Действующие лица м арта. Лотта

арта.

Лотта. Это и есть Красная площадь, мама?

Марта. Да, девочка моя.

Лотта. От гостиницы не так уж далеко... Мы мог­ли прийти сюда и днем, зачем было подниматься в та­кую рань? Вся наша группа еще спит.

Марта. Тишина, Лотта, бывает только рано утром. А мы должны постоять здесь в тишине. Подумать и вспомнить.

Лотта. Что вспомнить, мама?

Марта. День, когда он погиб...

Лотта. Отец?

Марта. Отец твой погиб раньше, в сорок четвертом в Африке. А этот парень — в последний день войны в нашем Берлине.

Лотта. Он кто?

Марта. Он был русский. Звали его Иван. Он родил­ся в этом городе и ходил по этой площади. Ездил в этом московском метро. Голубей любил очень.

Лотта. Иван... Почему я не знаю? Ты никогда но рассказывала мне...

Марта. Я должна была сделать это здесь, в городе, где он вырос. Может быть, здесь ты лучше поймешь, по­чему он поступил так...

Звучат четкие шаги по брусчатке — смена караула у Мавзолея.

Как они похожи... Солдаты...

Лотта. Мама, мы почти одни на всей площади... могут подумать... И вообще это неудобно — глазеть, ког­да... когда все спят...

Марта, Что ты говоришь, Лотта? Сюда приезжа­ют отовсюду. Здесь любому человеку и но всякое время найдется место, где постоять и послушать себя. Я пони­маю твое смущение. Но сейчас ты спрячь его... Я расска­жу тебе о человеке, который баюкал тебя, когда ты была совсем маленькой, о человеке, который отдал мне по­следнюю галету... Я расскажу тебе о его жизни столько, сколько знаю. А знаю я так ничтожно мало... Но этот город часть его жизни, и потому мы приехали сюда...

Берлин горел как факел. Люди сходили с ума от бес­прерывного грохота. Многие ушли под землю, спусти­лись в метрополитен. Там было безопасней. На седь­мой день спустилась туда и я. Мне было тяжело нести тебя туда... Но наверху рушились целые здания... К то­му же я боялась русских. Выступал Геббельс и говорил о них такое...

Иван. А ну, публика, — все наверх! Гитлер воду в метро пустил... Ну, быстрей! Шнель!.. Да вы что? Оглохли? Вода идет! Здесь — капут... А, Якиманка-Полянка, не понимаю я по-немецки. Вода... Пугнуть вас — только и остается...

Ну вот. Язык понятный. Хоть и в потолок палил, а пере­пугал. Ну, это мы сейчас поправим...

Гутен таг! Войне капут... (Весело.) Гутен таг, фрау. Вой­на капут!.. Намаялись! Ну, ничего. Теперь скоро... Эй, стой! Куда?! Цурюк!

Иван (выбегая). Стой, стой! Хальт! Цурюк!

Стой, говорю! Хальт!.. А черт, темно, как в кулаке! Где тут фонарик-то мой?.. Эй!.. Убежала... (В его руке вспыхивает фонарик.) Все равно без фонаря далеко не уйдешь... (Бежит; слышно, как под ногами хлюпает во­да.) Э-эй! Фрау! Комен... Как это... Комен зи хир!

Стой!.. Вот вы где... Эх, Якиманка-Полянка! Вот дурья башка... и ребенка с собой... Куда же ты? Там смерть... Капут.

Марта. Наин! Киндер найн... (Плачет.)

Иван. Ну будет, будет. Слышишь? Вода, слышишь? Во-о-да! Ну... Вассер, вассер... Понимаешь? Ферштейн?

Марта. Вассер? О, вассер!

Иван. Так. Теперь спокойно. Будем уходить... Марш за мной. Айк-цвай... Шнель!

Иван. Постой-ка. Я вперед пройду. Глубину прове­рю. Здесь стой, здесь! (Уходит в темноту.)

Марта (шепчет). Лотта, майн киндер, Лотта... Иезус Мария...

Иван (возвращаясь). Эй, фрау, поворачиваем. Туда уже нельзя. Не пройдем. Полный сапог начерпал. Попро­буем в другой туннель.

Марта (умоляюще). Золдат...

Иван. Тяжело? Ну, давай ребенка сюда... Держи фонарь... Свети под ноги... Шнель... Вот так...

Марта. Так... так...

Иван. Не спеши, фрау. Выйдем. Ваня Лопушков и не в таких переделках бывал, и ничего — живой. А дев­чонка умаялась... Спит киндер... Ишь, белесая, как пе­сок речной. Хорошая у тебя девочка. Марта. Так... так...

Иван. Теперь затакала, как пулемет. Ни гу-гу по-русски-то? Не учили, думали, обойдутся... Хотя я и сам гусь хорош. В московской школе учился. «Анна унд Марта баден...».

Марта. Я — Марта. -

И
сод ар-
ван. Вот тебе раз. Осталось Анну найти и фарен нах... Куда нах? Ну, скажем, до станции Снегири... Гриб­ная станция... Леса вокруг... Мы туда с классом в поход ходили. (Негромко поет.) «Здравствуй, миилая картошка тошка-тошка, пи-и-онеров идеал-ал-ал...».

Марта. Я — Марта...

Иван. Познакомиться хочешь, вон что... Ладно. Ва­ня. Лопушков. Москвич...

Марта. Ванья... Москва...

Иван. Можно и так... А ну-ка постой. Гаси фонарь... Идет кто-то. Стой! Хальт!

Слышатся шаги убегающего по воде человека и автоматная очередь.

Держи девку... Здесь, оказывается, водяные крысы во­дятся... Тихо... руих... Ферштейн?.. Я сейчас... (Уходит в темноту.)

Марта. Так... так...

Совсем неподалеку в туннеле вспыхивает стрельба. Плеск воды. Голос Ивана: «Хенде хох! Спокойно!» Появляется Иван, ведя за собой Курта — немца в пилотке и штат­ском пиджаке.

Иван. Марта, зажги фонарь... Вот земляка тебе при­вел... (Курту.) Кто такой? Вер?..

Курт. Курт Шредер. Историк. Школа. Учитель.

Тотальмобилиэация... Я не хотел убивать... Страх-

Иван. Со страху, значит, палил... Со страху тоже

убить можно... Пуля, она — дура. «Тоталь»... Под пятьдесят, а туда же фауст-пафроиом баловаться… Эх папаша

Курт. Фаустпатрон — смерть. Смерть — нет. Конец

война... Жизнь...

Иван. Прятался здесь... Думал отсидеться? Понятно. А ну, повернись, руки за спину! Ремнем тебя, что ли, скрутить... (Связывает Курту руки.)

Курт. Вода.. Вода... Нужно идти...

Иван. Сам знаю. А куда? Куда идти-то?

Курт. Не знаю...

Иван (Марте). Заблудились. Факт. И вояка этот за­блудился. Ладно. Все равно идти нужно. Курт Шре­дер, — вперед. Марта, — за ним... Я замыкающим... Пошли...

Марта. Да-да... по-ошли... так...

Курт (кричит). Ахтунг! Свет... Я вижу свет...

Марта. О майн гот...

Сцена подсвечивается. Все стоят перед обвалившейся стеной.

Иван (осматриваясь). Свет, да не тот. Солидная бомбочка здесь пропахала... Был выход — и нету выхода. Эх, Якиманка-Полянка! Даже руку не просунуть.

Курт. Тупик... Обвал...

Нарастающий гул воды, бульканье.

Марта. Вассер!..

Курт. Гитлер — сволочь... Ничтожество... Обманул... Целую нацию... Подлец... А сейчас — смерть... Германии нет будущего. Развяжите мне руки, солдат... все равно конец... Вам нельзя бросать женщину и ребенка, я пойду вперед и посмотрю, что там... Если там есть выход, я вернусь...

Иван. Похоже, Курт, что ты говоришь верно... Иди... За поворотом попробуй свернуть налево... Держи фонарь, у нас здесь светло. (Вдогонку уходящему Курту.) Курт, если что — ты плавать-то умеешь?

Ушел... А ну, попробуем эту глыбу сдвинуть. Приклад не сломать бы... И — эх! Ну-ка раз! Эх, Ваня, да не Поддубный... Черта ее сдвинешь, десяток лошадиных сил нужно...

Марта. Ванья... пойдем... пойдем...

Иван. Куда пойдем-то?

Марта. Цурюк.

Иван. Цурюк нельзя. Вода. Вассер. Капут скоро...

Марта. Наин, найн...

Плачет ребенок.

Иван. Ты чего, киндер? Чего кричишь-то? Чего она?

Марта. Эссен... Брот...

Иван. Бутерброт — вот что! Голодная киндер. А ну, обожди реветь-то. Посмотрим, что у меня там в вещмеш­ке. Нда, ничего нету, ну ни-че-го... Одни патроны, леший бы их побрал. Хотя постой-ка. Вот! Галеты. Трофейные. Маша-санитарка подсунула, добрая душа... Бери, Марта, ешь. Нету больше ничего. Сахарку бы сейчас девчонке.

Марта. Битте. (Ест.)

Иван (склоняясь над плачущей девочкой). Эй, чело­век! Не плачь, скоро выберемся... Гули-гулюшки-гулю! (Делает из растопыренных пальцев «птичку», машет «крыльями) Смотри, какая/птичка! Голубь. Го-лубь... (Марте.) Ох, голубей до войны любил гонять!.. У нас во дворе на Большой Полянюй голубятня была., с сеткой такая... Влезешь высоко — Кремль видно, и сизаря в не­бо — фьють!.. Большая Полянка — это улица такая в Мо­скве. Там еще Третьяковская галерея рядом, ну, вроде вашего музея в Дрездене.

Марта. Ванья, смотри... там, в воде...

Иван. Что это?.. Пилотка. Так это же Курта... Погиб - учитель...

Марта. Ах, вассер, Ванья... Вода!

Иван (решительно). Держи каску, фрау. Надень, что­бы обломки не клюнули... Вот так...! И — в туннель... как можно дальше... в воду... А мы попробуем тут ковырнуть этот «Сезам». Хорошо, что у Курта оказался фауст­патрон. В нем не десять, а все сто лошадиных... и еще еще одна моя... Только и остается, что подорвать эту глыбу. Ферштейн? Бах! И все.

Марта (в ужасе). Найн, найн.

Иван. Не понимаешь ты по-русски, а то рассказал бы я тебе, по каким улицам ко мне в гости идти надо. Может, случится так, что будет настоящий и вечный мир на земле после такой войны и можно будет ехать, куда захочешь без всяких там пограничных формальностей. А пока иди, Марта, ступай...

Марта уходит.

(Еще раз оглядывает обрушенную стену). Да, позиция не из удачных. За угол не спрячешься. Черт, было бы время... гимнастерку — на лоскуты и — узел на спуско­вой крючок. Может, и уцелел бы. А так... коротка кольчужка. Жалко, лейтенант потеряет меня... сбежал, ска­жет, Ваня Лопушков в последний день войны...

Сквозь грохот воды доносится голос Марты: «Ванья!»

Все нормально! Сейчас! (Поднимает фаустпатрон). Ну, Якиманка-Полянка... Э-эх!

Марта. Когда я вынесла тебя на поверхность, пер­вые минуты ничего не слышала. И ты тоже ничего не слышала. Ты даже не плакала. Нас оглушил взрыв. По­том мне показалось, что где-то играет музыка. Это игра­ли военные оркестры. А в небе каждую секунду вспыхи­вали разноцветные ракеты. Люди радовались миру...

Лотта. Он ничего не оставил тебе, мама? Ну, вещь какую-нибудь?

Марта. Он оставил мне свою каску. Я уже говори­ла... У меня украли ее. Тогда из них делали кастрюли. Но это не важно. Он оставил нам самое дорогое и вели­кое, что принес с собой на нашу землю. Свободу и мир. Вот почему мы с тобой в этом городе. И мы не туристы. Ты не должна так думать. Мы его гости, мы гости горо­да, в котором он вырос.

Лотта. Ива-ан... Ты обязательно, обязательно долж­на рассказать о нем моим детям: и Паулю и Берте...

Звук четких шагов по брусчатке — идет смена караула у Мавзолея.

Марта (задумчиво). Как они похожи на него... Сол­даты..