Биография М. А. Булгакова (1891-1940)

Михаил Афанасьевич Булгаков родился 15 мая 1891 года в Киеве в семье преподавателя Киевской Духовной Академии Афанасия Ивановича Булгакова и его жены Варвары Михайловны. Михаил Афанасьевич был старшим из 7 детей.

Михаил Булгаков закончил Первую Александровскую гимназию, где учились дети русской интеллигенции Киева. Уровень преподавания был высокий, занятия порой вели даже университетские профессора. В 1909 году Булгаков поступил на медицинский факультет Киевского университета. В 1914 году разразилась первая мировая война, которая разрушила надежды его и миллионов его сверстников на мирное и благополучное будущее. После окончания университета в 1916 году, Булгаков работал врачом в военных госпиталях.

В сентябре 1916 года Булгакова отозвали с фронта и направили заведовать земской Никольской сельской больницей в Смоленской губернии, а в 1917 году перевели в Вязьму. Этот период жизни писателя нашел отражение в "Записках юного врача* (1926), где появляется типичный булгаковский герой - честный труженик, часто спасающий больных в безнадежных, казалось бы, ситуациях, человек, сознающий необходимость просвещения крестьян из глубоких смоленских деревень, но бессильный изменить условия их существования.

После Октябрьской революции его освободили от военной службы, и он вернулся в Киев, вскоре занятый германскими войсками. Так будущий писатель окунулся в водоворот гражданской войны. Булгаков был хорошим врачом, поэтому в августе 1918 года был мобилизован в качестве военного врача в Красную Армию. В октябре того же года после отступления красноармейцев Булгаков был мобилизован в Белую армию генерала Деникина и стал военным врачом 3-го Терского казачьего полка. Молодой врач всегда оставался верен гуманистическим идеалам, не приемля жестокости петлюровцев и белых, описанной впоследствии в романе "Белая гвардия", в рассказах "Налет" и "В ночь на 3-е число", в пьесах "Дни Турбиных" и "Бег". Вместе с отступающей Белой армией Булгаков очутился в Крыму, но не смог выехать за границу, потому что тяжело заболел тифом и оказался в больнице города Владикавказа.
Покинув больницу в конце 1919 года, Булгаков стал работать в местных газетах, навсегда бросив занятия медициной. Первый рассказ был создан осенью 1919 года. Зимой 1919-1920 годов он пишет несколько рассказов и фельетонов, один из которых известен под заголовком "Дань восхищения". Это первый художественный текст писателя, сохранившийся до наших дней, в нем идет речь об уличных столкновениях в Киеве во время революции и гражданской войны.

Занятие литературным творчеством было вызвано активной гражданской позицией писателя и его резко отрицательным отношением к войне. Но этот поворот был также внутренне подготовлен давно пробудившейся тягой к литературе и театру. Весной 1920 года Булгаков стал сотрудничать в подотделе искусств и писать пьесы для осетинских и ингушских театральных трупп. Эти пьесы были агитками-однодневками, писались для того, чтобы заработать кусок хлеба насущного, и подлинное мастерство Булгакова-драматурга в них еще не раскрылось. Владикавказские впечатления послужили материалом для повести "Записки на манжетах".

В 1921 году Булгаков решил переехать в Москву. С весны 1922 года он начал регулярно печататься на страницах московских газет и журналов. В сатирических фельетонах и очерках объектом булгаковской сатиры становится не только "накипь нэпа» - нувориши-нэпманы, «новые русские» 20-х годов (новеллы "Триллионер" и "Чаша жизни"), но и та часть населения, чей низкий культурный уровень писатель наблюдал повсеместно: обитатели московских коммунальных квартир, базарные торговки, некомпетентные служащие и другие. Однако рядом с этими уродливыми явлениями Булгаков видит и ростки нового, приметы возвращения жизни в нормальное русло (символом этого в одном из очерков становится мальчик-школьник, идущий по улице с новеньким ранцем).

В 1924-1925 гг. Булгаков пишет сатирические повести «Дьяволиада», "Роковые яйца" и «Собачье сердце», которые привлекают внимание и интерес читателей. В 1923-1925 гг. Булгаков пишет роман «Белая гвардия», посвященный судьбам интеллигенции в годы гражданской войны. В пьесах "Дни Турбиных" и "Бег" (1925-1928) Булгаков показал принятие революции той частью интеллигенции, которая сначала отнеслась к ней настороженно или прямо боролась против нее. И роман, и пьесы подверглись резкой критике со стороны идеологов и коммунистических лидеров Советского государства.

В 1929 году нападки критики на Булгакова усилились настолько, что все его пьесы - "Дни Турбиных", «Бег», пьеса-памфлет "Багровый остров" и бытовая комедия "Зойкина квартира" – были запрещены. Драматургу ничего не оставалось, как написать письмо правительству, в котором он просил разрешения выехать за границу. Письмо возымело действие: после телефонного разговора Сталина с Булгаковым писатель получил разрешение работать режиссером-ассистентом МХАТа. Была возобновлена постановка пьесы «Дни Турбиных» и разрешена инсценировка "Мертвых душ". Однако следует подчеркнуть, что после 1927 года в Советском Союзе не было напечатано ни одной строчки сочинений Булгакова.

После того как в 1933 году окончилась неудачей попытка издать в популярной серии "Жизнь замечательных людей" роман "Жизнь господина де Мольера", Булгаков до самой смерти, последовавшей 10 марта 1940 года, более не пытался публиковать свои произведения. Делом его жизни стала работа над романом "Мастер и Маргарита", которая продолжалась почти двенадцать лет. Показав в пьесах "Дни Турбиных" и "Бег" обреченность белого движения, закономерность перехода интеллигенции на сторону советской власти, а в повести "Собачье сердце" - опасность, грозящую обществу, если нравственно и культурно отсталая личность обретет право навязывать свою волю другим, Булгаков по праву заслужил звание русского национального писателя.

Последний роман писателя - "Мастер и Маргарита" - явился одним из величайших достижений русской и мировой прозы XX века. В этом произведении нашли свое законченное выражение все мотивы и идеи, характерные для творчества Булгакова в целом; работа над романом продолжалась в общей сложности более 10 лет и прекратилась незадолго до смерти писателя. Напечатан роман был лишь через 26 лет после смерти Булгакова, в 1966 году.

Обоснование выбора темы

Top of Form 1
Роман «Мастер и Маргарита» написан так, словно автор, заранее чувствуя, что это его последнее произведение, хотел вложить в него всю остроту своего сатирического пера, безудержность фантазии, силу психологической наблюдательности. Булгаков раздвинул границы жанра романа, ему удалось достичь органического соединения историко-эпического, философского и сатирического начал. По глубине философского содержания и уровню художественного мастерства роман “Мастер и Маргарита” по праву стоит в одном ряду с лучшими произведениями мировой литературы.

Персонажи и сюжеты Булгакова проецируются одновременно на Евангелие и на легенду о Фаусте, что придает роману парадоксальный и порой противоречивый характер. В одном поле неразрывно соединяются святость и демонизм, чудо и магия, искушение и предательство. В рамках романа сосуществуют, по сути, три сложно связанных между собой произведения: историко-философский роман, написанный Мастером (исследователи иногда называют его «Евангелием от Воланда»); сатирический роман о жизни Москвы 30-х годов прошлого века и роман о «вечной и верной любви» Мастера и Маргариты.

“Мастер и Маргарита”

Воланд со свитой (дьяволами Коровьевым-Фаготом, Азазелло, Бегемотом и женщиной-вампиром Геллой) поселяется в квартире погибшего Берлиоза и устраивает невероятный спектакль в театре “Варьете”, позволяющий понять, насколько изменились москвичи при новом (советском) режиме. Во время этого представления идет “денежный дождь” (впоследствии деньги оказываются простой бумагой), затем на сцене возникает роскошный французский магазин, в котором зрители могут обменять свою старую одежду на новую (позднее волшебная одежда исчезает, и люди оказываются голыми). Конферансье Бенгальскому за надоедливое вмешательство в спектакль по требованию одного из зрителей Бегемот отрывает голову, потом (уже по многочисленным просьбам) голову возвращают на прежнее место и ожившего конферансье прогоняют со сцены. Спектакль заканчивается скандалом, разоблачающим аморальность одного из зрителей – высокопоставленного чиновника.

Между тем в палату психиатрической больницы, где находится поэт Бездомный, приходит гость – пациент той же больницы. Он называет себя Мастером и рассказывает поэту историю своей жизни и любви. Год назад Мастер написал роман о древней Иудее, римском прокураторе Понтии Пилате и бродячем философе Иешуа Га-Ноцри. Маргарита, возлюбленная Мастера, убедила его отнести роман в издательство, но после этого у писателя начались очень большие неприятности: в разных газетах появились резкие критические статьи, в которых его называли врагом народа и обвиняли в попытке “протащить в печать апологию Иисуса Христа”. Маргарита пыталась убедить Мастера в том, что прав он, а не его обвинители, но во время приступа тяжелой депрессии Мастер сжег свой роман: Маргарита, по зову сердца прибежавшая ночью “в подвальчик”, где жил Мастер, смогла спасти из огня лишь небольшую часть рукописи. На следующий день Мастер был арестован сотрудниками НКВД и после долгих допросов попал в психиатрическую лечебницу. Мастер также объясняет поэту, что накануне вечером Берлиоз и Бездомный встретились с Сатаной.

После ухода гостя, Бездомный видит сон, являющийся, по сути, частью романа Мастера: поэт видит страшную казнь бродячего философа Иешуа и страдания его ученика Левия Матвея, бессильного помочь учителю.

В это же время Маргарита, потерявшая всякую надежду найти Мастера, сидит в Александровском саду, наблюдая похороны Берлиоза. На скамейку рядом с Маргаритой садится странного вида человек (на самом деле это Азазелло, один из демонов свиты Воланда), заводит с ней разговор и приглашает вечером в гости к “одному иностранцу”, пообещав, что там можно будет получить сведения о Мастере. Маргарита соглашается; на прощанье Азазелло дарит ей баночку с кремом и объясняет, что нужно делать.

Вечером Маргарита натирает волшебным кремом лицо и тело и превращается в прекрасную ведьму. Сделавшись невидимой для окружающих, Маргарита разрушает квартиру критика Латунского – одного из тех, кто погубил Мастера, _- и попадает в гости к Воланду. Коровьев – Фагот объясняет ей, что по традиции в день весеннего полнолуния Воланд устраивает бал “ста королей”, хозяйка которого непременно должна носить имя Маргарита и быть “местной уроженкой”. Исполнение роли хозяйки бала открывает перед Маргаритой возможность узнать судьбу Мастера, поэтому она без страха берется сыграть эту роль, оказывая знаки королевского внимания ужасному собранию величайших в мире злодеев всех времен и народов, которые оживают лишь раз в году.

После окончания бала Воланд предлагает исполнить любое желание гостьи, и Маргарита

просит вернуть ей Мастера. Воланд исполняет эту просьбу, знакомится с историей Мастера и избавляет его от душевной болезни. Узнав, что роман о Пилате и Иешуа уничтожен автором, Воланд заявляет, что “рукописи не горят” и возвращает Мастеру его сочинение. Мастер и Маргарита возвращаются в “подвальчик”; Мастер засыпает, а Маргарита читает главы из спасенного романа, в которых рассказывается о наказании предателя Иуды и встрече Пилата с Левием Матвеем.

На следующий день сотрудники НКВД пытаются арестовать Воланда и его свиту, однако обнаруживают в квартире лишь огромного говорящего кота (этот облик чаще всего принимает Бегемот). Кот превращает задержание в настоящий спектакль: притворяется убитым, неожиданно оживает, устраивает невероятную перестрелку с чекистами, поджигает комнату и в конце концов убегает от преследователей по крышам. После этого Бегемот (уже в человеческом облике) вместе с Коровьевым-Фаготом устраивают пожар в магазине Торгсина, а затем в Доме литераторов.

Вечером Воланд и Азазелло, собираясь оставить Москву, ждут на баллюстраде Дома Пашкова остальных демонов свиты. Неожиданно перед Воландом появляется Левий Матвей и передает ему просьбу Иешуа наградить Мастера и его подругу покоем. Воланд обещает все исполнить и посылает Азазелло в “подвальчик”. Азазелло угощает радостно встретивших его Мастера и Маргариту древним фалернским вином, которое действует сначала как отрава (Мастер и его подруга умирают), а потом как “живая вода”: Азазелло вливает его в рот умершим, и они “оживают”.

Вместе с Воландом и его свитой Мастер и Маргарита покидают Москву. Их путь лежит к небольшой площадке среди гор, где Понтий Пилат две тысячи лет ждет прощения за давний великий грех - проявленную когда-то трусость; Мастер “освобождает” Пилата от вины, завершая таким образом свой роман. После этого Воланд и его свита “обрушиваются в пропасть”, а Мастер и его подруга направляются к своему “вечному дому”, где их ждет желанный покой, которого они были лишены в земной жизни.

В эпилоге романа иронически рассказывается о следствии, которое было проведено “компетентными органами” по делу “банды Воланада”, и о том, как сложилась жизнь у второстепенных персонажей романа, столкнувшихся однажды с действиями потусторонних сил.

Апсит Т.Н.
Роман М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита»: эпоха и текст
М.А.Булгаков писал роман «Мастер и Маргарита» в общей сложности больше 10 лет, причем основная работа над романом проходила в 1937-1938 годы – время наиболее жестоких сталинских репрессий. Сатирическое изображение действительности, которая официально объявлялась «величественной и прекрасной», было в те годы чрезвычайно опасным, однако Булгаков был одним из тех немногих, кто решился заговорить о странностях и уродстве жизни своих современников. Настоящий доклад, таким образом, продолжает разговор, начатый Н.П.Пинежаниновой на прошлом заседании, и может рассматриваться как часть цикла лекций «Сталинская эпоха и ее отражение в литературе», посвященных отдельным проблемам истории независимой мысли в России и анализу различных сторон жизни тоталитарного советского государства.

Работа над романом «Мастер и Маргарита» началась в конце 1928 года. Первую редакцию романа Булгаков уничтожил 18 марта 1930 г. после получения известия о запрете пьесы «Кабала святош». Об этом Михаил Афанасьевич сообщил в письме советскому правительству 28 марта 1930г.: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе…». К работе над романом он вернулся лишь через полтора года.

К счастью, две тетради с черновым текстом уничтоженного романа и кусочки отдельных листов из третьей тетради (1928 — 1929 гг.) все же уцелели. Из них видно, что первая редакция существенно отличалась от известного нам теперь романа «Мастер и Маргарита»: в ней не было ни Мастера, ни Маргариты: Булгаков замышлял и разворачивал сатирический «роман о дьяволе», столкнувшемся с современной писателю советской действительностью. Очевидно, что действие и тогда начиналось так же, как в окончательном варианте романа - со сцены на Патриарших прудах, когда перед двумя писателями появляется загадочный незнакомец.

Говоря о замыслах и мотивах создания романа (до 1937 года писатель обычно называет его романом о дьяволе), необходимо помнить слова самого Булгакова: «Если мать мне служила стимулом для создания романа «Белая гвардия», то, по моим замыслам, образ отца должен быть отправным пунктом для другого замышляемого мною произведения».

Это исключительно важное признание автора: Афанасий Иванович Булгаков, отец писателя, занимался исследованием западноевропейских вероисповеданий и масонства. Михаил Афанасьевич Булгаков не был человеком религиозным в традиционном понимании этого слова, но не следует забывать, что воспитывался и рос он в семье профессора духовной академии, в атмосфере интеллигентности и подлинной образованности, поэтому очень остро и болезненно реагировал на массовое разрушение церквей и уничтожение священников.

Не удивительно поэтому, что среди острейших тем, затронутых в романе, изначально особенно выделялись две: разгул вульгарного атеизма, примитивного и потому очень эффективного, а также подавление свободы творчества в «новой» России.

Антирелигиозные поэмы, стихи, карикатуры и т. п. имели тогда и позже широчайшее распространение. Видное место в литературе этого рода занимала продукция поэта Демьяна Бедного, опубликовавшего в 1925 г. свой «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанный, по утверждению автора, в «страстную седмицу» (предпасхальную неделю, особенно важную для православных христиан). Такое приурочение подобных вещей к религиозным праздникам было обычным приемом антирелигиозной пропаганды. Именно к наступающей Пасхе заказал редактор журнала Берлиоз поэму Ивану Бездомному. Бездомный нарисовал в своей поэме отрицательный портрет Иисуса Христа, подобный тому, что давал и Д. Бедный, по словам которого Иисус - «лгун, пьяница, бабник».

К богоборчеству в «стране Советов» Булгаков относился крайне отрицательно, об этом говорит его запись в дневнике 5 января 1925 года: «Сегодня специально ходил в редакцию «Безбожника» (…) В редакции сидит неимоверная сволочь (…) Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Не трудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».

Именно поэтому сатана - Воланд - присутствовал в тексте изначально, и все варианты романа начинаются с описания встречи писателей-атеистов с дьяволом и его рассказа о мучениях Христа. Рассказ этот настолько ярок и убедителен, что Берлиоз, редактор атеистического журнала, тут же предлагает таинственному «консультанту» сотрудничество:

« -— Кстати, некоторые главы из вашего Евангелия я бы напечатал в моем «Богоборце»... Должен вам сказать, - заговорил Владимир Миронович, - что у вас недурные знания богословские. Только непонятно мне, откуда вы все это взяли.

• 
  • Ну, так, ведь... - неопределенно ответил инженер, шевельнув бровями.
  
• 
  • И вы любите его, как я вижу, - сказал Владимир Миронович, прищурившись.
  
• 
  • Кого?
  
• 
  • Иисуса.
  
• 
  • Я? - спросил неизвестный и покашлял, - кх... кх, - но ничего не ответил».
  

Сразу после рассказа о страданиях Христа дьявол провоцирует Иванушку наступить ногой на изображение Иисуса, которое тот успел нарисовать на песке, и когда поэт отказывается это сделать, кричит:

« - Как же ты мужикам будешь проповедовать?! (…) Какой ты пропагандист! Интеллигент! У, глаза бы мои не смотрели!

Все что угодно мог вынести Иванушка, за исключением последнего. Ярость заиграла на его лице.

• Я интеллигент?! — обеими руками он трахнул себя в грудь, — я — интеллигент, — захрипел он с таким видом, словно Воланд обозвал его, по меньшей мере, сукиным сыном. — Так смотри же!! — Иванушка метнулся к изображению».

Однако странный «инженер» сам же пытается помешать поэту совершить святотатство:

«— Стойте!! — громовым голосом воскликнул консультант, — стойте! Иванушка застыл на месте.

• 
  После моего евангелия, после того, что я рассказал о Иешуа, вы, Владимир Миронович, неужто вы не остановите юного безумца?! А вы, — и инженер обратился к небу, — вы слышали, что я честно рассказал?! Да! — И острый палец инженера вонзился в небо. — Остановите его! Остановите!! Вы — старший!»
  

В окончательном варианте романа встрече с дьяволом предшествует разговор двух литераторов по поводу заказанной журналом антирелигиозной поэмы, которую поэт Бездомный «сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. (…) Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича—изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, -- но Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем—простые выдумки, самый обыкновенный миф. (…)

- Нет ни одной восточной религии, -- говорил Берлиоз, -- в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор... (…) - Ты, Иван, -- говорил Берлиоз, -- очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился еще ряд сынов божиих, как, скажем, фригийский Аттис, коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения и, скажем, прихода волхвов, описал нелепые слухи об этом рождении... А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!..»

Очевидная абсурдность задачи (написать о том, как Иисус не родился) не смущает ни начитанного редактора, ни малообразованного поэта – их занимает лишь формальная, техническая сторона воплощения антирелигиозной идеи. Сторонники возникшей в 30-е годы пословицы «Без Бога – шире дорога», литераторы с гордостью признаются любознательному «иностранцу», что являются атеистами, а большинство населения СССР « сознательно и давно перестало верить сказкам о боге», поскольку «в области разума никакого доказательства существования бога быть не может».

Согласившись с этими доводами, иностранный консультант задает Берлиозу еще один вопрос: «Ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» И слышит уверенный ответ: «-- Сам человек и управляет».

« - Виноват, -- мягко отозвался неизвестный, -- для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?».

Однако вести серьезный философский разговор «начитанный» Берлиоз не в состоянии, поскольку тоталитарное государство с его жесткой регламентацией всех сфер деятельности человека уже создало организационные и идеологические институты, в рамках которых должна функционировать личность. Классическая философия мешала Системе, которая фактически вывела ее из обихода, заменив суррогатом в виде «исторического и диалектического материализма».

Несмотря на все недостатки Российской ассоциации пролетарских писателей (РАППа) главной идеологической базой этой организации была все же диалектическая философия - именно по этой причине РАПП был закрыт, а новой организующей структурой стал Союз Советских Писателей. К изгнанной из обихода философии были надежно прикреплены ярлыки «формальная» и «буржуазная», а роль идеологической базы стали играть постановление ЦК ВКП(б) от 1932 года и концепция социалистического реализма, в рамках которой осуществлялась целенаправленная кампания по искоренению «формализма» и внедрению именно предельно формализованного понятия «писатель».

Это способствовало созданию идеологической базы для поточного «производства» на классовой основе писательских кадров, которые должны были заниматься «производством» литературной продукции нужного режиму характера. Нормативное культивирование этой версии за счет подавления творческого начала позволило государству долгие годы надежно управлять литературным процессом и духовной жизнью народа.

Все это —идеологическая подоплека тех самых негативных явлений, которые и были выведены в романе Булгакова в виде обобщенного понятия «Массолит». Булгаков не только жил в этой обстановке, не только творил, но и страдал от того, что введение грубого нормирования самого творческого процесса связывало его по рукам и ногам как художника, не давало возможности публиковать свои произведения.

Именно поэтому диалог Коровьева и Бегемота у Дома писателей не только ироничен, но и очень глубок по содержанию:

«- Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.

• Как ананасы в оранжереях, - сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки.

• Совершенно верно, - согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, - и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будущий автор «Дон Кихота», или «Фауста», или, черт меня побери, «Мертвых душ»! А?

• Страшно подумать, - подтвердил Бегемот.

• Да, - продолжал Коровьев, - удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике «Ревизора» или, на самый худой конец, «Евгения Онегина»!

• И очень просто, - опять-таки подтвердил Бегемот.

Да, - продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, - но! Но, говорю я и повторяю это - но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами! Ой-ой-ой, как бывает!»

Полон парадоксальной игры разговор этих «двух негодяев» с «гражданкой» - вахтершей Дома Грибоедова:

«- Вы - писатели? – (…) спросила гражданка.

• Безусловно, - с достоинством ответил Коровьев.

• Ваши удостоверения? - повторила гражданка.

• Прелесть моя... - начал нежно Коровьев.

• Я не прелесть, - перебила его гражданка.

• О, как это жалко, - разочарованно сказал Коровьев и продолжал: - (…) Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский - писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? - обратился Коровьев к Бегемоту.

• Пари держу, что не было, - ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.

• Вы - не Достоевский, - сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.

• 
  • Ну, почем знать, почем знать, - ответил тот.
  
• 
  • Достоевский умер, - сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
  
• 
  • Протестую, - горячо воскликнул Бегемот. - Достоевский бессмертен!
  

- Помилуйте, это в конце концов смешно, вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся у меня в голове? Или в этой голове? - и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку, как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее».

В этой маленькой сценке, как в зеркале, отразилось резко отрицательное отношение Булгакова к созданному в 1932 году по указанию ЦК партии единому Союзу писателей, членом которого против воли вынужден был стать и сам Булгаков. Союз этот объединил по формальному признаку всех, кто имел хоть какое-то отношение к литературному труду, и создал исключительно благоприятные условия для бездарных, но «идеологически выдержанных» сочинителей.

В рамках упрощенных до вульгарности новых теорий Берлиоз - один из руководителей «Массолита» - самоуверенно спорит с дьяволом, однако, как показали дальнейшие события, прогноз редактора даже на самые ближайшие часы его жизни оказался ошибочным.

Впрочем, Берлиоз хотя бы формально в состоянии поддерживать богословскую дискуссию, поэт Безродный не может и этого: на вопрос Воланда, как быть с доказательством существования Бога, предложенным немецким философом Кантом, поэт, не задумываясь, отвечает:

«- Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!»

В тоталитарном государстве любое отклонение от официальной линии непременно должно быть наказано, и этот неписаный закон представляется гражданам вполне справедливым. Система ГУЛАГа, сложившаяся к этому времени, вызывает у всех героев романа ощущение поднадзорности: после появления критических статей о неопубликованном романе ждет ареста Мастер; Маргарита некоторое время считает свою домработницу Наташу доносчиком НКВД; работники НКВД следят за «нехорошей квартирой»; увидев опечатанными комнаты Берлиоза, Лиходеев с ужасом вспоминает некий «не вполне благонадежный» давний разговор с соседом; рассказывается об «исчезновении» людей в «ювелиршиной квартире», об арестах в домоуправлении, об арестованных «валютчиках», занимающих целые залы; пытаются также арестовать Воланда и его «свиту».

Тема ареста – сквозная для всего произведения. («…люди начали бесследно исчезать»). Арест в Москве того времени так обычен, что люди всегда готовы к нему, даже если на то и нет основательных причин: так, Мастер в ожидании ареста сжигает свою рукопись; застигнутый врасплох Алоизий Могарыч является к Воланду в нижнем белье, но с чемоданом, явно приготовленным на случай ареста; не дождавшись Варенухи, посланного в «одно из московских учреждений», Римский не сомневается в том, что его арестовали; услышав, что Азазелло послан к ней «по делу», Маргарита «догадывается»: «Вы меня хотите арестовать?».

Известно, что сам Булгаков находился в зоне пристального внимания контролирующих органов с 1924 года - со времени публикации сатирических повестей, в частности, повести «Собачье сердце», где так ясно обозначено отношение Булгакова к новой власти, к гегемонии пролетариата и правам личности. В 1926 году у писателя даже был произведен обыск и конфискованы все рукописи и дневники; это событие и последующие допросы вызвали у Булгакова приступ очень тяжелой депрессии.

Даже о первом этапе работы над романом мы знаем из сохранившегося донесения неизвестного осведомителя ОГПУ от 28 февраля 1929 г., где речь идет о будущем «Мастере и Маргарите»: «Видел я Некрасову, она мне сказала, что М. Булгаков написал роман, который читал в некотором обществе, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, так как он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в общество, и это одновременно вместе с опубликованием в урезанном цензурой виде»

Дневник Е.С.Булгаковой, изданный в 1990 г., показывает и картину почти тотальной слежки за домом Булгакова: писатель был буквально окружен доносчиками и осведомителями, добровольными и платными. Обнародованные в последнее время материалы отчетов этих «доброжелателей» и «источников» из рассекреченных архивов НКВД раскрывают печальные факты того, что вхожие в его дом журналисты и театральные деятели были штатными сотрудниками органов НКВД, приставленные к шпионажу за Булгаковым.

Атмосфера репрессий и показательных политических процессов отразилась в разных эпизодах романа, в частности, в сцене бала у Сатаны:

«По лестнице подымались двое последних гостей.

• Да это кто-то новенький, - говорил Коровьев, щурясь сквозь стеклышко, - ах да, да. Как-то раз Азазелло навестил его и за коньяком нашептал ему совет, как избавиться от одного человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался. И вот он велел своему знакомому, находящемуся от него в зависимости, обрызгать стены кабинета ядом.

• Как его зовут? - спросила Маргарита.

• А, право, я сам не знаю, - ответил Коровьев, - надо спросить у Азазелло.

• А кто с ним?

• А вот этот самый исполнительный его подчиненный ».

Имена этих гостей Булгаков зашифровал деталью, которая дает лишь один ответ: 9 марта 1938 года в «Правде» появилось совершенно фантастическое сообщение, что бывший руководитель НКВД Генрих Ягода перед арестом пытался через своего личного секретаря П. П. Буланова обрызгать сильнодействующим ядом обои и шторы своего служебного кабинета и таким образом отравить Ежова, нового шефа НКВД и своего преемника в этом ведомстве. Эта подробность настолько поразила Булгакова, что он почти без изменений перенес ее в роман.

Можно не сомневаться, что Булгаков внимательнейшим образом читал, обдумывал и имел возможность оценить материалы этого процесса, которые публиковались во всех центральных советских газетах. Они являлись частью того реального политического фона, на котором Булгаков дописывал и правил свой последний, провидческий роман.

Сообщения о раскрытых государственных преступлениях Ягоды, в особенности о его причастности к смерти Максима Горького, произвели в доме Булгаковых очень сильное, можно сказать, потрясающее впечатление. Сомневаться в том, что Ягода причастен к наиболее темным и кровавым политическим событиям первой половины 1930-х годов, предшествующим ежовщине и подготовившим для нее почву, у Булгакова не было оснований. Напротив, множество фактов и впечатлений, в том числе и личный опыт Булгакова, свидетельствовали о том, что по масштабу репрессий, обрушенных на страну после убийства Кирова в 1934 году, Ягода намного превзошел любого из своих предшественников.

«Ну что за чудовище - Ягода, - записала Е. С. Булгакова в дневнике 10 марта 1938 года. - Но одно трудно понять - как мог Горький, такой психолог, не чувствовать - кем он окружен. Ягода, Крючков! Я помню, как М. А. раз приехал из горьковского дома (кажется, это было в 33-м году, Горький жил тогда, если не ошибаюсь, в Горках) и на мои вопросы: ну как там? что там? - отвечал: там за каждой дверью вот такое ухо! - и показал ухо с поларшина» (Дневник Елены Булгаковой, с. 189.).

Сегодня кажется невероятным, что такой умный человек, как Булгаков, мог поверить фантастическому обвинению в отравлении, однако, очевидно, фигура Ягоды была столь одиозной, что советские люди были готовы поверить любому вымыслу, который привел бы к падению этого чудовища, и Булгаков не был здесь исключением.

Свое видение Системы Булгаков раскрывает нам буквально первыми же строками романа. Название первой главы («Никогда не разговаривайте с неизвестными») выражает «житейскую мудрость» обывателя эпохи шпиономании и разоблачения «врагов народа». Подобные афоризмы, разбросанные в тексте, – маски автора, делающие его как бы представителем той самой «толпы», которую он изображает.

В СССР развитию шпиономании способствовала массовая шпионская литература. Врагом мог оказаться самый благонамеренный гражданин: такой противник был намного понятнее, чем иностранцы, которых большинство советских людей и в глаза не видели. В романе для подростков «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара, например, вражеский агент представляется дядюшкой главного героя и любит декламировать собственные стишки ура-патриотического содержания.

В трилогии писателя Матвеева про шпионов в блокадном Ленинграде, ставшей бестселлером в начале 50-х годов, немецкими агентами выведены подростки 15—16 лет. И это не случайно — книга ведь предназначалась для детей и юношества. С раннего возраста советскому человеку полагалось быть начеку и помнить, что враг не дремлет. Воспитанию бдительности способствовали не только книги, но и наглядная агитация типа плакатов «Не болтай!» или «Болтун — находка для шпиона». Тотальная шпиономания позволяла держать общество под контролем. Шпионом мог стать каждый — исключая, разумеется, товарища Сталина.

Сталинское руководство держало страну в состоянии почти перманентного террора: в 1928 году было сфабриковано так называемое "Шахтинское дело", ударившее в первую очередь по технической интеллигенции. Под усиленную охрану стали приниматься мирные объекты: мосты, железные дороги, заводы и т.п. Нагнеталась кампания подозрительности, шпиономании. Любые производственные аварии рассматривались как акты вредительства. Разоблачение мнимых «врагов народа» приобрело в 30-е годы характер массовой кампании и даже психоза, вот почему поэт Бездомный дежурного врача психиатрической больницы обзывает «вредителем», поэта Рюхина объявляет «типичным кулаком», а сатану и поэт, и редактор принимают за шпиона:

«Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ (…), и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец! Он не иностранец! -- думал он, -- он престранный субъект... Но позвольте, кто же он такой?» (…) Вот что, Миша, - зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, - он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет». Именно спеша к телефону, чтобы задержать псевдоконсультанта, Берлиоз и попадает под трамвай.

Следует заметить, что за годы работы над романом и первоначальный замысел, и состав персонажей, и сюжетные линии романа претерпели существенные изменения, отразив важнейшие черты сталинской эпохи.

Например, во второй редакции Воланд на время приобретает черты, очень показательные для 30-х годов. Так, знакомя Маргариту со своей свитой, Воланд представляет ей Абадонну как командира отряда своих телохранителей, а Азазелло – как его заместителя. Известно, какое значение в Советском Союзе придавалось в 30-е годы охране первых лиц страны, - именно эта ситуация отразилось на страницах одного из черновиков романа. Позднее Булгаков отказался от такого эскорта, бессмысленного и даже нелепого для всесильного Сатаны, которому некого бояться, но молодые люди, весьма похожие на чекистов, все же присутствуют в сцене бала и в окончательной редакции.

Во второй редакции романа Воланд приобретает свиту: рядом с ним появляются Азазелло, Коровьев, Бегемот, Гелла и Абадонна.

Шутки, бурлеск, клоунада сопровождают каждое появление Бегемота на страницах романа. Один из самых замечательных эпизодов – его перестрелка с сотрудниками НКВД, решившими арестовать обитателей «нехорошей квартиры»:

«В гостиной на каминной полке, рядом с хрустальным кувшином, сидел громадный черный кот. Он держал в своих лапах примус. (…)

• М-да... действительно здорово, -- шепнул один из пришедших.

• Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, - недружелюбно насупившись, проговорил кот, - и еще считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное.

• Исключительно чистая работа, - шепнул один из вошедших, а другой сказал громко и отчетливо:

• Ну-с, неприкосновенный чревовещательский кот, пожалуйте сюда. Развернулась и взвилась шелковая сеть, но бросавший ее, к полному удивлению всех, промахнулся и захватил ею только кувшин, который со звоном тут же и разбился.

• Ремиз, - заорал кот, - ура! - и тут он, отставив в сторону примус, выхватил из-за спины браунинг. Он мигом навел его на ближайшего к нему стоящего, но у того раньше, чем кот успел выстрелить, в руке полыхнуло огнем, и вместе с выстрелом из маузера кот шлепнулся вниз головой с каминной полки на пол, уронив браунинг и бросив примус.

• Все кончено, - слабым голосом сказал кот и томно раскинулся в кровавой луже, - отойдите от меня на секунду, дайте мне попрощаться с землей. О, мой друг Азазелло! - простонал кот, истекая кровью, - где ты? - кот завел угасающие глаза по направлению к двери в столовую, - ты не пришел ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан - правда, очень хорошего - коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а я завещаю тебе мой браунинг... (…) Единственно, что может спасти смертельно раненного кота, - проговорил кот, - это глоток бензина... - И, воспользовавшись замешательством, он приложился к круглому отверстию в примусе и напился бензину. Тотчас кровь из-под верхней левой лапы перестала струиться. Кот вскочил живой и бодрый, ухватив примус под мышку, сиганул с ним обратно на камин, а оттуда, раздирая обои, полез по стене и через секунды две оказался высоко над вошедшими, сидящим на металлическом карнизе. (…)

• Стремянку! - крикнули снизу.

• Вызываю на дуэль! - проорал кот, пролетая над головами на качающейся люстре, и тут опять в лапах у него оказался браунинг, а примус он пристроил между ветвями люстры. Кот прицелился и, летая, как маятник, над головами пришедших, открыл по ним стрельбу. Грохот потряс квартиру. (…) Кот покачивался в люстре, размахи которой все уменьшались, дуя зачем-то в дуло браунинга и плюя себе на лапу. У стоящих внизу в молчании на лицах появилось выражение полного недоумения. Это был единственный, или один из единственных, случай, когда стрельба оказалась совершенно недействительной. (…) Кот никуда не собирался удирать и даже, наоборот, сидя в сравнительной безопасности, завел еще одну речь.

• Я совершенно не понимаю, - говорил он сверху, - причин такого резкого обращения со мной... И тут эту речь в самом начале перебил неизвестно откуда послышавшийся тяжелый низкий голос:

• Что происходит в квартире? Мне мешают заниматься. Другой, неприятный и, гнусавый голос отозвался:

• Ну, конечно, Бегемот, черт его возьми! Третий, дребезжащий, голос сказал:

• Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора.

• Извините, не могу больше беседовать, - сказал кот с зеркала, - нам пора» (1).

Больше всего свита Воланда похожа на прекрасный оркестр: все здесь понимают друг друга буквально с полуслова - мастер озорных проделок и розыгрышей кот Бегемот; красноречивый Коровьев, владеющий всеми наречиями и жаргонами – от полублатного до великосветского; мрачноватый Азазелло, чрезвычайно изобретательный в отношении «вышибания» разного рода грешников из квартиры № 50 или даже из Москвы. То чередуясь, то выступая вдвоем или втроем, они создают ситуации, порою и жутковатые, как в случае с финансовым директором театра «Варьете» Римским, но чаще комические, несмотря на разрушительные последствия их действий.

Незабываемый дуэт составляют Коровьев и Бегемот: каждое их совместное появление превращается в буффонаду и заканчивается невероятным происшествием (исчезновением человека из костюма, причем костюм продолжает выполнять функции исчезнувшего чиновника; хоровым пением, которым «заболевает» коллектив целого учреждения; пожарами в Доме писателей и магазине Торгсина; скандальным спектаклем в «Варьете»).

В спектакле с «разоблачением черной магии» Коровьев одновременно выступает как бы в двух лицах: с одной стороны, как гаер и шут, с другой – постановщик психологического эксперимента, позволяющего понять, изменилась ли природа москвичей:

«- Кресло мне, - негромко приказал Воланд, и в ту же секунду, неизвестно как и откуда, на сцене появилось кресло, в которое и сел маг. - Скажи мне, любезный Фагот, (…) как по-твоему, ведь московское народонаселение значительно изменилось? - Маг поглядел на затихшую, пораженную появлением кресла из воздуха публику.

• 
  Точно так, мессир, - негромко ответил Фагот-Коровьев.
  
• 
  Ты прав. Горожане сильно изменились, внешне, я говорю, как и сам город, впрочем. О костюмах нечего уж и говорить, но появились эти... как их... трамваи, автомобили...
  
• 
  • Автобусы, - почтительно подсказал Фагот. (…)
  
• 
  • Но меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая...
  
• 
  • Аппаратура! - подсказал клетчатый.
  
• 
  • Совершенно верно, благодарю, - медленно говорил маг тяжелым басом, - сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?
  
• 
  • Да, это важнейший вопрос, сударь».
  

Сама идея поместить в Москву 30-х годов «князя тьмы» и его свиту, олицетворяющих те силы, действия которых не поддаются никаким законам логики, была глубоко новаторской. Сатана - Воланд - появляется в Москве, чтобы «испытать» героев романа, воздать должное Мастеру и его подруге, сохранившим любовь и верность друг другу, покарать взяточников, негодяев и предателей. Суд над ними вершится по высшим, а не по несовершенным человеческим законам. Такой взгляд на вечную проблему «добра и зла» явился результатом многолетних глубоких раздумий писателя, его осмысления различных сторон действительности и оценки исторических событий с точки зрения необычайно эрудированного гуманиста, отвергающего узкое и одностороннее (классовое) понимание исторического процесса.