Этнографически разсказъѵ
жүктеу/скачать 1.21 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Русальною
(ЭТНОГРАФИЧЕСКИ РАЗСКАЗЪѴ            
Десь ты менѳ, моя маты, Въ барвинку купала, Купаючы проклынала, Щобъ доли не мала. Народная пѣсня. I. „Не родысь уродлывымъ (то есть гсрасивымъ), родысь сча- слывымъ“, говорятъ наши земляки. Въ чемъ же состоитъ счастье? что оно такое? Всѣ его шцутъ, но находятъ немногіе. На вопросъ исканія счастья земляки наши отвѣчаютъ мистически:
Какъ же попасть на эту счастливую „тропу? “ Никто не скажетъ. По народной философін, она пролегаетъ и черезъ богатые дома, и черезъ самыя мизерныя жилища; понадаютъ на нее даже ниіціе, бездомные и безродные люди. Кто съ такими людьми сошелся, и тотъ пользуется ихъ счастьемъ. Богатство тутъ ни при чемъ. Но дѣло въ томъ, что „набигши тропы, треба іи держатысь“. Въ прекрасный лѣтній денъ громада села Кукориковщины была встревожена ироисшесгвіемъ чрезвычайными Изъ жита, которое начало половѣтъ или красуватысъ, вышла „русалочк аТакъ называли всѣ въ одно слово маленькую, совеѣмъ голую дѣвочку. Русалки у насъ—это умершія дѣти, преждевременно ро- дившіяся, недоноски, выкидыши, которыхъ маты звёріла. Ихъ обыкновенно хоронятъ подъ порогомъ въ хатѣ, и поэтому то они во время Мертвецкаго Великодня кричатъ: Насъ маты породила, Нехрищеныхъ хороныла, Пидъ порогомъ положила... Хоронятъ этихъ дѣтей и иодъ перелазомъ. То и другое дѣлается съ христіанскою мыслью: чтобы піагающіе черезъ не- крещенныхъ этимъ самимъ какъ бы дѣлали надъ ними знакъ святаго креста. Такихъ дѣтей горюющія матери поминаютъ на четвертый день Зеленой недѣли, и потому называется она Русальною, а четвертокъ—Русальнымъ четверюмъ. Въ этотъ Русальный чет- вергъ носятъ въ мисочкѣ медь (соты) на перекрестокъ дорогъ; а нѣкоторыя угоіцаютъ сосѣдскихъ дѣтей варениками, пампушками и проч. „Сёгодни, говорятъ они, свято: Русальни ІІдмынкы*. Все это дѣлается съ мыслью успокоенія тѣней, которымъ царство Христово закрыто. Русалки мстятъ людямъ за неддносъ, за то, что ихъ маты звёргла, что онѣ—„изверги рода человѣ- ческаго“, какъ это сохранилось и въ великорусской поговоркѣ; а мстятъ онѣ, неуспокоенныя добрыми матерями, каждому, кого захватятъ одного въ лѣсу, въ житѣ или въ рѣчной заросли, которую онѣ любятъ особенно. Русалки защекочутъ неосторожна™, а то и въ воду затащатъ. Впрочемъ, подсмотрѣть ихъ дѣтскія игры можно. Однажды я выразила желаніе видѣть русалокъ, и мнѣ отвѣчали:
5 ихъ рано въ ранци. А хто вынесе па перехрестя меду, дакъ медъ поиденый, и стуаенци по иисочку знаты; руеалочкы иотушиы, И вотъ одно изъ такихъ таииственныхъ существъ явилось міру среди бѣла дня. Было чего встревожиться кукѵриковцамъ! ІІо народной пословицѣ: „Що баби, те й громади" (но не наоборотъ, какъ бы казалось намъ), степенные люди, по старо- свѣтски громадскіе мужи, вполнѣ раздѣляютъ вѣрованія своихъ бабъ и либеральничать не дерзають, какъ бы свидѣтельствуя, что женщина—хранительница и проповѣдница вѣрованій вообще. Вышедшую изъ жита „русалочку" приняли они съ нѣкоторымъ ужасомъ и долго не рѣшались заговорить съ нею, такъ какъ извѣстно, что всякую нечистую силу не слѣдуетъ вопрошать или заговоривать съ ней, пока она молчитъ. Сцена въ сельскомъ сенатѣ была бы для меня весьма интересна, но все, что мнѣ о ней извѣстно, передано только виновницей этой сцены, которую знала я въ видѣ взрослой уже дѣвушки—поденщицы. Вотъ какъ разсказывала мнѣ о себѣ псевдорусалка.
Здѣсь я остановила разекащицу:
5*жую. ГГосли вже прыйшло два чоловикы, сталы по жыту ходыты, и мене вышукалы. Я видъ ныхъ прудко втикала и падала, а воны такы мене зловылы и однесли у росправу. Тоди кажуть: „Се нехрещена дытына“, однакъ нагодувалы мене, тилько все таки страхались. II.
На это я замѣтила: „Русалку, некрещепную, боялись тебя брать. Эго понятно. А какъ увидѣли, что ты была въ человѣ- ческихъ рукахъ, то и перестали бояться нездѣптней силы. Кто надѣлъ на тебя сорочечку, тотъ не держалъ бы некрещенной дѣвочки; ты, видно, заблудилась въ житѣ, какъ въ дремучемъ лѣсу. Тебя, конечно, хватились, искали, да ты очутилась дальше людскаго голосу1'. *
Богъ его святый знае, отвѣчала Русалка. Другаго имени не слышала она себѣ. Вопросовъ общежитія не понимала она и, равнодушная къ моему любопытству, продолжала:Випъ усе вартовымъ бувъ, пры садовыни, або пры башта- нахъ. Бувало, хочъ поросятко на орчыку держыть, щобъ ему охотпищъ було на свнти жыты, іцобъ щось до его озывалось, щобь его сподивалось; а винъ его чухае, жалуе, и воно передъ нымъ якъ цуценятко перекыдаецця, хвостыкъ у его бублычкомъ: бо добре годувавъ. Дидъ ему й солимкы свиженькои пидстылае. Та колы та душа до поросяты такъ оберталась, то якъ уже винъ до мене прыхылявсь! ІІеромъ ему земля!
|