Борис Виан Осень в Пекине

Борис Виан

Осень в Пекине

…

А

1

Амадис Дюдю без какой бы то ни было уверенности в собственной правоте шел по узенькой улочке, являвшей собой самую длинную из коротких дорог, ведущих к остановке 975-го автобуса. Каждый день у него уходило на транспорт по три с половиной билетика, ибо он на полном ходу выпрыгивал из автобуса не доезжая до своей остановки. Сунув руку в карман жилета, он проверил, есть ли они у него. Они были. На мусорной куче сидела птица и стучала клювом сразу по трем пустым консервным банкам — ей удавалось таким образом воспроизвести начало «Дубинушки». Амадис остановился, чтобы послушать, но птица сфальшивила и, рассвирепев, улетела, борморча сквозь полуклювья разные птичьи непристойности. Амадис же, подхватив мелодию, продолжил путь, но тоже сфальшивил и грязно выругался.

Солнце светило ярко, но не слишком. Оно освещало как раз то, что было у Амадиса впереди. Конец улочки тихо лоснился, ибо булыжники были покрыты тонким слоем сала. Однако это обстоятельство было скрыто от взгляда Дюдю, поскольку до этого места улочка поворачивала два раза — один раз вправо, другой раз влево. Мягкотелые женщины, объятые буйным пламенем желанья, выходили на порог своих домов в полураспахнутых халатах, сквозь которые легко можно было разглядеть полное отсутствие целомудрия, и выкидывали мусор прямо себе под ноги. Затем все они, одновременно покачивая в такт бедрами, начинали постукивать по дну помойных ведер, и, как обычно, Амадис зашагал в ритме стука. Именно поэтому он всегда и ходил этим путем. Ему вспоминались времена военной службы с америкашками, когда они вместе жрали арахисовую пасту прямо из жестяных банок — почти таких же, как у птицы, только побольше. Вокруг выброшенного мусора клубилось облако пыли, но это ему даже где-то нравилось, ибо благодаря этому можно было как следует разглядеть солнце. Судя по тени от красного фонаря на импозантном здании под номером шесть, где жили, скрываясь от внешнего мира, полицейские (это был полицейский участок, а чтобы никто не догадался, на находящемся рядом публичном доме красовался синий фонарь), сейчас было примерно восемь часов двадцать девять минут. Таким образом, в его распоряжении была еще минута, чтобы дойти до остановки, что, собственно, сводилось к шестидесяти шагам по секунде каждый, но пять шагов Амадиса укладывались в четыре секунды, и от слишком сложных подсчетов у него что-то расплавилось в голове — это что-то в дальнейшем выводилось из организма вместе с мочой, легко постукивая о белую поверхность унитаза, однако происходило это не сразу, а только потом, чуть-чуть погодя.

На остановке 975-го было уже пять человек, и все они сели в первый подошедший автобус. Амадиса, однако, кондуктор не посадил, несмотря на то, что тот протянул ему бумажку, неоспоримо свидетельствующую о том, что шестым был именно он. В автобусе оказалось всего пять свободных мест, о чем он и дал понять, пукнув четыре раза перед отправлением. Машина медленно отъехала от остановки, волоча свой тяжелый зад по земле, и от соприкосновения с круглыми шишками булыжников под ней вспыхивали яркие снопы искр. Иногда шоферы, чтобы было красивее, нарочно клали на булыжники кремень для зажигалок (этим всегда грешили водители идущих сзади автобусов).

Следующий 975-й остановился у Амадиса прямо перед носом. Он был набит пассажирами и тяжело пыхтел. Из него вышла толстая женщина и большая кондитерская лопатка, которую с трудом волочил на себе полумертвый господин небольшого роста. Амадис Дюдю вцепился в вертикальный поручень и протянул свой билетик кондуктору, но тот в ответ лишь постучал ему компостером по пальцам.

— Отпустите поручень! — сказал он.

— Но ведь три человека вышло! — возразил Амадис.

— Это был перегруз, — доверительно шепнул кондуктор и, омерзительно гримасничая, подмигнул Амадису.

— Неправда! — возмутился Амадис.

— Нет, правда! — сказал кондуктор и, высоко подпрыгнув, уцепился за шнурок, подтянулся и, сделав полустойку на одной руке, показал Амадису задницу. Автобус тронулся — водитель, почувствовав, как натянулась прицепленная к его уху розовая веревочка, тут же нажал на газ.

Амадис посмотрел на часы и сказал: «У-у-у-у», чтобы стрелки начали вращаться в другую сторону, но только секундная завертелась в обратном направлении — остальные же продолжали крутиться как прежде, и в итоге ничего не изменилось. Дюдю стоял посередине улицы и смотрел вслед удаляющемуся 975-му, когда появился еще один, третий по счету, автобус, буфер которого сильно толкнул Амадиса сзади. Дюдю упал, а водитель проехал чуть дальше, чтобы автобус оказался прямо над Амадисом. Открылся кран с горячей водой, и кипяток хлынул ему на шею. Тем временем двое ожидающих, пришедших позже Дюдю, сели в автобус, и, когда Амадис поднялся с земли, 975-й уже несся вдаль. Ошпаренная шея пылала, и Амадиса охватило чувство негодования: теперь он уже точно опоздает на работу. Между тем на остановке появилось еще четыре человека. Путем простого нажатия рычага каждый взял себе по номерку из автомата. Пятому — упитанному молодому человеку, причитался не только номерок, но и небольшая порция бесплатных духов, которыми компания в качестве премии орошала каждого сотого пассажира. Молодой человек вдруг страшно завыл и ринулся вперед: духи оказались почти чистым спиртом и, попав в глаз, нанесли ему весьма ощутимую травму. 975-й, двигавшийся в обратном направлении, услужливо задавил его, дабы положить конец его мучениям, и все увидели, что молодой человек совсем недавно поел клубники.

Подъехал четвертый 975-й. В нем было несколько свободных мест, и какая-то женщина, которая появилась на остановке позже Амадиса, протянула свой номерок кондуктору. Кондуктор начал выкрикивать:

— Миллион пятьсот тысяч девятьсот третий!

— У меня девятисотый…

— Ладно, — сказал кондуктор. — Первый есть? Второй?

— У меня четвертый, — сказал какой-то господин.

— А у нас пятый и шестой, — откликнулись двое других.

Амадис уже было сел в автобус, когда рука кондуктора крепко схватила его за шиворот.

— Небось чужой номерок подобрали? Выходите!

— Да! Да! — заорали остальные. — Мы все видели! Он под автобусом лежал!

Кондуктор набрал воздуха в легкие и скинул Амадиса с задней площадки автобуса, пронзив презрительным взглядом его левое плечо. Амадис взвился от боли. Четверо с остановки сели в автобус, и тот отъехал, немного ссутулившись от легкого чувства стыда.

Пятый был набит битком, и все пассажиры автобуса разом показали язык Амадису и остальным ожидающим на остановке. Кондуктор и тот плюнул в их сторону, но инерция не пошла плевку на пользу, поскольку он так и не смог приземлиться. Амадис попытался щелчком сбить его на лету, но промахнулся. Он весь вспотел от бешенства, и, когда ему не удалось вбиться ни в шестой, ни в седьмой 975-й, принял решение пойти пешком. Он попытается сесть в автобус на следующей остановке, где обычно выходит много народу.

Амадис намеренно шел боком, дабы окружающие поняли, что он действительно вышел из себя. Прошел он метров четыреста, и его все время обгоняли пустые 975-е. Когда наконец он очутился у зеленого магазинчика, не доходя десяти метров до остановки, прямо из ворот на него устремились семеро молодых священнослужителей и двенадцать школьников с богоугодными хоругвями и цветными лентами в руках. Все они столпились на остановке, а священники установили два облаткомета для отпугивания потенциальных пассажиров. Амадис Дюдю силился вспомнить пароль, но Закон Божий он изучал давно, и нужное слово так и не всплыло в его памяти. Он попытался приблизиться к остановке пятясь задом, но тут же получил в спину крученой облаткой, запущенной с такой силой, что у него тут же перехватило дыхание и он закашлялся. Священнослужители смеялись, суетясь вокруг бесперебойно паливших орудий. Прошли ещё два 975-х, и дети заняли в них почти все свободные места. Во второй, правда, еще можно было сесть, но один из священников остался сзади у входа и так и не дал Амадису подняться на площадку. И когда Дюдю в очередной раз направился за номерком, выяснилось, что перед ним уже шесть человек, и он окончательно пал духом. Что было сил он побежал к следующей остановке; далеко впереди маячил 975-й, из-под его колес вырывались снопы искр, и Амадису пришлось прижаться к земле, ибо священник на задней площадке нацелил на него облаткомет. Над его головой, потрескивая и шелестя как мятый шелк в огне, пролетела облатка и тихо скатилась в ручей.

Амадис встал на ноги. Он был весь в грязи и не знал, стоит ли являться в таком виде на работу. Но в любом случае надо было отметиться. Он почувствовал сильную боль с правого борта и всадил себе в щеку булавку, чтобы боль стихла: на досуге он изучал иглоукалывание по трудам доктора Акабыла Здохла. К несчастью, он не совсем правильно определил точку и вылечил себя от нефрита коленной чашечки, которым, правда, не успел еще заболеть, но время было потеряно. Когда он попал на следующую остановку, там опять же было полно народу, и люди грозной стеной окружили автомат с номерками.

Амадис Дюдю, почтительно держась на расстоянии, воспользовался минутой затишья, чтобы привести свои мысли в порядок.

С одной стороны, если он пройдет еще одну остановку, то садиться в автобус не имеет смысла, поскольку он уже так опоздает, ЧТО!!!

С другой стороны, если он пойдет назад, то обязательно опять наткнется на каких-нибудь священников.

С третьей стороны, ему хотелось покататься на автобусе.

Он очень громко хмыкнул, поскольку, чтобы напрасно не торопить события, он намеренно лишил свои рассуждения какой бы то ни было логики. Затем он направил свои стопы к следующей остановке. Шел он уже совсем боком, и было совершенно очевидно, что гнев его не столько утих, сколько возрос.

Очередной 975-й пропыхтел у него над ухом как раз в тот момент, когда он почти поравнялся со столбом на остановке, где никто автобуса не ждал. Амадис поднял руку, но было уже поздно — водитель его не увидел и проехал мимо, беззаботно нажимая на газ.

— Ох ты, черт! — воскликнул Амадис Дюдю.

— И в самом деле, — поддержал его господин, подошедший к остановке сразу вслед за ним.

— А ведь они это нарочно! — возмущенно продолжил Амадис.

— Ах! Ах! Неужели нарочно? — удивился господин.

— Голову даю на отсечение! — сказал Амадис.

— Вы действительно так считаете? — переспросил господин.

— Еще бы! Готов биться об заклад!

— А поклясться вы могли бы?

— Разумеется, черт возьми! Холера! Елки зеленые! — сказал Амадис. — Тысяча чертей! Конечно мог бы! Ладно, надоело все это!

— А вот вы поклянитесь!

— Клянусь! — сказал Амадис и плюнул по галльскому обычаю господину прямо в руку, которую тот поднес к губам.

— Свинья! — взревел господин. — Вы дурно отозвались о водителе 975-го. Вы будете оштрафованы.

— Что, правда, что ли? — сказал Амадис.

Понадеявшись на Бога, он позабыл о том, что плевать в колодец — дело опасное, ибо вылетит — не поймаешь, и сам оплошал.

— Я — государственный служащий: я был приведен к присяге, — сказал господин и повернул свою фуражку козырьком вперед. Это был инспектор 975-го маршрута.

Амадис быстро бросил взгляд вправо, затем влево и, услышав характерный шум, взял разбег, чтобы вспрыгнуть в очередной, пыхтевший рядом с ним 975-й. В прыжке, однако, он пробил заднюю площадку насквозь и на многие дециметры ушел в глубь шоссе. Он едва успел пригнуться — за десятые доли секунды задняя часть автобуса пронеслась прямо над его головой. Инспектор извлек его из образовавшейся ямы и заставил заплатить штраф. Тем временем прошло еще два автобуса. Увидев это, Амадис кинулся бежать к следующей остановке. Это может показаться странным, тем не менее так оно и было.

Благополучно добравшись до остановки, он внезапно осознал, что находится всего в каких-то трехстах метрах от своей работы. Ради этого толкаться в автобусе…

Он пересек улицу и пошел по тротуару в обратную сторону, чтобы сесть в автобус там, где это бы еще имело смысл.

2

Он довольно быстро добрался до того места, где каждое утро садился в автобус, но решил пройти дальше, ибо плохо был знаком с начальным отрезком маршрута 975-го. В этой части города, как ему казалось, было на что посмотреть. В то же время он не забывал и о своей непосредственной цели, а именно сесть в автобус. Тем не менее ему хотелось все-таки извлечь что-нибудь полезное из всех тех неудач, которые преследовали его с самого утра. Маршрут 975-го был растянут во всю длину улицы, и перед взором Амадиса представали поочередно интереснейшие объекты для наблюдения. Но гнев так и не утихал. Чтобы понизить артериальное давление, приближающееся, по его внутреннему ощущению, к критической точке, он начал считать деревья, регулярно сбиваясь со счета. Одновременно он выстукивал на левой ляжке мелодии популярных военных маршей, дабы придать прогулке размеренный характер. Впереди он увидел большую площадь со средневековыми зданиями, которые, однако, с тех пор уже успели обветшать. Здесь и находилась конечная остановка 975-го. Амадис воспрянул духом и угловато запрыгнул на ступеньку автобуса. В этот момент служащий перерезал сдерживавшую машину веревку, и Амадис почувствовал, что автобус тронулся.

Обернувшись, он увидел, как конец веревки хлестнул служащего прямо по лицу и выдрал у него кусок носа, который, в фонтане угрей, отлетел в сторону.

Мотор мерно посапывал: его только что накормили полной тарелкой костей кошачьих рыб. Примостившись в правом дальнем углу салона, Амадис в одиночестве вкушал прелести городского транспорта. На задней площадке кондуктор машинально вертел в руках компостер для гвазданья билетиков: он только что запустил находящуюся у него внутри музыкальную шкатулку — пять нот, не более, — и под ее однообразную мелодию Амадиса начало клонить в сон. Он еще слышал жужжание автобуса, когда машина задней своей частью задевала за булыжники, а потрескивание искр удачно обрамляло незамысловатую песенку шкатулки. Магазины чередовались за окном в переливах сияющих красок. Ему нравилось следить за своим отражением в больших зеркалах витрин, однако он густо покраснел, когда увидел, как оно сперло, воспользовавшись ситуацией, пару разложенных за стеклами вещей. Он отвернулся и начал смотреть в другую сторону.

То, что автобус шел без остановок, ничуть его не удивляло: в это время дня все служащие уже были на своих рабочих местах. Кондуктор на задней площадке заснул и во сне сполз на пол, где тщетно пытался улечься поудобнее. Амадис почувствовал, как им овладевает какая-то непреодолимая сонливость, которая, как смертоносный яд, быстро расползалась по всему его телу. Он согнул ноги в коленях и переложил их на противоположное сиденье. За окном зеленая листва переливалась под солнцем, под стать ярким витринам магазинов. Ветви деревьев задевали крышу автобуса, и шелест их был подобен шуршанию водорослей, обвивающих корпус плывущего суденышка. Бортовая качка убаюкивала Амадиса. Автобус так ни разу и не остановился. Уже засыпая, Амадис понял, что проехал свою остановку, однако осознание этого факта ни в коей мере его не смутило.

Когда он открыл глаза, автобус, как и прежде, мчался вперед, но было уже не так светло, как раньше, и Амадис выглянул в окно. По обе стороны дороги тянулись каналы с серой водой, и он понял, что находится на шоссе Дальних Странствий, и стал просто наблюдать за происходящим: интересно, хватит ли ему билетиков, чтобы оплатить столь дальний маршрут? Он повернулся и стал искать глазами кондуктора. Разволновавшись под действием широкоформатного эротического сна, кондуктор метался из стороны в сторону и, наконец, лианой обвился вокруг никелированной балки, поддерживавшей крышу автобуса, и в таком положении застыл, так и не очнувшись ото сна. Амадис подумал, что жизнь кондукторов, должно быть, очень утомительна, и встал с места, чтобы поразмять ноги. По всей видимости, автобус с тех пор так ни разу и не остановился, ибо Амадис, как и прежде, был единственным пассажиром в салоне. Можно было расхаживать между сиденьями сколько душе угодно. Амадис перешел из задней части автобуса в переднюю, затем из передней в заднюю, но споткнулся о ступеньку, и кондуктор от шума проснулся. Он вскочил на колени и, как бы прицелившись, с криком: «Д-д-д-д-д-д-д» — начал бешено крутить ручку компостера.

Амадис похлопал его по плечу, а кондуктор тут же расстрелял его в упор, тогда Амадис крикнул: «Чур!» Хорошо, что все это было только в шутку, понарошку. Кондуктор протер глаза и встал на ноги.

— Куда мы направляемся? — спросил Амадис.

Кондуктор, которого звали Дени, лишь пожал плечами: дескать, неизвестно.

— Заранее никогда нельзя знать, — сказал он. — Это — водитель номер 21 239, он сумасшедший.

— Ну, и что теперь? — спросил Амадис.

— А то, что непонятно, чем все это кончится. Обычно никто этим автобусом не ездит. Кстати, вы-то как сюда попали?

— Как все, — сказал Амадис.

— Понял! — воскликнул кондуктор. — Я утром очень сонный был.

— Вы что, меня не заметили? — спросил Амадис.

— С этим безумным водителем все непросто, — продолжал кондуктор. — Ему и сказать-то ничего нельзя, он все равно не понимает. К тому же надо признать, он дурак.

— Как мне его жаль! — сказал Амадис. — Все это ужасно.

— Еще бы! — сказал кондуктор. — Человек мог бы спокойно сидеть с удочкой, рыбу ловить, а в результате что?

— Водит автобус, — констатировал Амадис.

— Именно! — воскликнул кондуктор. — Вы, я вижу, тоже человек неглупый.

— Отчего он рассудка лишился?

— Не знаю. А мне всегда сумасшедшие водители попадаются. Как, по-вашему, можно так жить?

— Нет, конечно!

— Это все Компания, — сказал кондуктор. — Они вообще все в Компании с ума посходили.

— Но вы, я вижу, еще держитесь? — сказал Амадис.

— Я — это другое дело, — возразил кондуктор. — Я, видите ли, не сумасшедший.

И он вдруг так дико расхохотался, что у него перехватило дыхание. Амадис даже немного испугался, когда тот упал и, синея, а затем белея, начал кататься по земле. Тело его напряглось, но Амадис быстро успокоился, ибо понял, что это всего лишь притворство: кондуктор подмигнул ему да еще и глаз закатил. Красиво получилось! Через несколько минут кондуктор был уже на ногах.

— Со мной обхохочешься… — заверил он.

— Меня это совершенно не удивляет, — сказал Амадис.

— Да нет, попадаются и угрюмые, но это не про меня! А то ведь с таким водителем, да еще и угрюмым быть — совсем спятишь!

— А что это за шоссе?

Кондуктор посмотрел на него с недоверием:

— Как будто сами не знаете! Это дорога Дальних Странствий. Он каждый третий раз сюда выруливает.

— А куда она ведет?

— Ну вот, — сказал кондуктор. — Только я расслабился, болтаю тут с вами, понимаете ли, дурачусь, а вы тут же пытаетесь меня купить.

— Ни в коем случае! — воскликнул Амадис.

— Во-первых, — начал кондуктор, — если бы вы действительно дорогу не узнали, вы бы сразу меня спросили, где мы. Правда ведь?

Амадис молчал. Кондуктор продолжал:

— Во-вторых, раз вы дорогу узнали, значит, вы и знаете, куда она ведет… А в-третьих, у вас нет билета! — И он старательно начал хихикать.

Амадису стало не по себе. Билета у него действительно не было.

— Но ведь я могу и вам заплатить, — сказал он.

— Извините! — возразил кондуктор. — Мне-то оно, конечно, можно, но только в черте города, понимаете ли.

— Так что же мне делать? — спросил Амадис.

— А ничего.

— Но мне нужно как-то заплатить за проезд!

— Заплатите потом, — сказал кондуктор. — Может, он вас в канал сбросит. Лучше уж пусть деньги при вас останутся.

Амадис настаивать не стал и попытался перевести разговор на другую тему.

— А вы, случайно, не знаете, откуда взялось это название, «шоссе Дальних Странствий»?

Он немножко запнулся, произнося название дороги, потому что испугался, что это опять вызовет гнев кондуктора. Последний печально уставился себе на ноги, руки его безжизненно повисли вдоль тела. Поднимать он их не стал.

— Что, не знаете? — настаивал Амадис.

— Вам будет неприятно, если я отвечу на ваш вопрос, — пробормотал кондуктор.

— Нет, что вы! — подбадривающе произнес Амадис.

— Ладно… Представления не имею! Ну ни малейшего! Потому что никто не знает толком, можно ли вообще куда бы то ни было попасть, если ехать по этой дороге!

— Но хотя бы через что она проходит?

— Посмотрите! — сказал кондуктор.

Амадис увидел приближающийся столб с указателем, железным эмалированным листом, на котором белыми буквами очень разборчиво было выведено слово «Экзопотамия», нарисована стрелка и значилось сколько-то там чего-то.

— Мы что, туда и направляемся? — спросил Амадис. — Значит, в Экзопотамию можно попасть по суше?

— Конечно! — сказал кондуктор. — Нужно просто проехать вокруг и при этом не трусить.

— То есть как это?

— Потому что при возвращении всегда получаешь взбучку. За бензин-то кто будет платить? Не вы же…

— Как по-вашему, с какой скоростью мы едем? — спросил Амадис.

— Гм… К завтрашнему утру будем, — ответил кондуктор.

3

Где-то в пять утра Амадису Дюдю пришла фантазия проснуться, и было это весьма кстати, ибо, очнувшись, он понял, что лежит в крайне неудобном для себя положении и боль в спине причиняет ему ужасные страдания. Во рту он ощутил некоторую вязкость, что бывает, когда забудешь почистить зубы. Он встал, сделал несколько движений, чтобы вернуть конечности в нормальное положение, и приступил к гигиеническим процедурам, пытаясь при этом не попасться на глаза кондуктору. Последний возлежал между двумя сиденьями и, теребя в руках шкатулку, предавался сновидениям. Было уже совсем светло. Зубастые шины скрипели по асфальту так, как будто по радио на полную громкость пустили одни помехи. Мотор мерно урчал, зная, что что бы там ни было, а свою тарелку рыбы он, когда надо, получит. От нечего делать Амадис стал пробовать себя в прыжках в длину и, в очередной раз разбежавшись, приземлился кондуктору прямо на живот. Его подбросило вверх с такой силой, что головой он сделал в потолке вмятину, вслед за чем плавно приземлился верхом на подлокотник одного из сидений: соскальзывая вниз, его нога со стороны сиденья оказалась задранной вверх, в то время как вторая спокойно разлеглась в проходе. Именно в этот момент он разглядел в окне второй указатель — «Экзопотамия», два чего-то там, — и кинулся к звонку. Позвонил он всего один раз, но кнопку держал долго. Автобус замедлил ход и остановился у края дороги. Кондуктор к тому времени успел встать и теперь небрежно развалился на кондукторском месте сзади слева у шнурка, однако из-за боли в животе он временно потерял лицо. Амадис изящно пробежал вдоль прохода и легко спрыгнул со ступеньки автобуса, но тут же столкнулся нос к носу с водителем, который, покинув свою кабину, пошел выяснять, что случилось. И тут же накинулся на Амадиса:

— Наконец-то позвонили! Могли бы и пораньше!

— Да, — сказал Амадис. — Давно не останавливались.

— И все-таки, черт побери! — возмущался водитель. — Как возьму 975-й маршрут, так никто не звонит. Обычно так и еду до конца без остановок. Разве ж это работа?

За его спиной кондуктор подмигнул Амадису и покрутил пальцем у виска, давая тем самым понять, что спорить бесполезно.

— Может, пассажиры просто не догадываются, что остановки по требованию, — предположил Амадис, поскольку водитель явно ждал от него ответа.

Водитель ухмыльнулся:

— Догадываются… Вы же позвонили! Все это…

Он наклонился к Амадису. Почувствовав себя лишним, кондуктор без особого шума удалился.

— …из-за кондуктора, — объяснил водитель.

— А!.. — сказал Амадис.

— Он пассажиров на дух не переносит и каждый раз делает так, чтобы в автобус никто не садился. А сам он звонком не пользуется. Это я точно знаю.

— И в самом деле… — сказал Амадис.

— Он сумасшедший, понимаете? — сказал водитель.

— Да-да… — пробормотал Амадис. — Мне он тоже показался странным.

— Они там в Компании все сумасшедшие.

— Ничего удивительного.

— Но я их всех насквозь вижу, — сказал водитель. — В стране слепцов быть одноглазым значит лишь одно — быть королем! У вас, случайно, ножика не найдется?

— Только перочинный.

— Дайте!

Амадис протянул ему ножик, и водитель, раскрыв большое лезвие, энергичным жестом засадил его себе прямо в глаз. Потом он весь скорчился от боли и начал громко кричать. Амадис перепугался и побежал куда глаза глядят, прижав при этом локти к телу и высоко поднимая коленки: грех было не воспользоваться такой замечательной возможностью укрепить свою физическую форму. На его пути то тут, то там возникали заросли австралийской колючки. Он остановился и посмотрел назад. Водитель закрыл ножик и спрятал его в карман. С того места, где находился Амадис, было видно, что кровь уже подсохла. Операцию водитель провел очень аккуратно и уже успел закрыть глаз черной повязкой. В автобусе кондуктор ходил взад и вперед по проходу, и через стекло Амадис увидел, как он посмотрел на часы. Водитель снова занял свое место. Кондуктор подождал еще несколько секунд, второй раз взглянул на часы и несколько раз подряд дернул за шнурок — его напарник понял, что мест свободных больше нет, и тяжелая машина тронулась во все нарастающем гуле мотора — из-под автобуса брызнули искры. Гул постепенно начал стихать и скоро стих вовсе. Именно в эту минуту автобус скрылся за горизонтом, а Амадис оказался в Экзопотамии, не истратив на это ни одного билетика.

Он снова двинулся в путь. Надо было спешить, так как кондуктор мог и передумать, а расставаться с деньгами Амадису ой как не хотелось.