фута толщиной и сто футов высотой сте­на выросла между ними. Она устала пробиваться сквозь эту толщу.

Он снял пиджак и положил его на стул.

— Что собираешься делать с детьми?

Жгучая ярость волной накрыла ее, желудок свело от злости. Разве не он только что предлагал свою помощь? Смех, да и только. Все, о чем он волновался, так это о свом удобстве и спокойствии.

153

— Не беспокойся. Я уже наняла няню. Тебе не придется искать

Сьерра посмотрела на мужа в ожидании ответа. Лицо его было неподвижно.

— Как долго, думаешь, тебя не будет?

Она прикусила губу, неистово борясь с навернувшимися слезами.

• 
  Столько, сколько понадобится, — выдавила она с трудом и отвернулась. Никак не могла вспомнить, что она уже упаковала, а что еще осталось.
  
• 
  Ты не можешь все это взять на себя, Сьерра.
  

• 
  Майк сказал, что врачи дают ей месяц, может, меньше. Я хо­чу провести с ней каждую оставшуюся минуту.
  
• 
  Ты думаешь, я не понимаю этого?
  

Совершенно очевидно, единственное, что он действительно любил, — это его работа. Ничто более, казалось, не интересовало его, и меньше всего — жена и дети. Не говоря уже о матери Сьер-ры, она просто не вписывалась в план его жизни.

• 
  Ты не веришь мне, да? — буркнул он агрессивно, будто за­щищаясь.
  
• 
  А следует? Надеюсь, ты позвонишь и поговоришь с ней, по­ка есть такая возможность. — Она посмотрела на него горящими
  

Его взгляд стал холодным.

— Оставляю тебя одну, чтобы ты могла спокойно собраться.

И вышел из комнаты.

Сегодня приходил пастор поговорить со мной.

Кажется, в Галене он проповедует на рыночной площади. Первое, что он сделал, посмотрел на моих детей и мой округлившийся Живот и спросил, как давно я замужем. Достаточно, ответила я. Он сообщил мне о смерти мистера Грейсона прошлой весной. Тот упал и порезался о нож струга, а через две недели скончался, весь скрюченный, как крендель, и с намертво сжатой челюстью. Я спросила, пришел ли он лишь для того, чтобы потолковать об этом. Он сказал, что мой отец болеет, и что дом скоро зарастет травой, и что я должна знать об этом, чтобы как-то помочь. Я сказала, что, по всей вероятности, папа не болен, а пьян. А он напомнил мне, что в библейские времена папа мог вывести меня на улицу и забить до смерти камнями. Я же сказала, что, насколько я понимаю, один только единственный раз Иисус вышел из Себя и разозлился, и это было из-за церковников, которые так были заняты поисками соринки в глазах других людей, что проглядели бревно в своих собственных. Он ушел очень удрученным.

Теперь нужно думать, что же мне делать. Даже будучи пьяным, папа никогда не относился небрежно к земле.

Я по живу у тети Марты, пока Джеймс съездит узнать, как там отец.

Я уже успела забыть, какое это приятное ощущение спать в большой кровати с кружевным пологом и под крышей, которая не протекает, ветер не свищет сквозь оконные щели, стены выкрашены белым, на стене - картина с гречанкой, наливающей воду из кувшина. Бет спит со мной на пуховой перине, а Джошуа с малышом Хэнком спят в маленькой комнатушке рядом. Я скучаю по Джеймсу.

Довольно часто в дом тети Марты приходят разные люди. Дверь у нее открыта для всех. Вчера она пригласила на ужин бродягу.

155

Bug у него был усталый, одежда вся в дырах, сквозь которые просвечивало голое тело. Когда он уходил, выглядел несравненно лучше. Она дала ему денег оплатить комнату в гостинице. Тетя Марта и три ее приятельницы весь день шили лоскутное одеяло. Она пригласила меня присоединиться к ним, что я и сделала. Бетси приняла на себя заботы о Джошуа и малышах. Они себя расчудесно чувствовали под ее теплым крылышком. Бетси испекла для Джошуа бисквитный торт и приготовила яблочное пюре для маленького Хэнка. Дамы с умилением наблюдали за возней малышей. Их собственные уже давно выросли и разъехались кто куда.

Эти женщины такие же, как она. Они шутили, смеялись разным разностям, но ни одного недоброго слова в адрес кого бы то ни было ни одна из них ни разу не произнесла.

Жизнь тяжела и жестока.

Джеймс и папа оба болеют, и нам нужно поехать к ним и ухаживать за ними. Я не рискнула спросить, смягчилось ли сердце папы ко мне. Довольно скоро я узнаю это сама.

По правде говоря, я рада, что еду домой, хотя и буду скучать по тете Марте, Бетси и Кловису.


11

• 
  Так хорошо, мама?
  
• 
  М-м-м, — произнесла мать, постепенно выпуская подушку, в которую вцепилась своими тонкими худыми пальцами. Ее тело снова медленно расслабилось. — Можешь открыть окно?
  
• 
  Сегодня прохладно.
  
• 
  Пожалуйста.
  

— Брейди подстригает свою лужайку за домом, — тихо сказала

Белый. Цвет безупречной чистоты, непорочности. Цвет смерти.

— Я всегда любила запах свежескошенной травы, — тихо про­
говорила Марианна. Она взяла дочь за руку. Сьерра почувствовала
легкую дрожь слабости в пальцах матери. — Мое самое любимое
время года. Вишневые деревья только-только начинают зацветать,
появляются желтые головки нарциссов. Все кругом такое зеленое
и радостное. — Она вздохнула, но не отголосок печали послышал­
ся в этом вздохе, а удовлетворение. — Как можно не заметить руку
Господню во всем этом?

У Сьерры сдавило горло. Она посмотрела в окно на медленно плывущие по небесной сини облака. Маме не понравится, если она заплачет. Она должна быть сильной. Она должна быть мужествен­ной. Но где-то глубоко внутри она ощущала, что распадается на мелкие кусочки.

• 
  Каждый год Иисус показывает нам Воскресение, — прогово­рила Марианна и слегка сжала руку Сьерры.
  
• 
  Чудесный день, — машинально сказала Сьерра, решив, что мама ожидает услышать от нее именно эти слова. Она не могла говорить о своих истинных чувствах. Как мама могла думать сей­час об Иисусе? Ей хотелось проклинать Бога, а не благодарить Его!
  

Сколько она себя помнит, мама всегда служила Господу, и вот ее награда? Медленно умирать в страшных мучениях? Мама видит рожью руку во всем. Где же Он сейчас?

— Можешь приподнять кровать?

— Думаю, да, — ответила Сьерра и подошла к пульту управле­ния. Она нажала на кнопку, и кровать подалась вперед. Когда из­головье поднялось, Марианна смогла любоваться садом за окном.

— Как красиво, — довольная, сказала она.

Сьерра проверила кислородную трубку и поправила эластичные скобы, продетые за уши. Одна из них оставила вмятину на щеке матери.

• 
  Нарвешь мне букет гиацинтов?
  
• 
  Гиацинтов? — растерянно переспросила Сьерра.
  

• 
  Я вижу несколько у тропинки рядом с клумбой. — Рука ее подрагивала, когда она попыталась указать на них пальцем. — Са­довые ножницы в ведре под лестницей.
  

Пробегая по мощеной камнем дорожке, Сьерра ужаснулась со­стоянию сада. Даже зимой мама всегда очищала его от сорняков, аккуратно прочесывала граблями и все содержала в исключитель­ном порядке. А сейчас он был откровенно запущен.

В дальнем конце сада Сьерра нашла несколько голубых цветов. Она присела на корточки, выбрала два стебля с превосходными бу­тонами и срезала их. Когда она вернулась в родительскую спальню на верхнем этаже, то увидела, что мама держит в руках пульт управ­ления. Она подняла изголовье своей кровати еще выше на фут, сделав свой обзор шире.

Что чувствует мама при виде жалкого, заброшенного сада внизу?

— Спасибо, родная. — Марианна слегка дотронулась до неж­
ных лепестков кончиками пальцев. Беспокойно зашевелилась, ли-
цо исказила боль. — Меня всегда занимало, как Бог сотворил сад и
Поместил туда человека, — с трудом, растягивая слова, проговори­
ла она. — Все, что Он сотворил, от ила на дне морском и до небес,
все Он создал для нас, для нашего удовольствия. Как гиацинты,
вишневые деревья и солнечное сияние. Красоту, надежду, свет.

159

Сьерра поправила кислородную трубку.

• 
  Так лучше? — спросила она, нежно касаясь лица матери.
  
• 
  Замечательно, дорогая.
  

— Весна наступает, — заговорила снова Марианна, не отрывая

Все, что Сьерра могла увидеть, это сорняки да жиденькие побе­ги на нескольких необработанных розовых кустах. Опавшие осе­нью березовые листья не попали на этот раз под зубья грабель и лежали тяжелым черным одеялом поверх некошеной лужайки.

Все годы, проведенные их семьей в этом прекрасном доме, именно мама ухаживала за садом, обрезала розы, следила за фор­мой кустов и деревьев. Именно мама была тем садовником, кото­рый рыхлил землю, подкармливал ее удобрениями, сажал семена и ухаживал за молодыми побегами. Именно мама так подбирала растения, чтобы они цвели круглый год и наполняли дворик оби­лием ярких красок.

Сьерра помнила часы, проведенные с матерью во дворе под лу­чами солнца, когда она играла со своим маленьким железным ве­дерком и лопаточкой, а мама в это время выпалывала сорняки и нездоровые ростки и отщипывала отжившие свой век головки цве­тов. Она помнила даже день, когда мама посадила вьющийся ди­кий виноград и осторожно подвязывала зеленые завитки усиков к решетке. Теперь растение разрослось и покрыло всю заднюю сте­ну дома.

Без мамы здесь все одичает, зарастет, погибнет.

Облака надвинулись на солнце, отбрасывая тени на дворик.

— Надеюсь, дождя больше не будет, — тихо произнесла Сьерра

160

Даже сейчас, страдая от боли, находясь на смертном одре, мама во всем видела что-то хорошее. Сьерра почувствовала жжение в глазах, в горле запершило от сдерживаемых слез. Она приложила руку к груди в отчаянном желании снять тяжесть душевной скор­би, которая все усиливалась и нести которую с каждым днем ста­новилось все труднее. Она задыхалась. Если так невыносимо боль-. но час за часом наблюдать угасание жизни мамы, как жить даль­ше, когда ее не станет?

— Сьерра, — тихо позвала Марианна.

Увидев беспомощное движение ослабевшей руки, Сьерра встре­пенулась:

• 
  Что, мама? Тебе неудобно? Может, принести что-нибудь?
  
• 
  Сядь, родная, — попросила мама.
  

— Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала, — тихо продол­

— Что, мама? Что я могу сделать?

У Сьерры перехватило дыхание. Ей пришлось плотно сомкнуть губы, чтобы не закричать. Она призвала всю свою волю, но глаза наполнились слезами.

— Я люблю тебя, — выдавила она судорожно.

Сьерра склонилась, положила голову на грудь матери и за­плакала.

Марианна провела рукой по волосам дочери, и рука ее застыла, обессилев.

— Я тоже тебя люблю. Ты всегда была для меня Божьим благо­

— Как бы мне хотелось вернуться назад в детство, я сидела бы во дворе в погожий солнечный денек, а ты в это время работала бы в саду.

Рука матери задрожала от слабости.

— Каждый период нашей жизни драгоценен, Сьерра. Даже этот.