К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота



бет13/15
Дата24.07.2016
өлшемі0.8 Mb.
#218663
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

Солдатами не рождаются, ими становятся в результате повседневной напряженной боевой учебы, а этим как раз и занимается командир взвода и никто другой. Повторяю, тогда в середине сороковых годов это была тяжелая рутинная, зачастую без выходных дней и отгулов, работа.

К сожалению за свой нелегкий труд командиры взводов, да и командиры рот (батарей) в Сухопутных войсках Советской Армии получали денежное содержание значительно ниже, чем офицерский состав равнозначных должностей на ВМФ и авиации. Кроме того, следует подчеркнуть, что должность командира взвода в Сухопутных войсках СА не была связана ни с какой гражданской специальностью, а это был немаловажный фактор.

В случае увольнения в запас, а это никогда не исключалось, офицер был вынужден начинать все с нуля, хотя у некоторых офицеров были уже семьи и дети. Так, например, лейтенант, окончивший нормальное командное общевойсковое училище, начав свою военную карьеру с должности командира взвода (штатная категория старший лейтенант), имел должностной оклад – 700 руб., командир роты (капитан) – 900 руб., командир батальона (подполковник) – 1300 руб., командир полка (полковник) – 1600 руб. В то же время лейтенант, окончивший Военно-морское училище на корабле имел должностной оклад не ниже 1000 руб. Командир корабля 2-ого ранга (эсминец 61 проектов «30 БИС», «56») штатная категория – капитан второго ранга имел должностной оклад 1900 руб. Это кроме 25% «морских», т.е. когда корабль находился в море.

Уместно также напомнить о продовольственном и вещевом довольствии офицеров армии и флота. Так, например, старший офицер ВМФ (начиная с капитана 3-го ранга) получал положенное ему вещевое довольствие, если выразить в рублях, в 3-4 раза больше, чем соответствующий ему в воинском звании офицер Советской Армии. Таким образом, разница, как в денежном, так и в вещевом довольствии между офицерами СА и ВМФ была более чем значительна. Безусловно, об этом хорошо была осведомлена общественность города и, конечно, молодое поколение второй половины человечества. Поэтому для значительной части девушек – студенток Бакинских ВУЗов, которые не считали себя ущербными, была заветная мечта – выйти замуж за курсанта последнего курса Каспийского Высшего Военно-морского училища (КВВМУ) или летчика с военного аэродрома «Кала». Каспийское ВВМУ готовило для ВМФ страны: вахтенных офицеров, штурманов и ряд других специальностей достаточно близких по своему характеру, существующих в морском торговом и рыболовном флоте страны. В то же время мы, молодые офицеры Советской Армии, в глазах этих самых девушек выглядели не самым лучшим образом. Они считали нас, что было очень обидно – безграмотными, ничего не умеющими делать людьми в условиях гражданской жизни, пьяницами и повесами. Словом, наш имидж, если говорить современным языком, стоял у них на достаточно низком уровне. Естественно, нас, молодых офицеров, это здорово оскорбляло, т.к. мы считали, что это не соответствует действительности.

Таким образом, мы, сравнительно молодые тогда офицеры СА – участники Великой Отечественной войны, защитившие Родину от порабощения германским фашизмом, оказались в ущербном положении по сравнению со своими сверстниками, которые не были призваны в ряды ВС СССР, учились в высших военных учебных заведениях, в гражданских ВУЗах, а некоторые из них имели уже высшее образование или заканчивали ВУЗы. С пренебрежительным к себе отношением со стороны девушек – студенток Бакинских ВУЗов мне лично пришлось встретиться дважды. В период, когда подразделение полка на зимних квартирах, мне часто, не реже одного раза в неделю приходилось ходить в наряды. Наряды в основном были связаны с дежурством по полку, дежурством по гарнизонным караулам, реже ходил в наряд - старшим военным патрулем по городу. В середине 40-х годов прошлого века военным комендантом города Баку был Герой Советского Союза подполковник Х.Г Мустафаев. Это тот майор Мустафаев, который командовал мотострелковым батальоном в 91-ой отдельной танковой бригаде 3-ей гвардейской танковой армии генерал – полковника П.С. Рыбалко. Бригадой командовал полковник И.И. Якубовский, в последствии дважды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза, Первый заместитель Министра обороны Союза СССР. В боях за освобождение правобережной Украины в первых числах ноября 1943 года основные силы бригады - 344-ой танковый батальон, мотострелковый батальон майора Х.Г Мустафаева с ротой противотанковых ружей скрытно совершил глубокий обход города Фастова с северо-запада и внезапно ворвался в город и на железнодорожный вокзал, устроив немецким танкистам, танки которых стояли на железнодорожных платформах, незабываемое для фашистов кошмарное утро. Бой за Фастов изобиловал острыми моментами.

Однако мотострелки батальона майора Хадырсан Оглы Мустафаева и танкисты 344-го и 345-го танковых батальонов капитанов П.В. Пусты и с.ф. Гусева при поддержке частей 6-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора А.П. Панфилова к утру 7-го ноября 1943 года полностью освободили Фастов от немецко-фашистских захватчиков.

В Фастове были взяты многочисленные военные трофеи и материальные ценности. Только одна 91-ая отдельная танковая бригада захватила 64 орудия зенитной артиллерии, прислуга которых была перебита мотострелками батальона Х.Г. Мустафаева. Кроме того, было захвачено 62 паровоза, 22 эшелона с военным имуществом, 150 тысяч тонн хлеба, более 3 тысяч тонн ГСМ и другие ценные материалы, оборудование и техника. За выдающиеся подвиги в боях за Фастов многие воины бригады, в т.ч. и майор Хадыр-Гасан Оглы Мустафаев, были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

В то время подполковник Х.Г. Мустафаев пользовался большим авторитетом и уважением руководителя, а по сути дела хозяина республики Азербайджан – первого секретаря ЦК Компартии Азербайджанской ССР Мир Джафар Аббасовича Багирова, поскольку Героев Советского Союза азербайджанцев по национальности можно было пересчитать по пальцам одной руки. Ему прощалось многое. Так, например, он приказал военным патрялям задерживать и доставлять в военную комендатуру всех военнослужащих, в т.ч. сотрудников МВД (милиционеров), нарушивших установленную на этот день форму одежды, не бритых, не отдающих честь военнослужащим, страшим по званию или, наконец, находящихся в легком подпитии. Всех задержанных заставлял заниматься строевой подготовкой в течение двух часов беспрерывно на плацу около комендатуры города на виду у всех прохожих и обывателей. Военнослужащих, в т.ч. офицеров, задержанных в нетрезвом виде или бурно выражавших свое недовольство задержанием, арестовывал и сажал на гауптвахту сроком до 10-ти суток. Гауптвахта находилась рядом с военной комендатурой, через дорогу, в старой части города – крепости.

Такими неординарными, прямо скажем, жесткими мерами подполковник Х.Г. Мустафаев достаточно быстро навел порядок на улицах города среди военнослужащих, особенно фронтовиков, которые не особенно –то считались с мнением окружающих их людей и нередко появлялись на улицах города в неряшливом виде и нетрезвом состоянии. Теперь, чтобы выйти на улицу города, военнослужащий хорошо знал, что ему следует привести себя и свою форму одежды в надлежащий порядок и вид. Он в тоже время хорошо знал, что если этого не сделает, то имеет шанс в течение двух часов усиленно заниматься строевой подготовкой на плацу около комендатуры города под присмотром строгого коменданта.

К большому сожалению, мне неизвестна дальнейшая судьба этого доблестного воина. Скорее всего, он рано ушел от нас в мир иной, поскольку провел почти всю войну в пехоте, а это, если судить по большому счету, значило очень многое. Кроме того, в 1948 году ему было уже 43 года, а детство у него было достаточно тяжелым. Как написано выше, мне иногда приходилось быть в наряде – старшим военного патруля по городу. Кстати, этот вид наряда для нас был наиболее легким, поскольку днем мы отдыхали, прогуливаясь по улицам, паркам и бульварам города. А вечером тот из военных патрулей, который больше всех задерживал военнослужащих за те или иные нарушения, направлялся для продолжения дежурства в кинотеатры, клубы, парки и другие культурно-развлекательные учреждения.

В один из июньских дней 1948 года, патрулируя приморский бульвар, задержал двух офицеров – капитана медицинской службы и старшего лейтенанта, слегка подвыпивших в помятом обмундировании и грязных сапогах. В городе они были проездом и в случае их задержания, они в лучшем случае отделались бы двухчасовой строевой подготовкой (чтобы неповадно было появляться в таком виде на улицах столицы Азербайджана).

Проверяя у них документы, обратил внимание на несколько фотографий, которые находились в документах капитана. Любопытства ради посмотрел на одну из них. На ней я увидел офицера очень похожего на В.И. Варенникова – моего бывшего командира полковой 120 мм минометной батареи 100 гвардейского полка, с которым я воевал весной и летом 1943 года м с которым 28 сентября 1943 года на одном плоту форсировал реку Днепр в районе хутора Войсковое. Я спросил капитана о том, кто на снимке, указывая на офицера в звании «капитан», похожего, как мне показалось на моего бывшего командира. Тот с гордостью ответил, что это их начальник артиллерии полка капитан Валентин Иванович Варенников. К сожалению, наша дивизия расформировалась и он от нас ушел в другую часть. Так я узнал, что Варенников В.И. остался в живых, уцелел в этой не знавшей аналогов в истории человечества войне. Впоследствии В.И. Варенников стал Героем Советского Союза, генералом армии, Главкомом Сухопутных войск, заместителем Министра обороны Союза ССР.

С Валентином Ивановичем Варенниковым, когда он был начальником главного оперативного управления генерального штаба ВС ССР, Главкомом Сухопутных войск, депутатом Государственной Думы поддерживал связь и неоднократно встречался.

Да простит меня читатель за небольшое отступление от темы воспоминаний и за некоторый перебор в описании своей личной жизни, которые будут изложены ниже. Но эти события носили для меня знаковый характер, определили мою личную жизнь на многие десятилетия вперед. Итак, во второй половине августа, а точнее 18 августа я сдал последний экзамен за 9-й класс и был переведен в 10-ый. Таким образом, был сделан достаточно существенный шаг вперед в получении среднего образования. Однако получить аттестат зрелости в условиях военной службы для младшего офицера, даже при очень большом желании, было делом непростым.

В национальных формированиях, какой являлась наша 216 СД, нам, офицерам русской национальности, было труднее вдвойне. Так, например, автор этих строк, чтобы получить очередной положенный отпуск за 1949 год для сдачи экзаменов за 10-ый класс средней школы, вынужден был обратиться с жалобой к члену Военного Совета 4-ой Армии, куда организационно входила наша дивизия, на командира полка полковника Гусейнова и заместителя командира полка по политчасти подполковника Багирова, которые отказали мне в представлении отпуска. И только после вмешательства члена Военного Совета отпуск мне был предоставлен. Без общего среднего образования в условиях мирного времени продвижение по службе практически исключено.

Теперь до начала учебы в 10-ом классе вечерней школы при Доме офицеров был перерыв до середины октября. День 18 августа 1948 года был знаковым еще и потому для меня, что в этот день я познакомился с девушкой – студенткой 5-го курса Азербайджанского Индустриального института (Аз.ИИ) Ириной Грибковой, которая впоследствии стала моей супругой. По случаю окончания учебы и сдачи последнего, достаточно сложного, экзамена мы с приятелем – офицером нашей части, тоже сдавшим экзамен за этот класс, решили вечером пойти в парк Дома офицеров, где решили немного отдохнуть в небольшом кафе. Кроме того, мы планировали после посещения кафе посетить офицерскую танцплощадку, если там играет военный духовой оркестр. В то время в парке Дома офицеров были 2 танцплощадки. Одна из них только для офицерского состава. Туда девушки могли попасть только в сопровождении офицера, одних их не пускали. Другая, большая по размеру – для других военнослужащих и гражданских лиц. В этот вечер кафе оказалось закрытым, но на офицерской танцплощадке играл духовой оркестр, поэтому мы прямо отправились туда. Войдя на танцплощадку, мы увидели справа от входа в 15-20 метрах стоят две девушки. Та, что стояла к нам спиной, была несколько ниже своей подруги. Поскольку мой приятель был ростом выше меня, то я предложил ему пригласить на танец ту девушку, которая была выше ростом и стояла к нам лицом. На том и порешили. Девушка, которую я пригласил на танец, была среднего роста в возрасте 21-22 года с правильными чертами лица, густыми до плеч волосами и женственной конституцией. Сказать, что она была красивой, было бы преувеличением, но что она была привлекательной, то это было несомненно так. Она произвела на меня хорошее впечатление и мне понравилась. На офицерской площадке, которую я посещал по выходным и праздничным дням, да и в Доме офицеров в текущем году ее никогда не видел. Чтобы как-то завязать разговор, обратился к ней с весьма банальным вопросом: «Хотелось бы знать, почему в этом году на офицерской танцплощадке, да и в Доме офицеров я Вас никогда не видел?» «А я на практике была»,- последовал ответ. Однако это было сказано от лукавого. Причина, по которой она не посещала танцплощадку в парке и танцы в Доме офицеров была совершенно иной и никак не связана с ее практикой на заводах города Баку. Как потом мне стало известно от ее близких подруг, она всю прошедшую весну и лето встречалась с курсантом 4-ого, т.е. выпускного курса Каспийского Высшего Военно-морского училища (КВВМУ) Анатолием Безбородько, с которым у нее были связаны достаточно серьезные намерения.

В июле 1948 года А. Безбородько закончил учебу в училище, сдал государственные экзамены и в начале августа убыл на Черноморский флот для прохождения месячной войсковой стажировки по полученной в училище специальности. Таким образом, в августе в городе Баку его не было. Почему дружба между ним и Ириной не получила своего логического завершения, можно лишь догадываться, т.к. Ирина на эту тему и тогда, и сейчас вести разговор категорически отказывается. Вот почему 1 августа 1948 года Ирина вместе со своей близкой подругой по месту жительства Аней Григорьевой вместо привычного им клуба имени 26-ти Бакинских комиссаров, оказались на офицерской танцплощадке, куда в это день вход для девушек был свободный.

Далее наш разговор имел следующее продолжение:

- А где Вы учитесь? – задал я вопрос.

- В Индустриальном институте на технологическом факультете.

- Странно! У меня есть знакомая девушка - студентка 5-го курса вашего института, но практику на заводе она закончила примерно месяц назад.

- А как зовут Вашу знакомую девушку?

- Галя Соколова!

После некоторой паузы моя партнерша сказала такое, от которого я пришел в недоумение.

- Я гадать умею и знаю о Вас все! Вас зовут Володей, а меня Ириной! Я подруга Гали Соколовой!

Услышав это, я от всей души рассмеялся.

- Так это, оказывается, были Вы, когда в июне ушли от Гали Соколовой и моего друга Алексея Зеленцова, который пригласил вас обоих в кинотеатр к курсанту КВВМУ, поджидавшему лично Вас у выхода из кинотеатра?

Ответа не последовало. Со своей стороны на ответе не настаивал, т.к. дальнейший разговор в этом ключе в конечном счете мог привести к размолвке между нами, чего мне никак не хотелось. Тогда мы с Колей Макрушниковым – это наш приятель офицер, который жил в одной комнате с Алексеем, здорово посмеялись над ним, услышав от Гали Соколовой рассказ о посещении ее и Ирины кинотеатра, куда Алексей пригласил их для просмотра нового кинофильма и что произошло у выхода из кинотеатра. Таким образом, задуманный Галей план знакомства Алексея с Ириной и предполагаемое его продолжение в будущем не состоялось. Этот новый Казанова (до этого времени он лишь в течение последнего года знакомился, а затем каждый раз ссорился не менее чем с четырьмя девушками) на этот раз остался с «носом». В описываемый период А. Зеленцов, как и я, имел воинское звание «старший лейтенант». Впоследствии он стал полковником СА, кандидатом военных наук, старшим преподавателем одной из кафедр военной академии им. М.В. Фрунзе. Инцидент, который произошел у выхода из кинотеатра, он, видимо, расценил как наваждение, если не больше к своей личности, и на достаточно долгое время затаил на Ирину обиду. Вместе с тем, вечер моего знакомства с Ириной в моей памяти остался навсегда, и каждый раз, когда я вспоминаю о нем, то мне кажется, что это было совсем недавно, но ведь это было давно, почти без малого 60 лет назад. Этот вечер от его начала и до конца провел с Ириной. Через несколько дней по ее приглашению побывал у нее на квартире, которая находилась в Романинском поселке, это примерно в 20 км от города Баку. Остановка электрички называется Бюль-Бюли.

Встречен я был доброжелательно. Ирина познакомила меня со своей матерью Валентиной Петровной, женщиной в возрасте примерно 48 – 50 лет с довольно приятной внешностью, учительницей начальных классов по профессии.

Отец Ирины – Грибков Афанасий Дмитриевич инженер-технолог по образованию. Занимавший достаточно большую должность в Азнефти, в суровом 1936 году по ложному обвинению в халатности был осужден и находился в заключении до 1946 года. Однако ему после освобождения не разрешили жить вместе с семьей в городе Баку, и он, по словам Ирины, был вынужден жить в городе Кировобаде, ныне это город Гянджа. Умер он в 1951 году. Обстановка в квартире, даже по тем временам, была более чем скромной. Они угостили, точнее, напоили меня чаем, как мне помнится, с инжировым вареньем, которого до этого никогда не пробовал.

За чашкой чая, беседуя со мной, мать Ирины в очень деликатной форме расспросила меня о моих родителях, моем прошлом. Зная, что эта беседа со мной была не как простое любопытство, а нечто более значительное, и что мнение матери обо мне будет для Ирины, если не решающим, то, по крайней мере, достаточно значимым, я на все поставленные вопросы старался ответить обстоятельно и откровенно. Несомненно, что Ирина перед моим приходом рассказала своей матери все, что знала к этому времени обо мне.

Беседуя со мной, мать Ирины, видимо, хотела лично убедиться в том, что могу ли я быть в будущем достойным спутником жизни ее дочери, которая через год оканчивает институт и получает диплом инженера-технолога. Возвращаясь тогда от Ирины в город, на остановке электрички Б.-Бюли случайно встретил близкую подругу Ирины Аню Григорьеву. Это она 18.08.1948 года была вместе с Ириной на офицерской танцплощадке парка Дома офицеров. Узнав, где я был, она настойчиво стала меня убеждать в том, чтобы я больше не встречался с Ириной и тем более не строил с ней никаких планов на будущее. Она утверждала, что она беззаветно любит морского офицера, который сейчас служит на Севере, и с которым она познакомилась в ноябре 1944 года, когда он был еще курсантом Военно-Морского училища.

В настоящее время она встречается с курсантом выпускного курса КВВМУ, который сейчас находится в море на практике, и как только он вернется в Баку, она непременно уйдет к нему. То же самое, почти слово в слово, говорила мне накануне ее другая подруга – Галя Соколова, однако они, как потом выяснилось, не владели полной информацией о личной жизни своей подруги. Ирина умела хранить тайну. Если говорить честно, то информация подруг Ирины меня обескуражила. До моего посещения, здесь в гостях у Ирины и ее матери, как правило, были курсанты 4-ого, т.е. выпускного курса (реже 3-его курса) Каспийского Высшего Военно-морского училища (КВВМУ) – без пяти минут офицеры Военно-морского флота. Последним из них, примерно 1-1,5 месяца назад до нашего знакомства был Анатолий Безбородько. Что же касается офицеров Советской Армии, то Ирина до моего с ней знакомства никогда не была близко с ними знакома, поскольку в их семье о них сложилось достаточно негативное мнение, о чем я писал выше. Конечно, Ирина и ее мать Валентина Петровна были, как ныне принято говорить, упертыми мореманками. Этому способствовало еще и то, что старший брат Ирины - Леонид в то время учился на третьем курсе КВВМУ, а младший брат Александр - в спецшколе по подготовке к поступлению в высшее училище Военно-морского флота. Безусловно, Валентина Петровна своим зятем, а Ирина своим мужем видели только офицера Военно-морского флота. Безусловно, тому есть достаточно серьезные основания. Во-первых, популярность, или как ныне принято называть имидж, офицеров Военно-морского флота в то время был гораздо выше имиджа офицерского состава других видов Вооруженных Сил страны. Он имел свои истоки еще со времен Гражданской войны. В годы Великой Отечественной войны моряки советского Военно-морского флота в боях за Советскую Родину проявили массовый героизм, воинскую доблесть и верность военной присяге, создало им в сознании советского народа ореол бесстрашия и верности своему Отечеству. Советский народ искренне любил своих военных моряков и относился к ним с большим уважением. Поэтому общественное мнение в сознании наших девушек и их родителей играло не последнюю роль. Во-вторых, офицеры ВМФ, как правило, имели высшее образование, схоже с высшим образованием, которое имел начальствующий, точнее, руководящий состав гражданского торгового и рыболовного флотов страны. В то же время младший офицерский состав СА, в т.ч. и автор этих строк в, в своем большинстве имел лишь неполное среднее образование. В-третьих, материальное положение офицерского состава ВМФ (о чем написано выше) в целом было гораздо выше офицерского состава Сухопутных войск СА. В-четвертых, корабли Военно-морского флота в своем большинстве базировались в непосредственной близости от морских торговых портов страны, т.е. недалеко от портовых городов, где, как правило, находились кораблестроительные верфи, ремонтные заводы и различные учебные заведения. Это давало возможность женам военных моряков и членам их семей работать и учиться в школах и высших учебных заведениях. В то же время жены офицерского состава сухопутных войск и авиации СА такой возможности зачастую не имели. Эти обстоятельства были, если не решающими, то во всяком случае определяющими факторами при выборе девушками спутника своей жизни. Поэтому Ирина не была исключением, и как многие другие девушки – ее сверстники, стремилась как лучше устроить свое будущее. Мне до некоторого времени не было известно - какое же впечатление сложилось тогда обо мне у Ирины и ее матери после нашей с ней беседы во время моего первого посещения ее квартиры. Я, конечно, догадывался, что в целом оно было негативным. Но могли ли быть иначе? Конечно же, нет! Ирина через год заканчивала институт и получала диплом инженера-химика по переработке нефтепродуктов. У меня же не было ни общего среднего образования, ни какой-либо гражданской специальности. Что же касается воинского звания «старший лейтенант», то в случае увольнения меня в запас, а это тогда не исключалось, то в мирное время в народном хозяйстве оно ровным счетом ничего не значило. Профессия защитника родины в послевоенное время почему-то не была знаковой. Кстати, и сейчас она не является таковой.

Термин «защитник отечества» был озвучен и получил признание лишь после выхода на экран фильма «Офицеры». Однако это произошло значительно позже описываемых здесь событий. Таким образом, шансы на то, чтобы стать спутником жизни Ирины, у меня были минимальны.

Перед тем как убыть на учение, я встретился с Ириной на ее квартире и в свете рекомендации ее подруг, задал ей несколько вопросов. Ее ответы в целом меня удовлетворили, хотя в правдивости слов в отношении курсанта, сомневался, поскольку она встречалась с ним около 4-х месяцев и это к нему тогда она ушла от Алексея и Гали у выхода из кинотеатра. На следующий день вместе со снайперской командой полка убыл в летние лагеря (это в 20-25 км от Баку), чтобы там, на учебном поле полка, научить снайперов четко выполнять все элементы отстрела трех наиболее сложных по своему характеру упражнений из снайперской винтовки. Почему трех упражнений? Да потому, что командование полка не знало, какое из этих трех упражнений назовет инспекция. Еще раз напомню читателям, что от того, как отстреляются снайперы, зависит оценка полка по огневой подготовке.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет