Этнографически разсказъѵ
жүктеу/скачать 1.21 Mb.
|
7 на споимъ первимъ слови, а вона все ёго пидконуе, наче водою пидмывае, тымы воламы да коровамы, тымы статкамы да мает- камы. Замовкъ старый: бо розжывався туго, та й не вельмы розжывся; а теперъ, думае, буде за що зачепыты руки. „Ще я на сыли почуваюсь; удвохъ изъ Васылемъ доробымось такы й мы до худобы". Оттаке вже почавъ говорыты; а наймычка все мени переказуе, не знаючы, що безъ ножа й безъ талиркы мое серце крае". „Маты й батько посылатоть Василя на розглядыны.Несхотивъ". „Дали вже маты: збырайся, Васылю, на ярмарокъ: що небудь и къ весиллю купыты.—Не схотивъ, не понхавъ". „Батько ажъ загомонивъ тогди ва ёго! „Та чы довго ты гавы тутъ ловытымешъ? Не той теперъ часъ прыйшовъ. Мы вже й ногы видтопталы, ходывшы до свата. Все село про се знае. Чы ты насъ надумавсь осоромыты?" „Маты и на розгляды издила сама. А батько мовчкы ныдивъ, и выдно було, іцо вдавався въ тугу. Того весилля не дуже ба- жавъ, да якось корывся своій жинци, и нотуру не дававъ Ва- сылеви, щобъ ще гиршъ зъ того чого не выйшло". „Чудно, каже було моя хазяйка удова, що якъ сей Васыль дила зовсимъ опустывся! Ни про що не дбае... Усе щобъ стари за ёго робылы. Воны сами и на ярмарокъ издылы. Наймычка и небога тутъ рвуцця, а винъ стоить, изхылывшысь на лису, да, якъ той мовлявъ, гракы ловыть". я Оце жъ мы зъ нею вперше чуемо, що батько ёму такъ докирлыво вымовывъ. Перше було имъ Васыль каже: вы вже, татусю, свое одробылы, годи вамъ норатысь. Мени стыдъ, якъ бы я самъ двохъ паръ воливъ не попоравъ.—Та и попорае, и по- вычыщае всюды; двиръ вычыстыть, ьымете, хочъ котысь. Теперъ ёго й не пизнаты. Ни до чого й рукъ не прыложыть". „Про це все удова знай мени торочыть, щобъ у мене вы- видаты ума: чы не выявыла мени чого наймычка, або часомъ іи невистка злюка? Я ничогисинько не знала. Що дня зійдемося було зъ Васылемъ, сумуемо. Мовчазный ставъ. Сумъ, що далыпъ, и мою душу обляга бильше. Не жартуе Васыль зо мною и мало що мени каже". „Разъ пытае въ мене: чы пійдешъ завтра до церквы?
„Винъ замовкъ“. „Здалась така чудна мени ся розмова. Пора, кажу, йты вже до дому. Бабуся моя, мабуть, уже й спаты лягае“. „Винъ мене дуже мицно обнявъ и мицно поциловавъ трейчы, въ сылу выпручалась“. X. „Рано-ранисинько я ничь вытопыла, паляныць напекла, убралась, надила хустку, заквитчалась и побигла чымъ дужъ по во,ху: бо забулась изъ вечора наносыты, такъ винъ мене скала- мутывъ. Покы ще корову уранци прогнала до череды, а на те й байдуже, що воды ббмаль, та Стеся нагадала". „Бижу зъ видрами, щобъ не опизнытысь до службы, а тутъ бабусына невистка злюка назустричъ, изъ норожнимы!“...
» А тымъ часомъ зовсимъ я наблыжалась уже до Васылевои хаты. Ворота навстижъ, молодьщи и наймычка, зъ позасуко- вапымы чохлами, туды й сюды снують, у хати чуты такый го- минъ, що ажъ стелю спирае.
„Я такъ и брязнула видрамы объ землю, и квиткы зъ себе позрывала. А вона ще й шуткуе:
„Позбирала я видра швыденько, вытягла воды, а одно шу- бовтьнулось у колодязь! Тоди я за друге та й подалась до си- нешнихъ своихъ дверей; одбигла й коромесла. Сама якъ пере- ступыла поригъ, такъ и впала, застогнала". „Догадалась порадныця моя бабуся. Кынулась изъ хаты до мене.—Доненьку моя, голубонько моя! не ноказуй сёго людямъ. Що жъ? я все те знала. Да й наймыцци не звелила тоби казаты... „Та се кажучы, и прычыныла синешни двери. „Мои жъ очы не всыхалы... Годи й до церквы. Того жъ то винъ видмовлявъ! Чы то боявся, щобъ я не врекла, чы що? Думаю, не додумаюсь, якый то вчора бувъ до мене гарный! Що жъ? винъ не мий, не мій! плакала, свита Божого не бачыла". „Иидвелась, прочинила дверы, щобъ зглянуты на Васылеве подвирье. Може то люде помыляюцця. Дивлюсь, прыдывляюсь, бо за пухлыми очнма й не бачу... Чи мало жъ то я часу тутъ у синяхъ пролежала? А проты мене молода йде зъ дружкамы,— и не стенёцця! иде, якъ пава плыве. Иде до близькои сусиди, до моей бабуси въ хату“. „Чую спивають, дружкы: Рутою мятою обвыла, Хрещатымъ барвиночкомъ обтыкала, За собою дружечокъ поклыкала. Ой рядочкомъ, дружечкы, рядочкомъ Да попидъ вышвѳвкмъ садочкомъ! Ой повела Любочка, повела, „Я вхопилась за серце“. „А бабуся зза спины каже: може то й не вона. Бо та не плыла бъ такою павою: не охотилась йты за Василя. Се якась инша молода княгиня. Мени наче одхлинуло. А може й такъ! Я ще разъ прыдивлятись. Очы мои зупыннлись на старшій дружці, на небози Васнлевого батька... Вона, вона! Се Васылеве весилле! Я побигла въ хату, забылась у кутокъ“. Чую, зиовъ пидъ окномъ: Ой летилы бжилочкы по ярыни, Да й прышлы юны до хаты. Да ходылы дружечкы по сторони Стала дивочка прохаты. Молода ввійпіла въ &ату зъ старшого дружкою. „Просыть батько й маты на хлибъ, на силь и на весилле",—та й заципыло ій сказаты: и я прошу, и заплакала бъ, може, та переломила себе середъ людей. Уси зглянулысь". „Чы легше мени, чы важче було, що й вона оддалась не охотою, сыломиць звинчано? Не знаю: бо серце на двое було розризане,—не жыло вже, не чуло, не тямыло“.
„Пыталы ]'ости й про мене, дакъ бабуся одказала, що я нашла на той кутокъ, на си бъ то нещаслыви Пидгаи". „ Бабуся ходыла на весилле, близка сусида, а я й не пишла, одмовылась, що я слаба. Що жъ про те весилле росказують! Сыломиць обохъ спарувалы. Слава така була, що Васыль зъ бать- комъ перви чумакы на всю околыцю, и грошей навезли зъ Дон- щыны безличъ. На се й польстылысь; а вона иншого покохала, та боялась прызнатысь, а той боявсь до багатыркы лыцятысь. Тилько зійдуцця, посумують у двохъ, та й годи“. „Васыль бувъ на себе не похожий, росказувалы мени. У хати наче туга давить усякого. Чогось наче темно, наче душно, наче тисно дыхаты. Ни чарка, ни музыка, ни що не розважало людей! Що жъ изъ того весилля вийшло? Кажуть люде: иде староста б.іагословляцця до батька та до матери, молодихъ дитей на пос&дъ за стилъ завести: тильтси що одклонывся и лоблагословився, а батько и маты одказали: „Богъ благословить! Нехай Богъ дае нашнмъ дитямъ щасте й долю“! Сгаросга туди сюди зыркъ, а молодой й нема. Де, де? Побигла до тину, по- слидннмъ словомъ перекннуцця зъ тымъ, що кохалась! Упала на ёго плече и прикыпила, залилась гиркими слизьмн. Староста молоду за руку да й на посадъ! А сива шапка подалась у по- довжъ улнцн, коливаючись. „Росвазуючы се мини, бабуся моя ажъ сплакнула. Якъ мени, паніечко, се було слухати и потимъ на свити жити“. Скинчылося весилле. „Я довго видъ обохъ молодихъ ховалась... Нужу свитомъ. 31-7се було роблю або пизно у вечери, або рано на зори, щобъ людей не бачнти. У серцю моему якъ пожежа пройшла“. „Потимъ згодомъ стала ходыты и до коровы, и на городъ, и по воду, и разъ изійшлысь до колодязя зъ жинкою Васылевою мовчкы.—Мочкы розійшлысь. Дывымось одна на ’дну, такъ наче въ воду вбрелы, та й не выбредемо, и боимось одна ’дниеи, щобъ не нрытопша". „Пройшло тыжнивъ зо два. Мы зійшлысь изновъ, я вклоны- лася ій; вона мени. Сталы говорыты; вона на мене не сердылась. Рада була бъ, якъ бы я ій на дорози стала. Була зитхае, про- клынае свое жытте. Якъ бы, думаю, поминялась изо мною! Воны мижъ собою й не лаюцця,а тилько жылы такъ, якъ ремезы, що зъ двома дупламы гнизда. Дарма, що вкупи ночували, а тилько одно туды, а друге туды, головамы навпакы. И якъ наче знано: й хата була въ ихъ старосвицька зъ двома рундучкамы. Винъ. седыть що вечера икъ воротямъ, на рундучку, де колодязь, а вона по той бикъ, що на горбды выходыть. Бо хочъ черезъ тыны та черезъ городы того журавля побачыть, де іи несуженый воду тягае. Тамъ іи душа й серце; а сем мене пыльнуе". „Жаль було бере усякого. Яки жъ, кажуть, люде обое пре- хороши! никому не можна ганьбы даті^—картына! та не люб- ляцця й кришкы! Ныдіють обое“. „А зо мною що робыцця? „Бабуся! було кажу, зарижте, убыйте мене. Якъ выйде Васыль на рундучокъ да стане на свистилку граты, іцось сумне, сумне... волоссе на голови пидіймаецця, а іи було чуты ыноди, на другому рундуци спивае: Сама не знаю, чомъ доленькы нѳ маю. Прокляла маты малою дытыною: Съ кымъ любылась, не стала дружыною. Съ книъ не зналася, зъ тымъ иовинчалася. „Да такъ наслухаесся, ажъ серце стысне не тилькы свое горе,, да й чужа печаль". „Я було сумую, сумую, у синяхъ сыдючы!... Вона наче мою долю выспивуе. Батько й маты Васылеви засмучени совма- няцця по хати, очы попухлы, радосты и помочы, нема видъ дитей. ни гіидмогы на старисть. Якъ бы не наймычка, то може бъ до- стачы не було и въ хлиби, уси опустылы рукы, и молоди, и стари. А то вона и нагадае, що теперъ витеръ хорошый, млыво гарне. Отъ старый и налаштуе паровыцю та й поидуть довитряка“. „А Васыль тилько човгае по двору, да свое подвирье миряе. А зъ двору ридко, ридко... Все стереже мене“. „Аятежъ опустылась берега. Де було першъ чысто, гарно, теперъ смиття по колина, Було, пійду но воду,—де винъ и визь- мецця. наче зъ земля выросте! Стоить передо мною, якъ смерть блидын! Не хотивъ батькови й матери на сунерёки йты...
„Въ моему серци заворушылось щось таке негарне, погане, чого я попереду николы не постерегала: я розсердылась на ёго, розлютовалась. И ставъ винъ мени супротывный, якъ ворогъ лютый. Я ажъ крыкнула на его:
„Я зненавыдыла его въ той часъ, була готова задушыты его своимы рукамы". ;;Я такъ и рванусь видъ ёго. Думаю, може бъ винъ и жинку полюбывъ, якъ бы мене не було на очахъ! Хай уже я буду од- повидня, безталанна душа. Я почула, що мое серце вже й про- хололо, перестало ненавыдиты его“... „Да якъ же мени зійгы зъ сёго села? де мени знайты той захыстъ? Мени жъ такъ гарно у бабуси; та якъ же мени про- жыты, щобъ и ёго не чуты, щобъ не бачыты, якъ винъ мовъ квитка мае по двору? Дражныть винъ мене писнямы та бровамы. Пиеьи ёго—ликы мои,—и ликы, й отрута. Хочу вмерты—пе пры- мае мене сыра земля! Влагаю Бога, щобъ винъ мене урозумывъ, якымы зыллями бидне серце мое остудыты. Увесь поригъ було золлю дрибнымы слизамы, довидуючысь у свого серця, чымъ по- долиты свое горе. Якъ не бачу его, то люблю его; якъ угляжу, то ненавыжу его“. „Винъ мени що далыпъ, то все билынъ проступку не дае, а я втикаю, ховаюсь одъ его, и вона вже стала помичаты. Мов- чазна зробилась, ни пары зъ устъ, ни слова теплого, ни докир- лывого. Тилько иноди не втерпыть и розиллецця гиркымы словами: що .вона не зазнае свого дивоцтва; що воно ій тилькы майнуло передъ очыма; що лучче бъ ій було засохнутн въ пупочку, така вона щаслыва!“ „Затрясецця було, зачервоніецця, якъ оде мени каже. А всяке іи слово такъ, якъ те кресыво, объ мое серце й креше“. „Постановила я соби покынуты удову бабусю. Перейду до кого иншого въ наймы далеко, далеко... Напитала у людей мисце й перейш.іа на другнй кутокъ села. Се не зднвовало бабусю. У ней душа чутка, вона зрозумила серцемъ, що довше мени тутъ зоставатысь не можна... Стеся дуже плакала и бабуся... да не впиняла". „Чн легко мени було видъ ныхъ виддалятнсь? Се все ривно, що живому крузъ землю провалнтнсь. Винъ мени и въ день, и въ ночи униджаецця. Було якъ тинь мене преслидуе. Було прнйде до того двору, де я служила, зляже на лису, постоить, подивнцця мовчкы, серце мое розибъе—и пійде. Що мени робитн? Ходжу якъ божевильна. Чымало часу уплнло. Я живу въ наймахъ и его не бачу, та й почала его трохи забуваты. Не такъ ясно свитяцця вже передо мною его чорни очи, а ти чорни брови вже прнвнджуюцця мини, мовъ въ тумани. Наче хмари вкрнлн его пыганнй видъ, няче туманъ полигь надъ его красою, якъ полягае и закрнвае зеленый лугъ литнёи доби ранкомъ. Тыхише стало на серци. Я вже й не знала, чы люблю его, чн ненавижу. Якось стала я, немовъ деревана. Стало мени про усе байдуже на свити. А тоди саме почавъ чеплятнсь до мене москаль За- дёренко. Ходить та й ходить до мене“... „Пійду, думаю, замижъ! Равно запсованнй викъ. Винъ мене тоди покыне, и станемо якось бути на свити—хочъ не жыти, дакъ буты. А такъ—се гирше лютой смерти. Усимъ тоди лучче буде. Винъ перестане до мене- тоди ходытн; мабуть, що треба йты, треба йтн. Рвецця було такъ мое серце, рвецця та й за- спивае: Охъ и скилько не лвтаты, Треба внызъ спустыдця Ой у поли дви дорогы,— Треба розійтыся! Вылиталы орлы 3—за крутой горы, Вылиталы—буркоталы, Росвошивъ шукалы. Воно мени спивае, а я такъ и впаду, щобъ ёго прндушитн. Камевемъ бы зробылась, та ба!“ „Ну, що жъ, моя паніечко, щб мени ще вамъ сказаты? Такъ мени на роду напысано. Мабуть мене маты въ барвинку купала, купаючи проклынала, щобъ доли не мала, а потимъ и втопыла въ тому жытяному мори мижъ русалокъ". „Ну, що жъ ище? Отъ що: молодому не довго зпайты чоло- вика. Хочъ и не до любови, ни до розмовы, амушу“. „Увязавсь та учепывсь до мене Задёренко. Москалемъ винъ бувъ.—Подаю хустки! Нехай, думаю, хочъ воны пожывуть укупи, якъ одружусь! Буду хазайкою, то не пидступицця. Лышенько мое, не доля моя! Якъ же мени ихъ на весилле прохаты? Якъ же мени о той поригъ переступаты? Що жъ, якъ прыйду, да тамъ и скинчусь?—Такъ сама соби погадаю, а потимъ видпо- чыну ’дъ своего горя. Тоди зновъ щось мени шепче: треба буты хазяйкою, тоди другый ладъ буде“. „Думы розбывають мою голову. Вечоріе: думаю, пійду,—нехай бабуся замовыть Задёренку*. „Побигла я городами, нерелазамы, щобъ не зустритыся зъ нимъ: розигналася, чепляюся то за соняшнычиння, то заплутаюсь у гарбузинни, то скачу картоплыщемъ, заплутаюсь у гичъ, упаду и знаю: не будь сёго лиха насерднёго, то й не впала бъ, а то ногы не несуть. Розигнавшысь, бижу, бшжу, внхремъ мене несе; а дали тыць! що се таке? Се винъ передо мною, винъ! Усюды ёго знайдешъ, всюды зустринешъ. „Оленко! не жаль тоби мене, покинула та й байдуже! А я все той, який бувъ. Иду городами за долотомъ до Шканднбайла, буццимъ то мени того й треба, та й чую серцемъ, що тебе зустрину. Яки мы обое нещаслнви!“ Цйлуе мене, обнимае. Я нима. Духъ мени спирае“. „Ни, думаю: не видушышъ изъ мене речи! Знайду соби ыншого, наче втоплю себе. Ты мени не важишъ ничого. Ось я соби выскепаю чоловика! Да прожогомъ видъ нёго“. „Хытаюся. Въ сылу втраплю на стежку. Винъ отдаликъ ледви човгавъ за мною. А я такъ и влетила до бабуси въ хату. А серце мое кыдаецця, кыдаецця! Боже жъ мій! Це жъ воно прокыдаеться! Це жъ воно ожывае! На що винъ стривожывъ его? Що мини робыты, що початы?“ XI. „Увійшла я въ хату, мовъ несамовыта... Стеся й бабуся такъ зрадилы, такъ и прыкипилы до мене.—Чого се ты такъ роспалылась? Собака чы вовкъ налякавъ? Кажу, чого прыйшла: „натякннть Задёренку , бубусю, що вже иду за нёго“. Да ажъ не здышусь.
Я мовчу: не здышусь.
„Мени речей одъ бабуси ніякыхъ билыігь и не треба було... Мени вже щобъ весилля граты. ІНвыдче выходжу зъ хаты, щобъ до-дому бигты по-узъ ихъ двиръ; а Васыль уже на воротяхъ вартуе. На сылу вырвалась: Не диждусь я завтришнёго вечора; прыйдуть старосты; я вся въ огни. Хусткамы и рушныкамы на- дилыла мене бабуся, лучче бъ у яму опустыла". „Диждала я вечора. Обдилыла й старостивъ. У суботу див- чата вылы гильця, дружокъ водыла, зайшлы и до бабуси и—до ихъ“... „Я була якъ съ каменю тесана и Васыль стоявъ, якъ уко- паный. Увійшла я зъ сгаршою дружкою въ хату, тай стою. Усе заверетенылось у мене въ очахъ. По моій дружци, по мо- ихъ квиткахъ, рушныку позналы, що се молода ввійшла. Не мовлять мои губы ничого, скилько не сылковалась, скилько по- пидъ рукы не штовхала мене моя старша дружка „Стала Васылёва маты частуваты; чарка трясецця въ мене въ руци; усе й выхлкжалось. Маты Васылева другу на- лыла, частуе, радіе, що одружылася, а я радію, що мене видъ ихъ двору ще дали вынесе". „Батько Васыливъ вхопывся за голову, якъ мы ввійшлы. Мабуть, чы не заткнувъ и вуха,—такъ казалы. „Зъ симъ мы выйшлы зъ хаты. „Жинка Васылева боржій выскочыла зъ хаты та й схова- лась у комору. Якъ я выходыла зъ хаты, захыталась и вхопы- лась за одвирокъ, переступила поригъ. Старша дружка въ си- няхъ ухопыла зъ видра корець и пырснула мени въ вичи пого- жои воды. Наймычка, моя подруга, протерла мени очи рукавомъ, и холодной мняты лысточокъ вырвала зъ головы и всунула мени въ ротъ. Якъ бы не вона, бехнулась бы передъ усима. Безъ ней и въ хати не було бъ ладу. Усе вона порядкувала. А то все поторопило". „Хто жъ сподивавсь и сёго весилля! и сама моя подруга наймычка ничого такого не сподивалась. Занапастыла я чоло- вика. Пишла не по любови; того тако жъ занапастыла!" „Оттакый, паніечко, нащъ заквитчаный викъ. Кого любыла, съ тымъ розійшлася, а съ кымъ не зналась, съ тымъ повинча- лась. Та нехай соби жывуть, якъ имъ Господь поможе. Жывемо, якъ бачыте, й мы сякъ такъ съ чоловикомъ. Така моя доля! Може, мене справди маты проклынала, іцобъ я доли не мала. Може, черезъ мене вона и гриха й горя набралась". Такова была новая исповѣдь моей Русалки... Бѣдная! Ев представилось, будто я близка къ смерти; но сама она была гораздо ближе. Въ своей рѣшимости выдержать роль самоотверженной любви, она подавляла свою романическую природу не долго. Спустя недѣлю послѣ нашего свиданія узнала я, что съ нею случилось такъ, какъ поютъ въ пѣснѣ: Он пійду я, пійду Здоровъ, здоровъ, луже, Не берегОмъ, дугомъ, Несуженый друже, Чы не зустринуся Ой якъ мы зъ тобою Зъ нѳсуженымъ другомъ. Любылыся дуже! Она, избѣгавшая свиданія съ несуженымъ другомъ, она, вырвавшаяся изъ его объятій въ тяжкія узы брака, сама отправилась къ нему, отправилась безъ всякой скрытности. Любовь вспыхнула въ ея страстной натурѣ неожиданно, съ новою силою и охватила ее пламенемъ. Безуміе любви преодолѣло несчастную. Съ распустившимися косами, въ вѣнкѣ изъ ландышей, бѣжала она при первомъ свѣтѣ росистаго утра, когда ея быв- шія подруги спѣшили—кто съ ведрами за водой, кто съ овцами и коровами въ „череду". Онъ встрѣтилъ ее у того самаго колодезя, гдѣ первый взглядъ рѣтилъ судьбу обоихъ. Онъ какъ будто ждалъ ее, какъ будто зналъ, что она придетъ, зналъ, зачѣмъ она придетъ, и приготовился къ встрѣчѣ. Дѣло было ве- черомъ, при закатѣ солнца. Онъ встрѣтилъ свою несуженую съ распростертыми объятіями жүктеу/скачать 1.21 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|