История повседневности ХХ века в англоязычной историографии

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Том 154, кн. 3
Гуманитарные науки
2012
УДК 93
ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ХХ ВЕКА
В АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
А.В. Жидченко, В.Г. Рыженко
Аннотация
В статье представлены подходы к изучению истории повседневности, характерные
для британской и американской историографии ХХ века и применимые к изучению
истории повседневной жизни новых городских районов в СССР в 50–60-е годы. Отме-
чаются черты, нашедшие свое отражение в отечественной постсоветской историогра-
фии: преобладание публицистического стиля в изложении и политическая ангажиро-
ванность.
Ключевые слова: история повседневности, повседневная жизнь, город, англоязыч-
ная историография, источниковая база.
История повседневности является одним из самых динамично развиваю-
щихся направлений в отечественной и мировой историографии и постоянно
расширяет свой методологический арсенал. С точки зрения Л.П. Репиной, «уже
несколько десятилетий междисциплинарность представляет собой неотъемле-
мую характеристику состояния социально-гуманитарного знания и научного
знания как такового»; история повседневности стала частью «новой социальной
истории» [1, с. 26–27]. В России появляются коллективные и индивидуальные
проекты, ориентированные на зарубежную исследовательскую традицию [2–4].
При этом разыскания опираются на работы, опубликованные и на языке ориги-
нала, и в русском переводе. Таковы, например, визуальная антропология, обра-
щенная к городским картам памяти и предлагающая когнитивную реконструкцию
повседневного опыта [5], а также социально-философское осмысление простран-
ства города как места и времени повседневности [6].
Одним из актуальных для изучения объектов в области истории повседнев-
ности являются новые городские районы в СССР в период строительства комму-
низма 50–60-х годов XX в. Этот важный этап в социально-экономической и об-
щественно-политической истории нашей страны до сих пор не нашел полного
отражения в исследовательской литературе. Применение методологии истории
повседневности позволяет по-новому взглянуть на внутренние процессы обще-
ственной жизни в период «хрущевской оттепели». В настоящей работе пред-
принимается попытка реконструкции исследовательских подходов в ряде анг-
лоязычных работ, важных для понимания теоретической эволюции истории
повседневности.

ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ХХ ВЕКА…
173
Большой интерес представляет четырехтомная коллективная работа «Исто-
рия повседневной жизни Шотландии» [7–10], охватывающая период с 1000 по
2000 гг. Авторы реконструируют повседневную жизнь шотландцев, выявляя
значительные отличия между людьми в зависимости от класса, пола, возраста,
отношения к религиозным и этническим группам, места жительства. Отмеча-
ются отличия между деревенским и городским образом жизни, между жизнью
на побережье и внутри страны, на севере и на западных островах.
Говоря о степени разработанности вопросов изучения истории повседнев-
ности, авторы обращаются к особенностям национальных историографий. Как
известно, в Великобритании активность социальных историков была направлена
с подачи марксизма в так называемую «историю от низкого»: в центре внимания
оказалась история рабочего класса [8, р. 26–29]. Историки-анналисты, такие как
Фернан Бродель, концентрировали внимание на материальной стороне культуры
повседневной жизни. Французские, а затем и итальянские историки следующего
поколения главным объектом исследования считали микроисторию [7, р. 30–31]
и предпринимали попытки описать в деталях историю отдельной личности,
отдельной деревни с целью установить особенности менталитета конкретного
общества. Историки Германии понимали повседневность в более общем ключе.
“Altagsgeschichte” (история повседневной жизни) стала одним из источников
«дебатов о жизни» в немецкой историографии [7, р. 34–38]. Современные евро-
пейские исследователи истории повседневности, как отмечает Л.П. Репина, про-
должают традиции своих предшественников [1, с. 30–44].
В исследовании, посвященном повседневной жизни Шотландии в ХХ в.,
Линн Абрамс и Коллумом Брауном рассматриваются вопросы, которые в целом
можно охарактеризовать как «общеисторический контекст»: динамика роста на-
селения, этнические и религиозные изменения, занятость, сферы профессио-
нальной деятельности, здравоохранение, жилищный вопрос, потребление, досуг,
транспорт, криминальные явления [10, р. 19–48].
В работе американского ученого Харви Грина «Сомнения повседневной
жизни 1915–1945 гг.» [11] сомнения стали предметом исследования именно по-
тому, что исторические события первой половины ХХ в. не могли не коснуться
общества в целом, а значит, не могли не затронуть жизни отдельного человека.
Бурные изменения не только в политической истории, но и в технике и техноло-
гиях, отразились в переменах в материальной и бытовой культуре жителей США,
которые, в свою очередь, обусловили изменения в общественном сознании. Про-
слеживая эволюцию указанных процессов в 20–30-е годы, Грин уделяет особое
внимание урбанизации и анализирует ее положительные и отрицательные по-
следствия.
Американские историки изучают историю повседневности, обращаясь в том
числе и к массовой культуре. Таково исследование Карал Анн Марлинг «Это
смотрят по ТВ: визуальная культура повседневной жизни 1950-х гг.» [12]. Мас-
совое распространение телевидения означало настоящую революцию, затро-
нувшую почти все области повседневной жизни: изменились быт, образ жизни,
мышления, стереотипы поведения. Преимущественно с телевидением оказались
связаны «отдых, радости, удовольствия» двух выходных дней каждого работаю-
щего американца. Телевидение отделило частные интересы от общественных,

А.В. ЖИДЧЕНКО, В.Г. РЫЖЕНКО
174
обособило людей, живущих по большей части в собственных домах в приго-
родных районах больших городов [12, р. 51].
В книге рассмотрены различные примеры влияния телевидения на культуру
и массовое сознание жителей США. Выбрав один из преимущественных факто-
ров формирования повседневной жизни своей страны в 50-х годах, автор описы-
вает влияние «телевизионной революции» на менталитет и образ жизни амери-
канцев, используя методы «вживания» (детально описаны реконструируемые
ситуации просмотра телепередач всей семьей [12, р. 63–81]) и устного рассказа
(воспоминания и рассуждения очевидцев составляют значительную часть исто-
рической реконструкции повседневной жизни в США в 50-е годы [12, р. 45–48,
112–118, 192–198]).
Истории советской и российской повседневности посвящена книга С. Бойм
«Общественные места», впервые опубликованная в 1994 г. Автор связывает фор-
мирование «общественных мест» с организацией пространства и организацией
речи. Особое внимание уделяется топонимике пространства. Рассматривая «ме-
тодологию как путешествие», автор подчеркивает, что Россия с ее эклектичной
культурой занимает особое место в межкультурном пространстве Европы и
Азии. Путь изучения культурных мифов и общественных мест связан, по мне-
нию автора, с путешествием в прошлое, привлекающим западных туристов, ко-
торые ищут в современной России памятники ушедшей в историю «деспотиче-
ской» системы [13, р. 23]. В связи с организацией пространства «общественных
мест» автор рассматривает феномен коммунальной квартиры как отражение
советской системы форм организации быта.
Организации речи посвящена специальная глава о массовой культуре «Опи-
сывая общественные места: Графомания», в которой охарактеризованы литера-
турные и музыкальные жанры, оказавшие влияние на повседневную жизнь.
В предисловии к русскоязычному изданию работы [14], перевод которой был
подготовлен самой С. Бойм, автор отмечает, что сознательно отграничила версию
на академическом американском от версии на литературном русском; в перевод-
ном варианте также появилась новая, четвертая часть «о мифологиях конца
1990-х – начала 2000-х, касающихся понятий свободы, ностальгии и культурной
памяти» [14, с. 5–6]. Интересно, что сопоставление перевода с оригиналом вы-
явило ряд других расхождений, связанных с разным восприятием текста амери-
канским и русским читателем: название вступительной части англоязычного
варианта «Теория общих мест» превратилось во «В поисках потерянной повсе-
дневности» в русскоязычном; не слишком актуальный для российского читателя
параграф «Мифология как путешествие» заменен на «Китч, “кэмп” и “баналь-
ность зла”» т. д. Наборы иллюстраций в оригинальном и переводном изданиях
также не совпадают. Так, рассуждения С. Бойм в англоязычном издании пред-
варяются репродукцией картины Лактионова «Новая квартира». В центре стоит
среднего возраста женщина, героиня Великой Отечественной войны и полноправ-
ная хозяйка новой квартиры. Стоит она так, будто замерла в одном из элементов
русского народного танца. Позади нее сын, юный пионер, который держит
в руках портрет И.В. Сталина. Зритель понимает, что этот портрет занял место
отца. Советская семья не воссоединилась, но мать верит в возможность яркого
будущего. По мнению автора, эта сцена – не просто частный семейный праздник,

ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ХХ ВЕКА…
175
а праздник советского коллектива в миниатюре, поэтому картина названа «ико-
ной советской цивилизации».
Американские советологи обращались и к изучению такого института обще-
ственной жизни в СССР, как институт семьи. Работа Дэвида Мэйса и Веры Мэйс
«Советская семья» [15], подготовленная и изданная в 1963 г., в период «хру-
щевской оттепели», представляется крайне интересным исследованием социо-
логической направленности. Уже во введении авторы отмечают «легкий тон пре-
зрения» большинства исследований, посвященных Советскому Союзу, и дистан-
цируются от подобного отношения к объекту изучения, оговаривая при этом
свое желание защититься от обвинений в симпатии к «советскому». Для сбора
данных авторы предприняли длительную поездку в Советский Союз, где уста-
навливали реальные контакты с советскими гражданами; следующим шагом
стало «суммирование персонального опыта», то есть обработка и интерпретация
информации. В качестве источников также использовались законодательные
акты, материалы периодической печати, мемуары и т. д. По мнению авторов,
одной из главных особенностей сталинского режима было стремление привить
советскому обществу высокие идеалы постоянного труда без ожидания награды,
что оказало значительное влияние на семейные отношения советских граждан.
Иллюстрирует главенствующую роль идеологии в советской семье ответ совет-
ской женщины на вопрос о том, какие мысли о жизни в своей стране ее посе-
щают: «Лучшая мысль – это наша безопасность. Нам никогда не придется ду-
мать о черных днях в будущем. Когда у нас есть деньги, мы можем себе позво-
лить уехать в отпуск, или еще что-то, что нам нравится, потому что мы знаем, что
мы в безопасности. Мы никогда не боимся старости или болезней…» [15, р. 49].
Однако, по мнению авторов, представление о том, что все советские граждане
являются одной большой счастливой семьей, постоянно занятой полезной рабо-
той, разделяли далеко не все. В главе «Товарищ – муж, товарищ – жена» большое
внимание уделено проблемам, возникавшим в результате столкновения интере-
сов семьи и коллектива [15, р. 275].
Отметим, что англоамериканской историографии микроистории и истории
повседневности свойственно уделять значительное внимание именно бытовой
стороне жизни социума, в частности проблеме жилища. Это не случайно, ведь
в жилом пространстве проходит большая часть жизни индивидов. Именно там
реализуется максимальное количество человеческих потребностей. В период
«холодной войны» качество жилищных условий стало одним из главных пока-
зателей превосходства западной капиталистической системы над социалисти-
ческой в материальном благополучии. Для того чтобы получить представление
о подходах англоязычной историографии к данной проблеме, мы вязли две ра-
боты, одна из которых написана в 60-е годы XX в., а другая – в 80-е. Первая
представляет собой пример английской историографической традиции, вторая –
американской.
В работе «Жилищное строительство в современном мире: борьба людей за
убежище в урбанизированном мире» Чарльза Абрамса [16] анализируются
проблемы экономического развития разных стран в период 50–60-х годов XX в.
От проблем экономики в целом автор переходит к следствиям конкретных эко-
номических мер, сказавшимся на жилищном строительстве. Подчеркнут контраст

А.В. ЖИДЧЕНКО, В.Г. РЫЖЕНКО
176
между жилищем и образом жизни в целом жителей стран Азии и Африки и ев-
ропейских государств. Интересен раздел книги, посвященный градостроитель-
ным проектам в Советском Союзе. Урбанизация в СССР рассматривается авто-
ром как часть государственной политики, а вопросы идеологии жилищного
строительства связываются им с общетеоретическими установками социализма
К. Маркса и Ф. Энгельса. Исследование обнажает проблемы советского жи-
лищного строительства, недостатки в обеспечении жильем трудящихся в течение
нескольких первых десятилетий советской власти. Жилищные условия миллио-
нов жителей СССР названы катастрофическими [16, р. 148–168].
Работа Джона Адамса посвящена жилищному строительству в Америке в
80-е годы [17] и включает в себя сравнительный анализ статистических сведе-
ний из сферы экономики, финансового состояния, демографии, миграционной
политики, структуры потребления. Во введении к исследованию автор подчер-
кивает, что жилищное строительство является важнейшим элементом повсе-
дневной жизни. Основные проблемы американского жилищного строительства
обозначены автором как «жилищное строительство и общество», «место притя-
жения жилищного строительства, ресурсы его роста», «использование нацио-
нальных и региональных особенностей», «массовое жилищное строительство
внутри высокоурбанизированных зон», «продолжение жилищного строительства
и проблемы реакции общества». Интересно, что современная указанной работа
советского ученого Б.И. Оглы [18] «Строительство городов Сибири» демонст-
рирует применение схожей логики анализа.
Особый интерес для характеристики развития зарубежной историографии
в области истории повседневности представляет книга Колина Чанта «Наука,
технология и повседневная жизнь: 1870–1950», в которой рассматривается, как
научно-технические достижения изменили за 80 лет повседневную жизнь. Новые
изобретения, техника и технологии сначала изменили материально-предметный
мир, а затем – глубинные пласты сознания человека. Работа разделена на сле-
дующие главы: «Повседневная жизнь и динамика технологических изменений»,
«Наука и технология: проблемы интерпретации», «Электрификация», «Про-
дукты химической индустрии», «Материалы: стиль и применение», «Транспорт»,
«Коммуникации», «Еда», «Инженерия для общества и человека». Интересно
название последней главы работы: «Россия: технологические перемены и соци-
альные изменения». В параграфе «Наука, технология и социальные перемены
в Советском Союзе» прослеживаются изменения с 1917 до 1953 г., при этом под-
черкивается мысль о тесной связи развития науки и техники в СССР с идеоло-
гией. Средства «доставки» научных технологий потребителю, по мнению автора,
были противоположными: в Соединенных Штатах это была реклама, в Совет-
ском Союзе – администрация [19].
Итак, можно выделить отличительные черты англоамериканской историо-
графии истории повседневности.
Во-первых, реконструкция повседневной жизни осуществляется по-разному:
в английской традиции повествование структурировано в соответствии с об-
щими канонами исторической науки, американская же отличается вольным
стилем изложения материала, который делает исследования непохожими на
научные. Большую роль в американских работах играет личный опыт автора,

ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ХХ ВЕКА…
177
сосредоточенного на собственной интерпретации рассматриваемых проблем.
Важной методологической особенностью является использование в качестве
источников воспоминаний и размышлений современников, произведений ме-
муарного жанра. Дополнительно используются визуальные материалы, перио-
дическая печать, статистические сведения и т. д. Специальная научная литера-
тура привлекается для уточнения исторических фактов не всеми авторами (на-
пример, таково исследование С. Бойм).
Во-вторых, англоамериканской историографии истории повседневности
ХХ века присуща политическая ангажированность. Так, со времен «холодной
войны» историки стараются показать преимущества капитализма перед социа-
лизмом, что находит свое отражение и в исследованиях, посвященных повсе-
дневной жизни.
Summary