Линия психологии мотивации в узком смысле

Начнем с рассмотрения работ Вро­ома, так как именно в них, несмотря на более позднее по сравнению с исследованиями Мюррея и Аткинсона появление, непосредственно просле­живается влияние Левина (а также Толмена). К началу 60-х гг. накопи­лось большое количество данных по психологии труда: удовлетворенности работой, ее выполнением и т. п. Так называемая теория инструментальности Вроома [V. Н. Vroom, 1964] была попыткой внести ясность в это скопи­ще фактов. Основная мысль теории настолько очевидна, что можно лишь удивляться тому, почему она столь долго оставалась невысказанной. Действия и их результаты, как прави­ло, имеют ряд последствий, которые выступают для субъекта как облада­ющие большей или меньшей привле­кательностью. Последствия действия предвосхищаются и мотивируют де­ятельность. Другими словами, де­ятельность направляется инструментальностью, в силу которой наступа­ют желательные и не наступают не­желательные последствия.

Показательно, что эта простая мысль до сих пор игнорируется в лабораторных исследованиях психо­логии мотивации. Ведь действия ис­пытуемого в лабораторном экспери­менте лишены для него последствий (за исключением того факта, что ис­пытуемые могут помочь руководите­лю эксперимента или науке добыть новые сведения или они получат за свое участие небольшую плату). В реальных же жизненных отношениях, таких, как профессиональная де­ятельность, многое зависит от соб­ственных действий индивида и их результатов.

Согласно теории инструментальности, в первую очередь необходимо выявить индивидуальные валентно­сти (требовательные характеристики, по Левину) субъективно возможных последствий действий и умножить их на так называемый показатель инструментальности. Показатель харак­теризуется степенью ожидания того, что результат действия будет иметь или исключать соответствующие пос­ледствия (во втором случае инстру-ментальность негативна). В сумме произведения валентности и инстру­ментария каждого следствия дают общую инструментальную вален­тность возможного результата дей­ствия, который мотивирует действие, если субъективная вероятность успе­ха в достижении его цели достаточно велика. Таким образом, теория ин-струментальности Вроома представ­ляет собой детализацию модели ожи­даемой ценности, намеченной в общих чертах Левином и Толменом [К. Le­win, Т. Dembo, L. Festinger, P. S. Se­ars, 1944; E. C. Tolman, 1932].

Ключевой фигурой исследования мотивации в теории личности являет­ся другой представитель психологии мотивации в узком смысле — Мюррей, поскольку именно в его работах были объединены взгляды Дарвина, Мак-Дауголла и прежде всего Фрейда. В своей книге 1938 г. «Исследование личности» Мюррей, сблизив понятие потребности с психоаналитическим пониманием проблемы, содержатель­но отграничил друг от друга около 36 различных потребностей (см. гл. 3), определил соответствующие потреб­ностям побудительные условия ситу­ации (так называемое давление), по­строил многочленную таксономию ре­левантного мотивации поведения, разработал вопросник (или шкалы оценок) для выявления индивидуаль­ных различий в мотивах и апробиро­вал их благодаря помощи 27 сотруд­ников, применявших при работе с испытуемыми не только эти вопросни­ки, но и интервью, клинические те­сты, экспериментальные исследова­ния (уровня притязаний) и т. д.

Тем самым Мюррей подготовил поч­ву для прорыва, осуществленного в 50-х гг. Мак-Клелландом и Аткинсоном. Им удалось более четко выде­лить один мотив — мотив достижения, кроме того, они на основе «Тематиче­ского апперцепционного теста» (ТАТ) Мюррея разработали и валидализова-ли эксперимент по измерению инди­видуальных различий. Возможность заранее выявить индивидуальные различия мотивов открыла путь ин­тенсивным исследованиям, постепен­но охватившим все восемь проблем мотивации. Наряду с мотивом дости­жения выделялись и измерялись дру­гие мотивы—такие, как «социальное присоединение» и власть. Более под­робно об этом речь пойдет в следу­ющих главах.

Мак-Клелланд был учеником Халла, виднейшего теоретика научения. Это обстоятельство оказалось реша­ющим для дифференциации потребно­сти, понимавшейся прежде в исследо­ваниях мотивации в теории личности как нечто единое. Левин понимал под «потребностью» существующую на данный момент силу (или некоторую напряженную внутриличностную си­стему), возникновение этой силы или ее диспозициональный характер его не интересовали. Для Мюррея пот­ребность была, скорее, устойчивой величиной, характеризующей индивидуальность (в смысле определения мотива). Мак-Клелланду также не удалось создать теорию, которая бы, как позднее теория Аткинсона [J. W. Atkinson, 1957; 1964], позволи­ла четко разделить мотив и мотива­цию, но он был близок к этому, объединив элементы теории ассоци­аций, концепции ожидания и гедони­стический принцип. О близости этой позиции к взглядам Халла можно судить по определению мотива, дан­ному Мак-Клелландом в его работе 1951 г.

«Мотивом становится сильная аффективная ассоциация, характеризующаяся предвосхище­нием целевой реакции и основанная на прош­лой ассоциации определенных признаков с удо­вольствием или болью» [D. С. McClelland, 1951, р. 466]

Два года спустя Мак-Клелланд [D. С. McClelland, 1953] добавил к своей теоретической схеме еще один заимствованный из психологии вос­приятия компонент: модель уровня адаптации Хелсона [Н. Helson, 1948]. Объединение этих положений должно было, по мысли Мак-Клелланда, дать психологическую основу для изучения развития мотивов в течение жизни. Главная мысль состоит в следующем. Организм имеет некоторый (частью психофизически заданный, т. е. не приобретенный в ходе научения) уро­вень адаптации к раздражителям раз­личных классов или к особенностям ситуации, которые воспринимаются как «нормальные» и нейтральные. Отклонения от этого уровня адапта­ции переживаются как эмоционально положительные события, пока они не переходят известного предела, за ко­торым они уже сопровождаются нара­стающим неудовольствием. В ходе развития такие аффективные состо­яния и их смена оказываются связан­ными с требованиями и условиями конкретных ситуаций, которые при повторении вновь вызывают нечто из первоначальной аффективной ситу­ации. Таким образом, мотивация пони­мается как воссоздание некоторого уже пережитого ранее изменения в вызывающей аффект ситуации.

Мак-Клелланд пытался охватить в своем определении мотива три пара- метра мотива и мотивации: генезис мотива, мотив как приобретенная ин­дивидуальная диспозиция и возбуж­дение мотива как актуальная мотива­ция. Вследствие этого определение, сформулированное Мак-Клелландом и его соавторами [D. С. McClelland, J. W. Atkinson, R. A. Clark, E. L Lo­well, 1953, p. 28], оказалось довольно сложным.

«Наше определение мотива таково: мотив представляет собой воссоздание по ключевым признакам изменений в аффективной ситуации. Слово «воссоздание» в этом определении ука­зывает на то, что произошло предварительное научение. В нашей системе представлений все мотивы являются приобретенными. Основная идея состоит в следующем: определенные сти­мулы, или ситуации, вызывающие рассогласо­вания между ожиданиями (уровень адаптации) и восприятием, служат источниками первично­го, ненаучаемого аффекта, который по своей природе либо позитивен, либо негативен. Клю­чевые признаки ассоциируются с такими аф­фективными состояниями и их изменения фик­сируются, в силу чего условия, к ним приводя­щие, делают возможным воссоздание состо­яния (А'), возникшего из первоначальной аф­фективной ситуации (А), но не идентичного ей».

Это определение, преследующее одновременно несколько целей и представляющее собой объединение многочисленных постулатов, из-за своей громоздкости, очевидно, не могло существенно повлиять на даль­нейшие исследования мотивации, про­водившиеся главным образом Аткин-соном, который начинал свою про­фессиональную деятельность в каче­стве сотрудника Мак-Клелланда. Прежде всего из постулата «рассог­ласования», хотя и получившего дальнейшее теоретическое развитие, ничего не последовало [Н. Peak, 1955; Н. Heckhausen, 1963b]. Лишь в последнее время значение этого принципа стало возрастать, прежде всего в объяснении так называемого самоподкрепления (см. гл. 12), зави­сящего от расхождения между ре­зультатом действия и индивидуально значимым стандартом (ценностными нормами).

В отличие от Аткинсона, интересо­вавшегося проявлениями мотивации в актуальной ситуации, Мак-Клелланд больше занимался индивидуальными различиями и генезисом мотивов, а также следствиями из них. Этот характерный для психологии личности подход нашел выражение в примеча­тельном анализе развития мотивации на протяжении определенной истори­ческой эпохи, позволив установить связь изменения мотивов с экономи­ческими и политическими сдвигами [D. С. McClelland, 1961; 1971; 1975]. Национальные и исторические осо­бенности мотивов выявлялись с по­мощью содержательного анализа ли­тературных источников. Среди других работ Мак-Клелланда и его коллег следует отметить качественный ана­лиз мотивации личности предприни­мателя, а также создание программ по изменению и коррекции мотивов [D. С. McClelland, 1965a; 1978; D. С. McClelland, D. G. Winter, 1969]. Напротив, разработанная Аткинсо-ном мотивационная «модель выбора риска» [J. W. Atkinson, 1957; 1964] носит крайне формализованный ха­рактер (см. гл. 9). Эта модель, как никакая другая, стимулировала ис­следования мотивации и определяла их направленность в течение двух последних десятилетий. Аткинсон, с одной стороны, уточнил среди посту­латов Мак-Клелланда содержание компонента ожидания, определив его как субъективную вероятность успе­ха, т. е. достижения цели (Дц), а с другой — связал его с привлекатель­ностью успеха (Пу). Для определения результирующего произведения Дц х Пу он воспользовался теорией результирующей оценки, разработан­ной в начале 40-х гг. учениками Леви­на Эскалопа [S. Escalona, 1940] и Фестингером [L. Festinger, 1942b] для объяснения динамики поведения в зависимости от уровня притязаний. Эта теория представляла собой кон­кретизацию так называемой теории «ожидаемой ценности», которая в те же годы и независимо от психологи­ческих исследований возникла как теория решений, предсказывающая выбор потребителем тех или иных товаров [J. von Neumann, О. Morgenstern, 1944] или денежные ставки в тотализаторах [W. Edwards, 1954]. Согласно этой теории произведение ожидания и ценности соответствует максимальной субъективно ожида­емой ценности. И этим должен руководствоваться в своих решениях ра­ционально мыслящий человек.

Но все ли люди, принимая решения, ведут себя абсолютно рационально? Аткинсон [J. W. Atkinson, 1957] сде­лал существенный шаг вперед, когда стал учитывать индивидуальные раз­личия мотивов. В формулу вероятно­сти успеха и побуждения к нему он добавил еще одну, уже диспозици-ональную переменную — мотив дости­жения успеха (My). Так возникла фор­мула Аткинсона, его модель выбора риска [J. W. Atkinson, N. Т. Feather, 1966]. Она позволяет предсказать ак­туальную мотивационную тенденцию поиска (Тп), если известны мотив действующего субъекта, вероятность достижения успеха при сложившихся в данной ситуации возможностях дей­ствия и соответствующая привлека­тельность успеха:

Тп=Му х Дц х Пу.

В качестве составной части этого выражения (произведение мотива на привлекательность цели) можно, впрочем, выделить уже известное из истории психологии левиновское по­нимание требовательного характера (валентности).

Формула, аналогичная вышеприве­денной, предложена и для тенденции избегать неуспеха: мотив избегания неуспеха на вероятность неуспеха на привлекательность неуспеха. С по­мощью вычитания тенденции избега­ния из тенденции поиска можно полу­чить результирующую тенденцию.

Модель выбора риска до сих пор оказывает стимулирующее влияние на исследования мотивации [см. К. Schneider, 1973]. Ее плодотвор­ность объясняется тем, что в ней учитываются индивидуальные разли­чия в мотивах. Правда, сам Аткинсон преимущественно занимался пятой из восьми основных проблем, а именно сменой и возобновлением мотивации. Эта проблема восходит к Фрейду, к его исследованиям проявления при возобновлении деятельности неосу­ществленной мотивации. Аткинсон включил такую остаточную мотива­цию в свою формулу в виде «инерци­онной тенденции» [J. W. Atkinson, G. Cartwright, 1964].

В книге, написанной в соавторстве с Берчем [J. W. Atkinson, D. Birch, 1970; см. также: J. W. Atkinson, D. Birch, 1978], Аткинсон несколько переориентировал свои исследова­тельские интересы: от анализа моти­вации отдельных «эпизодических» действий к решению вопроса о том, почему одна мотивация перестает, а другая начинает определять деятель­ность. Его интересы сосредоточились, если можно так сказать, на точках сочленения непрерывного потока ак­тивности (см. гл. 12). В этой новой области Аткинсон разработал так на­зываемую «динамическую теорию действия». Эта теория носит весьма формализованный характер. Дело в том, что она постулировала так много сил и функциональных зависимостей, что для выведения теоретических предсказаний из многообразия исход­ных условий потребовались компью­терные программы.

Наконец, совместно с Дж. Рейно-ром, который ранее распространил объяснительные возможности модели выбора риска на деятельность, ориен­тированную на будущее [J. Ray nor, 1969], Аткинсон (J. W. Atkinson, J. Ra-ynor, 1974a, b] попытался выяснить соотношение силы мотива, степени ситуативного побуждения и результа­тов действия — непосредственных и отсроченных (кумулятивных). При этом он применил одно из положений психологии активации, а именно ста­рое правило Иеркса—Додсона, сог­ласно которому для решения задач данного уровня сложности существу­ет определенная оптимальная сте­пень активации.

Исследования, начатые Мак-Клелландом и Аткинсоном, в 70-е гг. продолжил в Федеративной Респуб­лике Германии Хекхаузен. Он усовер­шенствовал и валидизировал две не­зависимые процедуры оценки с по­мощью ТАТ наличия мотивов дости­жения и избегания неуспеха. Сотруд­ники руководимой им бохумской груп­пы одновременно разрабатывали та­кие различные проблемы психологии мотивации, как развитие, мотива [Н. Heckhausen, 1972; С. Trudewind, 1975], выбор в условиях риска [К. Schneider, 1973], выбор профес­сии [U. Kleinbeck, 1975], уровень при- тязаний как один из параметров лич­ности [J. Kuhl, 1978b], измерение мо­тива [Н. Dischmalt, 1976b], регуляция усилий [F. Halisch, H. Heckhausen, 1977], изменение мотивов в психоло­го-педагогических прикладных иссле­дованиях [S. Krug, 1976; F. Rhein-berg, 1980].

Бохумская группа, на которую осо­бое влияние оказали работы Вайнера [В. Weiner, 1972], также достаточно рано сумела воспринять положения теорий атрибуции когнитивно-психологической линии (см. ниже) и внесла свой вклад в интеграцию обе­их научных традиций. В результате появились исследования восприятия собственных способностей как детер­минанта субъективной вероятности успеха [W.-U. Meyer, 1973a; 1976], влияния мотивов на объяснение при­чин успехов и неудач и зависимости аффективных последствий того или иного результата действия от такого объяснения [W.-U. Meyer, 1973a; Н. D. Schmalt, 1979]. Связанная с мо­тивами предубежденность в объясне­нии причин успеха и неуспеха оказы­вается важнейшим детерминантом са­мооценки, что близко пониманию мо­тива достижения как системы само­подкрепления [Н. Heckhausen, 1972; 1978].

Многочисленные подходы привели к построению сложных процессуаль­ных моделей мотивации. Согласно од­ной из них целенаправленное поведе­ние зависит от восприятия соотноше­ния собственных способностей и труд­ности задачи [W.-U. Meyer, 1973а]. Эта модель близка сформулирован­ному еще Ахом [N. Ach, 1910] закону зависимости мотивации от степени сложности задачи. Другая, «расши­ренная модель мотивации»[Н. Heckha­usen, 1977а] включает наряду с эле­ментами теории атрибуции прежде всего разнообразные последствия ре­зультата действия вместе с их пока­зателями субъективной привлека­тельности, которыми пренебрегали исследователи мотивации достиже­ния. Эти факторы начали учитывать только в 1964 г. в исследованиях по психологии труда, основанных на те­ории инструментальное™ Вроома. В дальнейшем удалось показать, что для разных групп личностей могут быть адекватными отличные друг от друга модели мотивации. Так, де­ятельность достижения может опре­деляться в большей степени расче­том необходимых усилий или же прог­нозируемыми последствиями резуль­татов для самооценки [J. Kuhl, 1977].

Следует упомянуть еще одного ис­следователя, который хотя и работал в русле психологии активации, но не полностью подпал под влияние поло­жений этого направления. Как и рабо­ты Аткинсона, теория этого автора в какой-то мере построена на психоло­гическом бихеовиоризме Толмена и представляет собой попытку сделать доступными объективному анализу ги­потетические промежуточные пере­менные когнитивного характера. Речь идет об Ирвине, выпустившем в 1971 г. книгу «Интенциональное пове­дение и мотивация — когнитивная те­ория». Его система представляет со­бой очень точный в понятийном отно­шении анализ интенциональной ак­тивности в тех случаях, когда ситу­ация допускает несколько альтерна­тивных действий, а следовательно, возможны различные их исходы. Не пользуясь ни интроспективными дан­ными, ни общепринятой схемой S—R, а опираясь только на описание вне­шнего поведения, Ирвин создал пси­хологическую систему понятий когни­тивных конструктов. Основу системы составили три понятия: ситуация— действие — результат.

В самом сжатом виде ход его рас­суждений таков. Когда в ситуации выбора субъект научился различать, что действие f\, ведет к результату pi, а действие Д₂—к результату Р₂, то тем самым он овладел альтернати­вой ожиданий действие — результат. Пусть к тому же один из альтернатив­ных результатов предпочтителен. Это и означает, по мнению автора, что действие будет интенциональным. Как таковое оно полностью детерми­нируется образующими «сцепленную триаду» элементами, а именно двумя ожиданиями действие — результат и предпочтением одного из двух ре­зультатов.

Все элементы «сцепленной триады» могут быть установлены при обычном наблюдении внешнего поведения, ес­ли только живое существо в ситуации выбора устойчиво предпочитает один из двух исходов, склоняясь к одному из действий, а при обращении сочета­ния действий и их результатов пере­ходит к выбору альтернативного дей­ствия. Если известны только два эле­мента триады и от них зависит выбор одного из альтернативных действий, то можно сделать вывод о существо­вании третьего элемента. Например, предпочтения, когда известны оба ожидания действие — результат, или одного из двух ожиданий, когда изве­стно другое и предпочтение. Исполь­зуемый Ирвином термин «предпочте­ние» соответствует понятию «мотива­ция», а некоторый содержательный класс предпочитаемых результатов — понятию «мотив».

Новая интерпретация Ирвином эк­спериментальных данных об особен­ностях поведения в ситуациях разли­чения и выбора продемонстрировала действенность его теории, сочетав­шей в себе как принципы бихевиориз­ма, так и положения когнитивной психологии. Можно лишь сожалеть, что книга Ирвина не вышла 15 годами раньше, когда в объяснении поведе­ния еще господствовали теории типа S—R; она могла бы облегчить усилия Толмена по внедрению в психологию научения объяснения целенаправлен­ного поведения с помощью таких ос­новополагающих когнитивных кон­структов, как «ожидание» и «пред­почтение».

Так как о современных исследова­ниях линии психологии мотивации в узком смысле еще пойдет речь в следующих главах, мы закончим на этом очерк ее истории. Подчеркнем в заключение, что до сих пор только это направление систематически раз­рабатывает все восемь основных проблем мотивации. При этом в нем, начиная с Аткинсона, завоевала себе прочные позиции мысль о взаимодей­ствии личностных факторов и факто­ров ситуации — объяснение поведения с третьего взгляда.

Это направление берет свое начало в работах Левина. Несомненно вли­яние теории поля и топологических представлений уже на этапе выбора исследуемых феноменов. Однако в этом направлении важнее другое — постановка проблемы побуждения мо­тива, чуждой как Фрейду, так и Леви­ну. Для последних мотив — это увели­чивающаяся сила влечения или суще­ствующая потребность, которая моти­вирует деятельность, предшествуя ей во времени. Поведение может так­же,— впрочем, для Фрейда в большей степени, чем для Левина,— заключаться в познании. В когнитив­ной психологии последовательность «мотив — деятельность» обращается: при определенных условиях чисто когнитивные представления о сло­жившемся положении дел приводят к возникновению у созерцающего субъ­екта новой мотивации или меняют уже существующую. Таким мотивиру­ющим влиянием обладают диспропор­ции, противоречия, рассогласование в имеющихся когнитивных репрезента­циях. Эта точка зрения выразилась в теориях когнитивного равновесия [см. R. В. Zajonc, 1968], для которых ха­рактерно следующее:

«...Все согласны с тем, что субъект стремит­ся вести себя так, чтобы минимизировать внут­реннюю противоречивость своих межлично­стных отношений и внутриличностных знаний, а также своих убеждений, чувств и действий» [W. J McGuire, 1966, р. 1].

Тем самым в исследованиях моти­вации возродилось то, что со времен Дарвина, казалось, все больше изго­нялось из них: деятельность разума в качестве побудителя мотивации. Воз­никли основания для постановки со­циально-психологических вопросов (межличностные отношения, группо­вая динамика, изменения установок, социальная перцепция), которые зани­мали Левина в последние годы его научной работы (он умер в 1947 г.).

Одна из теорий равновесия — теория когнитивного баланса Хайдера [F. Heider, 1946; 1960]. Согласно ей, отношения между предметами или индивидами представляют собой уравновешенные или неуравновешен­ные когнитивные конфигурации. Хайдер пояснил это на примере отноше­ний трех индивидов. Если индивид 1 хорошо относится к индивиду 2 и к индивиду 3 и при этом индивид 1 видит, что индивиды 2 и 3 не понима­ют друг друга, то для индивида 1 это означает препятствие в образовании единства между всеми тремя лицами. Это препятствие мотивирует индиви­да 1 к установлению равновесия. Он может, например, предпринять что-либо, чтобы привести обоих конфлик­тующих индивидов к взаимопонима­нию. В результате конфигурация меж­личностных отношений превратилась бы в «хороший гештальт». Постулат, что когнитивные структуры стремятся к устойчивости, равновесию, «хоро­шему гештальту», приводит на память берлинскую школу гештальтпсихологов — Вертхаймера, Келера и Коффку, Хайдер (как и несколько раньше Левин) учился у них в 20-е гг.

Еще одной разновидностью теории равновесия является теория когни­тивного диссонанса Фестингера [L. Festinger, 1957; 1964], ученика Ле­вина. Такой диссонанс возникает, ес­ли, по крайней мере, два представле­ния не могут быть согласованы друг с другом, т. е. противоположность од­ного следует из другого. Невозмож­ность согласования порождает моти­вацию к уничтожению возникшего диссонанса через изменение поведе­ния, пересмотр одного из пришедших в противоречие представлений или через поиск новой информации, смену убеждений. Постулат о мотивиру­ющем действии когнитивного диссо­нанса вызвал к жизни множество остроумных экспериментов (см. гл. 4).

Большинство этих экспериментов, поскольку переживаемые мотивы не включались в анализ, велись в рам­ках концепции мотивации в узком смысле. Основное значение теорий равновесия состояло в обосновании роли когнитивных репрезентаций в мотивационных явлениях. Этой роли до тех пор не уделялось должного внимания.

В более поздней работе Хайдера [F. Heider, 1958] не только подчерки­валось значение когнитивных представлений, она непосредственно сти­мулировала исследования мотивации последующих десятилетий (см. гл. 10). При изучении социальной пер­цепции возник вопрос о том, что побуждает наблюдателя приписывать другому лицу определенные качества. Для ответа на этот вопрос были созданы многочисленные варианты так называемой теории атрибуции [см.: Н. Н. Kelley, 1967; В. Weiner, 1972]. Хайдера интересовало в данном кон­тексте то, как субъект строит свое наивно-психологическое объяснение действий другого лица. Отделяя, как и Левин, силы личности от сил окру­жающей ситуации, Хайдер, однако, в отличие от Левина, ищет решение своей проблемы в переживаниях дей­ствующего или наблюдающего лица. При каких условиях причины поведе­ния или событий относят за счет личности, а при каких—за счет осо­бенностей ситуации? Зависит ли это от постоянных особенностей личности (диспозиций), характеристик ситуации, какого-либо объекта или же от прехо­дящих состояний? Очевидно, любое наблюдение событий или чьего-либо поведения завершается приписывани­ем наблюдавшимся явлениям тех или иных причин и отыскиванием их там, где события на первый взгляд пред­ставляются загадочными. Но припи­сывание причин не является чисто когнитивным феноменом, остающимся без последствий любопытством. От результатов приписывания, от интен­ций, которые предполагаются у пар­тнера по действию, даже при внешне полностью одинаковых условиях за­висит дальнейшая деятельность.

Примером служат ситуации, в кото­рых действие может удаться, а мо­жет не удаться. Среди значимых причин того или иного исхода дей­ствия к личностным факторам отно­сятся способности (знания, воля, уме­ние убеждать других), а к факторам ситуации—трудности и помехи, кото­рые препятствуют выполнению дей­ствия. Из соотношения этих факторов можно вывести «возможности» (сап) индивида как постоянный каузальный фактор. Однако для успешного окон­чания действия «возможности» долж­ны быть дополнены переменными факторами — интенцией и «усилиями» (try). Эта простая схема позволяет объяснить успех или неуспех дей­ствия, если даны отдельные каузаль­ные факторы (пусть, например, изве­стно, что некто не прилагал заметных усилий: тогда успех его действий бу­дет означать, что его способности значительно превосходят уровень трудности задачи).

Связь такой наивной каузальной атрибуции, позволяющей при воспри­ятии действий другого лица объяснять их низкую или высокую эффектив­ность, с проблемой мотивации выяс­нилась не сразу. Однако то, что уста­новлено в отношении восприятия дру­гого, верно и для восприятия себя. Мы планируем и оцениваем свою де­ятельность, исходя из значимых для нас каузальных факторов, таких, как наши интенция и способности, пред­стоящие трудности, необходимые за­траты усилий, удача или невезение и т. д. Небезразлично, например, отно­сим мы свои неудачи за счет слабых способностей или недостатка затра­ченных усилий. В первом случае мы быстрее откажемся от попыток осу­ществить деятельность.

Вайнер [В. Weiner, 1972; 1974], уче­ник Аткинсона, ввел теорию каузаль­ной атрибуции в контекст изучения мотивации достижения. Это обуслови­ло разнообразную исследователь­скую активность, в ходе которой бы­ло установлено, что познавательные процессы, обеспечивающие причинное объяснение успеха или неудачи, явля­ются важными компонентами мотива-ционных явлений. Были обнаружены также индивидуальные различия стратегий каузальной атрибуции, со­ответствующие различиям мотивов. (В этой книге вызванным теорией каузальной атрибуции исследованиям мотивации посвящена глава 11.) Так, в конце концов, в психологии мотива­ции при объяснении поведения снова стали принимать во внимание пусть и «наивный», но разум.

Когнитивное направление разраба­тывалось в основном социальными психологами. На первое место при объяснении поведения в этом случае ставились разнообразные ситуационные факторы, а в качестве личностных характеристик брались уста­новки. Установочные переменные до сих пор фактически не нашли себе места в исследовании мотивации, от­части потому, что с точки зрения психологии мотивации неясен харак­тер этого гипотетического конструкта (понятие установки должно включать когнитивные, эмоциональные, оценоч­ные и поведенческие компоненты), а отчасти потому, что их влияние на поведение остается под вопросом. Сами социальные психологи также не имели намерений заниматься иссле­дованием мотивации в узком смысле слова. Тем не менее они внесли существенный вклад в решение ос­новных проблем побуждения мотивов, возобновления мотивации, мотивационных конфликтов, действия мотива­ции и прежде всего когнитивных про­цессов, участвующих в саморегуляции деятельности. В последнее время между когнитивной психологией и психологией мотивации осуществляет­ся плодотворный теоретический ди­алог (см. гл. 10).