Введение общественности в заблуждение

В большинстве случаев серьезная, документированная критика сталкивается с цензурой. Это последствие прямо-таки религиозного преклонения перед традиционной медициной, почитание, привитое большинству людей в нежном возрасте, когда происходит настоящее промывание мозгов. Главы СМИ принимают как нечто само собой разумеющееся то, что любой критик вивисекции опирается на неверную информацию либо умышленно хочет ввести окружающих в заблуждение. И, что еще хуже, они часто скрывают от общественности действительно важные факты, якобы с целью не беспокоить людей.

Но незнание — это не единственное объяснение. Другое заключается в любви к деньгам. Во многих странах СМИ не смогли бы существовать без рекламы химической индустрии, которая производит не только таблетки, но также и косметику. Эти фирмы располагают огромными суммами денег на рекламу и пиар, и они дают им возможность нанимать на службу журналистов и влиять на СМИ.

Вивисекция давно уже ушла бы в небытие, если бы за ней стояли только экспериментаторы с их чересчур прозрачными намеками. Ее отмене по-настоящему препятствует обман со стороны СМИ, которые преподносят «медицинские исследования» как умное, гуманное, полезное и необходимое дело и таким образом влияют на общественное мнение и органы власти.

Например, в телепередаче показывают ребенка, которому «регенерируют» кровь и для этого заставляют ее проходить через печень живой свиньи или павиана. Потом «ученый», выполняющий роль церемониймейстера во время этого фокуса, заявляет наивным зрителям, что таким образом ребенку спасли жизнь — очередное «чудо» современной науки. От людей скрыли, что ребенок через три дня умрет, возможно, вследствие этого трюка.

Первая пересадка сердца, выполненная Кристианом Барнардом (Christiaan Barnard), вызвала во всем мире ликование. Она заставила думать, что современная наука получила видимое доказательство победы над природой и может обеспечить всем вечную жизнь, здоровье и счастье. Сегодня мы знаем, что эта первая пересадка сердца всего лишь ознаменовала старт новой серии невиданных страданий человека, не говоря уж о страданиях животных.

Специалисты знали, что Барнарду во время той операции не пришлось преодолевать никаких особых технических трудностей; такое вмешательство было возможно еще гораздо раньше, но к нему не прибегали из-за опасности отторжения. После того, как Барнард разрушил чары, другие хирурги, жаждущие славы, последовали за ним, а результаты оказались даже слишком известны.

Если просмотреть старые газеты, то можно увидеть регулярные сообщения, что не за горами окончательное решение какого-то из кошмарных снов человечества; при этом радостная новость обычно начинается со слов: «Эксперименты на животных показали, что…» Обещание чудодейственных средств, которые уже показались на горизонте, — это манна небесная для экспериментаторов, даже если эти чудодейственные препараты не оправдывают надежд или даже приносят беду. Лучший пример — разные средства от рака.

В течение более полувека открытие Павловым сыворотки от эпилепсии преподносилось как колоссальное достижение медицины. Ему это удалось благодаря вызыванию у собак «приступов эпилепсии»: он замораживал фрагменты собачьего мозга и обрабатывал их определенным ядом, а затем вводил здоровым собакам. В результате, получил «сыворотку», которая спасала эпилептиков от дальнейших приступов. Так говорилось в популярном рекламном объявлении. К сожалению, ведущие журналисты не знали, что сыворотка получена совсем не так, как описывает Павлов, эпилептики же продолжают страдать от тех же приступов, что и во времена Павлова, кроме того, после 1904 года (в тот год ему присудили Нобелевскую премию) количество эпилептиков неуклонно возрастало.

Через несколько десятилетий появилась сенсационная новость: в Англии борьба против онкологии увенчалась тем, что рак можно полностью контролировать на одном участке тела, и теперь ведутся интенсивные исследования, которые ставят целью полностью контролировать рак на всех участках тела» (The Times, 24 ноября 1944).

А вот что некий Чарльз Хилл (Charles Hill) заявил 31 октября 1950 года в Палате общин в ответ на выступление, доказывающее бесполезность опытов на животных в онкологических исследованиях: По меньшей мере, одна форма рака теперь излечима, благодаря опытам на животных».

Оба раза, в 1944 и 1950 годах, заверения вивисекторов касались лечения рака простаты сильным эстрогеном (половым гормоном) стилбестролом, который был впервые произведен в 1938 году синтетическим способом. И эти аргументы поставили их авторов в глупое положение. Заболеваемость раком простаты возрастала, а стилбестрол не только оказался неэффективным, но еще и стал причиной новой формы рака, ранее неизвестной.

Кому есть до этого дело? Общественность гораздо больше интересуется разными медицинскими чудесами, которые «уже осязаемы», нежели неудачами.

На обложке Newsweek за 31 марта 1958 года мы видим человеческое сердце и легенду: «Специальный медицинский репортаж — близок прорыв в лечении сердечно-сосудистых заболеваний». Разумеется, тогда он не был близок, так же, как и сейчас — много лет спустя.

В 1973 году сообщение Рейтер о борьбе с гриппом в очередной раз стало темой крупных заголовков. International Herald Tribune (7 февраля 1973) совершенно всерьез, без иронии объявила: «Пастеровский институт разработал вакцину от всех видов гриппа» (заглавие статьи). «Группа французских исследователей сегодня заявила, что разработала вакцину, которая предотвращает все виды гриппа. Производство революционной вакцины уже началось, и скоро она будет доступна во Франции. Профессор Клод Ханун (Claude Hannoun), возглавляющий исследовательскую группу, заявил Рейтеру, что новая вакцина отличается от прочих своей способностью предотвращать грипп в будущем. Профессор Жак Моно (Jacques Monod), знаменитый директор Института Пастера и лауреат Нобелевской премии по медицине, говорит о «революционном открытии».

Те, кто читал газеты на протяжении последних десятилетий, и кому чудо-лекарства не ослабили память, возможно, чувствуют, что когда-то они уже сталкивались с этим.

А осенью 1975 все итальянские СМИ сообщили, что действительно найдена защита от гриппа, и настоятельно рекомендовали сделать прививку. Никто не знает, сколько итальянцев откликнулось на призыв, но статистика показывает, что в последующую зиму из-за гриппа было потеряно больше рабочих часов, чем когда-либо ранее. А весной (25 апреля 1976) римская ежедневная газета Tempo сообщила, что, по словам доктор Альберта Сейбина (Albert Sabin) на пресс-конференции в Сальсомаджоре, надежной защиты от гриппа не существует.

К сожалению, президент Джеральд Форд (Gerald Ford) не услышал мнения Сейбина, когда примерно в то же самое время его консультанты убедили его, что его переизберут в случае запуска массовой программы вакцинации от возможного свиного гриппа. «Мы не должны шутить со здоровьем нации!» — воскликнул он, сообщая американскому народу о программе стоимостью в 135 миллионов долларов. Но результаты оказались обратными: свиной грипп не возник, но среди людей, которые вняли призыву президента и прошли вакцинацию, имелись жертвы. Множество пациентов погибло, еще больше оказались парализованы. «Главным образом то были пожилые люди», — парировали медицинские «эксперты», впутавшие президента в это дело, благодаря которому он, возможно, получил решающие голоса; и «специалисты» надеялись, что общественность забыла, как вакцинацию рекомендовали главным образом пожилым пациентам. «Федеральные чиновники отстранились от работы в масштабах всей страны» — пишет журнал Time 27 декабря 1976 года в некрологе под заглавием «Опусти рукава, Америка!» (Roll Down Your Sleeves, America!)

А после того, как доктор Сейбин усовершенствовал свою вакцину от уже угасающей болезни (полиомиелит), он стал регулярно делать сенсационные заявления для газет, делая их заголовками статей. В 1967–1973 годах он провел примечательное исследование совместно с доктором Джулио Тарро (Guilio Tarro) из Университета Неаполя и использовал обычных мышей, при этом оба «ученых» пришли к стандартной идее, что они, наконец, раскрыли секрет рака.

Но через 18 месяцев доктор Сейбин опубликовал в журнале Proceedings, впускаемом Национальной академией наук (National Academy of Sciences), статью, где опровергнул свои прежние слова. «Отречение Сейбина означает серьезный удар для Тарро», — отметила по этому поводу Time (30 сентября 1974).

Между тем та же самая газета 8 апреля 1974 года пишет по поводу онкологических исследований: «Доктор Сол Шпигельман (Sol Spiegelman), руководитель Института онкологических исследований (Institute of Cancer Research) в Университете Колумбии (Columbia University) сделал довольно оптимистичное заявление по поводу исследований вирусов: в 1974 году будут изолированы и идентифицированы два вируса, которые вызывают определенные формы рака у людей.

Почему же Time не рассказала своим читателям 31 декабря 1974 года, что прогноз Сола Шпигельмана вновь оказался болтовней? Потому что неудача — это не сенсация. И бодрая сарабанда продолжается, продолжается, продолжается…

Большая иллюзия
Еще Клод Бернар использовал «непредсказуемость» живых организмов в качестве алиби для оправдания своих неудач. Со времени его смерти — он умер от болезни, которую не смогли диагностировать ни его коллеги, ни последователи — прошел век, и трудности созданные бернардизмом, многократно умножились. Опасное ухудшение здоровья людей объясняется тем, что врачи западного мира при решении ими же созданных проблем стали заблуждаться еще больше, а именно, прибегать к биохимическим теориям при лечении человеческих болезней. То есть, они пытались применить точную науку, вроде химии, к биологии — к органической жизни, к живому телу, которое всегда подвержено влиянию психики — и, кроме того, переносили неизбежно обманчивые результаты с животных на человека.

Медицинская наука с опорой на теоретическую биохимию, по той же причине, что и бернардизм, с самого начала была обречена на провал. Дело в том, что в биологии не существует унификации. В случае с органической жизнью индивидуальные реакции всегда разные — так обстоят дела у людей, животных и растений.

Постоянных штаммов бактерий тоже не бывает, потому что они подвержены беспрерывным мутациям. Если наука разрабатывает якобы эффективное химическое оружие от определенного штамма бактерий, некоторые оказываются устойчивы к нему — и, в соответствии с дарвиновским принципом естественного отбора, таковыми оказываются самые сильные. Выжившие бактерии мутируют таким же образом, как и их предки, и образуют новые штаммы, отличающиеся от предыдущих, и более устойчивые. Плюс это происходит с такой скоростью, за которой никакое исследование не поспеет.

Бактерии размножаются в геометрической прогрессии, и их количество увеличивается вдвое каждые полчаса. То есть, теоретически за несколько дней мог бы возникнуть новый штамм, и его было бы достаточно для заражения людей совсем новой болезнью. Для одной столько идентификации этой бактерии потребовались бы годы, потом еще годы для совершенствования так называемых лекарств от собственноручно сделанной болезни. Короче, излечение несет только природа. Человек же убежден, что главная роль значится за ним. Это факт, который философы всегда понимали. Но не современные ученые. Они слепо убеждены, что владеют планетой, приручают природы, и заставляют так думать других.

В 1871 году Р. Мали (R. Maly) стал издавать в Германии «Годовой доклад об исследованиях химии животных» (Jahres-Bericht über die Fortschritte der Tier-Chemie), который до 1919 года выходил в виде ежегодных номеров. Он включал в себя все статьи на тему биохимии из разных научных журналов. С тех пор область биохимии расширилась настолько, что ни один человек не может знать ее полностью, не говоря уже о том, чтобы идти в ногу с постоянными изменениями.

Сегодня он может исследовать только маленький участок этой огромной сферы. Но и маленький участок при более внимательном рассмотрении может оказаться таким сложным, что потребуется больше специализаций, и по этой причине целое упустят из вида или, по меньшей мере, будут им пренебрегать. Вполне вероятно, что специалист вообще не видит дерева, так как находится вблизи ветки, не видит ветки, так как находится вблизи листа, не видит листа, так как находится у стебля. А при ближайшем рассмотрении стебля обнаруживает совершенно новый мир, включающий в себя много новых миров, которые требуют специализаций.

Такое положение в будущем должно усугубиться, потому что объем знаний многократно увеличивается, появляются новые теории, становится больше фактов и цифр, совершенствуются методики исследования. Все это имеет главным образом теоретическую ценность и все больше отдаляет ученого от понимания биологии, жизни и здоровья. Число вещей, которые необходимо исследовать, увеличивается, и ученый становится все более близоруким. Это сродни использованию очков со все более толстыми линзами, чтобы можно было видеть все более мелких насекомых — насекомых внутри насекомых, которые тоже, в свою очередь, находятся внутри насекомых.

Такое происходит во всех естественнонаучных областях, но в наибольшей степени все-таки в медицине. Когда студент выбирает себе какую-то дисциплину, он учится у специалиста, чьи знания лишь количественно обширны, а на практике ограничиваются его сферой, и эта область в его глазах расширяется и искажается линзами специализации, а окружение стирается. Специалист может знать про определенный тип клеток все, но про другие типы гораздо меньше и еще меньше про целостный организм.

Профессор Ульрико де Айхельбург (Ulrico di Aichelburg), регулярно публикующий медицинские статьи во влиятельной итальянской еженедельной газете Epoca, заявляет с гордостью 11 ноября 1973: «Сегодня у врачей есть в распоряжении огромное количество диагностических тестов. Сейчас уже возможно распознать и описать не менее 8000 симптомов, так называемых симптомокомплексов, и каждый этот симптом требует соответствующего лечения… Необходимо использовать электронные компьютеры, чтобы разбирать огромные множества новых фактов, которые наступают, подобно ураганному огню, вместе с тысячами публикаций и сотнями медицинских конгрессов».

Настоящие болезни — задуманные природой, а не созданные в лабораториях вследствие некомпетентности — можно пересчитать на пальцах одной руки. Лечение этих болезней в самой природе — иначе его найти нельзя. Тем не менее, согласно Айхельбургу, современная наука открыла и описала не менее 8000 синдромов — 8000 синдромокомплексов, чтобы врач, желающий найти свой путь в этом лабиринте, использовал электронный компьютер. Кто в состоянии выявить и вообще запомнить 8000 симптомов?

Статья Айхельбурга вышла в свет в 1973 году. С тех пор число 8000, должно быть, удвоилось, как грибы после дождя, а причина тому — биохимические капризы моды, которые распространяются, подобно раковым клеткам, и побуждают индустрию к производству все большего количества препаратов, все большего количества ядов, которые неизвестным образом вредят здоровью человека и создают новую болезнь — повод для представления еще одного нового препарата.

В 1975 году существовало 67 специальностей, признанных Американской медицинской ассоциацией (American Medical Association), и для каждой имелись свои техники, обслуживающий персонал, теоретики, журналы, конгрессы и т.д. Крупный интернациональный конгресс можно сравнить с тяжелым случаем элефантиазиса — неизлечимой болезни, при которой отдельные части тела раздуваются и становятся бесформенными. Часто заявления подают 5000 участников, приезжают же 8000 человек, а программа такая же толстая, как телефонный справочник крупного города. На 6–32 одновременных заседаниях делается около 2000 докладов, авторы читают свои труды, напечатанные месяцем ранее, и говорят так тихо, словно не хотят потревожить своих спящих коллег.

Тем не менее, если сегодня больной человек выздоравливает, это происходит вопреки лекарствам, прописанным врачом или рекламой, а не благодаря им.

Архитектор не боится построить дом для своих детей, так как знает, что это точная наука, не имеющая в основе предположений и суеверий. Врач же в случае серьезной болезни своего ребенка привлекает других врачей, потому что не доверяет своей собственной науке. И он прав. Он все чаще слышит о болезнях, которые считались ликвидированными, но самым коварным образом возвращаются, часто в результате современных исследований.

Пример тому — малярия. В течение какого-то времени считалось, что она побеждена в южной Азии. Но в 1975 году ВОЗ признала, что заявления о победе преждевременны. В Индии в 1965 году наблюдалось всего 125 000 случаев заболевания малярией, а в 1975 году этот показатель достиг рекордного значения — 4 миллионов. В Пакистане (в те времена ему принадлежал еще и Бангладеш) общая заболеваемость снизилась с 10 миллионов до 9500 в 1961 году, но в 1975 ее оценили в 10 миллионов. В тот же год на тогдашнем Цейлоне насчитали не менее 500 000 случаев, хотя в 1963 году было всего 13 жертв болезни (1 января 1975 года журнал Time посвятил медицинскую рубрику этой проблеме).

Здравый смысл и мудрость Гиппократа не совместимы с разрастающимся арсеналом, с помощью которого кормится нынешняя традиционная медицина. Если раздается умный и смелый голос, органы здравоохранения и общественность его намеренно пропускают мимо ушей. Профессор Роже Мучиелли (Roger Mucchielli) из Университета Парижа пишет в своей книге Caractériologie â l’âge scientifique (издательство de Griffon, Невшатель, 1960): «Официальная медицина упорно не замечает знаков, предвещающих ее собственный конец, но она уже пронизана веяниями, вновь черпающими глубокое вдохновение в трудах Гиппократа».

Другой французский медик, профессор Морис Делор (Maurice Delort), заявил откровенно на торжественном заседании Академии Бурже (Academy de Bourges, 16 декабря 1962): «Современная медицина находится в конце своего пути. Ее больше нельзя трансформировать, модифицировать, реорганизовывать. Это пытались сделать слишком часто. Современная медицина должна умереть, чтобы родиться заново. Мы должны подготовить ее полное обновление».

Клетка
Человек по своей природе конформист и стадное животное, склонное к подражанию, и поэтому он склонен следовать за большинством в своем внешнем и внутреннем поведении. Это понятно: так он чувствует уверенность. Гораздо сложнее объяснить, почему он так часто наотрез отказывается осознать аргументированную ошибку, ведь он свято убежден в своем здравомыслии. И почему после признания ошибки на смену ей приходит еще более серьезное заблуждение? Все это заставило Роскоммона (Roscommon) сказать: «Большинство всегда неправо». Таким образом, большинство просто заменило галенизм бернардизмом. И большинство ошибок человечества, если не все, имеют в своей основе скорее мышление, чем интуицию или инстинкт.

Согласно Аристотелю, чья философия в течение долгого времени считалась высшей ступенью человеческого разума, тяжелый камень должен падать быстрее, чем легкий. Сегодня нас удивляет даже в большей степени, чем сама ошибка, тот факт, что ни Аристотелю, ни кому другому в течение веков не пришло в голову проверить это утверждение. Вот почему пределы человеческого мышления всегда ограничены клеткой, которая соответствует тому или иному периоду. С течением времени клетка медленно движется — не обязательно вперед, но все-таки движется — и при этом отдельные индивидуалисты, находящиеся внутри, толкают его, в результате, она несколько расширяется; но образ мышления за решеткой остается ограниченным, ибо не может выйти за ее рамки.

Во времена Аристотеля и на протяжении почти 2000 лет после него клетка не давала человеческому сознанию придумать экспериментальный метод. Человечество вынуждено было ждать Декарта, который выдвинул этот метод, а некоторые его предприимчивые современники делали иллюстрации. Одним из таковых стал Галилео Галилей, который решил проверить теорию Аристотеля о двух камнях и сразил мир выводом, что легкий камень падает с той же скоростью, что и тяжелый. Человечество должно было ждать этого простого вывода миллионы лет.

Во время быстрого расширения границ человеческих знаний на место прежних неправильных взглядов картезианские образ мышления, интуиция и философия, старые заблуждения сменились гигантской новой ошибкой, ошибкой, которая с самого начала заложила основу для будущих провалов, потому что она увела ничего не подозревающих ученых от жизненной правды и, следовательно, от научных идеалов.

Их отдаление от действительности выразилось в том, что они отрицали смысл и даже существование всего того, что нельзя сфотографировать, привести в движение или измерить.

Идея сжигать живых животных в печи, «чтобы разгадать тайны температуры», могла родиться только в таком мозгу, который находится в плену механистических представлений о жизни и здоровье, как, например, у Клода Бернара. Основатель сегодняшнего вивисекционного метода — большинство учебников до сих пор называют его «гением» — доказал, что он не понимает разницы между причиной и следствием и не осознает простого факта: повышенная температура — последствие болезни, а не ее причина. И современная медицина таким же образом «лечит» болезни, подавляя симптомы, хотя они очень часто — например, в случае с температурой — выступают в роли природных средств излечения болезни.

В публичной дискуссии, организованной журналом Epoca («Эпоха») осенью 1973 года, один ученый уверял, что «в лаборатории можно получить эстроген, идентичный натуральному». Это высказывание принадлежит профессору Сильвио Гараттини (Silvio Garattini), руководителю фармакологического исследовательского института Марио Негри (Mario Negri) в Милане. Epoca пишет про него: «Один из важнейших европейских исследовательских центров среди занимающихся раком, нервной системой, артериосклерозом. Более 400 опубликованных и разошедшихся по всему миру трудов свидетельствуют о результатах его работы в течение десятилетия».

Вопрос не только в том, каковы «результаты» этих так называемых исследований — во всех трех областях, названных Epoca, за 10 лет работы института все изменилось только в худшую сторону — профессор Гараттини воплощает тип ученых, способных мыслить в узких рамках клетки под названием бернардизм, его ограничивают догмы Клода Бернара.

На самом деле, заверения о природном эстрогене, получаемом в лабораторных условиях, находятся на том же уровне, что и утверждения Бернара о применимости результатов опытов на животных к людям (а между тем выяснилось, что синтетический эстроген вызывает рак).

Итак, работник лаборатории исследует природный эстроген, то есть, половой гормон, производимый живым организмом, и устанавливает его химическую формулу. На основании этого анализа лаборант потом производит продукт, который теоретически имеет те же химические составляющие, что и оригинал — то есть, химическая версия имеет с ним теоретическое сходство. Но в действительности эти два продукта ни в коем случае не идентичны, потому что анализ определяет лишь неактивные или безжизненные составляющие оригинала, его сырье, которое, по мнению Клода Бернара, всегда находится на первом плане, а не важнейшие элементы, образующие живую, а не неактивную часть организма и потому недоступные для какого-либо химического анализа. Они происходят от самой жизни и обусловлены витализмом, который неподвластен идентификации и классификации. Именно витализм в конце концов свел Клода Бернара с ума.

Более того, в синтетических заменителях натуральных продуктов не только отсутствуют важные составляющие оригинала, но также в большинстве случаев присутствуют вредные вещества, не встречающиеся в природной субстанции.

Еще несколько десятилетий назад руководитель отделения химиотерапии Британского Национального института медицинских исследований (British National Institute for Chemical Research) опубликовал в Medical World (март 1956, с.437) статью про современную химиотерапию. Он пишет: «Токсическое воздействие сегодня бесспорно, и в медицинских журналах множество сообщений о случаях, когда пациент получал больше вреда от лечения, чем от изначальной болезни».

То есть, эксперты уже давно указывают на то, что постоянное производство новых препаратов приносит людям не благо, а вред. А ситуация с тех пор ухудшилась. Но органы здравоохранения не вмешиваются.

Очень уж многим людям нынешняя система приносит доход.

Дьявольские чудеса
Еще в 1961 году доктор Уолтер Моделл (Walter Modell) с медицинского факультета Корнелльского университета (Cornell University Medical College) — Time назвала его одним из самых выдающихся американских специалистов в области лекарственных препаратов — писал в Clinical Pharmacology and Therapeutics: «Когда же они поймут, что лекарств слишком много? В настоящее время применяется не менее 150 000 препаратов. Ежегодно на рынке появляется около 15 000 новых композиций и дозировок, а около 12 000 — его покидают. У нас просто нет такого количества заболеваний. В настоящее время самыми полезными являются новые лекарства, которые нейтрализуют неблагоприятное действие других новых лекарств» (Time, 26 мая 1961).

Доктор Моделл ввиду своего высокого положения не мог сделать откровенного заявления. Почему до сих пор такого огромного количества лекарств недостаточно? Очевидно, их недостаточно, потому что они не лечат. Большинство из них представляют собой не что иное, как симптоматические средства, которые в лучшем случае безвредны, но зачастую оказываются опаснее болезни, которую они призваны лечить; такие вещества подавляют симптомы и, следовательно, имитируют выздоровление, а на самом деле отравляют организм и еще больше выводят его из равновесия.

Болеутоляющий препарат усыпляет нервы и они, таким образом, успокаиваются; но болезнь, ставшая причиной боли, развивается дальше, и больной этого не замечает до тех пор, пока боль вновь не исправит положение. Если у человека от расстройства желудка болит голова, таблетка может устранить головную боль, но проблемы с желудком в дальнейшем проявятся в более серьезной форме. Человек, страдающий от запора, принимает слабительное, что еще больше усилит его предрасположенность к запорам.

Адренокоптикотропин и кортизон были бурно встречены как лекарства от ревматизма и многих других болезней, но в дальнейшем наступило разочарование не только потому, что они оказались в лучшем случае симптоматическими средствами короткого действия, но и вследствие их вреда для сердца, почек, печени и нервной системы — последнее зачастую хуже изначальной болезни.

Тяжесть в желудке — это предупреждение природы, что человек съел слишком много; можно сказать, что таким образом привратник «закрывает дверь». Многие средства для улучшения пищеварения, которые переполняют рынок, берут на себя функцию желудка, в результате, он перестает производить желудочный сок и становится более вялым. Кроме того, эти медикаменты отравляют печень, ухудшая состояние пациента. Другие препараты заставляют привратник открыться, и пища из желудка попадает в кишечник, хоть еще не готова к этому. Оба средства могут принести временное облегчение, что дает повод чревоугоднику не обращать внимания на предупреждения природы и следовать за рекламной приманкой. Вместо того, чтобы сократить количество пищи, он ест больше и полагается на «чудо-средство» — до тех пор, пока у него не возникнет язва кишечника, из которой часто развивается раковая опухоль.

Если человек страдает артериосклерозом, выражающемся в сердечных приступах, никакое лекарство не спасет его от дальнейших опасностей, вроде инсульта или сморщенной почки. Если человек, испытывающий нервное напряжение, прибегает к успокоительным препаратам, у него со временем начнутся проблемы с печенью, в результате, он станет еще более нервным, либо же у него разовьются психические нарушения, не говоря уже о том, что успокоительные средства могут нанести необратимый вред глазам.

Больные артритом, которые предпочитают скорее заглушать боль лекарствами, чем делать регулярные физические упражнения, могут быть уверены лишь в одном: их страдания усилятся, и они должны считать себя счастливчиками, если им не придется сидеть 10 лет в инвалидной коляске. Еще более вредны препарата от насморка и гриппа, например, противогистаминные средства, скрывающие симптомы, и антибиотики, ослабляющие естественные антитела организма и способные превратить временные болезни в хронические. Не говоря уже о предполагаемом канцерогенном действии большинства антибиотиков: это подозрение все больше укрепляется. Даже передозировка витаминов может вызвать многие болезни, в том числе и рак.

Медицинская комиссия, учрежденная президентом Чили Сальвадором Альенде (Salvador Allende), который и сам был медиком, незадолго до его убийства в 1973 году, пришла к выводу, что во всем мире существует всего около двух десятков лекарств, которые имеют выраженное терапевтическое действие, и что мировую фармакопею можно сократить соответствующим образом (Nouvel Observateur, 20 октября 1974).

Разумеется, доклад чилийской комиссии не был реализован на практике. Всемирная организация здравоохранения в Женеве, транснациональные фармацевтические гиганты, традиционная медицина — короче, все, кто наживается на лекарствах — не вняли ему.

Вполне логично, что люди, не испытывающие угрызений совести из-за того, что распоряжаются человеческим здоровьем для зарабатывания денег или поиска славы, могут безразлично или даже с усмешкой наблюдать за мучениями миллионов животных. На самом деле, фармацевтическая индустрия виновата в постоянном распространении вивисекции и ухудшении здоровья населения в XX веке.

Британский историк медицины Брайан Инглис (Brian Inglis) пишет в своей книге Drugs, Doctors and Diseases (1965): «Количество экспериментов на животных продолжает расти из года в год не потому, что на рынке появляются все более совершенные и безопасные лекарства, а просто потому, что в продажу поступает большее их количество». Парадоксально, но замедление темпов роста числа экспериментов на животных стало отражением все большего осознания того, насколько неадекватны были эти тесты в прошлом. «В биологических исследованиях принято считать, — говорится в Отчете экспертного комитета по токсичности лекарственных средств британской фармацевтической промышленности (Report of the British Pharmaceutical Industry’s Expert Committee on Drug Toxicity), — что информация, полученная на одном виде животных, не является адекватной ни для какого другого вида». Таким образом, вопрос нахождения компромисса между жестокостью к животным и пользой, которую извлекает человечество из их страданий, больше не стоит, потому что теперь в этом нет необходимости. Животные умирают, чтобы ежегодно в продажу могли поступать сотни новых лекарств; но выгодно это скорее промышленности, чем человечеству».
*

В августе 1973 года швейцарская фирма «Хоффман-Ля Рош» (Hoffmann-La Roche) — химическая компания, из-за которой летом 1976 года в Италии произошла трагедия с препаратом Seveso — заявила о своем намерении строить очередной завод исключительно для производства витамина С, и стоимость проекта составит 200 миллионов швейцарских франков.

Витамин С легко купить во всех аптеках мира, а также получить с пищей. Раз в распоряжении фирмы «Хоффман-Ля Рош» имелись 200 миллионов франков, наиболее прибыльное их вложение было в очередную химическую фабрику. Между тем в близлежащем Сиссельне появилось другое коммерческое предприятие — питомник лабораторных животных, главным образом биглей и кошек, и он поставлял свою «продукцию» всем трем швейцарским химическим гигантам — «Хоффман-Ля Рош», «Сиба-Гейги» (Ciba-Geigy) и «Сандоз» (Sandoz). Потом некоторых животных кормили ненормальной пищей, в результате, они заболевали и умирали, и фирма «Хоффман-Ля Рош» тем самым решила доказать ничего не подозревающим людям, что синтетических витамин С их производства необходим для здоровья.

Несколько десятилетий назад американцев уверяли, что ежедневный прием больших доз витамина С покончит с большинством болезней и в любом случае повысит сопротивляемость к инфекциям, насморку и гриппу.

В результате, в последующие годы число рабочих часов, которые оказывались потеряны из-за простуды и гриппа, неуклонно росло — параллельно с приемом витамина С, который присутствовал почти во всех лекарствах от простуды.

Гейлорд Нельсон (Gaylord Nelson), сенатор из Висконсина, в декабре 1972 года провел слушания по поводу того, что широко рекламируемые средства от простуды — это самый настоящий скандал. Трое выдающихся врачей из Монопольного подкомитета Сената воспользовались случаем предупредить, что от насморка нет лекарства, громко рекламируемые медикаменты могут быть даже опасны, а для борьбы с чиханием и кашлем горячий суп полезнее препаратов, продающихся в аптеках (Рейтер, International Herald Tribune, 6 декабря 1972).

Ведущий американский врач, который в промежутке с 1942 по 1974 год провел многочисленные исследования, пришел к выводу, что «витамин С бесполезен при простуде». Этим врачом был доктор Томас Чалмерз (Thomas Chalmers), президент Нью-Йоркского медицинского центра «Маунт-Синай» (Mount Sinai Medical Center); он делал доклад на данную тему на 58-м годичном собрании Американского общества экспериментальной биологии и опроверг Лайнуса Полинга (Linus Pauling), открывателя витамина С и лауреата Нобелевской премии за 1954 год. Доктор Чалмерз предостерегал от длительного приема витамина С, «потому что еще нет данных о его токсичности в долгосрочной перспективе» (Ассошиэйтед Пресс, International Herald Tribune, 11 апреля 1974).

Если бы добавление ненужных доз витамина С было просто бесполезным, мы могли бы говорить об обмане со стороны химической индустрии. Но все гораздо хуже. 29 августа 1974 года медицинская статья в миланской газете Corriere della Sera указывает на следующее:

«Избыточные дозы витамина С могут вызвать цингу у новорожденных, потому что после рождения они внезапно лишаются аскорбиновой кислоты в большой концентрации».

Это невероятно. Как свидетельствует история медицины, грамотные клинические наблюдения показали нам, что недостаток свежих продуктов может вызвать серьезные заболевания. Организм автоматически извлекает из естественной, свежей, разнообразной пищи необходимые вещества и удаляет излишек. Нам нет нужды выяснять, что такое «сбалансированная» диета. Организм сам позаботится о равновесии. Но медики поверили пропаганде индустрии и несколько лет назад начали прописывать беременным женщинам сверхдозы витаминов, особенно витамина С, который на тот момент еще не обнаруживал никакого отрицательного воздействия.

Но между тем выяснилось, что повышенные дозы синтетических витаминов могут нанести серьезный вред. Это происходит следующим образом. Организмы беременной женщины и плода привыкают удалять излишек витамина С. Но после рождения ребенок внезапно перестает получать избыточное количество витамина С, вместе с тем, его организм привык выводить витамин С и удаляет даже необходимую часть, которая поступает с пищей. Вот так среди новорожденных возникали смертельные случаи цинги — из-за витамина, которого при среднестатистическом питании поступает достаточно, и который защищает от цинги. Дьявольское чудо.

Но бывает и гораздо хуже: «Есть сообщения о том, что избыточное введение витамина А препятствует развитию костей и способствует образованию опухолей. Избыток витамина D может привести к повреждению почек и нервной системы, иногда со смертельным исходом». Это утверждает Брайан Инглис — причем отнюдь не первым — в уже упомянутой книге Drugs, Doctors and Diseases.

На самом деле, восхваляемые витамина относятся к чудо-средствам, которые совершают чудеса только для их производителей.

В противовес Брайану Инглису, который занимался исключительно историей медицины, доктор и профессор Гвидо Фанкони (Guido Fanconi) из Университета Цюриха работал детским врачом и снискал авторитет как медик после выхода книги Der Wandel der Medicine (издательство Huber, Берн, 1970). В ней он разоблачает синтетический витамин К, который, так же как и сульфонамид, вызывает «острую гемолитическую анемию» (она может быть предвестником лейкемии) и указывает на то, что вследствие избытка витамина D наблюдаются бесчисленные проблемы со здоровьем, в том числе повреждения почек, гипертония и болезни сердца.

На страницах 141–142 он высказывает идею, что идиопатическая гиперкальцемия, препятствующая физическому развитию детей, связана с излишним введением витамина D. Кроме того, он доказал, что гиперкальцемия — нарушение обмена веществ вследствие повышенного уровня кальция — часто связана с пороками сердца и серьезными нарушениями в легочной артерии.

Торговцы смертью
Профессор доктор Гвидо Фанкони (Guido Fanconi) говорит на странице 59 уже упомянутой книги, что среди лаборантов и работников института — чудовищная зависимость от таблеток. Вина лежит прежде всего на врачах и фармацевтической индустрии, потому что доверчивая молодежь находится целиком в их власти.

Конечно же, производителей не только неэффективных, но и вредных лекарств, врачей, прописывающих их, аптекарей, продающих их следовало бы серьезно наказать, так же, как наркодилеров. Большинство безрецептурных лекарств в долгосрочной перспективе причиняют здоровью гораздо больший вред, чем марихуана, продажа которой во многих странах запрещена. Что же мы должны думать о правительствах и законодателях, поддерживающих такое законодательство, из-за которого миллионы потребителей обретают зависимость от вредных, а иногда и смертельно опасных таблеток?

Разумеется, система не утвердилась бы без помощи самих пациентов. С давних времен люди верили скорее в волшебную силу, чем в науку. Учение Гиппократа было строго научным, оно опиралось на логику и на опыт. Но оно было слишком логическим, и человечеству, которое становилось богатым и ленивым и начало страдать от рукотворных заболеваний, вроде подагры, болезней печени и почек, было неудобно следовать такой теории. Поэтому пришли волшебники — пришли, чтобы остаться. Они и сегодня здесь, в их руках — бразды правления.

В XIII веке Фридрих II из Гогенштаухена, король Сицилии и Германии, издал первый приказ, который был призван защитить больных от шарлатанов и разрешал заниматься лечебной деятельностью только врачам, имеющим разрешение — этот термин появился тогда. С течением времени шарлатаны взяли власть и позаботились о том, чтобы истинные врачи гиппократовской школы, угрожающие разрушить прибыльную медицинскую торговлю с помощью простого природного лечения, оказались вне закона.

Сегодня «чудо-средства», которые описываются с помощью непонятных наукообразных формул, заменили таинственную абракадабру и магические зелья мрачного Средневековья, и, очевидно, чем дороже препараты, тем более заметно их психосоматическое действие, как в темные века.

Но тот факт, что пациенты сами виноваты в своей болезни, не оправдывает правительства и законодателей. Современное государство, претендующее на просвещенность, обязано защищать граждан от их глупости и слабости. Государство не позволяет своим гражданам разрушать свое здоровье наркотиками; оно не считает, что распоряжение здоровьем или деньгами — это личное дело каждого. Современное государство считает своим долгом защитить менее умных и более доверчивых граждан от обмана. Сфера медицины — самое явственное исключение, ибо государственные деятели сами стали жертвами господствующей системы, сами того не осознавая. В результате, мощное медико-фармацевтическое лобби может отделаться от всего. Если что-то не удается, оно призовет устранить причиненный им же вред — разумеется, за плату, увеличивая, таким образом, прибыль. А медицинские власти отказывают посторонним людям в праве судить их, утверждая, что единственные эксперты в данной области — это они сами. В результате, они могут безнаказанно производить препараты, вызывающие рак, выгодно продавать их, а потом получать просьбу «вылечить» рак, который был создан ими же. Пример тому — трагедия со стилбестролом, которая, возможно, еще только на начальной стадии.

Ответственные органы здравоохранения — соответствующие министерства, федеральная Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (Food and Drug Administration) в США и ее европейское отделение, находящееся в Женеве и известное как Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) — вмешиваются лишь тогда, когда уже невозможно скрыть вредное действие препарата, который в течение долгого времени тестировался на животных. Но в таких случаях они сразу же разрешают заменить его на другой медикамент, который по прошествии какого-то времени окажется столь же (а то и более) опасным, потому что он был разработан при помощи тех же непригодных методов. Данная система укоренилась в большей степени, чем какая-либо иная система в истории человечества, хотя она оказалась наиболее опасной. И она держится в первую очередь на жажде прибыли.
*

Началось все после Второй мировой войны, когда у обеспеченного общества появилась возможность отдавать большие деньги за снятие своих постоянных страхов перед болезнями и болью, старостью и смертью. Вот так химическая индустрия стала одним из самых прибыльных направлений в мире, и производители решили прибрать к рукам обучение медиков. Они стали учить врачей, как надо лечить пациентов — чтобы сами они могли заработать деньги. И выражение «лекарство на рынке» стало наиболее известным клише, означающим любой товар, которого слишком много, или на который надо создать спрос.

Экспериментаторы, которых становилось все больше, и которые, подобно Бернару, никогда не занимались практикой, а работали с мышами, кроликами, морскими свинками, кошками, обезьянами, были уполномочены разрабатывать «чуда-средства» для замены препаратов, переставших приносить прибыль, так как либо потребители убеждались в их бесполезности, либо службы здравоохранения не могли больше закрывать глаза на их вред. Массивная пропаганда, получающая финансовую подпитку из растущей прибыли, убеждала врачей назначать новые лекарства, которые рекламировались как более эффективные и менее вредные, по сравнению с прежними — явное противоречие, поскольку чем эффективнее продукт в одном отношении, тем он должен быть вреднее в другом.

В мае 1961 француз доктор Пьер Боске (Pierre Bosquet) пишет в Nouvelle Critique: «Исследования строго подчиняются непосредственной коммерческой прибыли. В настоящее время болезнь — это главный источник средств для фармацевтической индустрии, и врачи охотно становятся посредниками».

Конечно, не все врачи действуют из корыстных побуждений, наоборот, большинство из них сами становятся жертвами обмана, царящего в медицине, обманутыми обманщиками. Они видят, что эта система легальна, устраивает пациентов и им самим приносит прибыль и потому не видят причин выступать против нее.

Тем не менее, в сентябре 1974 доктор А. Беда (A. Bédat), президент Швейцарского объединения фармацевтов (Swiss Pharmacists Federation), заявил на международном конгрессе в Риме, что из-за переизбытка лекарств, выписываемых врачами в Швейцарии, аптекари начали протестовать. Таким образом доктор Беда указал на то, что на пациентах лежит вина: они отказываются от традиционного лечения, хотят сразу же выздороветь и требуют медикаменты — чем больше, тем лучше. А врачи подчиняются им, чтобы не потерять клиентов.

Медицина, как и все профсоюзные объединения, ставящие главной целью службу своим собственным интересам, попала в ловушку индустрии. Эта ловушка дразнила запахом денег.
*

Когда в конце 1940-х годов пенициллин внезапно подешевел вследствие перепроизводства, врачи стали использовать его бездумно, в том числе при легком гриппе и насморке, в результате, организм утрачивал собственную способность вырабатывать природные антитела. Врачи назначали имеющиеся антибиотики — среди которых многие оказывались в ряде случаев смертельными, например, хлоромицетин — даже для профилактики, во время и после операции, не отдавая себе отчет, что таким образом они ослабляют человеческий организм и одновременно очень укрепляют разные штаммы бактерий, в результате, некоторые из них становятся устойчивыми к антибиотикам. Таким образом, современная наука еще в 1940-е годы начала делать людей слабыми, а бактерии сильными.

Последствия начали проявляться в 1950-е годы, когда разные больницы регистрировали эпидемические вспышки, и антибиотики с ними не справлялись. В США за один год произошло более 100 подобных эпидемий; в одной из техасских больниц во время такой вспышки умерло 22 пациента. Традиционная медицина пробовала выставить как довод то, что использование всех этих антибиотиков, невзирая на опасность, было оправдано, ибо таким способом удалось спасти много человеческих жизней. Но факты в очередной раз свидетельствовали о другом.

Джон Лир (John Lear), научный редактор американского журнала Saturday Review, написал в связи с «чудо-средствами» об исследовании, которое было проведено доктором Чарльзом Генри Кемпе (Charles Henry Kempe) из Университета Чикаго (University of Chicago): «Сообщение показывает, что антибиотики, принимаемые для профилактики, больше вредят, чем помогают. Исследование доктора Кемпе сообщает о 250 «чистых» операциях. Из 250 пациентов 154 не получали антибиотиков. Из этих 154 человек лишь у 7,8% наблюдались побочные эффекты, связанные с бактериями. Остальные 96 пациентов из экспериментальной группы получали профилактические антибиотики. У 37,5% из этих 66 человек наблюдались бактериальные осложнения, хотя они получали антибиотики. «Как показывают наши результаты, — заявляет доктор Кемпе, — при чистых операциях бактериальные осложнения встречаются в 5 раз чаще в случаях, когда пациенты для профилактики получают антибиотики».

Гонорея (триппер), относительно несерьезное венерическое заболевание, без лечения может перейти в хроническую форму и сделать человека инвалидом. Древние римляне лечили его по рецепту Гиппократа. Процесс выздоровления был длительным, метод работал надежно и не требовал затрат: lectus et lac, то есть, постель и молоко давали возможность природе, suprema guaritrix, победить болезнь. Во времена моей юности использовались сильные антисептические препараты, их надо было принимать в течение долгого времени. Потом появились чудо-средства — таблетка либо инъекция — и через два дня пациент был уже готов к новым приключениям. Но и в этом случае из выживших бактерий развивались более выносливые штаммы, которые оказывались устойчивы к антибиотикам и, возможно, даже к постели и молоку. Иными словами, люди прошлого знали, как лечить гонорею, а сегодня, благодаря современной науке, болезнь окрепла и расширилась, причем до такой степени, что в 1976 году ВОЗ была вынуждена забить тревогу.

В Figaro (Париж, 18 сентября 1976) в статье под названием «Предупреждение ВОЗ: пенициллин больше не лечит гонорею» можно прочитать следующее: «Предупреждение ВОЗ важно по причине того, что гонорея, которая почти исчезла после Второй мировой войны, с 1960 года снова начала распространяться все больше. Она стала вторым по распространенности инфекционным заболеванием после гриппа». Очередное дьявольское чудо.

И: «Ровно спустя 30 лет после введения пенициллина, являющегося высокоэффективным препаратом против обеих самых распространенных венерических болезней, врачи-специалисты были вынуждены констатировать «Сифилис и гонорея достигли невиданных ранее масштабов!»

Так начиналась статья «Венерические заболевания выходят из-под контроля?» (Geraten Geschlechtskrankenheiten ausser Kontolle, Tages-Anzeiger, Цюрих, 4 сентября 1972). В ней мюнхенский дерматолог доктор О. Браун-Фалько (O. Braun-Falco) изложил причины, а во время беседы за круглым столом указал, что в те дни в больнице Карлсруэ проводилась неделя терапии для 24 немцев.

Врачебное сообщество возложило ответственность за распространение гонореи не сколько на медицинские, столько на «социально-психиатрические» факторы: люди же сегодня больше путешествуют! Но это продолжалось недолго: врачи заметили, что что-то не так с точки зрения медицины.

22 ноября 1976 года журнал Time сообщает следующее: Гонорея уже достигла масштабов эпидемии — только в США насчитывается 3 миллиона случаев этой болезни, а во всем мире около 100 миллионов — хотя раньше врачи ее могли дешево и эффективно лечить большими дозами антибиотиков. Несколько лет назад появились относительно устойчивые штаммы гонококков, но даже эти сильные бактерии в конце концов поддаются повышенным дозам антибиотиков. Чего нельзя сказать о новейших штаммах; впервые гонококки проглотили без вреда для себя пенициллин… Никто не знает с уверенностью, каким образом гонококки обрели эту тревожную новую способность». Комментарий, неприятно поражающий своей правдивостью: причина — на ладони.
*

Уже невозможно отрицать ущерб, причиненный антибиотиками и неспособностью понять современную науку, здоровье, биологию и природу, вследствие масштабов вреда. Ниже мы приведем выдержку из серии статей, которые были опубликованы доктором Райга (Raiga) в 1962–1963 годах во французском журнале Bulletin de l’Association Générale des Médecins de France: «За последние 10 лет чисто штаммов стафилококков, устойчивых к пенициллину, постоянно возрастает, особенно в больницах, там мы своими глазами видели, в каких количествах возникают и распространяются серьезные стафилококковые инфекции при лечении совсем других болезней. Прежде всего это происходит в родильных домах, где эпидемии подобных инфекций достигли катастрофических масштабов. По трагической иронии судьбы, сегодняшнее лечение виновато в том, что стафилококковые инфекции распространяются все больше; при этом они были призваны — по меньшей мере, сначала — бороться с инфекцией. Такие заболевания оказываются еще более серьезными, если они возникли из-за антибиотиков, к которым врач прибегает для лечения безобидных болезней, которые прошли бы и без лечения. В таких случаях медикамент, несомненно, становится причиной лекарственной смерти.

Десять лет прошло, прежде чем так называемая медицинская наука в США догнала свой европейский аналог. Только в декабре 1972 некоторые служащие Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (Food and Drug Association) потребовали от Монопольного подкомитета Сената радикальных реформ, «чтобы удержать врачей от прописывания антибиотиков при болезнях, при которых они не действуют, и в случаях, когда заболевание можно вылечить другими надежными способами».

Доктор Гарри Ф. Даулинг (Harry F. Dowling), специалист в области инфекционных заболеваний, отставной профессор Университета Иллинойс (University of Illinois) и бывший председатель Совета по лекарствам в Американской медицинской ассоциации (American Medical Association), сделал заявление, из которого следует, что врачи выписывают антибиотиков в 10–20 больше оправданного с медицинской точки зрения количества. Он продолжает: «В течение нескольких лет мы исходили из того факта, что от тифа существует два надежных средства: хлорамфеникол и ампициллин. Потом обнаружился штамм туберкулеза, который устойчив к хлорамфениколу, а теперь — и к ампициллину. И вскоре мы вернулись в 1930-е годы, когда от этой болезни не существовало эффективного лекарства». Затем доктор Даулинг еще раз обратил внимание на более ранние тревожные сигналы из Франции и заявил перед комиссией, что среди пациентов, проходивших лечение в стационарах, наблюдалось больше случаев заражения крови вследствие устойчивых к антибиотикам бактерий (International Herald Tribune, 9–10 декабря 1972).

Количество врачей, которые уясняют для себя сущность антибиотиков, явно возрастает, но они не знают, как им себя вести, так как очень уж давно они ступили на неправильный путь и теперь не находят ни сил, ни мужества вернуться обратно. Как сообщает консервативная римская газета Il Tempo (31 июля 1976), лауреат Нобелевской премии Джеймс Баниелли (James Banielli) заявил: «Антибиотики причинили вред, который значительно перевешивает их положительное действие». Среди прочего, он перечисляет хронические заболевания, особые инфекции, аллергические реакции, отравление клеточной ткани, дефицит витаминов.

Невозможно выяснить — даже приблизительно — сколько человек умерло вследствие медицинских вмешательств. Ни один врач не захочет взвалить на себя процесс и признать в ходе него, что пациент умер от одного из выписанных им препаратов. Точно так же коллеги не станут давать показания против него, потому что они всегда подвержены той же опасности. А причину смерти не всегда можно с уверенностью отнести к одному фактору. Медикаменты не обязательно вызывают скоропостижную смерть. Обычно они нарушают равновесие организма, постепенно причиняют вред жизненно важным органам и таким образом, часто наряду с другими причинами, вызывают преждевременную смерть.

Доктор Вернер Лемпфуль (Werner Lehmpfuhl), практикующий врач из Ганновера, пишет в еженедельной газете Welt am Sonntag (29 июля 1973): «На самом деле, каждый месяц миллионы людей страдают от лечения, которое должно было им помочь».

Это касается не только Германии, где полтора миллиона ревматиков до сих пор получают медикаментозное лечение, включающее кортизон, хотя уже более 10 лет предупреждают о большой опасности такой терапии.

Аналогичные жалобы выдвинул в 1973 году в Германии Курт Блюхель (Kurt Blüchel), в прошлом пресс-секретарь одного из врачебных объединений и химического концерна и, кроме того, главный редактор медицинского журнала. Его книга «Белые маги» (Weisse Magier, издательство Bertelsmann, Мюнхен) вызвала яростные вопли в фармацевтической индустрии, последняя угрожала ему судебными процессами и изъятием всего тиража. Из этого ничего не вышло. Напротив, год спустя книга была переиздана в мягкой обложке (Fischer), а то, что индустрия не смогла воплотить свои угрозы в жизнь, придало ей вес. Что касается немецких врачей, они не отрицали заявлений автора, а гневно обвиняли его в «подрыве доверительных отношений между пациентом и врачом».

Согласно расследованию Ивана Иллича (Ivan Illich), опубликованному в Medical Nemesis (Pantheon, Нью-Йорк, 1976), в 1974 году в США от медикаментозного лечения умерло как минимум 60000 человек, а в некоторые годы эта цифра доходила до 140 тыс. Доктор Уильям Бин (William Bean) из Университета Айовы (Iowa State University) еще в 1957 году утверждал в своем свидетельстве перед комиссией Кефовера (Kefauver Committee) в американском Сенате, что новые лекарства особенно опасны именно вследствие превентивной проверки на животных: «Самую большую прибыль удается извлечь, когда на рынок выводится новая разновидность лекарства, а препараты, составляющие конкуренцию, еще не открыты. При такой системе тратить много времени на определение пользы, а также возможных рисков, связанных с токсичностью, непрактично... Итак, после обширных лабораторных исследований токсичности и фармацевтических свойств но иногда минимального количества клинических испытаний лекарство можно продавать».

Смысл заявления ясен: помимо соображения, что нам не нужны новые препараты, что у нас и так уже наблюдается их излишек (Уолтер Моделл (Walter Modell), крупнейший авторитет в области фармакологии, ясно объяснил это), клинические исследования с участием пациентов-людей являются единственными значимыми испытаниями. «Обширные лабораторные исследования», упомянутые доктором Бином, — это опыты на животных, которые ненадежны и потому опасны для человека. Но они дают возможность производителям постоянно наводнять рынок новыми продуктами — и только время покажет их действие на человека.

Все это было бы невозможно без покровительства свыше — со стороны служб здравоохранения и самого государства.

Разумеется, очень сложно доказать сообщничество между индустрией и высокопоставленными госслужащими, но двум американским журналистам удалось предать огласке по крайней мере один случай, который свидетельствует, насколько далеко может зайти алчность. Один из них, Ричард Харрис (Richard Harris), опубликовал серию статей в New Yorker, другой, Джон Лир (John Lear) — в Saturday Review, а высокопоставленным госслужащим был не кто иной, как доктор Генри Вельш (Henry Welch), руководитель отдела антибиотиков в могущественной Администрации по пищевым продуктам и лекарствам (Food and Drug Administration). Это ведомство предписывает опыты на животных для проверки всех лекарственных препаратов и таким образом оказывает влияние на министерства здравоохранения в большинстве других стран.

Статья в газете раскрывает, что Вельш был совладельцем Medical Encyclopedia, ежегодного симпозиума по антибиотикам, и главным редактором двух медицинских журналов, Antibiotics and Chemotherapy и Antibiotic Medicine and Clinical Therapy, прибыль которых зависела от объявлений фармацевтической индустрии.

На вопросы Вельш отвечал, что это «не имеет значения», ибо он всего лишь получал «гонорар» от тех изданий. Тем не менее, он отказывался сообщить размер гонорара. Кроме того, он имел отношение к рекламным кампаниям фирмы Pfizer: его Medical Encyclopedia активно рекламировала некоторые новые препараты Pfizer, например, сигмамицин.

Когда к Вельшу обратились с требованием дать отчет перед Комиссией Кефовера (Kefauver Commission), он отказался под предлогом болезни, но все же сказал, что пришел бы, если бы возникли сомнения в его честности. Сомнения в его честности возникли очень серьезные, но он не появился.

Свидетель из Бюджетно-контрольного управления (General Accounting Office), который проверял финансовые дела Вельша, указал, что его «гонорар» с 1953 по март 1960 составил 287142,40 долларов. А незадолго до этого в ходе разбирательства выяснилось, что доктор Вельш подал заявление об отставке, и его незаметно приняли.

Когда в 1976 году Конгресс выделил средства на проведение кампании по выборам президента, но не парламентариев и сенаторов, заинтересованные группы просто вливали свои деньги во все еще открытые ворота Капитолийского холма. И кто же предоставил больше всех средств кандидатам в Сенат и парламент? Согласно журналу Times, во главе заинтересованных групп стояли медицинские ассоциации, давшие 1 790 879 долларов, за ними шли комитеты по молочным продуктам с 1 362 159 долларов и Американская федерация труда — Конгресс промышленных организаций (American Federation of Labour — Congress of Industrial Organizations), выделивший 996 910 долларов. Возможно, это объяснит, почему некоторые сенаторы и конгрессмены отчаянно защищают вивисекцию.

Тайное соглашение между государством, органами здравоохранения и индустрией очень распространено, потому что оно исключительно многогранно, и на кону стоит много денег. В статье «Что вызывает рак?» (26 января 1976) американский новостной журнал Newsweek сообщает, что Министерство здравоохранения решило выдвинуть обвинения ученым, которые, с одной стороны, работают оплачиваемыми консультантами обычных представительств, с другой — получают гонорары от частных обществ как эксперты-консультанты. В том же году римская ежедневная газета Paese Sera написала, что местные органы здравоохранения спросили одного врача в Палермо, почему он выписывает своим пациентам на 30% меньше лекарств, чем его коллеги; когда он ответил, что считает большинство медикаментов бесполезными или вредными, против него возбудили дело.

Таким образом, вина за распространение нового варварства, преподносимого как наука, лежит не только на психических расстройствах, побудивших первых вивисекторов XIX века воспитать поколения студентов, для которых «исследования» равнозначны мучениям животных. С течением времени к мотивам, породившим вивисекцию — садизму и жажде карьеры — добавилась алчность людей науки. И впоследствии выяснилось, что систематические мучения животных приносят больше денег, чем любая другая законная деятельность, в результате, у несчастных существ шансов не осталось.