Валя: Ничего себе нюх!
Костя: А ты неделю не попей, так не то что нюх, но и третий глаз откроется. Ведь никак не могу его надыбать. Кто это там у тебя?
Валя: Ну, это один, как бы тебе сказать, мой бывший кавалер. Только давай сразу договоримся - это не тот случай, чтобы ревновать, понял? Так что не подумай ничего плохого.
Костя: А чего бы мне это вдруг думать? Тут не думать, тут прыгать надо. Ну-ка, ну-ка... (Снимая с ног ботинки, заглядывает в комнату и разочаровывается.) Этот что ли? Тьфу, ты! Только адреналин зря потратил. Уж приглашала бы кого-нибудь пофактурней.
Валя: Да не приглашала я. Он сам пришел.
Костя: Кажется, это я уже где-то слышал... Я уж подумал, что там Ален Делон какой-нибудь. А там сидит какой-то детдомовский. Ты что его обидела чем-то? (Входит в комнату протягивает Селифанову руку.) Костя.
Селифанов: Василий.
Костя: Слышь, земеля, ты тачку у подъезда видел? Что за марка, не знаешь?
Селифанов: Шестисотый Мерседес.
Костя: Твой что ли?
Селифанов: Ну что вы!
Костя: Да я и то подумал, что быть такого не может.
Селифанов: Почему?
Костя: На таких тачках другие люди ездят. Кстати, Валя, погладь-ка мне свежую рубашку. (Селифанову) Вот знаешь, у нас ходят все, как попало и в чем попало. А я так не могу. Ну, а я же, сам понимаешь, выглядеть должен. Сейчас про нас травят разные анекдоты, что, мол, мы тупые и все такое. А мне так нравится быть таким новым русским. Я даже горжусь этим. Хотя над анекдотами о всякой там нашей невоспитанности и необразованности ржу до упаду!
Селифанов: Ржете? А почему ржете-то?
Костя: Ну, а как же не ржать, если смешно?
Селифанов: Скажите, а в чем состоит ваш бизнес?
Костя: Опа-па-а... А вопросик-то конкретный. Ты, земеля, случаем не из налоговой?
Селифанов: Ну что вы!
Костя: Да я и то подумал, что не похож. Там сейчас тоже осанистые ходят... Я водярой торгую. Все этого америкашку догоняю, нигде выцепить не могу. Он же всю нашу ликерку хапанул вместе с потрохами. А я договориться с ним хотел.
Селифанов: О чем?
Костя: Да сунуть бы туда левую линию и порядок. Качай этой водяры сколько хочешь. Я бы ему грамотно отстегивал за это, да и все.
Селифанов: Вряд ли он пойдет на это.
Костя: Это еще почему?
Селифанов: Потому, что это незаконно.
Костя: Не понял. В этом месте нашей задушевной беседы надо смеяться или как? Да он с такими бабками сюда прикатил! Ты что думаешь, такие бабки можно честно и законно заработать? Не знаю, как в Америке, пока до нее не добрался, но у нас это дохлый номер. Да знаю я все. Мы тут теперь тоже не лыком шиты... Нет, земеля, ты в этом ни хрена не сечешь, говорить с тобой о делах одна тоска. А я сегодня до того нервный, что сам себя боюсь. Давай-ка лучше о другом. Поведай-ка лучше и, желательно, честно, что у вас с Валькой было? И когда?
Селифанов: Увы, ничего того, о чем ты можешь подозревать, не было. Любил я ее когда-то. Но жить у меня в общежитии она не захотела.
Костя: Еще бы! Чтобы Валька, эта царица, да в общагу пошла! Ей всю жизнь что покруче подавай. Таких баб я и сам уважаю. Это для меня как допинг. Я просто, знаю, что я должен быть самым крутым. Меня это бодрит. Ты понимаешь о чем я говорю?
Селифанов: Понимаю, но меня это, скорей, угнетает...
Костя: Нет, мужик не должен быть всякой размазней. С моей Валькой это не пройдет. Она вообще спит и видит себя где-нибудь на Канарах, чтобы там можно было на пляже поваляться, мужиков подразнить. Я бы тоже не прочь туда мотануть, но что мне там с ней делать? В лес со своими дровами не ездят. Ну, да, придется, видно. Так что ей нужен такой мужик, как я. Вот она за меня и держится. А тебе, земеля, конечно, благодарность от имени профкома и профсоюза за этот визит вежливости, но больше ты уж здесь не мельтеши. И на всякие дорогие букеты не траться. Береги свой бюджет и храни деньги в сберегательной кассе номер шесть.
Селифанов: Почему именно номер шесть?
Костя (смеется): Да это у меня юмор такой. Для прикола.
Селифанов: Понятно. Конечно, вы правы. Мне лучше уйти. Давайте, подождем, я с Валей попрощаюсь... Все-таки старые друзья...
(Сидят молча. Костя закуривает, потом в нетерпении начинает кулаком одной руки поколачивать в ладонь другой. Чтобы не раздражаться гостем, даже поворачивается к нему спиной. Внезапно звонит сотовый телефон. Оба, не видя друг друга, машинально вынимают из карманов телефоны.)
Оба в голос: Я слушаю! (Смотрят друг на друга. Звонил телефон Селифанова. Костя в нокдауне.)
Селифанов (в трубку): Я же просил не беспокоить. Ах, это ты Джон? Тебя не предупредили? Да, ты же в Москве. (Некоторое время слушает. Костя с телефоном в руке прохаживается по комнате.) Ну, как это что делать? Ты и сам все знаешь. Если министерство согласилось, значит оформляйте купчую. Ну, все, достаточно, я занят. (Косте) Извините, что так вышло. Я предупреждал, чтобы не звонили...
(Костя, подошел к окну и стал смотреть на стоящий внизу Мерседес. Потом быстро распахнул окно.)
Костя (в окно): Эй, мелюзга, а ну кыш от машины! А тебе, Мишка, я точно ухи-то надеру. Чего ты там застрял около нее? Никогда машины не видел?! Вон к моему Жигулю иди. Давай, давай проваливай! А то сейчас весь выйду! (Поворачивается к Селифанову) Простите, а как вас по имени-отчеству называть?
Селифанов: Василий Николаевич. Вы, извините, что я доставляю вам неудобство. Сейчас я уйду. Не нужно было мне приходить.
Костя: Ну и пришли, так что... Чего тут особенного? Розы вон какие красивые принесли. Валентина такие любит. И что, неужели, у нее к вам никаких чувств не осталось?
Селифанов: Увы, Костя, никаких. Она к вам очень привязана.
Костя: Привязана она... Никак не могу уговорить ее ребенка завести. Все не желает фигуру портить, какие потом, говорит, к черту, Канары. Может быть, вы ее уговорите.
Селифанов: В чем?
Костя: Ребенка завести.
Селифанов: А почему я?
Костя: А почему не вы?
Селифанов: То есть, как «почему не вы», то есть, не я? Ребенка-то от кого? От вас?
Костя: Да какая разница...
Селифанов: А разве нет?
Костя: Да есть, конечно, разница. Но так... небольшая. Ну, не хочет от меня, так может быть, от кого-то, например, от другого...
Селифанов: Ну и ну... Я вас не понимаю. Может быть, у вас самого со здоровьем что-то не так?
Костя: Э...э, лошадям бы мое здоровье.
Селифанов: Ну, может быть травма, какая была, с велосипеда упали, удары там разные...
Костя: Да, меня в основном-то по голове бьют, а чтобы серьезно ниже пояса, такого не припомню. Так что ниже пояса самое здоровье-то и есть.
Селифанов: Тогда зачем вам ребенок от другого? Вам-то что от этого?
Костя: Мне-то? Конечно, если прямо посмотреть, так и ничего... Так ведь жалко. Такая женщина пропадает. Вы же видели какая она...
Селифанов: Ну, почему она пропадает? Она с вами живет.
Костя: А кто ее знает, может быть, с другим-то ей было бы лучше.
Селифанов: Все это странно как-то. Конечно, я ее любил. Но вас-то как понять?
Костя: Да вы за меня не переживайте. Я такой, что со мной всегда договориться можно.
Селифанов: О чем?!
(Входит Валя с разносом. Начинает накрывать на стол. Костя специально сочно любуется ей, вот, мол, полюбуйся как хороша.)
Валя: Ну, так что, мужички, чего примолкли? О чем без меня говорили?
Костя: О тебе, конечно. О том, что тебе пора ли тебе и о ребенке подумать.
Валя: Так уж и пора? Тоже мне советчики. Это что, ваша совместная рекомендация?
Костя: Да вот спросить тебя хотели. А могла бы ты, к примеру, от Василия Николаевича родить?
Валя: Ну, во-первых, к примеру не рожают, а во-вторых, Костик, я же просила тебя понапрасну не заводиться. Василий Николаевич только вот-вот до тебя зашел и ничего такого у нас с ним просто быть не могло. Это мой старый друг. Он зашел повидаться и не более того.
Костя (Селифанову): Вот представляете, Василий Николаевич, она все время выставляет меня каким-то дикарем, каким-то ревнивцем. А я, может быть, уже исправился. Может быть, я серьезно спрашиваю. (Вале) Ну, вот скажи, а могла бы ты все-таки родить от него или нет?
Валя (некоторое время молчит, взвешивая ситуацию): Надо подумать...
Костя: Та-ак... (Начинает медленно, угрюмо расхаживать по комнате. Пытается успокоиться, он даже считает про себя, но сил сдержаться нет.) Так, значит, как ты сказала?! Надо подумать! Ничего себе! Вот это ты выдала! Я ее пять лет уговаривал, так она, зараза, даже слышать меня не хотела, а тут смотрите-ка, растаяла - «я подумаю...» Да вы что, уже сговорились? Вы что, уже все дела обмозговали? Вы что, меня, честного коммерсанта, кинуть собрались? Хотите без меня на теплом песочке свои кости греть? Ну, все, голубки, я вам сейчас обоим роги-то пообломаю! Сейчас я вам «подумаю...»
(Валя хватает мужа за руки. Селифанов встает, направляется к двери)
Селифанов: Ну, ребята, вы просто не нормальные. Извините, я не хотел ссоры. Видит бог, я и не думал вмешиваться в вашу частную жизнь. До свидания! (Снимает с вешалки свою одежду и уходит не одеваясь.)
Костя: Катись, катись, жених хренов! Газуй на своей таратайке. У тебя не машина, а куча металлолома. (В окно) Эй, Мишка, куда ты там ушел, черт тебя возьми! Иди, звездани ей по фаре! Да не бойся, я разрешаю! (Вслед Селифанову) Да, дай мне такую дорогу, как в Америке, я тебя и на Жигуле сделаю. Всю баранку изгрызу, а сделаю!
(Выхватывает из вазы букет и выкидывает в окно.)
Валя: (сидит на диване, схватившись за голову) Идиот... Да ты хоть понимаешь, что наделал? Ты хоть догадался, кто это был? Не воспользоваться таким знакомством...
Костя (глядя в окно): Догадался. Вон, выруливает на своем драндулете. Тоже нервничает. Давай, давай зацепи мой Жигуль. Я его так оценю, что и со своей тачкой расстанешься... Или хотя бы уж в люк въедь, что ли... Все! Господин отбыл. Я его, главное, спрашиваю - твоя машина? Нет, говорит, куда там мне. Тоже мне конспиратор, шпион несчастный!
Валя: Сам ты, идиот несчастный...
Костя: Вот, черт! Куда же адреналин-то деть. Пойти морду кому-нибудь расквасить или что? Тебя никто в последнее время из соседей не обижал?
Валя: Ух, какой заботливый ты вдруг стал у меня. А соседи-то здесь при чем?
Костя: Да чтобы далеко не ходить.
Валя: Нет, но судьба давала такой шанс... Взять и все испортить. Ни себе, ни людям... Ты ведь сам его неделю, как Савраска бегал, искал!
Костя: (по-боксерски попрыгав, перевел дух) Да, ладно, что теперь... Проехали, называется. Может и к лучшему все. Все равно ты у меня круче всех. А я, скотина такая, чуть было тебя не променял.
Валя: На что?
Костя: Да, черт его знает, на что. Мы еще и договориться не успели... Жаль, конечно...
Валя: Что жаль?
Костя: Так не договорились же! И ты тоже хороша. Знаешь, что я ревнивый. Могла бы, ну, как-нибудь не так, про этого ребенка сказать... Мы с тобой сколько живем, и ты мне все «отвали», да «отвали», а тут с первым встречным поперечным сразу: «Я подумаю...»
Валя: Да я же знала кто он такой! Его же вон, только что по телевизору показывали!
Костя: Но ты могла бы как-нибудь потоньше-то согласиться.
Валя: Так я же надеялась, что ты поумнел.
Костя: Надеялась она! Чего на это надеяться-то! Дура!
Валя: Сам дурак! Все, плакали твои Канары! Так ты в этой дыре и останешься.
Костя: А ты? Что, твой шанс остался, да? Ты сходи к нему, сходи! Он же тебя любил когда-то!
Валя: Я подумаю...
Костя: Как ты сказала? Как ты сказала?! Ах ты, стервоза Вашингтонская! Ну, теперь уж точно все! Теперь уж мне и соседи не нужны! Все, держите меня четверо!
(Гаснет свет, слышится звук разбитой посуды.)
Картина пятая.
(Рабочий кабинет Селифанова и его сотрудников. Все за столами, все работают, кто-то приходит, кто-то уходит. На первом плане Селифанов. Входит Майкл, садится перед Селифановым.)
Селифанов: Ну, что Майкл, чем меня порадуешь?
Майкл: (говорит с ярким английским акцентом): Даже сам не знаю, Василий Николаевич. Найти вашу Таню было ноль проблем. Она есть подруга телеведущей. Но говорить с ней нельзя абсолютно.
Селифанов: Вот и хорошо. Почему она должна говорить со всеми? Ты отыскал ее и на этом тебе спасибо. Теперь я сам с ней поговорю.
Майкл: Она и вам ничего не будет говорить. Два дня назад, она видела как вы, Василий Николаевич, ехали на Мерседесе. Ваш Мерседес ей очень не понравился и она сказала, что если к ней подъедет человек на таком автомобиле, то она и одного слова ему не будет говорить.
Селифанов: Так и сказала? Н-да, и что же делать? Что ты мне посоветуешь?
Майкл: Василий Николаевич, у нас в Америке так много красивых девушек, которые будут говорить вам сколько угодно слов, особенно, когда вы будете ехать на Мерседесе, или даже просто на Форде.
Селифанов: Стоп, Майкл! Спасибо за совет. Я понял как к ней подъехать. Значит, так... Завтра с утра ты купишь какой-нибудь подержанный, запомни, подержанный, и не смей купить новый, - Запорожец.
Майкл: За-по-рожец? Что это есть?
Селифанов: Да это, собственно, ничего. Ну, это такая, как бы сказать, традиционная, что ли, русская машина украинского производства. Она похожа... Ну, как это объяснить? Да ни на что она не похожа. Погоди... Пойди-ка сюда. (Подводит Майкла к окну.) Вон, вон, видишь, маленькая такая...
Майкл: Это что? Которую на веревках протащили?
Селифанов: Именно она. (У Майкла едва не подкашиваются ноги.) Но ты купишь без веревок, а такую, чтобы ездила она все-таки сама. (Возвращается к столу, Майкл на ослабленных ногах плетется следом.)
Майкл (печально): Уважаемый, Василий Николаевич, вы могли убедиться не раз какой я вам преданный сотрудник и друг. Так вот, Василий Николаевич, я обещаю вам, что если вы будете ехать на этой машине, то никому в Америке, даже своему родному дяде, я об этом не расскажу.
Селифанов: Спасибо друг. На что только не пойдешь, чтобы добиться расположения девушки, которая понравилась.
Майкл: Я вас очень, очень понимаю. Перед этой машиной она, конечно, не устоит. Бедная девушка... Она вас обязательно полюбит.
Селифанов: Ты думаешь? Спасибо на добром слове. Ты ведь заметил, как она мила, как обаятельна...
Майкл: Видел, но я не могу понимать. Вы говорили, что вашу первую любовь вы не покорили, потому, что были слишком бедны. А Таня не хочет говорить одного слова, потому что вы слишком богаты. Скажите, какие мужчины нужны вашим русским женщинам? Как это у вас говорят, какого им нужно рожна? Я никаких третьих мужиков не знаю. Для того чтобы покорить первую девушку, вы стали богатым, а теперь вы будете всегда ездить на этом... украинском производстве?
Селифанов (смеясь и похлопывая Майкла по плечу): Ну, все, Майкл, спасибо за помощь. Не хорошо, что я отрываю тебя от основной работы. На твоем столе уже гора новых документов.
(Майкл выходит, сталкиваясь в двери с человеком, в руках которого объемный чемодан. Входит Катанин.)
Катанин: Так, ну и кто тут будет из Америки?
Селифанов (оторвавшись от бумаг): Да все мы здесь оттуда.
Катанин: А вы не в курсе, как пройти в книгу рекордов Гиннеса?
Селифанов (шутит, видя его дорожный вид): Отсюда вы никак не пройдете.
Катанин: Да я понимаю. Не дурак. Извините, вы же американец, а я, видно слишком по-русски выразился.
Селифанов: Да нет, ничего. Когда выражаются слишком по-русски, это звучит иначе. Так что вы хотели?
Катанин: Я хотел узнать, как записаться в книгу рекордов, этого самого Гиннеса? Вы же из Америки и книга из Америки. Обязаны знать.
Селифанов: Так, наверное, нужно куда-то в редакцию или в издательство написать...
Кто-то из сотрудников: Василий Николаевич, так это же хобби Майкла. Он этим просто бредит.
Селифанов: И верно. (Поднимает трубку телефона, набирает номер.) Майкл, извини, что снова отрываю, но тут для тебя сюрприз. К нам пришел человек, который установил какой-то рекорд и хочет записаться в книгу рекордов Гиннеса, зайди пожалуйста. (Катанину) Сейчас он соберется и подойдет. Подождите немного.
(Катанин начинает садиться, но не успевает. Почти тут же в кабинет врывается взъерошенный, взволнованный Майкл. В одной его руке секундомер, в другой метр)
Майкл: Где!? Где есть этот человек? И что он натворил? Где его рекорд?
Селифанов: Майкл, да что это с тобой? Успокойся. Вот этот человек.
(Майкл горячо хватает за руку Катанина.)
Майкл: Я не имею возможности быть спокойным в таком случае. Я есть фанатик Гиннеса. Вы установили рекорд? В чем?
Селифанов: Да успокойся ты, наконец. (Катанину) Простите, вы кто? Где вы работаете?
(Катанин с опаской оглядываясь на Майкла, взгромождает на стол тяжеленный чемодан, не спеша раскрывает его. Майкл смотрит во все глаза. Катанин, достает милицейскую фуражку, надевает ее, проверяет, ровно ли одел, и даже, щелкнув каблуками, козыряет кому-то. Майкл вздрагивает и вытягивается перед ним на манер американского пехотинца. Невольно подтягивается и Селифанов.)
Катанин: Сотрудник уголовного розыска, капитан Катанин. Садитесь, садитесь, я не дурак, чтобы передо мной стояли.
Селифанов: Ну, так и в чем же ваш рекорд?
(Майкл выхватывает из кармана записную книжку, роняет ручку, потом находит и стоит почти навытяжку.)
Майкл: Я обязуюсь точно все фиксировать и донести кому положено.
Катанин (пристально вглядывается в него): То есть, как это, донести?
Селифанов: И вы тоже успокойтесь. Он хотел сказать, передаст. Продолжайте.
Катанин: А ничего, если я буду говорить, как по писанному?
Селифанов: А у вас получится?
Катанин: У меня профессиональная память. Сегодня про меня в стенгазете написали. Да так складно, что я почти все помню.
Селифанов: Что ж, валяйте, как по писанному.
Катанин: Ну, все. (Майклу) Приготовьтесь фиксировать. Итак! Вчера, двадцать второго января одна тысяча девятьсот девяносто девятого года я, капитан милиции Катанин, за два часа тридцать пять минут раскрыл пятьдесят шесть преступлений. (Селифанов невольно встает перед ним и склоняет голову. Катанин знаком просит сесть.) В результате этого рекорда нашим бедным гражданам будет возвращено имущества на сумму одиннадцать миллионов шестьсот тысяч. Ну, это новыми, самыми последними, можно сказать, свежевыструганными деревянными.
Майкл: Простите, я не понял единицу валюты?
Катанин: Ну, значит, рублями. То есть, деревянной валютой. В доллары переводить не стоит. Иначе это будет не серьезно.
Майкл (Селифанову): Василий Николаевич, я никогда не слышал о ваших деревянных монетах... Да еще таких свежих, не покрашенных...
Селифанов: Майкл, пиши дальше, я потом попытаюсь тебе это объяснить.
Майкл (Катанину): Так как же вы дошли, то есть, докатились, доехали до такого?
Катанин: Все это были грабежи и кражи, которыми я занимался до этого. Воруют и грабят сейчас у нас по черному.
Майкл: Как?! Разве у вас и негры есть?
Катанин (Селифанову): Вот, сразу заметно, что он настоящий американец. (Майклу) По черному, это значит, капитально, то есть, когда уже дальше некуда. Так вот в моей зоне, в зоне моего пристального внимания завелась неизвестная наглая банда. Она чистила все подряд и все под чистую. Я, и мои доблестные сотрудники, не успевали составлять протоколы и описи награбленного и украденного. (Вынимает из чемодана папки и показывает.) Составляя протоколы, и пользуясь при этом шариковыми ручками, мы в кровь и мозоли истерли все свои средние пальцы. Причем заметьте, опергруппа пишет, а коварная банда не унимается!
Селифанов: А искать не пробовали?
Катанин: Но когда? Случалось, что я отчеты дома при луне дописывал. Даже дополнительно двух помощников из управления попросил.
Майкл: Это были писарчуки?
Катанин: Обижаешь, фрэнд. Это были самые изощренные опера... Волки!
Селифанов: Ну, а как же вы раскрыли-то все это?
Катанин: Исключительно благодаря (пишите, пишите), благодаря профессионализму, смекалке, чуду и жабе! Короче, дело было так. Ну, а теперь, если можно, я своими словами, без газеты? На окраине Клеповска затаился такой неприметный с виду особнячок, а напротив, еще один такой же, в котором жила одна очень чувствительная дамочка. И вот эта дамочка замечает, что к соседям что-то все время везут и везут, везут и везут, днем и ночью, сплошным потоком. Ну, не богатые вроде люди, а везут. И вот тут-то ее жаба не выдержала. Можно сказать, сорвалась, как с цепи. Прибежала эта дамочка к нам, вся в истерике: за счет чего эти подлецы все богатеют и богатеют! Разве могут подлецы у нас богатеть?! А я ж, не дурак... Я тут же все смекнул. Эге-ге-е, сказал я сам себе, а не отложить ли нам несколько свежих протоколов, да не прогуляться ли с этой дамочкой за город? Поехали. Дамочку взяли с собой. Правда, ехать с ней было исключительно трудно. Жаба ее давит и давит, давит и давит, ну хоть скорую помощь вызывай!
Майкл: А сами вы не пытались ее освободить?
Катанин: Ты уж поверь мне, мой американский фрэнд, что от такой жабы просто так не освободишь. Так вот приезжаем мы в этот особнячок. А там добра: видимо-невидимо. Вещи все по этажам, как по полочкам, а угнанные автомобили, все восемь штук, в неприметном гаражике на выстое. Эти бандюги, как выяснилось после, переняли наш опыт работы. Мы копим дела и описи, они копят натуральные, уже описанные нами, вещи. Мы сортируем дела, они сортируют вещи, мы не успеваем и они не успевают. На этой-то системе они и надорвались. Мы нашли у них все. Даже наш милицейский УАЗик за номером (смотрит в дело) А321БД и мое личное боевое оружие, пистолет системы Макарова с именной надписью «ударнику социалистического труда» за номером... (Листает бумаги, не может отыскать номер).
Селифанов: А пистолет с УАЗиком почему оказались у них?
Катанин: Так... Это самое... Тоже сперли. Эта кража была зафиксирована за номером тридцать три, дробь «М». (Показывает обложку папки. И вдруг провозглашает.) Вот так, господа бандюги, работает наша славная милиция! Не пугайтесь, это я вдруг вспомнил строчку из стенгазеты. Ну, а если по-простому, то вот таков был мой, одноразовый, так сказать, улов.
Достарыңызбен бөлісу: |