Философ родства, его родословная и родные происхождение Фёдорова

Позднее биографы все же вычислили и отца философа – князя П. И. Гагарина, и его деда И. А. Гагарина, но о них речь несколько ниже.

Лишь через 160 лет после рождения Николая Фёдоровича Фёдорова (1829–1903) стало известно место его рождения из найденного В. С. Борисовым в 1989 году в Тамбовском архиве и неоднократно публиковавшегося текста свидетельства о крещении: “…у проживавшей Елатомской округи [Тамбовской губернии] в сельце Ключах дворянской девицы Елисаветы Ивановой 1829 года мая 26 дня незаконнорождённый сын мною молитвован и того же, 26-го числа мая ...по обряду христианскому крещён, которому при том крещении наречено имя Николай”².

Тогда же в Тамбовском архиве в деле о дворянстве П. И. Гагарина мне удалось найти свидетельство о том, что имение Ключи – это наследованная от отца вотчина князя Павла Ивановича Гагарина: “Князь Павел Иванович Гагарин действительно есть сын покойного действительного тайного советника Ивана Алексеевича Гагарина, от которого и досталось ему по наследству родовое имение, состоящее Елатомского уезда в сельце Ключах с деревнями, заключающееся в 786 душах”³.

Из этих двух документов очевидно и однозначно, что родился Фёдоров в имении князя Павла Ивановича Гагарина Ключи.

До появления на свет будущего философа мать Фёдорова – Елизавета Ивановна – родила Павлу Ивановичу двух дочерей – Елизавету (1826) и Юлию (1827), а также сына Александра (1828). Так что Николай Федорович был в невенчанной семье князя самым младшим ребенком. Можно предположить, что рос он в первые годы, купаясь, как младшенький, во всеобщей любви и внимании.

Однако, как только Николай Фёдорович Фёдоров чуть-чуть подрос и стал сознавать себя, выяснилось, что нельзя называть родного отца папой, а только князем Павлом Ивановичем. А когда его отправили учиться в Шацк, оказалось, что фамилия у него “не своя, а чужая” – Фёдоров, а не Гагарин. В приходском и уездном училищах, в семье дяди князя Константина Ивановича Гагарина Николай Фёдорович и его брат Александр общественности не выдавались за родных племянников, а считались сиротами “купеческого происхождения” и жили у дяди якобы “из милости”, учась на его средства. Всё это вместе взятое с раннего детства более всего ранило маленького Николая Фёдоровича, который, как он пишет, рано “узнал... о том, что есть и не родные, чужие, и о том, что сами родные — неродные, а чужие” (IV, 210) “и что отношения детей к матери, к отцу, и братьев между собой выше и чище отношений между взрослыми, [выше] отношений гражданских”⁴. Именно в этих детских впечатлениях Фёдорова исток его философии родства, братства и воскрешения.
2. Философия родства и братства
Постоянно думая о своем прошлом, отце, матери, предках, Фёдоров очень много писал о родословии: “Первоначальный быт человека был родовой; первое слово, первое знание рода было родословие (!); одно из древнейших произведений, книга Бытия, и есть родословная” (I, 96).

“Родство есть то, что наиболее известно, наиболее доступно людям, даже именно то, что наиболее затрагивает человеческое сердце, ибо для отцов – это вопрос о судьбах их сынов, а для сынов – вопрос о судьбе их отцов, куда входит вопрос и о братстве, или вообще о причинах неродственных отношений людей между собой” (I, 105).

Федоров много писал на тему о наследственности и кровном родстве. Да ведь и его собственное наследство и богатство было именно таким, не зафиксированным ни в каком юридическом документе – родством только по крови: “не только мы плоть от плоти их (предков – О. П.), но и они вошли в плоть и кровь нашу, они живы и действенны в законе наследственности, в складе языка, понятий, чувств, верований, обычаев, учреждений, в ходе веков, на плечах которых мы стоим, на прахе, попираемом нами, в воздухе, нас окружающем, в небе, к которому летели их стоны, жалобы, мольбы и благословения, ибо и в мире нравственном, как и в физическом, ничто не теряется из жившего от века”⁵.

По законам того времени родословная составлялась только по венчанному браку и исключительно по мужской линии. Федоров же уравнивает в любви, памяти, воскрешении, влиянии на потомство и матерей, и отцов (умершие отцы – для него отнюдь не только мужчины, это вообще все предки, и мужского, и женского рода). Он подчеркивал, что сын продукт двух половинок – матери и отца; что “всякий человек знает себя сыном матери и отца” (II, 175).

“Родство действительное, кровное, связывает внутренним чувством”, оно “требует восстановления умершего, для него умерший незаменим, тогда как для товарищества смерть есть потеря, вполне заменимая” (I, 59).

В соответствии с учением всеобщего дела, первая ступень воскрешения – нравственная – это воскрешение в себе и в людях памяти, образа и жизни предков, достигаемое любовным, заинтересованным изучением их истории и жизни.

“Сама природа в человеке стремится узнать и восстановить свою родословную”, а знание это заключается “в открытии условий и причин нашего рождения, нашего происхождения” (I, 129). Вот и мы теперь открываем тайну происхождения самого автора этих строк от его отца князя Гагарина-Рюриковича и родстваФёдорова и своему отцу и его братьям, и всему Рюриковскому братству.
3. Родословная Фёдорова
“Нет других религий, кроме культа предков” (I, 71), – говорил и писал Николай Фёдорович, но ни разу в жизни при посторонних не произнёс имя своего отца, и “всякие попытки приподнять завесу над его детством и юностью никогда не имели успеха”⁶. А как не онеметь о своём происхождении безродному и неимущему Фёдорову, снимающему каморку с сундуком, на котором он спит, и имеющему метрику без какого-либо отца (!) и матерью в метрике – без фамилии! Кому, как и зачем мог сказать Фёдоров: “Мой отец – князь Гагарин!”. Поэтому он и молчал, молчал всю жизнь, свято храня честь отца и рода!

Тем не менее, излагать родословную Николая Фёдоровича Фёдорова и его отца – князя Павла Ивановича Гагарина, согласно науке генеалогии, можно и должно только с родоначальника. В данном случае им был Рюрик. А затем – князь Игорь и княгиня Ольга, св. Владимир, крестивший Русь, Ярослав Мудрый с его Шведской принцессой, Всеволод с его Византийской принцессой, Владимир Мономах и Юрий Долгорукий с половецкими княжнами, Всеволод Большое гнездо с Чешской княжной, на 10-м колене от Рюрика – Иван Каша – князь Стародубский, на 17-ом колене Михаил Гагара – родоначальник князей Гагариных; от его четверых сыновей начались четыре ветви рода князей Гагариных, в котором порядка 500 человек мужского рода, из них ветви Юрия Юрьевича Гагарина (в которой родился наш Фёдоров) более 110 человек мужчин – братьев по крови между собой и, конечно, Николаю Фёдоровичу Фёдорову⁷. В родословии Фёдорова подчеркну главное: отец его – князь Павел Иванович Гагарин “классический” прямой потомок Рюрика, то есть потомок по чисто мужской линии – его 28-е колено, а Фёдоров по крови, а не по закону – 29-е колено Рюрика.

Известно, что со временем многие князья, потеряв земельные наделы и уйдя на придворную службу, утрачивали свой княжеский титул, князья же Гагарины все имели вотчинные земли в таком количестве, что их хватало на раздел между сыновьями (и на приданое дочерям) в каждом следующем колене и все титуловались князьями.

Герб князей Гагариных содержит в себе герб Стародубского княжества, трижды повторяя дуб в своём гербе, подчёркивая свои древние княжеские корни⁸.

Князь Алексей Иванович Гагарин – прадед (по крови) Н.Ф. Фёдорова, действительный тайный советник – третий чин по Табели о рангах – очень высокий чин, равный генерал-лейтенанту в армии, а при Дворе – гофмейстеру – управляющему Двором и штатом придворных. Женат на княжне Ирине Григорьевне Урусовой⁹ (князья Урусовы в Елатомском уезде имели “от 6 до 7 тыс. десятин земли”¹⁰). Их дети, княжны: Мария (муж И. Т. Арсеньев), Екатерина (муж Д. Н. Ляпунов), Прасковья (муж кн. П. Н. Кропоткин); князь Иван (о нём – ниже). Умер князь Алексей Иванович 4 мая 1796 года¹¹.

Через жену князя Алексея Ивановича княжну Урусову в её потомков, в том числе во внука Павла Ивановича Гагарина и правнука Н. Ф. Фёдорова попала кровь древнейшего рода Урусовых, который ведёт своё происхождение от Едигея Мангита (1352 –1419), бывшего в XIII веке правителем Золотой Орды и совершавшего такие “подвиги”: “Победил великого князя Литовского Витовта на берегах реки Ворсклы в 1399 г. Осаждал Москву и разорил Троицкую Лавру в 1407 году.”¹². У тюркских народов Западной Сибири есть даже героический эпос “Едигей” (“Идиге”)¹³ о Едыгее Мангите. Однако, таким предком в России гордиться Урусовым не к чему, поэтому в Гербовнике они его не упоминают, а пишут, что ещё более давний их предок (значит – предок Едигея Мангита) – Абубек Киреев сын Док, потомки которого “в древнейшие времена в Египте и в других местах были царями”¹⁴.

Таким образом, через свою прабабушку княжну Ирину Григорьевну Урусову Николай Фёдорович Фёдоров – кровный потомок – 16-е колено¹⁵ Правителя Золотой Орды – Едигея Мангита, а через него, какое то колено правителей Египта.

Но и это – не все “перлы” родословной Фёдорова. Через Урусовых Фёдоров кровно породнён с царским домом Романовых¹⁶ (князь Б. М. Лыков женат на Анастасии Никитичне Романовой; их дочь – княжна Феодосия Борисовна Лыкова – жена князя Семёна Андреевича Урусова). Фёдоров является десятым (совсем рядом!) коленом Никиты Романова, давшего России Фёдора Никитича Романова – патриарха Филарета – фактического правителя России во время царствования его сына Михаила Фёдоровича – первого царя дома Романовых.

Иван Алексеевич был большим сановником – действительным тайным советником, шталмейстером (управляющим царскими конюшнями, это – конные заводы, выезд, парады, охота) (в Санкт-Петербурге), сенатором (в Москве), управляющим Малым Двором сестры Императора Александра I (в Твери)¹⁹, поэтому был он вечно в разъездах между Петербургом, Тверью и Москвой. Чиновником он, по мнению Двора, был хорошим, так как был кавалером многих орденов, в том числе – очень высокого и престижного – ордена Св. Александра Невского, которым был пожалован в марте 1813 года²⁰.

По словам поэта Батюшкова, в Гагарине были “добродушие русского барина” и “всевозможная учтивость”. Как человек был “страстным наездником”²¹ – любил лошадей и недаром был шталмейстером.

К. Н. Батюшков же о нем писал²²: “Князь Иван Алексеевич – был чужд сословных предрассудков тогдашнего времени. Он был страстный любитель сценического искусства, ваяния и живописи, отличая человека только по личным его достоинствам”.

Князь Иван Алексеевич также любил и музыку, и живопись, и потому в 1820 году учредил вместе с П. А. Кикиным Общество поощрения художников, имевшее целью “содействовать распространению изящных искусств в России, … поощрять дарования русских художников”²³.

Иван Алексеевич был дважды женат. От первого брака с Елизаветой Ивановной Балабиной (р. – 28.03.1773, умерла – 23.05.1803²⁴) были сыновья: Павел (1798 – первая половина 1860-х гг.), Дмитрий (1799–1872), Григорий (1800–1848), Константин (1800–1851), Александр (1801–1857) и Владимир (1806–1860)²⁵, который был, видимо, усыновлён Иваном Алексеевичем, так как рождён в 1806 году – через три года после смерти законной жены, но имел и княжеский титул, и отчество и фамилию отца – Гагарин; скорее всего он – первый утаённый от общества плод любви Ивана Алексеевич и Екатерины Семёновой²⁶ (русской трагической актрисы, р. – 07.11.1786, ум. – 01.03.1849), во всяком случае со следующего 1807-го года князя Ивана Алексеевича стали открыто называть покровителем Семёновой.

Так совпало, что в 1803 году Иван Алексеевич овдовел и в это же время впервые увидел на сцене юную Семёнову, тогда едва закончившую театральную школу, и начал ухаживать за ней. Как пишут, она была “поразительно” красива, с ярко голубыми глазами, “светлой улыбкой”, мягким, обволакивающим голосом, тонка и грациозна; начинала свою сценическую деятельность именно с танца; и главное – была необычайно талантлива, ибо за 5 лет с 17-ти до 22-х лет сыграла 20 главных ролей в драматических, оперных и прочих спектаклях²⁷! Следя за Семёновой в силу служебных обязанностей, состоя в репертуарном комитете Императорских театров, Гагарин просто не мог не полюбить Семёнову, которая “почти четверть века была “единодержавною царицею трагической сцены” и как исполнительница героических ролей в стихотворной трагедии осталась непревзойдённой”.

“Говоря об русской трагедии, говоришь о Семёновой и, может быть, только об ней”, – писал Пушкин в 1820 году²⁸, а в 1826-ом, когда она ушла со сцены, Пушкин с сожалением вопрошал: “Ужель умолк волшебный глас Семёновой, сей чудной музы?”²⁹. “Пушкин, прибыв из ссылки в Москву, был у Гагариных и подарил Семёновой “Бориса Годунова” с надписью: “Княгине Гагариной от Пушкина – Семёновой от сочинителя””³⁰.

До венца Иван Алексеевич прожил с Семёновой 15 лет и имел от неё сына Николая и троих дочерей: Александру – замужем за Лихарёвым, Софью – замужем за Михаилом Григорьевичем Ломоносовым – правнуком великого учёного, и Надежду, замужем за Корниолин-Пинским³¹. В 1827 году Иван Алексеевич венчался с Семёновой и дочери их, носившие до этого фамилию Стародубские, стали княжнами Гагариными, а Семёнова, рождённая крепостной, – княгиней Екатериной Семёновной Гагариной³².

Художник О. А. Кипренский, автор известного портрет Пушкина, постоянно бывал у Ивана Алексеевича Гагарина и Е. С. Семёновой и писал и рисовал их портреты. Благодаря Кипренскому мы видим голубые (светлые, серые) глаза Ивана Алексеевича и светлые, сверкающие глаза его сына Павла Ивановича, как Ленский пишет – разительно похожего на своего отца. Глаза же Н. Ф. Фёдорова – карие, значит – материны.

Будучи хорошим отцом, “Князь Иван Алексеевич Гагарин имения, доставшиеся ему по наследству от отца его князя Алексея Ивановича Гагарина и жены его Ирины Григорьевны, состоящие в Тамбовской губернии Елатомском, Шацком и Усманском уездах в разных сёлах и деревнях, отделил детям своим сыновьям князьям: Владимиру, Константину, Павлу, Григорию, Александру и Дмитрию”³³.

Умер князь Иван Алексеевич Гагарин в Москве. Похоронен в Покровском соборе Новоспасского монастыря³⁴ рядом со своей матерью – “тайной советницей”, княгиней Ириной Григорьевной Гагариной (Урусовой)³⁵.

О князе Павле Ивановиче известно, что он окончил Пажеский корпус, служил переводчиком в Коллегии иностранных дел, имел четырёх детей от “дворянской девицы Елизаветы Ивановой”, создал в Одессе свой театр , который слыл у иностранцев il teatrino Gagarini” (театром Гагарина) и был его антрепренёром в Одессе и Кишинёве, жил в Сасове со своим сыном Ленским и его матерью, после смерти которой переехал в Москву, отдав Ленского Полтавцевым; болел и умер “в нищете”. Год смерти не известен. Да, ещё – он прекрасно играл и импровизировал на скрипке. В ночной тишине, не зажигая огня, Павел Иванович брал скрипку, изливал и избывал на ней свою тоску и горечь жизни³⁷. Всё.

Действительно, очень глубоко и прочно был сокрыт Павел Иванович, так что целый год понадобился мне только для того, чтобы найти его законную жену и их детей, даты его жизни, его пятерых братьев, его отца Ивана Алексеевича и т.д.

Первый мой “подвиг” на пути изучения биографии Фёдорова-Гагарина – это добровольная неплановая (вдруг!) поездка в Тамбов, в его архиве я проработала пять дней, конечно, это сверх мало. Всё же мне удалось найти и свидетельство о крещении Фёдорова, и множество учебных ведомостей, со всегда отличными оценками братьев Фёдоровых по закону Божьему. Нашла принадлежность села Ключи кн. Павлу Ивановичу и перечень всех деревень с его крепостными. Нашла свидетельство, выданное Павлу Ивановичу, видимо, для предоставления куда-то, подписанное двенадцатью высокими чиновниками и датированное 31 января 1837 года, где среди его характеристик – переводчик, статский советник ( не титулярный!), 38-ми лет, сказано – холост! Не дана его жена и у Долгорукова в Российской родословной книге (издание 1855 года. Т. 1. С. 247), хотя жёны двух его младших братьев – Александра и Владимира – даны. Как выяснилось позднее, к 1837 году уже родились четыре его законные ребёнка, последняя – Зинаида родилась в 1838-м. Эта загадка пока мной так и не разрешена, так как не найдены свидетельства ни о его браке, ни о рождении его законных детей, ни где проживала его жена с детьми. Думаю, как и отец, Павел Иванович венчался позднее и усыновил детей.

Князь Павел Иванович Гагарин был женат на Людмиле Ивановне Вырубовой³⁸, 1809 года рождения, девушке из древнего дворянского рода. ( Род её внесён в 6 часть родословной книги Московской, Смоленской и Владимирской губерний³⁹. Предок Вырубовых упоминается в походе 1540 года; Юрий Иванович Вырубов находился при Датском Принце Густаве в 1602 году. Иван Иванович и Андрей Иванович упоминаются при осаде Смоленска в 1634 году, последний тут умер от раны⁴⁰. Дед Людмилы Ивановны (как и дед Павла Ивановича) Пётр Иванович Вырубов был действительным тайным советником, сенатором, кавалером ордена святого Александра Невского⁴¹.

Отец Людмилы Ивановны – Иван Петрович Вырубов (1766–1840) – генерал-лейтенант – Предводитель дворянства Московского уезда в 1827–1828 гг.⁴². мать Людмилы Ивановны – Елизавета Петровна⁴³, а мать Павла Ивановича – Елизавета Ивановна, поэтому первую дочь Людмилы Ивановны и Павла Ивановича назвали тоже Елизаветой. Брат Людмилы Ивановны – Пётр Иванович Вырубов – подполковник – Предводитель дворянства Рузского уезда Московской губернии в 1857–1862 годах⁴⁴.

У Павла Ивановича и Людмилы Ивановны были трое сыновей и две дочери: Константин – 1830 г., Елизавета – 1832 г., Иван – 1833 г., Николай – 1835 г., Зинаида – 1838 г.⁴⁵ Где жила семья – неясно.

Парадокс жизни – обо всех его незаконных детях, как это ни скрывалось, всё известно, а о четырёх законных – совсем ничего; даже пятую – Зинаиду мы знаем через незаконных детей, да и то, что она была абсолютно добра, как её отец – Павел Иванович, а где родилась, когда вышла замуж, откуда муж и от кого происходил, от чего и когда (год?) так рано она умерла – неизвестно.

Год смерти Павла Ивановича – не установлен⁴⁶. Место его захоронения – Дорогомиловское кладбище⁴⁷, уничтоженное при строительстве Кутузовского проспекта.

7. Портреты князя Павла Ивановича Гагарина.
В 2000 году в дополнительном (пятом) томе Собрания сочинений Н. Ф. Фёдорова был опубликован портрет работы О. А. Кипренского, подписанный (по настоянию сотрудников Государственной Третьяковской галереи): “И. А. Гагарин. Дед Н. Ф. Фёдорова. 1811”. Единственное, что смущало меня в этом портрете – возраст: в 1811 году князю Иван Алексеевич Гагарину было 40 лет, а на портрете – юноша. С большой натяжкой объясняла я это омоложение сорокалетнего Ивана Алексеевича его страстной любовью к Екатерине Семёновой…

Закончив в 2002 году рукопись “Родословной” Фёдорова, я занялась поиском иллюстраций к ней, начав, разумеется, с альбомов Кипренского, справедливо считая, что раз известен один его портрет князя-отца Гагарина – возможно есть и другой, и князя-сына тоже.

Поиск портретов явился захватывающей, почти детективной историей, здесь же изложу только её результат.

В начале поиска был найден (в альбоме Д. В. Сарабьянова Орест Адамович Кипренский, Ленинград, 1982) живописный (маслом) портрет Ивана Алексеевича Гагарина 1811 года и несколько других его портретов. А так же, описательно (без изображения) был найден портрет Ивана Алексеевича, который Ленский в своей книге называет портрет “отца моего отца”⁴⁸, по каталогам⁴⁹ и справочникам⁵⁰ он находится в Русском музее, куда мной послан запрос в мае 2003 г.

После долгого поиска в книге барона Н. Н. Врангеля⁵¹ был, наконец, найден упомянутый портрет из пятого тома Сочинений Фёдорова, однако тут он был подписан иначе – кн. П. И. Гагарин! Тверь. Это было открытие, потому что инициалы П. И. здесь означали Павел Иванович – сын Ивана Алексеевича Гагарина, служившего в Твери управляющим у принцессы Екатерины Павловны, при Дворе которой с апреля 1811 по март 1812 года находился в творческой командировке Орест Адамович Кипренский и рисовал царственных особ⁵², а так же своего покровителя князя Ивана Алексеевича Гагарина и членов его семьи.

Теперь с возрастом портретируемого не стало проблем: в это время, в 1811 году князю Павлу Ивановичу (1798 года рождения) лет 14, на портрете, он, действительно – “молодой да ранний”, по-русски говоря, хотя вспомните нынешних акселератов 8 – 9-го классов – это раз; родители могли его записать на год-полтора моложе, чтобы позже отдавать на обязательную дворянскую придворную (военную) службу – это два, и основное и самое главное: портрет – это не фотография – доподлинное изображение человека, по которому ведут следствие – определяют возраст, болезни, сходство, “величину бакенбардов”; портрет – это художественное произведение, не забудем – великого художника Кипренского, это образ-приговор, образ-будущее, каким видит его художник – страстным, пылким, темпераментным; собственно, каким и оказался по жизни князь Павел Иванович, произведший на свет 12 детей и любивший минимум трёх женщин: мать Фёдорова, мать Ленского и мать своих законных детей! Вспомните Кипренского же портрет Пушкина (“Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит”). С 1827 года Пушкину надо было ещё 10 лет творить (закончить в 1831 году “Евгения Онегина”, написать: “Полтаву”, “Медного всадника”, “Дубровского”, “Русалку”, “Пиковую даму”, “Капитанскую дочку”, все пять сказок, “Зимнее утро”, “Кавказ”, “Я вас любил”, “Я памятник себе воздвиг нерукотворный”), а Кипренский уже видел в нём и изобразил великого поэта.

И ещё, важно, что будучи “семейным” художником князя Ивана Алексеевича, Кипренский не мог не нарисовать его законного старшего сына – князя Павла Ивановича. Больше того, понятно даже, почему сын Ивана Алексеевича не написан маслом на холсте – потому что в это время у художника много ответственных заказов: вел. княгиня, принц, сам управляющий Двором кн. Иван Алексеевич и многие другие “власти” – все запечатлены на холсте и маслом, а уж их дети (и Надя Стародубская, и Павел Иванович, и Портрет мальчика) – чуть-чуть попроще, казалось бы, поскорее, рисунком, карандашом, но рука мастера всё равно плохо нарисовать не может, а всевидящий глаз художника всегда выбирает себе подходящую, чем-то замечательную модель, и здесь Кипренский увидел сына своего покровителя – ясноокого, эмоционального, экспрессивного, очень колоритного юношу – князя Павла Ивановича, так что рука художника пишет его с удовольствием. Потомственный искусствовед Э. Н. Ацаркина⁵³ пишет о нём: “К лучшим рисункам этого времени относится Портрет неизвестного и портрет П. И. Гагарина”, больше того, Ацаркина вообще считает, что рисунки Кипренского выше, гениальнее его живописи: “В портретах, сделанных карандашом, Кипренский проявил себя значительно интереснее и технически совершеннее, чем в портретах маслом” [там же], выдавая “перлы графического мастерства⁵⁴. Этот портрет – участник первых академических выставок Кипренского, а так же – участник Таврической выставки (1905 г.), юбилейных (к 100-летию Памяти) выставок Кипренского и внесён в каталоги указанных⁵⁵ и других выставок, на которых этот портрет видели потомки князей И. А. и П. И. Гагариных и их родные, знавшие их лица по портретам и литографиям, да и живыми (Например, кн. Григорий Григорьевич Гагарин – президент Академии Художеств). Учитывая, что ни один искусствовед не даст в своем сборнике ни одно произведение, не изучив его подлинник и историю его создания, 200 лет его смотрели, видели, публиковали под данным автором-художником (!) названием: князь Павел Иванович Гагарин, то мы не имеем права и основания иначе называть (атрибутировать) этот портрет. (Научное опровержение переименования в 1981-ом году рисунка Кипренского “Князь Павел Иванович Гагарин” в “Князь Иван Алексеевич Гагарин” хотелось бы провести и послушать в художественном совете ГТГ.) А пока мой исследовательский однозначный вывод – это портрет юного князя Павла Ивановича Гагарина – отца Н. Ф. Фёдорова и А. П. Ленского.

Портрет Павла Ивановича Гагарина мной был найден в альбоме искусствоведа профессора Владислава Мстиславовича Зименко⁵⁶. Это было такое “великое” для меня открытие, что я даже заметила аршинными буквами в своей рабочей тетради эту счастливейшую дату в жизни – 6 марта 2003 года – день открытия (обретения) портрета Павла Ивановича Гагарина. У Зименко об этом портрете в перечне иллюстраций написано (на стр. 347): “П. И. Гагарин. 1823 г. Литография. Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина”. Разумеется, я была в этом музее, видела этот великолепный портрет; он и у них то же числится, как князь Иван Алексеевич Гагарин⁵⁷, между тем известно, что указанная литография выполнена с портрета кн. П. И. Гагарин (1823 г.) художника Кипренского. Профессор Зименко, разумеется, знал всё перечисленное об этом портрете, был настоящий искусствовед и из исторических реалий мог делать правильные выводы. Реалии эти заключаются так же и в том, что функционально литография предшествовала фотографии. На камне рисовался портрет человека или всей семьи, рисунок отпечатывался в нескольких экземплярах, дарился близким и знакомым, а с этого камня сошлифовывался для использования камня в другом портрете. “Русские гравёры и литографы не имели похвальной привычки иностранцев датировать время выхода гравюры”, пишет В. Я. Адарюков⁵⁸. “В огромном большинстве этих портретов нет подписей фамилий лиц, в лучшем случае – монограмма (художника – О. П.). В каждом собрании литографированных портретов имеется папка этих “inconnus”, <…> имена которых до сих пор остаются неизвестными” (стр. V), заключает автор. (Вспомните свои домашние папки с фотографиями, на которых нет ни имён, ни дат.). Однако, на портрете в альбоме Зименко не может быть Иван Алексеевич Гагарин, потому что ему в 1823 году уже 52–53 года, а здесь – молодой мужчина – конечно – Павел Иванович, между прочим с тем же сияющим взором, что и на его портрете 1811 года. Тем более, исключено изображение влиятельного вельможи Ивана Алексеевича Гагарина в светском костюме без орденов, а у Павла Ивановича их просто не было!