Фитонимическое пространство в языковой картине мира: словообразовательный и мотивационный аспекты

Ягумова Нуриет Шумафовна

(на материале английского и адыгейского языков)

10. 02. 02 – языки народов Российской Федерации

(кавказские языки)

10. 02. 20 – сравнительно-историческое, типологическое

и сопоставительное языкознание

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Майкоп-2008

Адыгейского государственного университета

кандидат филологических наук

Защита состоится « 30 » сентября 2008 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета К 212.001.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Адыгейском государственном университете по адресу: 385000, г. Майкоп, ул. Университетская, 208, конференц-зал АГУ.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Адыгейского государственного университета

Автореферат разослан « 29 » августа 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор филологических наук, профессор А.Н. Абрегов
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В условиях глобализации, интеграции и развития межнационального научно-технического и культурного общения, современная лингвистика ориентируется на создание единой теории языка и человека, в результате чего в центре внимания оказывается проблема влияния человека на язык. Столь пристальное внимание науки к человеку говорит о принципиальной важности антропоцентризма как методологической основы применения комплексного анализа в лингвистике.

Поскольку антропоцентричность и коммуникативная функция представляют собой неотъемлемый компонент любого языка, то это дает возможность проводить типологические и сопоставительные исследования в разносистемных языках, позволяющие установить универсальные и специфические признаки сопоставляемых языков.

В лингвистике, развивающейся в последние десятилетия под эгидой когнитологии, изучение языковой картины мира проводится на основе разных языковых уровней (Ю.Д. Апресян; В.Г. Гак), сквозь призму метафоры (Г.Н. Скляревская; Н.Д. Арутюнова; О.И. Глазунова), словообразования (Е.С. Кубрякова) и др. Особую значимость приобретают комплексные контрастивные исследования языковых единиц соответствующих уровней того или иного языка.

Системный анализ лексики разноструктурных языков приобретает статус одного из основополагающих методологических принципов современной науки, привлекая к себе пристальное внимание исследователей разных языков. Поскольку терминология различных денотативных областей в структурном отношении гетерогенна, то важнейшим вопросом является анализ структуры терминов и их словообразовательные и фразообразовательные деривации. В связи с этим исследования терминосистем и терминополей становятся все более востребованным объектом компонентного изучения в лингвистике.

Теория номинации, являясь важнейшей областью как общего, так и частного языкознания, тесно переплетается с современной прагма- и когнитивной лингвистикой. Такая взаимосвязь позволяет по-новому взглянуть на различные единицы и типы номинации на материале конкретного номинативного поля с позиции обыденно-когнитивной и научно-когнитивной номинаций [Рябко, 2003: 1].

Фитонимическое поле, которое является одним из наиболее репрезентативных номинативных полей языковой картины мира, выступает обширным языковым материалом, иллюстрирующим принцип «язык-культура-этнос». Лексический корпус названий растений, как ядро фитонимического пространства, создает семантико-словообразовательное поле, влияющее на формирование данного пространства в языке.

Реферируемая работа выполнена в контексте сопоставительных исследований фитонимической лексики в разносистемных языках – английском и адыгейском.

Достижение поставленной цели стало возможным благодаря решению следующих задач:

1) изучить проблематику типологических исследований и языковой номинации сквозь призму антропологической лингвистики;

2) обозначить сопоставимый корпус фитонимов английского и адыгейского языков;

3) проанализировать структурно-семантические и мотивационные особенности фитонимов в каждом из указанных языков;

4) выявить и описать мотивационно-номинативные признаки наименований в исследуемых языках;

5) определить корпус отфитонимических топонимов в сопоставляемых языках, установить их структурно-семантические и мотивационно-номинативные особенности и дать им культурно-национальную интерпретацию.

В работе были использованы следующие методы исследования: метод лингвистического наблюдения, семантико-номинативный, компонентный, дистрибутивно-валентный, дифиниционный, количественный, обыденно-когнитивный и сопоставительно-типологический для выявления универсальных и специфических признаков фитонимических номенклатур в сопоставляемых языках.

1. Обыденно-когнитивная ботаническая номенклатура вместе с терминологией являются частью ботанической терминосистемы.

2. Сопоставительный анализ структурно-деривационных и мотивационно-номинативных особенностей фитонимов в разноструктурных языках, как английский и адыгейский, выявляет универсальные и специфические свойства в членении и категоризации фитонимического поля как составной части картины мира.

3. Английские и адыгейские фитонимы с точки зрения структуры подразделяются на непроизводные, производные, композиты и словосочетания.

4. С номинативной точки зрения сопоставляемым языкам свойственны сложноструктурные образования, которые можно представить терминологическими словосочетаниями и эндо-/экзокомпозитами, характеризующимися признаком прямого или неполного косвенного выражения своих модификаторов. Эндоцентрическим образованиям свойственно эксплицитное и имплицитное выражение модификаторов. В экзокомпозитах и модификатор, и опорный компонент функционируют как имплицитно выраженные составные сложного образования.

5. Мотивационно-номинативные признаки фитонимических полей английского и адыгейского языков не являются единообразными, т.к. кроме универсальных свойств, каждая система имеет свои специфические характеристики.

6. Отфитонимические топонимы составляют большой пласт англоязычной и адыгейской ономастики, который является одним из источников пополнения лексики языка и представляет интерес в лингвистическом и этнокультурном аспектах.

Апробация работы. Основные положения диссертации освещались на заседаниях кафедры общего языкознания АГУ, на международных конференциях: «Язык и межкультурная коммуникация» (Майкоп, 2003), «Язык и дискурс в современном мире» (Майкоп, 2005), «Актуальные проблемы общей и адыгейской филологии» (Майкоп, 2005), а также получили отражение в пяти публикациях, включая одну статью в издании, рекомендованном ВАК РФ для опубликования результатов кандидатских диссертаций.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность, научная новизна, формулируются цель и задачи исследования, отмечаются теоретическая и практическая значимость, методы исследования и источники фактического материала, предоставляются сведения о научной апробации основных положений диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические предпосылки изучения фитонимической лексики в разносистемных языках как объект контрастивной лингвистики» рассматривается теоретическое обоснование сопоставления как основной части типологического исследования языков (1.1), определяется роль антропоцентрической парадигмы в познании фитонимического поля как одного из древнейших универсалий языковой картины мира (1.2), рассматриваются некоторые вопросы языковой и деривационной номинации (1.3), определяются основные направления исследования фитонимических систем в английском (1.4.1) и адыгейском языках (1.4.2).

Лингвистическая типология, развиваясь на основе описательных и сравнительных грамматик, заняла достойное место в языкознании. В настоящее время она получила широкое распространение и завоевала общее признание среди лингвистов разных стран.

В.О. Скаличка отмечал, что «типология является одним из самых древних и, вместе с тем, наименее разработанных разделов языкознания» [Скаличка, 1963: 19]. Эти слова чешского лингвиста, крупного типолога современного языкознания подтверждают мысль о том, что вопрос типологии языков и типологических исследований действительно имеет многовековую историю, оставаясь при этом одной из важных проблем современного языкознания.

Лексическая типология языков, в основе которой лежит исследование типологических сходств и различий систем в разных языках, возникла в 50-х гг. XX в. Большую роль в становлении ее метода сыграли такие ученые как А.В. Исаченко, А.Е. Супрун и др.

Вторая половина XX века отличается убедительным ростом количества типологических и сравнительных исследований таких ученых как В.Д. Аракин, В.Г. Гак, А. И Ю.В. Рождественский, В.Н. Смирницкий, Ярцева, Б.А. Успенский, С.Д. Кацнельсон, Б.А. Серебрянников и др., в работах которых закладываются теоретические основы сопоставительного анализа языков. Столь повышенный интерес к типологии связан с успехами прикладного и теоретического языкознания, определившими ее цели и задачи на современном этапе.

Научное сопоставительное изучение, с одной стороны, призвано вскрывать индивидуальные особенности конкретного языка, а с другой стороны, его общие черты с другими языками. В подтверждение этому убедительно звучат слова И.А. Бодуэна де Куртенэ: «…видеть в известном языке без всяких дальнейших околичностей категории другого языка не научно; наука не должна навязывать объекту чуждые ему категории, а должна отыскивать в нем только то, что в нем живет, обуславливая его строй и состав» [Бодуэн де Куртенэ, 1963: 68]. Это является еще одним подтверждением того, что сопоставительный метод имеет большую теоретическую ценность, а с другой стороны, через сравнение характерных черт сопоставляемых языков глубже раскрывается существо общеязыковых универсалий и сущность языка как особого общественного явления.

В настоящее время в лингвистике наблюдается важнейший сдвиг современной науки к человеку, к проблемам философской культурной антропологии. Понимание того, что язык и созданную на ее основе языковую картину мира следует изучать в тесной связи с человеком, сделало актуальным антропологическое направление изучения языка и повышенный интерес к междисциплинарным областям гуманитарных исследований, основывающимся на единстве «человек – язык - культура».

Языковая картина мира формируется вместе с языком. В. Гумбольдт и его последователи, авторы концепции лингвистической относительности, утверждают, что язык системой своих значений, выражаемых понятий создает промежуточный мир между человеческим сообществом и действительностью. В связи с этим Ф. де Соссюр заявил о недопустимости смешения диахронного и синхронного подхода к изучению языков. Он признавал принципиальное единство человеческого мышления, отмечая при этом существенные семантические расхождения в структуре различных языков. Данное высказывание имело определенное влияние на возникновение и развитие многих направлений изучения семантики, в частности, на так называемый «полевой» подход в лингвистике (Й. Трир, Л. Вайсгербер, Г. Ипсен, В. Порциг и др.).

Каждый язык имеет по отношению к другим языкам интегральные характеристики, но при этом отражает мир по-своему, основываясь на общественно-исторический опыте – как общечеловеческом, так и национальном, который и определяет специфические особенности языка на его уровнях. Это дает основание предполагать, что подобные дифференцирующие характеристики составляют разнообразие картин мира, а запечатленные в словах знания человека об окружающем мире называют «языковой репрезентацией», или «языковой картиной мира».

Одним из ключевых вопросов ономасиологии и теории словообразования является проблема выявления номинативного (мотивационного) признака в процессе создания «имени» (номинации, номинанта) для обозначаемого явления. Под термином «номинация» традиционно объединяются два явления: процесс создания номинативной единицы и результат этого процесса, т.е. сама номинативная единица, что предполагает неразрывность этих явлений и их взаимозависимость. «Номинация есть процесс обращения фактов внеязыковой действительности в достояние системы и структуры языка, в языковые значения, отражающие в сознании носителей языка их общественный опыт» [ЯНОВ 1977, с. 19]. Если взять фитонимы, которые являются предметом нашего исследования, то они отличаются большим количеством названий, фиксирующих окраску, форму реалий, место произрастания и другие факторы, отмечаемые сознанием человека.

Парадигматическая теория номинации изучает процессы словообразования и процессы образования словосочетаний, и в этом своем качестве выступает как важнейшая предпосылка лексикологии и особенно лексикографии.

Данная проблематика освещалась в работах Ю.Д Апресяна, 1974;

В.В. Виноградова, 1975; Н.Д. Арутюновой 1977; В.Г. Гака, 1977; Г.В. Колшанского, 1977; Е.С. Кубряковой, 1977, 1978, 1981; М.Ю. Медниковой, 1974, 1981; Б.А. Серебренникова, 1977; 1988; Ю.С. Степанова, 1975, 1977, 1981; В.Н Телия., 1977, 1981, 1986; А.А. Уфимцевой, 1974, 1977, 1986 и др.

В дальнейшем изучение семантики слова находит своё выражение в выделении прямых и производных номинативных значений (А.А. Потебня, М.М Покровский, В.В. Виноградов).

В теории прямой, непрямой/косвенной, внутренней номинации определенное место занимает теория внутренней формы языкового знака. Еще в своих трудах В. Гумбольдт впервые начинает рассуждать о понятии «внутренней формы» применительно к системе языка. Далее эта идея развивается в работах А.А. Потебни, применительно к содержательной структуре слова, получая при этом двоякую трактовку как способа языкового представления мыслительного образа объекта номинации и, с другой, – как этимологическое значение слова. «А.А. Потебня разработал оригинальную теорию внутренней формы слова и, судя по контексту его работы, данная теория может рассматриваться как предтеча когнитивизма» [Рябко, 2003:10].

Неоспоримым с точки зрения исследователей является тот факт, что так называемая внутренняя форма очень часто утрачивается. Полагаем, что это является убедительным подтверждением того, что язык делает все возможное, чтобы устранить опасность ложной характеристики значения слова, которая может возникнуть по той причине, что в основу наименования кладется название какого-либо признака, тогда как действительное значение основывается на сумме признаков. Этим можно объяснить тот факт, что многие слова в различных языках мира не поддаются этимологизированию.

Вторичная номинация - это одно из номинативных средств, которыми располагает язык. Она подразумевает «использование уже имеющихся в языке номинативных средств в новой для них функции наречения» [Телия, 1981:129]. Существенно отметить, что основным компонентом метафорического значения является компонент «сходство». В силу этого, «основное назначение метафоры состоит не в том, чтобы сообщать информацию, а в том, чтобы вызывать представление о ней» [Арутюнова, 1990: 5-32]. По мнению В.Г. Гака, в создании новых лексических единиц участвуют не только словообразование и сочетание слов, но и семантическое переосмысление и заимствование – все четыре способа расширения номинативных средств языка [Гак, 1977: 236].

Немаловажная роль в процессе номинации также принадлежит метонимическому переносу, т.е. переносу с одного референта на другой, обусловленному смежностью денотата. Это в какой-то мере дает право утверждать, что номинативно-полевые наименования, по меньшей мере, в их эксплицитной форме являются результатом метонимической номинации.

В результате всего отмеченного выше можно утверждать, что познание окружающего мира человеком и создание им языка является творческим актом. Окружающий мир в различных языках может члениться по-разному, в силу различия условий обитания, и человек, отражая в своем сознании окружающий мир, в известной степени творит и преображает его. Вместе с тем, отбор признаков происходит на основе как определенных, так и чисто случайных ассоциаций, путем сведения предметов в какие-то категории, путем установления общности функций и отношений предметов, при этом роль внешних условий при появлении новых слов огромна [Серебренников, 1977: 155].

Значимая роль отводится словообразованию, т.к. оно дает возможность выделить свойства и качества денотатов, их связи и отношения, функции и значимость для носителей языка. Словообразование позволяет выявить способы оценки внеязыковой действительности, определить, как и почему словообразовательно маркируются те или иные явления или предметы действительности [Вендина, 1996: 34]. Производство новых фитонимических единиц происходит по определенным словообразовательным моделям исторически сложившимся в языках.

Становление словообразования в нашей стране и зарубежом знаменовалось работами таких лингвистов, как Л.В. Щерба, В.В. Виноградов, А.И. Смирницкий, Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова, М.А. Кумахов, Ю.С. Степанова, П.А. Соболева, Г. Марчанд, Г. Брекле, Дж. Каннон, С.С. Хидекель, Н.М. Шанский и др.

В настоящее время в теории ономасиологической дериватологии существует давно определившийся факт взаимосвязи между коммуникацией и номинацией. Такой подход к восприятию языка проявил себя в установлении связей между прагма- и социолингвистикой, с одной стороны, ведущим началом которых является коммуникативная речевая деятельность, и словообразованием, с другой стороны, из уяснения функционирования языка как процесса номинации/референции [Рябко, 2002: 12). По словам Е.С. Кубряковой, «уже простейший акт коммуникации включает номинацию и предполагает ее наличие» [Кубрякова, 1978: 6-7].

Современная лингвистика всегда проявляет особый интерес к проблемам, связанным с исследованием терминов и отдельных терминосистем. Основополагающие положения, касающиеся теории термина, получили подробное освещение в известных трудах учёных-терминологов (Л.В. Щербы, О.С. Ахмановой, С.Г. Бархударова, Ф.М. Березина, Б.Н. Головина, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, В.Г. Гака, С.В. Гринева, Е.С. Кубряковой, А.А. Реформатского, А.В. Суперанской, С.Д. Шелова, и др.).

Вторая половина XX века отличается активизацией внимания лингвистов к английской ботанической терминологии (Миловидова, 1964; Почепцова, 1970; Вельштейн, 1970; Бородина, 1981; Лазарева, 1982; Рубченко, 1986; Рябко, 1988; Коломиец, 1989; Леонова, 1996; Дубовик, 1997; Барышникова, 1999; Хизбулина, 1999; Сетаров, 2000; Буллах, 2001 и др.).

Рассматривая терминоведение как сформировавшуюся самостоятельную дисциплину, исследующую термин, авторы в своих работах изучают его функции, структуру, при этом на передний план выдвигаются вопросы строения лексических единиц, образование их денотативного и словообразовательного значения. Большое внимание уделяется природе косвенной номинации, устанавливается место метафоризации в комбинации с метонимизацией в возникновении фитонимов как продуктов обыденной номинации.

Современное состояние адыгейского языкознания характеризуется отсутствием фундаментальных исследований по отраслевым терминосистемам. Вместе с тем, интерес к исследованию отдельных тематических и лексико-семантических групп слов в адыгейском языкознании возник давно. Тот факт, что нет комплексных исследований фитонимической лексики адыгейского языка, ее систематизации и классификации, а также статистических данных, вызывает определенные трудности в проведении сопоставительных исследований адыгейского языка с другими языками.

В монографии А.Н. Абрегова «Названия растений в адыгейском языке: синхронно-диахронный анализ» (Абрегов, 2000) фитонимическая лексика исследуется с точки зрения ее состава, и происхождения, взаимоотношения диалектной и литературной лексики в тесном переплетении синхронных и диахронных методов. В работе проводится многоаспектное исследование формирования и функционирования фитонимической лексики адыгейского языка, рассматриваются структурные и словообразовательные характеристики, проводится этимологический анализ некоторых фитонимов.

Следует отметить, что сопоставительных работ в области фитонимических терминосистем сравнительно мало. Нам удалось ознакомиться с содержанием ряда диссертационных исследований, изучающих названия растений в сравнительном и сопоставительном аспектах: Белова, 1993; Леонова, 1996; Барышникова, 1999; Булах, 2001.

Во второй главе «Фитонимы в структурно-деривационном аспекте» проводится систематическое описание словообразовательных структур английского и адыгейского языков в автономном плане (2.1-2.2), анализируется деривационная репрезентативность фитонимов в сопоставляемых языках (2.3-2.4), проводится контрастивный анализ структурно-деривационных свойств фитонимов (2.3.3).

Основной задачей данной главы явилось систематическое описание словообразовательных структур английского и адыгейского языков в автономном плане, что позволило выявить наиболее типичные для данных языков словообразовательные модели и на основе их сопоставления сделать соответствующие выводы.

Предметом нашего исследования является народно-ботаническая номенклатура, которая вместе с терминологией является составной частью ботанической терминосистемы, представляющей собой довольно сложное структурное образование. Ядром терминосистемы выступает ботаническая терминология, которая характеризуется строгой научностью и с концептуальной точки зрения отличается своей инвариантностью. Об этом свидетельствует систематика растений шведского ученого К. Линнея, составленная на латинском языке. Ботаническая номенклатура в рамках данного номинативного поля вариативна и в каждом языке представлена своим репрезентативным потенциалом.

Анализ производных фитонимов предполагает изучение сочетаемости словообразовательных элементов, установление деривационных отношений и определение формально-семантических особенностей производного фитонима.

Английские и адыгейские фитонимы со структурно-морфологической точки зрения делятся на непроизводные, простые производные, композитные и словосочетательные наименования.

Среди существующих разновидностей английских названий растений корневые фитонимы занимают обширное место в микрополе исследуемых языков(анг.: 376 ед. - 21,5%, адыг.: 82 ед. – 22%). Данное ядро корневых фитонимов активно вовлекается в словообразовательный процесс для создания широкого спектра наиболее употребительных наименования растений. Ниже дается сводная таблица структурно-словообразовательных характеристик английских и адыгейских фитонимов.

Таблица №1

Непроизводны е		Простые производные производны		Композиты		Словосочетания		Синтаксичес-кий блок
Англ. язык	Адыг.язык	Англ. язык	Адыг. язык	Англ. язык	Адыг. язык	Англ. язык	Адыг. язык	Англ.язык	Адыг. язык
376 21,5%	82 22%	43 2,5%	31 8,3%	812 46,5%	206 55,1%	515 29,5%	32 8, 5%		23 6,1%

В сопоставляемых языках аффиксация является одним из способов образования фитонимических единиц. Корпус простых английских производных фитонимов (43 ед.- 2,5%) представлен следующими суффиксами: -er, -y, –age, -en, -et, которые характеризуются различными словообразовательными возможностями и отличаются непрозрачной мотивацией, например: elder «бузина», barley «ячмень», cabbage «капуста». Наименьшим словообразовательным потенциалом отличаются суффиксы –en и -et: aspen «осина», burnet «кровохлебка».

Аффиксальное образование фитонимов в адыгейском языке репрезентативнее, чем в английском языке (31 ед. - 8,3%). Наиболее продуктивно используются суффиксы -шхо, -жъый, -е/-йэ, -пхъэ, -жь, - й, например: бэлыджэшхо «редька» (бэлыдж «редис» + суффикс –шхо со значением увеличительности); къэбжъый «кабачки» (къэбы «тыква» + -жъый); мые «дикая яблоня», мые «яблоня дикая» (мы «плод яблони дикой» + е /йэ); пхъэнк1ыпхъапхъэ «сорго венечное» (пхъэнк1ыпхъэ «веник» + -пхъэ, букв.: «материал для веника»); чъыгай «дуб», чъыг/ы «дерево» (старое значение «плод дуба») + -й.

При анализе английских композитов нами выявлено 812 (46, 5%) сложных слов, которые имеют три типа компонентных структур: 1) слитно-оформленные композиты: (сущ. + сущ.): arrowhead «стрелолист» (arrow «стрела» + head «голова»); 2) дефисно-оформленные: двухкомпонентные композиты (сущ.-сущ.) water-lily «кувшинка»; (сущ. (в притяж. пад.) - сущ.) lion’s - ear «пустынник волосистый»; трехкомпонентные композиты: (сущ. - союз - сущ.) dogs-and-cats «клевер пашенный» (букв.: «собаки-и-кошки»); четырёхкомпонентные композиты: (сущ. - пред. - арт. - сущ.) Jack-in-the-pulpit «аризема трехлистная» (букв.: «Джэк-за-кафедрой»); 3) раздельно-оформленные композиты, которые в отличие от фитонимов - словосочетаний характеризуются отличительными акцентными свойствами, выступающими в качестве дифференциальных признаков, чаще всего имеют объединяющее ударение: balsam fir «пихта бальзамическая», cherry birch «береза вишневая».

Английские фитонимы-словосочетания (512 ед.-29,5%), как правило, могут быть двухкомпонентные: (сущ.-сущ.) hedge parsley «купырник»; трехкомпонентные: (прил.-прил.-сущ.) great northern aster «астра умеренная»; четырехкомпонентные: (прил.-сущ.-пред.-сущ.) white lotus of Egypt «египетский лотос»; пятикомпонентные: (прил + прич.2 - сущ. - пред. - прил.-сущ.) broad-leaved cherry of W. Indies «кордия широколистная».

В ботанической терминологии английского языка существуют названия, образованные на основе лексикализованных сочетаний с императивом. Это субстантивизированные словосочетания с внутренними синтаксическими связями, с единым главным ударением на синтаксическом доминирующем компоненте и несвободным порядком слов: (гл.-нареч.) live-forever «капуста заячья» (букв.: «живи вечно»), (гл.-мест.-сущ.) kiss-me-Dick «молочай кипарисовый» (букв.: «поцелуй меня Дик»), (сущ.-гл.-част.-сущ.-предл.-сущ.) Jack-go-to-bed-at-noon «козлобородник луговой» (букв.: Джек, ложись спать в обед).

В адыгейском языке с точки зрения продуктивности частеречевой структуры нами было выявлено 206 (55,1%) композитов. По своему структурному образованию они представляют собой следующие комбинации: двухкомпонентные: (сущ.+сущ.) удыпан «гледичия колючая» (уды, «ведьма» + панэ «колючка»); (сущ.+глаг.) чэтгъалIэ «жостер слабительный» (ср.: чэты «курица» и гъэ-лIэн «морить»); трехкомпонентные: (сущ.+сущ.+сущ.) къоемэтэхьал «алтей» (къуае «сыр» + матэ «корзина» + хьалы «кусок»); четырехкомпонентные: (прил.+сущ.+сущ.+прилаг) губгъоуцшъхьэгъожь «пижма обыкновенная» (губгъо «полевой» + уцы «трава» + шъхьэ «голова» + гъожьы «желтый»).

Словосочетания в адыгейском языке имеют строго фиксированный порядок расположения компонентов. По нашей выборке они насчитывают 32единицы (8,5%). Словосочетания, как правило, бинарные, в которых первый компонент выражает родовое, а второй – видовое понятие, при этом второй компонент в атрибутивном комплексе выражен качественным прилагательным и всегда находится в постпозиции: къумбыл кIыхь(э) «тополь пирамидальный». При выражении относительного признака, он появляется только в препозиции: бжыхьэ коц «озимая пшеница», мы1эрысэ чъыг «яблоня домашняя». В качестве второго компонента в словосочетаниях может выступать и глагольная форма: джэнч дэкIуай «фасоль многоцветковая» (ср.: джэнчы «фасоль» и дэ-к1уэе-н «подниматься в верх»). Значительно реже встречаются трехкомпонентные словосочетания: псы зыкIэт къужъ «сорт груш, с сочными плодами».

В адыгском языке существуют специфические синтаксические единицы, обозначаемые терминами: «синтаксические комплексы», «именные комплексы» (М.А. Кумахов), «случайные (окказиональные) сложные слова» (Р.Ю. Намитокова). В смысловом и сочетательном отношениях данные единицы полностью совпадают со словосочетаниями, выражая единое, но расчлененное понятие, хотя графически соответствуют словам. Вслед за А.Н. Абреговым, мы называем их «синтаксическими блоками». По нашим подсчетам они составляют 23 единицы (6,1%), например: нэшэбэгуыкI(э) «огуречное семя» (нэшэбэгуы «огурец»+кIэ «семя»); коцышъхьэ «колос пшеницы» (коцы «пшеница»+шъхьэ «голова и др).

Проведенный анализ номинативных средств выражения фитонимов в английском и адыгейском языках свидетельствует о том, что типологической особенностью названия растений в сопоставляемых языках являются композитные субстантивные лексемы как наиболее доминирующий словообразовательный тип.

В работе рассматриваются деривационные возможности непроизводных и простых производных фитонимов как потенциальных компонентов образования именных композитов и словосочетаний в исследуемых нами языках. Проведенный дистрибутивно-валентный анализ сложноструктурных образований позволяет предположить, что деривационный процесс способствует не только созданию вторичных единиц, но и появлению определенных отношений между исходными и производными знаками языка.

Впервые в лингвистику понятие «валентность» ввел С.Д. Кацнельсон [Кацнельсон, 1948: 53]. Л. Теньер, использовавший данный термин в западно-европейском языкознании для обозначения сочетаемости, относил его только к глаголу и определял валентность как число лексем, которые может присоединять глагол. В современном языкознании валентность трактуется в более широком ее понимании как общей сочетательной способности слов.

Определенные сложности в проведении анализа вызывают колебания в орфографии английских сложных слов. В ряде словарей одни и те же сложные фитонимические структуры могут писаться слитно, раздельно или через дефис. В подтверждение сказанному приведем точку зрения английского лингвиста К. Брунгера, чье высказывание кажется достаточно убедительным: «Современное английское правописание является в этих случаях весьма произвольным. Все попытки выяснить его принципы можно считать неудавшимися. Обычно дело сводится к сложившимся навыкам, которые тоже не всегда установлены» [Цит. по: Труевцева, 1986: 241].

Адыгейская орфография также не смогла избежать подобных сложностей, поскольку в ней существуют те же проблемы в написании сложных слов, что и в английском языке[Абрегов, Кумахов, Шаов].

Дистрибутивно-валентный анализ именных композитов и именных словосочетаний позволил выявить номинативные свойства модификатора и опорного компонента.

1. Английские корневые фитонимы могут быть с нулевой валентностью, а также от одновалентных ─ до десятивалентных и выше. Наблюдения показывают, что многие английские корневые фитонимы отличаются гипервалентностью. Подробно остановимся на девятивалентной корневой лексеме olive «маслина европейская», которая участвует в образовании трёх дефисно-оформленных композитов в функции модификатора и в шести словосочетаниях как опорный компонент: olive-wood «маслина культурная», olive-plum «аргания железная», olive-tree «оливковое дерево», olive mangrove «авиценния блестящая», olive-nut tree «железное дерево», East African olive «маслина Хохштеттера», Russian olive «лох узколистный», spurge olive «ягодник обыкновенный», wild olive «маслина дикая».

Наблюдения показывают, что многие английские фитонимы отличаются гипервалентностью, например: dock «щавель» - 23, orange «апельсин» - 34, bean «боб» - 41, maple «клен» - 55, willow «ива» - 113, rose «роза» - 106, pine «сосна» - 120 и т.д.

Адыгейские корневые фитонимы не отличаются столь высокими деривационными возможностями. Приведем пример девятивалентной корневой лексемы къэбы «тыква», которая образует одну производную, словосочетание и семь композитов. В первых трех примерах корневая лексема къэбы выполняет функцию модификатора, а в остальных шести лексемах выступает опорным компонентом: къэбжъый «кабачки», къэбгъожь «тыква твердокорая», къэббэгу «тыква мускатная», адыгэкъэб «тыква крупноплодная, урыскъэб «тыква желтая», тыркукъэб «тыква чалмовидная», апскъэб «патиссон», блэкъэб «кирказон», губгъокъэб «бешеный огурец»;

Наибольшую валентную активность проявляют непроизводные фитонимы: хьэ «ячмень» - 12, джэнчы «фасоль» - 13, уцы «трава» -36.

2. Английские простые производные фитонимы бывают с нулевой валентностью, одновалентные ─ десятивалентные и выше. Им также свойственна высокая словообразовательная способность, например: daisy «маргаритка» - 20, parsley «петрушка огородная» - 28, bunting «овсянка» - 31, pepper «перец» - 43, lily «лилия» - 100 и т.д.

Простые производные фитонимы в адыгейском языке не обладают особыми деривационными возможностями. Фитонимы бывают с нулевой валентностью, одновалентные - четырехвалентные и не более, например: гъэтэдж «хмель обыкновенный» – 0, зае «кизил» - 1, сэнай «смородина» - 2, к1эпхъ «ячмень заячий» - 3, щыбжьый «перец» - 4.

3. Английские композиты могут быть представлены безвалентными и валентными лексемами, которые пишутся как слитно, так и через дефис. Валентные композиты бывают одновалентные ─ десятивалентные и выше. Английские композиты обладают достаточно высокими деривационными возможностями, на что указывают наши статистические данные: crowfoot «лютик» - 15, blackberry «ежевика» - 18, pondweed «рдест» - 23, sunflower «подсолнечник» -26, buttercup «лютик» - 31.

Адыгейские фитонимические композиты бывают безвалентные, одновалентные ─ пятивалентные лексемы: блэкъэбы «кирказон» - 0, щэгъэш1о1у «щавель кислый» - 1, уцдыдж «полынь» - 2, батыргъэн «борщевик» - 3, натрыф «кукуруза» - 5.

Таким образом, словообразовательные возможности английских фитонимических композитов в сравнении с адыгейскими композитами отличаются большей репрезентативностью. Полученные данные дистрибутивно-валентного анализа английских и адыгейских фитонимов позволяют выявить их номинативные и позиционно преферентные свойства в качестве модификатора и опорного компонента.

В третьей главе «Мотивационно-номинативные особенности фитонимов и отфитонимических топонимов в английском и адыгейском языках» исследуются мотивационно-номинативные признаки фитонимов в автономном и сопоставительном плане (3.1-3.2), мотивационные признаки топонимов с компонентом-фитонимом в автономном и сопоставительном плане (3.4-3.5), проводится контрастивный анализ систем мотивационно-номинативных признаков фитонимов и отфитонимических топонимов в английском и адыгейском языках.

Процесс мотивированности названий растений в языке определяется уровнем индивидуального и общественного сознания языкового сообщества, своеобразным укладом жизни, национальными и культурными традициями, особенностями социальных и природных условий жизнедеятельности человека. Фитонимы как часть языковой картины мира формируются на основе когнитивных и культурно-исторических архетипов и приобретают свойства прототипической организации. В связи с этим возрастает важность выявления и анализа мотивационно-номинативных свойств фитонимов в сопоставляемых языках.

В данной главе делается попытка исследовать принципы номинации фитонимов в английском и адыгейском языках путем систематического когнитивного описания мотивационно-номинативных свойств сложноструктурных наименований растений в автономном и контрастивном плане. В работе не рассматриваются непроизводные фитонимы, поскольку в силу затемненной мотивации большинства из них не представляется возможным детерминировать их мотивационные признаки.

При изучении данного вопроса мы опирались на описание видов классификации оценочных значений, предложенных Н.Д. Арутюновой, Т.И. Вендиной; на анализ мотивационных признаков фитонимов в работах О.П. Рябко, Т.Д. Барышникова, Е.А. Булах, А.Н Абрегов. и др. Исследование проводилось на основе указанных в библиографии ботанических словарей и энциклопедий. Предложенная нами классификация является открытой и не претендует на инвариантную классификационную модель мотивационных признаков, поскольку в каждом конкретном языке их число может быть больше или меньше, и изучение словообразования в аксиологическом аспекте позволит в дальнейшем дополнить ее.

Методом выборки из словарей английского и адыгейского языков нами было извлечено 1173 английских и 175 адыгейских сложноструктурных прототипических наименований растений, которые соответственно отражают 18 мотивационно-номинативных признаков в английском языке и 17 - в адыгейском. Под сложноструктурными наименованиями нами понимаются именные композиты и словосочетания, которые отличаются сходными номинативными признаками, способствующими их рассмотрению в контексте мотивационных признаков названий растений.

Таким образом, исходный материал сложноструктурных наименований в сопоставляемых языках не одинаков. В порядке уменьшения репрезентативных характеристик их можно представить следующим образом:

Согласно установленным искомым мотивационным признакам, в сопоставляемых языках наблюдается их значительное совпадение по базовому составу. Вместе с тем, следует указать на некоторые расхождения: 1) по количественному составу признаков и их расположению в английском языке выявлено 18 единиц, в адыгейском – 17; 2) в английской выборке не отражены следующие мотивационные признаки как «функциональный признак», «культ», «суеверие и поверье», в адыгейском варианте отсутствуют «запах», «наименование в честь» и «звук», так как они мало продуктивны и редко встречаются; 3) по своему расположению мотивационные признаки также ассиметричны: в английском языке они идут как «форма», «природный локатив», «географический локатив», «прагматический признак», «цвет», «тактильное ощущение» и т.д.; в адыгейском языке - как «форма», «прагматический признак», «цвет», «алетический признак», «вкус», «функциональный признак» и т.д. Среди нерелевантных мотивационных показателей в сопоставляемых языках следует назвать квантитативные признаки, обоснованные разницей исходных данных: в английском языке использовано 1173 лексемы, в адыгейском – 175.

Исходя из результатов анализа, можно сделать вывод, что наиболее доминирующим мотивационно-номинативным признаком фитонимов в сопоставляемых языках является «форма». В английском языке большую репрезентативность в процентном отношении показали 4 ядерных признака: «форма», «природный и географический локатив», «цвет» и «количество». В адыгейском языке по сравнению с английским более продуктивный мотивационный потенциал проявили 9 ядерных признаков. Это такие как: «форма», прагматический признак», «алетический признак», «вкус», «природный и географический локатив», «размер /величина», «вид /способ», «тактильные ощущения», «консистенция», «пол», «время». Полученные в работе данные, указывающие на количественную разницу, а также степень репрезентативности самих признаков по интенсивности их участия в номинации растений, отражают, на наш взгляд, общую сопоставимую тенденцию в английском и адыгейском языках.

Номинативные признаки также распространяются и на фитотопонимы как предмет исследования. Рассмотрев природу отфитонимических топонимов изучаемых языков, различных по лексико-семантическим и функциональным характеристикам, мы попытались выявить взаимозависимость между реальными географическими свойствами называемого объекта, а также особенностями называющего его слова и сделать соответствующие выводы.

Нельзя не согласиться с В.Д. Беленькой, которая считает, что «даже положительное выделение одного из компонентов топонима (обычно его конечной части, восходящей к географическому термину), не означает возможности соотнесения оставшейся части с единицами современного языка» [Беленькая, 1973: 216].

Пример дефиниции отфитонимического топонима из этимологического словаря А.Д. Милза [Mills, 2004: 162], подтверждает имеющееся в настоящее время явление, когда носитель языка затрудняется понять первоначальную мотивированность фитотопонима, в силу своего полного переосмысления, например: Noak Hill Hovering – название одной из улиц Лондона, которая была зафиксирована на карте в нынешнем написании в 1490 г. Топоним означает «(место у) дубовое дерево». Noak идет от среднеанглийского oke – «дуб», перед которым стоит заглавная буква N, от среднеанглийского слова atten «at the», которая переводится на русский язык, как предлог – «у». В официальном документе от 1290 г. отмечается, что Ate Noke (У дуба) было местом проживания Ричарда (перевод наш).

Эволюцию данного фитонима можно проследить через его этимологический рисунок: Noak Hill < Nook Hill (1805) < Noke Hill (1570) < Nookhill (1523) < Noak Hill (1490).

Редким исключением в английском языке является прозрачная мотивированность традиционных названий некоторых улиц новых городов Англии с элементом-фитонимом: Sunflower Avenue – «подсолнуховый проспект», One tree Hill «холм с одним деревом», Lime Close «липовый тупик», The Birches «березы» и др. В адыгейском языке к подобным примерам можно отнести такие фитотопонимы как: Пцелгъошъу «Место, где растет ивняк» (пцелы «ива» + гъошъу «степь»); Бгъэнуап1э «Место, где косят осоку» (ср.: бгъэн «осока» и он «косить» + п1э «место»).

Отличительной чертой «молодой» американской и австралийской топонимии являются географические терминологические заимствования из испанского, голландского, французского и других языков, которые непосредственно эксплицируют прямые наименования растений, например: (исп.) Alisal «ольховая роща», (фран.) Plaqueminer «хурма», Frenes «ясень» и пр.

Данную топонимию отличает присутствие в ней местных названий травянистых растений и деревьев, представляющие собой монолексемные элементы или части сложных лексем. Являясь дескриптивными образованиями, они отличаются различными прямономинативными признаками, которые способствуют созданию «экзотического» колорита англоязычной топонимии Нового света, например: (инд. топ.) Niskayuna – «место, где растет пшеница»; Missisquoi – «здесь есть хорошая трава», Coolabah «дерево, растущее у воды» и др. [Беленькая, 1977: 217].

В адыгейской фитотопонимии не часто можно заметить присутствие заимствованной географической лексики. В ней можно выделить следующие характерные топонимы, с модификатором, указывающим на наименования: 1) лесных массивов - Кургъо мэз «Лес, в котором произрастает омела»; 2) оронимов (хребты, горы) - Тхымэщ «Хребет, на котором возделывают просо»; Мэлфэе къушъхь «Гора молочай»; 3) гидронимов - Анае дыдж «Горький клен»; Къужъэе закъу «Одинокое грушевое дерево». 4) ойконимов - Мыекъапэ г. Майкоп - «Устье реки Мыекъо-Майкопки», (мые «яблоня», ко(къо) «долина» и п (пэ) «устье»). Пэнэхэс а. Панахес- букв.: «В терновнике сидящие».

К отличительным особенностям адыгейских фитотопонимов можно добавить следующие признаки: 1) тождество номинации гидронима и горы: Мэрк1опыжъ «Колючая ожина» (название реки и горы); 2) перенос адыгейских наименований оронимов и гидронимов на ряд ойконимов в русском языке, с использованием русских словообразовательных суффиксов: Къэлар мэз «Черемшиный лес»; Келермес (название реки)> ст. Келермесская; Остыгъай «Пихта» > ст. Гостогаевская; Бэнэкъу «Терновая долина» (каб. диал.) > cело Беноково; 3) связь между антропонимами и фитотопонимами в именовании растительных сообществ, когда имя выступает как поссесивный компонент со значением принадлежности: Орзэмэдж ишхъомчыялъ «Каштановая роща Орземеджа», Мэд ипан «Терновник Меда», Ачумыжъ Исмахьилэ имэщ ш1ап1«Место, где Ачмиз Исмаил выращивает просо».

С точки зрения структурно-компонентного состава американской и адыгейской фитопонимии в основном свойственны двухкомпонентные именные словосочетания, например, анг.: сущ. + сущ. Cedar island «Кедровый остров»; адыг.: Къэлэрыкъо «Долина, где растет черемша»; анг.: прил. + сущ. Fair Oaks «Большие дубы»; адыг.: сущ. + прил. Пцеш к1ыхь «Длинная верба» (в адыгейском языке качественные прилагательные как и числительные находятся в постпозиции); анг.: прич. 2 + сущ. Burned wood «Сожженная трава»; адыг.: сущ. + глаг. Пэнэхэс «Живущий в терновнике»; анг.: чис. + сущ. Four oaks «Четыре дуба»; адыг.: сущ. + числ. - Дэе пш1ык1ут1у «Двенадцать ореховых деревьев».

Иногда в исследуемых языках создаются трехкомпонентные именные и более отфитонимические топонимы, представляющие собой развернутые словосочетания, анг.: пред.+арт.+сущ.+пред.+сущ. In-the-Pines-of-Brightwater «В соснах Брайтворта»; адыг.: Зэе 1ошъхьэ псын «Родник у горы, где растет кизил».

Отличительной особенностью некоторых сложных лексем в английском языке является переход второй основы в разряд формальных топонимообразующих суффиксоидов, которые воспринимаются как лексемы, частично потерявшие свое первоначальное семантическое значение, например анг.: wood «лес» - Maplewood «Маплвуд», maple «клен» + wood- суффиксойд.

В сопоставляемых языках наблюдаются отфитонимические топонимы, названия которых представлены однословными (непроизводными) фитонимами или простыми производными. Если в англоязычной топонимии они могут использоваться как ойконимы, то в адыгейской топонимии подобные топонимы выступают как именования естественных объектов. Приведем примеры английских названий некоторых деревень: Nettle «Крапива», Orange «Апельсин», Lemon «Лимон»; адыгейские названия - Пцел «Вербовая роща»; Чъыгэежъ «Старый дуб» и др.

В Заключении обобщаются результаты исследования и подводятся итоги.

Контрастивный анализ структурно-семантических и деривационных особенностей ботанического корпуса сопоставляемых языков в контексте мотивационных признаковых аспектов выявляет их универсальные и частные характеристики, взаимосвязь терминологии и номенклатуры, взаимоотношение рациональных и когнитивных принципов строения ботанических терминосистем. Несмотря на то, что английский и адыгейский языки являются разноструктурными языками, их отличает определенная симметрия в мотивационно-номинативной организации фитонимических полей, что свидетельствует о близких архетипических представлениях соответствующих сообществ о растительном мире с его обыденно-когнитивным позиционированием, а также в пространстве при ориентации, что, в свою очередь, предопределяет механизмы формирования фитонимического пространства как части языковой картины мира.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Фитотопонимика как языковой фрагмент культуры англоязычных стран / Н.Ш. Ягумова // Язык и межкультурная коммуникация. Международный лингвистический журнал. Выпуск 1.─ Майкоп, 2002.─ С. 71-75.

2. Мотивационные признаки фитонимов в адыгейском и английском языках / Н.Ш. Ягумова // Язык. Этнос. Сознание: Материалы международной научной конференции 24-25 апреля 2003 года. Т-2. – Майкоп, 2003. ─ С. 58-60.

3. Когнитивные аспекты функционирования фитотопонимов в адыгейском языке / Н.Ш. Ягумова // Язык и дискурс в современном мире. Материалы международной научно-лингвистической конференции 19-20 мая 2005 года. Часть 2.─ Майкоп, 2005. ─ С. 159-163.

4. К вопросу о словообразовании фитонимов в адыгейском и английском языках / Н.Ш. Ягумова // V Международная научная конференция 13-14 октября 2005 года. Майкоп, 2005.─ С. 229-235.

5. Деривационная репрезентативность фитонимов в английском и адыгейском языках / Н.Ш. Ягумова // Культурная жизнь Юга России. Выпуск 5. ─ Краснодар, ─ С. 93-95.

(на материале английского и адыгейского языков)

Ягумова Нуриет Шумафовна

Автореферат