Голубое и розовое
жүктеу/скачать 403 Kb.
|
- Александра БРУШТЕЙН ГОЛУБОЕ И РОЗОВОЕ Пьеса в 4-х действиях ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Елизавета Александровна СИВОВА (Сивка) - начальница гимназии Жозефина Игнатьевна ВОРОНЕЦ (Ворона) - инспектриса Софья Васильевна БОРЕЙША (Мопся) - классная дама Лидия Дмитриевна - учительница танцев ПОПЕЧИТЕЛЬ учебного округа
БЛЮМА ШАПИРО КАТЯ АВЕРКИЕВА ЗИНА ЗВЯГИНА МАРУСЯ ГОРБАЦЕВИЧ ученицы четвертого класса РАЯ МУСАЕВА ЯРОШЕНКО ПЕВЦОВА
ФОХТ АЛЯ ШЕРЕМЕТ ТОНЯ ХНЫКИНА ученицы выпускного класса ГРИЩУК - гимназический служитель ШАПИРО - отец Блюмы, ремесленник ИОНЯ - его сын, наборщик ЯНКА - товарищ Иони КУКСЕС - маляр ИВАН ПАВЛОВИЧ ГОРОДОВОЙ
СВЯЩЕННИК лица без слов Действие происходит в 1905 году в провинциальной гимназии с пансионом
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Видна часть актового зала. В глубине - дверь в домовую гимназическую церковь. В простенке между окнами старинного сводчатого зала - царский портрет. Царь Николай II в гусарской форме, с пелеринкой за плечами, смотрит из многопудовой золотой рамы на очень маленькую девочку, примостившуюся на окне, в углу подоконника. Это Блюма Шапиро. На ней форменное коричневое платье, черный фартук и беленький, очень опрятный воротничок. Под воротничком, у горла, зеленый бант, указывающий на принадлежность Блюмы четвертому классу. БЛЮМА (подняв глаза к потолку, негромко повторяет, кивая в такт словам головой в упрямых кудрявых прядях, выбивающихся из-под круглой гребенки.) "... Алкивиад был богат и знатен... В молодости он вел разгульную жизнь и отличался необыкновенным тщеславием... Так, чтобы обратить на себя внимание сограждан, он не задумался отрубить хвост своей собаке драгоценной породы..." (Вбежала РАЯ, осмотрелась, подошла к портрету царя и, зажмурившись, швырнула сложенную записку. Записка взлетела вверх и исчезла за портретом.) РАЯ. Попала...(Радостно захлопала в ладоши.) Попала!.. Попала!.. БЛЮМА. Что вы делаете? РАЯ. Ах, да, ты не знаешь... У нас, понимаешь, у каждой - свой царь!.. Этот - мой... Вот тот, толстый, прежний царь, - тот Катин... У Ярошенко - тот, с бачками, - Александр Второй, что ли. Мой самый дивный, правда? БЛЮМА. А зачем вы бумажку бросили? РАЯ. Я ему каждый день что-нибудь пишу. БЛЮМА. О чем? РАЯ. Так, разное. Ну, например: "Дорогой царь, пожалуйста, пускай меня не спрашивают из географии, - я вчера не успела". Если записка сразу за портрет попадет, - видала, моя как попала? - ну, значит, все хорошо: не спросят... (Входит ЗИНА.) ЗИНА (подошла к ним). Нет, а я вот, если урока не знаю, так я по-другому... РАЯ. А как? ЗИНА (негромко, задушевно). Я богородице молюсь... Встану там, у самой двери в церковь, и молюсь... РАЯ. Такой и молитвы нету! ЗИНА. У меня придумана. РАЯ. А ну, скажи... ЗИНА. Нельзя молитвы зря говорить - грех. БЛЮМА (продолжая учить урок). "... Алкивиад был богат и знатен... В молодости он вел разгульную жизнь и отличался необыкновенным..." РАЯ. А, правда - мой царь дусенька, дусенька, дусенька? (Сопровождает каждое слово воздушным поцелуем.) Видали, какие у него глаза? Куда ни пойдешь - он смотрит... Видите? ЗИНА. Ну, пойдем, Рая, пойдем… (Обе убежали.) БЛЮМА (посмотрела на портрет, убедилась в том, что он, действительно, "смотрит", повернулась так, чтоб не видеть). "… Чтоб обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад..." (Входит ЖЕНЯ.) ЖЕНЯ. Так я и знала, что ты здесь... Зубришь?.. (Села рядом с Блюмой, достала из кармана сверток в бумаге.) Съесть, что ли? Блюма, съесть?.. БЛЮМА. Если вам хочется есть... ЖЕНЯ. В том-то и дело, что не хочется... БЛЮМА. А если не хочется, зачем есть? ЖЕНЯ. Ну, просто так, от скуки... БЛЮМА (негромко). "... Чтобы обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад отрубил хвост своей драгоценной собаке..." ЖЕНЯ. Ну, как только тебе не противно? БЛЮМА. Что противно? ЖЕНЯ. Да вот этот ... дурак этот... с собакой своей бесхвостой. БЛЮМА. Так ведь это задано!.. (После паузы.) Она не бесхвостая была - с хвостом. Он сам ей хвост отрубил. ЖЕНЯ. И зачем это ему понадобилось? БЛЮМА. Тут написано: "Чтобы обратить на себя внимание сограждан". ЖЕНЯ. Глупости!.. Ну, я понимаю, если бы сограждане сказали; "Ах, ах, какой умный, какой замечательный!" А то ведь они, наверно, только посмеялись: "Вот дурак! Собаку искалечил!" БЛЮМА. "... Но, когда наступила война, Алкивиад совершенно переродился..." ЖЕНЯ. А я знаю, почему он собаке хвост отхватил! От скуки, наверное! БЛЮМА. От скуки? ЖЕНЯ. У меня, знаешь, бывает... Поставят нас на молитву, тихо так стоим, никто не дышит... А мне вдруг хочется во весь голос заорать: га-га-га-га-га!.. Или как индюк: голды-голды-голды!.. БЛЮМА (недоверчиво). Ну, вы смеетесь... ЖЕНЯ. Вот, ей-богу, честное слово!.. А иногда, иду я по коридору, а навстречу мне Сивка плывет... Я ей, конечно, реверанс... И вот, - ну, прямо, будто кто меня под локоть толкает! - крикнуть Сивке, как извозчики на улице кричат: "Гей, берегись!" Сивка, конечно, обомрет, а я ее за подбородок: "Ну, как живешь, Сивка-бурка, вещая каурка?" (Смеется.) БЛЮМА (в ужасе). Это начальнице? ЖЕНЯ. Ага, Сивке... Или еще - Вороне... БЛЮМА. Но зачем? Почему? ЖЕНЯ. Очень, Блюмочка, скучно... БЛЮМА. А что за веселье, если вас исключат из гимназии? ЖЕНЯ. Подумаешь! Не заплачу... БЛЮМА. Если бы со мной такое несчастье... Если бы меня, сохрани бог, исключили, я бы... Ох, я уж прямо не знаю, что!.. ЖЕНЯ. Неужто пожалела бы? БЛЮМА (посмотрела на Женю так, как старая тетка на лепечущего вздор ребенка). Я бы тогда, Женя, домой уже не пошла… ЖЕНЯ. А куда же? БЛЮМА. Не знаю... В реке бы утопилась! ЖЕНЯ. Уж и утопилась бы! БЛЮМА. Вы, Женя, этого понимать не можете... Когда меня сюда приняли, - это ведь случайно вышло, - так мой папа на всю комнату пел!.. И танцевал даже!.. Он такой счастливый был, - как сумасшедший, прямо... ЖЕНЯ (после паузы). Нет, а я все-таки съем... (Развернула бутерброды.) Все-таки хоть какое-нибудь дело... (Протянула Блюме.) Хочешь? БЛЮМА. Нет, спасибо… (Читает про себя.) ЖЕНЯ. Пожалуйста, возьми, Блюма!.. БЛЮМА. А как же вы сами? Вам не хватит. ЖЕНЯ. Тут много, видишь? Возьми... Это мне Нянька приносит. Боится, что меня тут плохо кормят... БЛЮМА. Ну, спасибо... (Обе едят. К ним подошла МАРУСЯ, вся розовая и круглёнькая, как пончик,- но ужасно мрачная девочка.) ЖЕНЯ. А, Марусенька, что у тебя сегодня болит? МАРУСЯ (угрюмо). Ничего не болит.,. ЖЕНЯ. Вот не повезло! МАРУСЯ. Я, как проснусь, начинаю себя ощупывать... (Приложила руку к щекам.) Может, у меня жар? Нету!... (Глотает.) Может, мне глотать больно?.. Нету... (Руку ко лбу.) Может, голова болит? Нету!.. Может под ложечкой сосет? ЖЕНЯ. Нету? МАРУСЯ (с отчаянием махнув рукой). Нету. КАТЯ (неслышно подошла к ним). Вы про что это? ЖЕНЯ. Ты все равно не поймешь! Мы по-фуфайски говорим. Мафа руфу сяфа!.. МАРУСЯ. Яфа слуфу шафа юфу .. ЖЕНЯ. Кафа тяфа сплефет нифи цафа? МАРУСЯ. Уфу жафас нафа яфа! Уфу жафас нафа яфа!.. (Наседая на Катю с "фуфайскими" выкриками, ЖЕНЯ и МАРУСЯ вытесняют ее из зала.) БЛЮМА. Она обидится... ЖЕНЯ. Ну, и пускай! Она все Мопсе на хвосте тащит.. (Со смехом и щебетом влетели РАЯ и ЗИНА.) РАЯ. Слышали новость? ЗИНА. У Наврозовой - скарлатина!.. МАРУСЯ. Счастливая! Это одной болезни четыре недели, да две недели карантин... (РАЯ и ЗИНА подлетели к Жене. Обе отвернули уголки своих фартуков. При этом у Раи обнаружился приколотый с изнанки к фартуку голубой бантик, у Зины - розовый.) РАЯ. Голубое! ЗИНА. Розовое! Розовое! Розовое! ЖЕНЯ (отвернула уголок своего фартука, у нее бантика нет). Ну, вот! Опять забыла. РАЯ (прыгая и приплясывая). Проиграла, проиграла! Плитку шоколада!.. ЗИНА (так же) И мне!.. Проиграла, проиграла!.. ЖЕНЯ. Каждый день проигрываю!.. Сколько я тебе всего проиграла, Зина? ЗИНА. Пятьдесят четыре плитки!.. РАЯ. И мне шестьдесят восемь!.. МАРУСЯ (вдруг просияла). Ура!.. Ура-а-а-а! ЖЕНЯ. Что такое? Под ложечкой засосало? МАРУСЯ (восторженно). Я ведь с Наврозовой на одной парте сижу! ЗИНА. Ну, так что? МАРУСЯ. А у нее скарлатина!.. А я, может, от нее заразилась!.. (Бросается обнимать подруг.) Побегу сейчас в лазарет!.. (МАРУСЯ убегает, счастливая, столкнувшись в дверях со входящей в зал КАТЕЙ) КАТЯ (захлебываясь сенсацией). Слышали новость? ЖЕНЯ (отмахиваясь от нее). Слышали!.. КАТЯ. Ну, какую? ЖЕНЯ. А вот эту самую... КАТЯ. Нет, вы скажите, какую новость вы слышали? ЖЕНЯ. Нифи кафа куфу юфу! РАЯ и ЗИНА (подхватили). Нифи кафа куфу юфу! Нифи кафа куфу юфу!.. (В зал вошли, держась под руки, ХНЫКИНА и ШЕРЕМЕТ, - обе из выпускного класса, с лиловыми бантами.) ЗИНА. Моя пришла! Моя дуся!.. РАЯ. И моя!.. Женя, видишь, та черненькая из седьмого? Это - Тоня Хныкина... Я ее уже третий день обожаю! ЗИНА. А моя беленькая... Аля Шеремет... Она мне вчера улыбнулась, ей-богу!.. РАЯ. Пойдем, Зина... (Пошла, обернулась.) А ты, Женя, не забудь: мне пятьдесят четыре плитки шоколаду... ЗИНА. И мне шестьдесят восемь... (Во время последующей сцены ЗИНА и РАЯ ходят под руку неотступно позади ХНЫКИНОЙ и ШЕРЕМЕТ, не сводя обожающих глаз с их затылков.) ЖЕНЯ (кивнула им вслед). На службу пошли, дурынды! Ходят, как нанятые, за обожаемыми своими!.. БЛЮМА. Вы проиграли им сто двадцать две плитки шоколаду?.. ЖЕНЯ. Это им... за голубое и розовое. А сейчас прибегут Ярошенко и Певцова, - с ними я в синее и желтое играю, и, наверное, столько же им проиграла... Всего будет пудов пять шоколаду!.. (Смеется.) Блюмочка, какие это в Африке берега есть? Золотой Берег, Слоновой Кости, - ну? БЛЮМА. Золотой Берег, Слоновой Кости, Невольничий Берег... ЖЕНЯ. Вот, вот! Я туда и поеду, на Невольничий... Продамся там в невольники, куплю пять пудов шоколаду, расплачусь за голубое и розовое, за синее и желтое!.. БЛЮМА (с искренним огорчением). Так зачем же вы в это играете, Женя? ЖЕНЯ. Ты думаешь, я им взаправду пять пудов шоколаду проиграла? Дурочка!.. БЛЮМА. Значит, вы им этого отдавать не должны? ЖЕНЯ. Ну, конечно, нет. Вот с Певцовой я в белое играю. Так мы не на шоколад, а так: если она подойдет и скажет "белое", а у меня белого бантика нету, - так я ей этот дом проиграла. А если у нее белого бантика нету, - ну, значит, она проиграла мне соборную колокольню! БЛЮМА. Так зачем же в это играть? Я не понимаю. ЖЕНЯ (невесело). Надо же во что-нибудь играть... А что же, француза, обожать? Ленточки на карандаш ему навязывать? Или (кивнула на Зину и Раю) за старшими бегать, в затылок им смотреть? ШЕРЕМЕТ (гуляя по залу, обернулась к идущей позади Зине). Да, а кто же это мне обещал стихи в альбом написать? ЗИНА (даже задохнувшись от счастья) А я, Алечка, написала... (достает альбом, который заложен у нее за нагрудником фартука.) Вот! (ШЕРЕМЕТ и ХНЫКИНА разглядывают в альбоме стихи, написанные Зиной.) ХНЫКИНА. Это ты сама сочинила? ЗИНА (смущенно) Сама... ШЕРЕМЕТ (читает). "... Когда умру, когда скончаюсь, ты на кладбище приходи и у креста моей могилы на память розу посади. И вспомни, как тебя любила, что сердце здесь похоронила..." (Милостиво глядя на зардевшуюся Зину.) Очень мило... (Жене.) А ты, Шаврова, мне тоже что-нибудь напиши, ты, говорят, много стихов знаешь. (Дает Жене альбом.) ЖЕНЯ (перелистывает). Я альбомных не знаю... (показала что-то Блюме.) Блюма, видишь? ШЕРЕМЕТ (выхватила альбом из рук Блюмы). Не трогай!.. БЛЮМА (растерянно). Почему? ШЕРЕМЕТ. У тебя, наверно, руки грязные... Так ты, Шаврова, напиши... (Подает Жене альбом.) ЖЕНЯ (враждебно отталкивая альбом). Нет. Не напишу. Подавись своим альбомом. (Взяла Блюму за руку.) КАТЯ. Вы, Алечка, не обращайте внимания... Шаврова уж такая... мы ее дворником зовем... ШЕРЕМЕТ. А я и не обращаю... Есть на кого!.. (Пошла, напевая.) "... Вчера вас видела во сне... И тихим счастьем наслаждалась..." ХНЫКИНА (уходя с ней, подхватила). "…Когда бы можно было мне, - я б никогда не просыпалась!.." (ШЕРЕМЕТ и ХНЫКИНА ушли. РАЯ, ЗИНА и КАТЯ пошли за ними. П а у з а .) ЖЕНЯ. Блюма, а почему ты уроки здесь учишь, а не дома? БЛЮМА. Я вам скажу, Женя, только вы другим не говорите... Видите, какие они!.. Мне дома очень трудно учиться: тут к папе заказчики ходят, тут и я, и старший брат тоже... ЖЕНЯ. А твой брат хороший? БЛЮМА. Мой брат такой хороший, просто рассказать нельзя, какой!.. Мы с ним очень дружим, он мне все, все рассказывает... Даже чего папе не говорит, а мне - все! Папа у нас тоже хороший!.. ЖЕНЯ. Да... А у меня вот, как дедушка умер, никого... Только нянька... Мой дедушка тоже хороший был... Он меня сам всему учил... И не про собак бесхвостых, нет! БЛЮМА. Ваш дедушка здесь жил, в этом городе? ЖЕНЯ. Нет, он был полковой доктор... Мы все время с полком кочевали... Сколько я, Блюма, городов видела, сколько людей! БЛЮМА (робко положила руку ей на плечо). Вам, Женя, здесь плохо, да? ЖЕНЯ (голос дрогнул). Плохо... Когда меня сюда заперли, я никак привыкнуть не могла... А тебе, Блюма, тоже плохо? (БЛЮМА без слов наклонила голову.) ЖЕНЯ. Они - жабы, да? А почему ты всем говоришь "вы"? Надо говорить "ты"! БЛЮМА (тихо). Это, Женя, не все любят. ЖЕНЯ. Мне не смей "вы" говорить!..- Хорошо?.. БЛЮМА. Хорошо. ЖЕНЯ. Ну, скажи сейчас: "Ты, Женя, дура..." БЛЮМА. Нет... Ты, Женя, умная! ЖЕНЯ. И если они тебя будут обижать, я им такого алкивиада покажу! (Сжала кулаки.) (Входит МАРУСЯ.) МАРУСЯ (подошла, очень мрачная). И все вранье... ЖЕНЯ. Что "вранье"? Как ты смеешь, Маруська? МАРУСЯ. Вовсе у Наврозовой не скарлатина... Простая ангина. (Села между БЛЮМОЙ и ЖЕНЕЙ на подоконнике.) А уж я обрадовалась, что буду в лазарете лежать! Книжку читать!.. ЖЕНЯ. Какую книжку? МАРУСЯ. Мне в приемный день брат принес - "Капитанская дочка". Пушкина сочинение. Потихоньку сунул, никто не видал... Ты это читала, Блюма? БЛЮМА. Да... Вы только другим не говорите, они смеются... Мой брат в типографии работает - наборщиком... Он оттуда разные книги приносит - с вечера до утра... ЖЕНЯ. А вы мне про эту Капитанскую дочку расскажите,- Маруся, Блюма, а? МАРУСЯ. Так ведь я не дочитала ее! Я только первую половину... ЖЕНЯ. А Блюма пускай другую половину доскажет... (Дальнейший разговор девочек не слышен, видно только, как Маруся оживленно рассказывает. В зале становится многолюднее, ходят парами, тройками, останавливаются группами. Возвратились в зал ХНЫКИНА и ШЕРЕМЕТ и, идущие за ними по пятам, РАЯ и ЗИНА.) ШЕРЕМЕТ (подошла ко второму окну). А сейчас мы на людей поглядим... (Лезет на подоконник, напевая.) "Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня..." ХНЫКИНА (подхватила). "...Черноглазую девицу, черногривого коня…" ШЕРЕМЕТ. Meдамочки, а кто у дверей посторожит? ЗИНА. Я!.. Я!.. Дуся, дивная... Я для вас - в огонь и в воду! (Побежала к дверям.) ШЕРЕМЕТ (на подоконнике, стоя на цыпочках, вытягивает шею, иначе в закрашенные очень высоко матовой краской окна ничего не видно.) Ах!.. Видишь, Тоня? ХНЫКИНА. Да... Красиво как!.. ДЕВОЧКИ (столпившись вокруг, кричат). Что? Что? Что красиво? ШЕРЕМЕТ (глядя в окно). Полиции сколько!.. ХНЫКИНА (так же). И все конные... Красиво как! ШЕРЕМЕТ. Тонька, видишь? Вчерашний блондин... Такой дуся!.. ХНЫКИНА. Аля, он сюда смотрит... ей-богу! ШЕРЕМЕТ. С дамой какой-то здоровается. Я б ее убила! Я ужасно ревнивая, Тоня… ХНЫКИНА. Какие-то солдаты едут… ШЕРЕМЕТ. С нагайками... Это - казаки! Ой, красиво! И лошадки - какие дусеньки! ХНЫКИНА. Куда же это они? Разве сегодня парад? ШЕРЕМЕТ. Глупости? Какой же парад в будни? ЗИНА (у двери, предостерегающе). Мопся! Мопся идет! (МОПСЯ входит. Она - маленькая, пожилая, с лицом нездорового, желтого цвета, в самом деле, похожа на мопса, в синем платье классной дамы, зябко кутается в пуховый платок.) МОПСЯ. От окна, медам, от окна! Нечего вам у окон делать... (ДЕВОЧКИ отхлынули от окна. Раздался звонок к началу урока. Движение в зале, в котором остаются только четвероклассницы с зелеными бантами. Ученицы других классов ушли.) МОПСЯ. На урок, медам, на урок... Сейчас придет Лидия Дмитриевна... (ДЕВОЧКИ встали по четыре в ряд. Стоят неподвижные, как царь на портрете. Тишина.) ЖЕНЯ (тихо Марусе и Блюме, которые стоят с нею в одном ряду). Вот бы сейчас хватить: га-га-га-га-га! или голды-голды-голды!.. (БЛЮМА испуганно покосилась на нее, МАРУСЯ давится смехом.) МОПСЯ. Кто это там? (Подошла к Блюме.) Это вы, Шапиро? (БЛЮМА молчит.) ЖЕНЯ. Софья Васильевна, это я... (В зал входит учительница танцев ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Она - молодая, розовощекая, очень счастливая. От этого она кажется нарядной, и синее форменное платье не висит на ней плакучей ивой, как на МОПСЕ, а живет и радуется. За ней идет унылая фигура - таперша АННА ИВАНОВНА, которая проходит к роялю. При входе ЛИДИИ ДМИТРИЕВНЫ, все девочки делают реверанс.) ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Здравствуйте, медам! Анна Ивановна, попрошу приседания... (Напевая, проделывает вместе с девочками экзерсисы.) Раз - и... два - и... три - и... ЖЕНЯ (тихо, Марусе). Ну, дальше, дальше!.. "Швабрин сказал Гриневу: "Ваша Маша Миронова..." Ну? МАРУСЯ (тихо). Да, и вот, понимаешь, они только одни двое сидят, и Швабрин говорит: "Ваша Маша Миронова - фу! Она - сережки любит!.." ЖЕНЯ (замирая от волнения). Ой!.. Ну, а дальше? МОПСЯ. Тише, медам! Кто там шепчется? Шапиро, опять вы? ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Теперь - деми плие тампо дю пье... Раз - и... два - и... три - и ... МАРУСЯ. Тут, конечно, Гринев весь побледнел и говорит: "Если вы - так, ну, значит, будем драться на дуэли!". (В дверях актового зала появляется инспектриса - ЖОЗЕФИНА ИГНАТЬЕВНА ВОРОНЕЦ - Ворона. Она - зловещая, так и кажется, что сейчас она прокаркает беду, что несчастье притаилось в складках ее траурного платья, в тальмочке, болтающейся на тощих плечах, даже в жиденьком бубличке волос, скучающем на макушке ее головы.) ВОРОНА (стоя в дверях, возвещает). Елизавета Александровна! (И в зал входит начальница СИВОВА - Сивка. Тяжелая, грузная старуха, будто без шеи и без ног: такое впечатление, словно голова у нее воткнута прямо в туловище, а туловище поставлено прямо на пол. При этом она сама себя видит, очевидно, такою, какою она была сорок лет тому назад: все ее движения, жесты и выражение лица были бы уместны для очень юной, очень хрупкой и нежной девушки. Она тоже в синем, но блестящем шелковом, переливчатом платье. На груди бриллиантовый шифр. При входе Сивки все девочки нырнули в глубокий реверанс.) СИВКА (недовольно). Как нехорошо... нестройно как!.. ВОРОНА (мрачно каркает). Ужасно! Ужасно! СИВКА (обращаясь к Вороне). Жозефина Игнатьевна... прошу вас. ВОРОНА (девочкам). Стоять, как стояли! Буду измерять... (Ходит по рядам, измеряя складным аршином расстояние от юбок до пола.) Звягина - двадцать восемь... Хорошо... Певцова - двадцать восемь... Правильно... Аверкиева... Мусаева. Ярошенко - тридцать два... Елизавета Александровна, у Ярошенко - тридцать два!.. СИВКА. Ай, ай, ай! Как неприлично! Ведь правило же - двадцать восемь... ЯРОШЕНКО. Елизавета Александровна, у меня двадцать восемь и было... Только, верно, я расту... СИВКА. Вот и нехорошо... Неаккуратно! ВОРОНА. Безобразие! Срам! Коленки видать... Скажите маме, чтоб к завтрему было прилично... (Измеряет дальше.) СИВКА. Дети, а, какой у вас сейчас урок? Вот (показала на Женю), вот вы скажите... ЖЕНЯ (недовольна, - ее оторвали от "Капитанской дочки" - говорит, не выходя из рядов). Танцы... СИВКА (притворно-недоуменно вертит головой). Ничего не понимаю! Кто это говорит? жүктеу/скачать 403 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|