Четвертое поколение Глава Мой дедушка Лейзер Хаеш

21. Хаеш Лейзер Матесович 13

Выше говорилось, что Лейзер, первенец Элиа-Матеса Ицыковича и Фейги Мортхеловны, родился в Жеймелях 29 августа 1867 года и что он из двойни. По российским законам, евреям полагалось рождение сына регистрировать при совершении обряда обрезания, то есть на 8 день. Из метрической книги известно, что этот обряд 5 сентября совершил над Лейзером Гутман Гель¹. Но поскольку в книге рядом с рождением Лейзера не записан второй ребенок, он или умер, не достигнув 8-дневного возраста, или сама регистрация рождения Лейзера была совершена задним числом. Последнее наиболее вероятно не только потому, что единственному сыну не грозило рекрутство, но и потому, что на казенного раввина и нескольких его помощников в уезде приходилось столько рождений, браков и смертей, что они не поспевали вовремя регистрировать все эти акты.

Есть основания не вполне доверять метрической записи. Из справки о гибели Лейзера в августе 1941 году в возрасте 75 лет², следует, что он родился не в 1867, а в 1866 году. Впрочем, в части, отражающей возраст Лейзера, эта справка не очень достоверна. Известно, что в метрические книги, как и в ревизские сказки, нередко умышленно вносились неточные сведения, чтобы уменьшить падающую на общину подушную подать или освободить от рекрутства состоятельные семейства.

Возможно, также в двойне второй была девочка, рождение и смерть которой просто не стали регистрировать. Такое тогда было обычным делом, поскольку число "душ женска пола" не влияло на налоги и рекрутскую повинность общины.

На мой вопрос отец, как ни странно, отвечал, что не помнит ни дат рождения родителей, ни их возраста при гибели³. По утверждению Рахили Крецмер, Лейзер родился в 1860 году⁴.

О детстве и юности Лейзера не сохранилось никаких сведений, кроме известного из истории его родительской семьи. Несомненно, как Арон и остальные братья, Лейзер получил дома неплохое религиозное начальное образование, но этим дело и ограничилось. По словам моего отца: "Папа не мог учиться. Он понимал, что учиться это быть "ешивебохер", но "ешивебохером" он не мог быть, потому что он уже с очень юных лет помогал своему отцу, моему деду"⁵. «Он умел писать только по-еврейски. Я не знаю, насколько грамотно, но писать он умел. У евреев такая установка была: неграмотных евреев как будто вообще не бывало. Все больше или меньше, но какую-то грамотность получали. Во всяком случае, в Жеймелях я не знал, чтобы были неграмотные евреи. Самые бедные и те все же были грамотные»⁶.

«Папа был примерно моего роста (165 см – А.Х.), даже немного пониже меня. Рябой – перенес оспу. Черные волосы. Типичный еврей»⁷. По воспоминаниям Цили Хаеш, "Он был худее, более тонкие кости, чем Илья, но в молодости Илья на него совершенно не был похож. А теперь вот Илья стал страшно похож на дядю Лейзера, только дядя Лейзер был тоньше, худее"⁸

Известно, что свою избранницу, Фрейду Шлезингер, 1865 года рождения, дочь поневежского купца Мовши Ицыковича Шлезингера и Цыпы-Песы, урожденной Страшун, Лейзер нашел в середине 90-х годов в местечке Посволь. Тогда он был мещанином, и завоевать благосклонность купеческой дочки, видимо, было непросто.

По словам моего отца: "Мама была из более культурной семьи, чем папа. Она родилась в местечке Пасвалис, в то время оно называлось Посволь, километров за 25-30 от нашего местечка. Мама была даже как будто из высокоинтеллигентной еврейской семьи. Будто бы даже в Вильнюсе, он тогда назывался Вильна, у нее был какой-то родственник Страшун, то ли писатель, то ли еще кто-то такой, что он есть даже в “Еврейской энциклопедии”9. «Какое у нее было образование, я откровенно говоря, не знаю. Во всяком случае, у нее среднего образования не было, потому что она не могла даже получить это образование. Но поскольку она из такой семьи более передовой, то она умела читать по-русски. Во всяком случае, она знала кое-что по-русски. А русские у нас стали только появляться, переселенцы. Потому что царское правительство стремилось заселить Латвию и Литву русскими. Вот таким образом у нас стал появляться русский язык. А так мы его даже не знали»10. Рисунок 1. Фрейда Хаеш, урожденная Шлезингер

В метрической книге местечка Посволь сохранился акт, что 26 февраля 1895 года вступили в брак "Жеймельский мещанин Лейзер Матышович Хаес, холостой, с девицею купеческой дочерью г. Поневежа Фрейдою Мовшовою Шлезингер". Жениху – 24 года, невесте 26 лет. Обряд совершали помощник раввина Флейшман и Мортхель Рабинович. При этом жених сделал "Запись на 2000 рублей. Свидетели Мортхель Лейзер Бедер и Ицык Монес"¹³. Это значило, что в случае развода жена получала право на эту сумму от мужа, а в случае вдовства   из его наследства. По тем временам это была огромная сумма. Например, ремесленник зарабатывал в год 100   300 рублей. Многократно превысив предписанную еврейским законом сумму записи (примерно 75 рублей)¹⁴, Лейзер демонстрировал невесте и присутствующим силу своего чувства к ней.

12 октября 1896 года (ст. стиля)¹⁵ у супругов появился первый ребенок – дочь Хане¹⁶ (Анна), моя тетя. За ней 2 мая 1901 года второй – Элия-Матус (Илья), мой отец¹⁷. В сохранившемся в моем семейном архиве метрическом свидетельстве о рождении в Жеймелях Элия-Матуса сказано, что его родители   Оникштинского общества. К этому же обществу принадлежали некоторые другие Хаеши, проживавшие в Жеймелях: Абель-Эльяш Израилиович Хаеш, судя по акту о браке 1900 г.¹⁸, родной брат Лейзера Мовша Матышевич Хаеш, судя по акту о браке 1902 г.¹⁹, Янкель Израилович Хаеш, - по акту о браке 1906 г.²⁰.

18 января 1903 г. у Лейзера и Фрейды родился второй сын – Шломо, известный мне как дядя Соломон²¹. Детям нанимали няньку: "Няня была литовка или латышка, когда я был малыш, ходил под стол пешком, потом няня еврейка" – рассказывал мне отец²².

Приблизительно в эти же годы Лейзер приобрел в Жеймелях большой дом на Базарной площади (№2 на плане 1897 г., см. главу 2, рис. 6), расположенный рядом с домом его отца Элиа-Матеса. В 1910 году недвижимость Лейзера была застрахована на 11000 рублей (ежегодный страховой взнос 2 р. 50 к.)²³. На плане 1897 года Лейзер в числе домовладельцев не указан, то есть этим домом он еще не владел²⁴. С другой стороны, мой отец, родившийся в 1901 г., помнил себя в этом доме с первых детских впечатлений. Он рассказывал:

"У нас был солидный дом, правда, одноэтажный. Он стоял на углу Базарной площади и какой-то улицы, по которой шла дорога на Митаву²⁵. Даже у папы было два дома. Оба на площади. Небольшая такая Базарная площадь, конечно, по Ленинградским масштабам. Мы жили в одном доме, а во втором я даже не интересовался, кто жил. Может быть, отец его сдавал, а может, и не сдавал.

На Базарную площадь крестьяне приезжали продавать свои продукты, это же было царское время. Бывали там у нас базары, мы покупали у крестьян продукты. Дом был глинобитный, там у нас делали глинобитные. Дом мне казался большим. Он был длиною примерно 20-30 метров вдоль Базарной площади. На его крышу выходил брандмауэр. На площади перед окнами дома была коновязь. Папа, видимо, купил себе дом, в котором мы жили, а не строил, так как дом был старый уже в моем детстве"²⁶.

Первый дом сохранился и имеет обширную иконографию²⁷.

На плане 1897 г. фасад правого флигеля дома выдвинут вперед относительной фасада левого флигеля. Это хорошо заметно и на фотографиях. Очевидно, некогда на Базарной площади рядом, с интервалом в несколько метров, стояли два разных дома. При последующих перестройках их объединили воротами по фасаду и общей крышей, под которой образовался проезд во двор²⁸.

Мой отец вспоминал:

"Дворик был приблизительно такой, как здесь в доме на Лермонтовском. Может быть, несколько побольше он был. Во дворе под навесом стояли телеги, плуги, бороны, сельскохозяйственный инвентарь, тогда к нему относились бережно. Сада у нас не было, а были амбар, конюшня, коровник. Амбар папа строил из кирпича при мне. Он не имел окон. Баня у нас даже при доме была. Своя. Без миквы. Она, наверное, была при синагоге. Пользовались только женщины. Колодец был в этом доме. При мне его рыли. Он был повышенного качества, не бревенчатый и не с журавлем, а более совершенный. Какой именно, я не помню во всех деталях. Во всяком случае, бетонные такие кольца там опускались, как в теперешние колодцы для канализации.


Рисунок 5. «Малая корчма» (бывший дом Лейзера Хаеша) в процессе реставрации. Мезонин утрачен. Фото Йонаса Юкны. 1983 г.



Рисунок 6. «Малая корчма». План 1-го этажа.



Рисунок 7. Малая корчма. План 2-го этажа

Квартира была довольно приличная. В доме у нас был погреб, печь, в которой пекли, как в русской, но спать на ней, в отличие от той, было негде. Мама закапризничала, что хочет магазин. Обычно все имели в своих домах магазины. И мама держала в этом же самом доме магазин, который по масштабам местечка считался большим. Там была, главным образом, мануфактура. Может быть еще какие-то предметы, нужные сельским жителям, вилы, косы, не помню"²⁹.


Рисунок 8. «Малая корчма», вид с улицы Пасвалио. Справа дом Матеса Хаеша. 1982 г.Рисунок 9. Бауская улица. Бывший амбар Лейзера Хаеша, превращенный в жилой дом, арка во двор и жилой дом, также бывший Лейзера Хаеша. Фото А. Хаеша. 1982 г.



Рисунок 10. Бауская улица. Бывшие амбар и жилой дом Лейзера Хаеша. Фото А. Хаеша. 1982 г.



Рисунок 11. Бауская улица. Вид на жилой дом и бывший амбар со стороны костела. Фото А. Хаеша. 1982 г.

Магазин располагался в угловом, самом правом, глядя с площади, помещении дома и имел по фасаду дверь, окно на площадь и окно на Баускую улицу.

По воспоминаниям отца "В магазине, метров 15 квадратных, была дверь во внутренние помещения, так как ставни закрывались изнутри проходящим сквозь стену болтом без резьбы, а снаружи поперек ставен шла железная планка. По стене против входа располагались полки с мануфактурой. Перед ними, а возможно и по правой стене, шел прилавок. У левой стены стояли косы и другой сельскохозяйственный инвентарь. Никакой продуктовой торговли или обуви в продаже не было"30. Рисунок 1331. Планировка домов Лейзера Хаеша: 4. Въезд во двор с Базарной площади. 5. Гостиная хозяина. 6. Лавка. 7. Маленькая комната. 8. Коридор. Маленькая комната. 10. Склад. 11. Въезд во двор с Бауской улицы. 12. Жилой дом перед костелом. За магазином располагалась кухня с окном на Баускую улицу. В ней в углу у перегородок стояла довольно крупная печь и плита. Из кухни дверь вела в спальню родителей, выходившую окнами во двор. Левее двери в магазин, два окна по фасаду относились к гостиной. В ней стояло пианино, купленное Лейзером для дочери32. Часть кирпичного амбара, непосредственно примыкающая к корчме, была присоединена к квартире. Там, по словам моего отца, были оборудованы небольшая банька, туалет и прихожая, в которую со двора вел черный ход33. В левом флигеле дома Лейзера, находившемся по другую сторону от ворот, жил его брат Исаак34.

Второй дом не сохранился. Иконография его беднее, чем первого, но тоже достаточно наглядна³⁶. О судьбе этого дома я расскажу позже.

Непосредственно к Малой корчме по Бауской улице примыкает низкий одноэтажный дом. Со следующим за ним домом он соединен кирпичной аркой с воротами. Они, как и ворота в середине Малой корчмы ведут во двор Лейзера. В большей части дома, по сведениям Й. Юкны, был склад. Надо полагать, что этот дом и есть тот кирпичный амбар, который построил Лейзер³⁷.

Из справочнике "Вся Россия на 1902 год", известно, что уже тогда Лейзер Матысович Хаеш имел в Жеймелях склад для льна38. Был ли он в этом амбаре или в ином месте, сказать трудно. Много позже, в межвоенные годы, у Лейзера нанимали амбар инициаторы устройства в местечке мельницы с бензиновым движком. Но долгие попытки разместить ее там не дали результата, и от этой затеи не осталось следов39. Рисунок 14. Сведения о Фрейде и Лейзере Хаешах в справочнике «Вся Россия» на 1902 г.

По словам моего отца "Участок был наш, но мы платили. Там главный помещик был какой-то князь Ливен. У него по дороге на Митаву был замок в нескольких верстах от местечка Жеймели. Я видел замок только издали, примерно за полкилометра. Евреи даже боялись приближаться к нему. Издали была видна стена и за ней какие-то строения. Официально Жеймели не было утверждено местечком, потому что оно было очень небольшое, и оно считалось селом. Евреи не имели права там жить. Но так как Ливен брал со всей еврейской общины сколько-то, то жить разрешалось. Как и кто давал князю, я не знаю, но знаю, что давали. Кроме того, урядник ежемесячно брал. Он ежемесячно выпивал с папой рюмку водки и брал взятку⁴⁰."

В занятиях Лейзера мы находим отголоски занятий его отца Элиа-Матеса, земледельца и барышника. Мой отец рассказывал:

"Папа был любитель заниматься земледелием. Своей земли у него не было. Евреям не разрешалось иметь землю, и он арендовал ее, и еще в другом месте луг, по дороге на Посволь, потому что у нас коровы были. Десятин десять или двадцать, что-то довольно много он арендовал недалеко от местечка. Он нанимал батраков, он сам не обрабатывал. Молотилку папа арендовал, конную косилку, вероятно тоже. Коров, я помню, четыре или пять было. Причем породистые очень были, потому что папа был большой любитель этого дела. Молока у нас всегда было очень много. Наша семья его не продавала, пили сами, делали молочные продукты, масло, пил молоко и дворник. Дядя Моисей коров не имел, был менее хозяйственный, и возможно он и бабушка брали молоко у нас. Лошадей было еще больше. Папа очень их любил. Любил коров и сельское хозяйство"⁴¹.

По словам Цили Хаеш: "Лейзер и Моисей очень любили лошадей. Имели свои выезды. Хорошо ездили верхом. Лейзер был страшный лошадник!"⁴²

То же говорил и мой отец:

"У нас вся семья, особенно папа, лошадники были, он был любитель их невероятный, он их обожал. Он мог бы повеситься за лошадь. У него были очень хорошие лошади, так что помещик даже у него покупал лошадей. Папа сам покупал лошадей как любитель, а помещик приезжал и просил продать лошадь ему, если ему нравилась эта лошадь"⁴³.

Не удивительно, что на самой ранней фотографии детей Лейзера, сделанной в конце 1903 или начале 1904 года, когда Соломон еще не стоял на ножках, Элинька снят сидящим на игрушечной лошадке.

Отец рассказывал: "Барон Ган имел дела с моим папой. Я бывал с ним в имении Гана, очень ухоженном, всём в цветах. Раз Цункас посадил меня на черного жеребца и повез на базар. А Ган, как увидел этого жеребца, так и сказал отцу: "Продай мне сразу"⁴⁶.

Циля Хаеш подтверждает, что ее отец и дядья были деловыми людьми, торговали лесом как посредники, скупали делянки. Вели торговлю льном⁴⁸.

По словам моего отца, Лейзер "особенной дружбы ни с кем не вел. Он был занят делом. Это был сугубо деловой человек. Он вел многообразную деятельность и страшно много работал. Он вставал в 4 часа утра и все время в работе был, правда, рано ложился. Из всех братьев он был самый трудолюбивый. Организатор он был прекрасный и сразу, как вставал, всеми своими хозяйственными делами занимался: и конями и полеводством. Уходил следить, как работают, потому что он сам не пахал. Ездил в лес, ездил по деревням закупать зерно, лен, лес на корню. Покупал сено, чтобы кормить лошадей и коров. Он покупал лен у крестьян, латышей и литовцев, и поставлял в Ригу, как будто для Англии. Крестьяне, у которых он покупал лен, везли его еще дальше по назначению. Были у него и собственные посадки льна. Лен выдергивают, стебли вымачивают в особом пруде – “мочиле”. Затем их соответствующим образом обрабатывают, чтобы содрать оболочку. Примерно в полукилометре от местечка, за речкой было такое мочило, где обрабатывали отцовский лен. Лейзер по торговым и прочим делам часто на собственных выездах ездил в Бауск, Митаву и Ригу. Бауск был уже город и там был банк. Из Риги всегда привозил Рижский бальзам. Папа перед обедом пил для аппетита рюмочку водки (20 грамм). В праздники было обязательно домашнее вино, была такая традиция.

Папа держал слово твердо. Если дал, то держал, хоть пусть ему в убыток. Дал, значит, конец"⁴⁹.

Лейзер также давал деньги в долг⁵⁰.

По словам моего отца "У мамы была печь, типа русской, и она очень любила заниматься   делать вкусные вещи, любила кулинарию. Я в детстве ел такой циммес, язык проглотишь. Он готовился на гусином жире, добавлялся сахар. Я вспоминаю маму как хорошую домохозяйку, хорошую кулинарку, но она больше управляла, чем сама работала. Она не очень-то любила сама, она считала себя интеллигентной. Но, с точки зрения нас, образованных людей, культурно-моральный уровень ее был невысокий. Любила форсить. Хотя по уровню того времени она действительно была интеллигентной. Не сама она делала потому, что у нее была одна наша родственница, помощница мамы. Она была фактически моя двоюродная или троюродная тетя. Ее звали Циля. Фамилия у нее, кажется, была Хаеш⁵¹.

"Мама очень любила лечиться и часто ездила в Биржи на курорт серных вод"⁵².

"Любила мама еще в магазине своем торговать, все же тогда единственное занятие евреев была торговля, потому что больше ничего не разрешалось. Та же самая помощница помогала ей в магазине торговать, была у нее приказчицей. Там было несколько десятков штук материи, которую мама покупала у оптовых торговцев в Митаве или Риге. У нее был хороший вкус, и она сама выбирала материал. Брала в кредит и по мере продажи расплачивалась. Материал брали в Латвии, более передовой, а литовцы в промышленном отношении были невероятно отсталыми, и у них не было материала.

«По-моему, мама завела магазин через несколько лет после моего рождения», то есть после 1903 года. Это справедливо, видимо, лишь в части мануфактурного магазина, так как еще в 1899 году Мовша Ицыкович Шлезингер, отец Фрейды, никогда не живший в Жеймелях, имел там магазин "Гастрономические товары". Вероятно, она в нем торговала и, возможно, там ее и заприметил молодой Лейзер. В 1900 году Фрейда имела в Жеймелях уже собственный магазин "Различные товары" и в 1902 году   магазин "Бакалея"⁵⁴.