К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота

жүктеу/скачать 0.8 Mb. бет 1/15 Дата 24.07.2016 өлшемі 0.8 Mb. #218663

Бұл бет үшін навигация:

• Воспоминания о Великой Отечественной войне Посвящается моим товарищам - офицерам по 46- му гвардейскому стрелковому полку 48-ой гвардейской
• Криворожской стрелковой дивизии г. Тверь 2008 г.
• ПРЕДИСЛОВИЕ. Как быстро проходят годы….
• Из жизни один за другим уходят люди – участники и свидетели тех грозных событий, которые развернулись на просторах нашей Родины.
• Воспоминания я условно разделил на три части: - « Моя командирская юность» - «На службе Отечеству» - «Заключение»
• « МОЯ КОМАНДИРСКАЯ ЮНОСТЬ»
• В комнатах, где размещались наши пленные летчики, стены были разрисованы самолетами, на которых они летали, с адресами летчиков и датой – где и когда они были сбиты.
• - Сукин сын, как стоишь Почему не докладываешь Службу не знаешь, арестовать на трое суток этого сукиного сына и в карцер его!
• - А это что за бездельник От службы отлыниваешь Курсант что-то хотел сказать, но « маршал» заорал
• Наступать в плотную за огневым валом нашей артиллерии, за разрывающимися снарядами и минами (пусть даже нашими) нужно иметь большое мужество, отвагу и умение.
• Прибыв в штаб полка, я бодрым голосом доложил начальнику штаба полка майору Козину о своем прибытии и прибытии еще двух младших лейтенантов, потому что я был старшим этой группы.

К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота СЫЧЕВ Владимир Николаевич Воспоминания о Великой Отечественной войне Посвящается моим товарищам - офицерам по 46- му гвардейскому стрелковому полку 48-ой гвардейской Криворожской стрелковой дивизии г. Тверь 2008 г. Автор выражает глубокую благодарность и признательность Заведующей библиотекой Тверского Дома офицеров Мокровой Людмиле Григорьевне и Гирич Оксане Анатольевне за поддержку и помощь, благодаря которой стало возможным написание и издание данного воспоминания. ПРЕДИСЛОВИЕ. Как быстро проходят годы…. Совсем недавно мною были написаны воспоминания «Глазами солдата» к 60-летию Великой Победы, а через несколько месяцев страна будет отмечать 63-ю годовщину победы в Великой Отечественной войне. Из жизни один за другим уходят люди – участники и свидетели тех грозных событий, которые развернулись на просторах нашей Родины. Мои друзья, товарищи и сыновья просили написать меня о Великой Отечественной войне с позиции не рядового солдата, а с позиции младшего офицера, каким я был с февраля 1944г. по март 1945г. в должностях: командира стрелковой роты, командира взвода противотанковых ружей (ПТР) стрелкового батальона и снова командира стрелковой роты. Известно, что младший офицерский состав в звене командира взвода, командира роты (батареи) в бою находятся непосредственно в боевых порядках своих подразделений. Опыт войны показал: поскольку сержантский состав наших стрелковых подразделений в отличие от младшего командного состава Вермахта, в бою не имел заметного влияния на рядовой состав, а многие из них почти ничем не отличались от рядовых. Заметно возрастала роль младшего офицерского состава указанного выше звена. Личный пример, мужества, умение в трудную минуту руководить боем своих подчиненных имело решающее влияние на исход боя и выполнение боевой задачи части и соединения в целом. Сегодня десятилетия отделяют меня от моей юности, зрелости и стремительно ускользают в потоке времени. Многое утекло за это время безвозвратно. Ушли из жизни лучшие и дорогие моему сердцу товарищи и друзья – участники Великой Отечественной войны: Александр Пантарев, Владимир Кузмин, Александр Белов и другие, всех не перечислить. Естественно, каждый день, месяц, год войны лично для меня и не только для меня были насыщены событиями различной степени важности. Однако, лишь отдельные, самые яркие эпизоды остались в моей памяти, их просто невозможно забыть. Иногда я умышленно допускаю незначительные повторения, чтобы заострить внимание читателя. Воспоминания я условно разделил на три части: - « Моя командирская юность» - «На службе Отечеству» - «Заключение» При написании воспоминаний я не пользовался никакими архивными материалами и опирался лишь на свою память и некоторые публикации Военно-исторического журнала №3 за 1995 г. В разделе «На службе Отечеству» я использовал архив своей жены Ирины Афанасьевны, который состоит в основном из наших писем послевоенного периода. Я не стремился к литературному изложению текста, мне хотелось рассказать о пережитом искренне, правдиво и объективно. « МОЯ КОМАНДИРСКАЯ ЮНОСТЬ» Мои воспоминания в книге «Глазами солдата» заканчивались эпизодом моего перехода из роты связи 100-го гвардейского полка (ГСП) в полковую батарею,120 мм минометов, которой в то время командовал старший лейтенант, а ныне Герой Советского Союза В.И. Варенников. В составе этой батареи я участвовал в боях за освобождение Советской Украины с июня по октябрь 1943 года сначала в качестве рядового связиста ячейки Управления связи, а затем командиром отделения связи. Мы получили новую материальную часть, взамен утерянной, во время отступления наших войск от Днепра к Северному Донцу. Однако следует сказать, что технические средства связи, а это телефонные аппараты, катушки с кабелем были старого образца выпуска 1942 года и были крайне неудобны в эксплуатации. По штату радиостанции были не положены батарее. Получив новую материальную часть, мы настойчиво и много занимались боевой подготовкой, готовясь к летним боям. В конце июня 1943 г. наш 100-й гвардейский стрелковый полк получил приказ сменить один из полков 20-й гвардейской стрелковой дивизии, действовавший на небольшом плацдарме на западном берегу р. Северный Донец. Наш полк принял участок обороны – Красная Гусаровка, Жуковка включительно. Глубина обороны полка на плацдарме была не более 1,5 км. Поэтому огневые позиции батареи располагались на восточном берегу Северного Донца не далеко от поселка Ольховатка, а наблюдательный пункт (НП) - на плацдарме, на большом кургане, который сам находился на возвышенном месте. Это был уникальный наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривалась местность на глубину до 5 километров. На этом наблюдательном пункте я находился почти круглосуточно – дежурил у телефона или подменял дежурного телефониста, когда тот отлучался по делам службы (кстати, бытовые условия на нем были скверные: никаких удобств для отдыха не было). В отличие от немцев, мы не умели, а точнее, не хотели их создавать. К сожалению, командира батареи старшего лейтенанта В.И.Варенникова на наблюдательном пункте я видел редко, так как он болел малярией и находился в санчасти полка на восточном берегу Северного Донца. Примерно через 1,5 месяца нашего пребывания в обороне на плацдарме, наш полк передал свой участок обороны тому же полку из 20-й гвардейской стрелковой дивизии, которого мы сменили в конце июня 1943 г. По приказу командира дивизии наш полк скрытно совершил марш и вышел к г. Изюму. Наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия по приказу командующего армией, развернувшись, должна была наносить удар в направлении высоты 200,5, Сухая Каменка, Урочище Долгонькое. Надо отметить, что во время выдвижения и развертывания для ввода в сражение, дивизия подверглась интенсивной бомбежке, которая началась с наступлением рассвета и продолжалась в течение всего дня. Подобные воздушные удары немцев мне все последующие годы войны испытать не довелось. Командир батареи В.И. Варенников своими решительными действиями спас личный состав и технику батареи от гибели. Вопреки приказу командира полка укрыть личный состав и матчасть в одной из рощ, куда к этому времени скопилось столько личного состава, транспортной и боевой техники, что не было места просто встать, не говоря уже об отрыве простых щелей для укрытия личного состава, В.И. Варенников вывел батарею в поле и приказал срочно отрывать щели для укрытия. Я лично успел вырыть для себя щель глубиной не более 0,6 метра, когда послышался чудовищно нарастающий гул с юго-западного направления. Из-за горизонта надвигалась армада немецких бомбардировщиков Хенкель-III.Они летели строем в виде клина, занимая почти половину видимого неба. Я насчитал тогда 150 самолетов, но их было не меньше 200. Было не до счета, потому что первая головная тройка «хенкелей» сбросила бомбы, которые со страшным воем устремились к земле. Все это было похоже на настоящий ад. Бомбы падали и рвались в основном в 2-3 –х рощах, где укрывался личный состав и техника. Немецкие самолеты сбрасывали бомбы весом в 250-500 килограммов, которые разрывались с ужасающим треском. Земля, дым, обломки деревьев, отдельные фрагменты человеческих тел, автомашин и повозок взлетали вверх на 200-300 метров и лишь часть бомб падали между рощами в поле. Хорошо помню, как последний Хенкель-III сбросил лишь одну бомбу, но какую!!! Она взорвалась от расположения батареи в 600-700 метрах. Взрыв был такой силы, что стенки моего примитивного укрытия сдвинулись на 5-7 см. Когда дым рассеялся, было видно бежавших из рощи во все стороны людей, а в самих рощах слышались взрывы и начинались пожары. В результате этого воздушного удара немцев был выведен из строя почти весь штаб нашего полка во главе с командиром полка. В строю остался лишь заместитель командира полка по строевой части капитан Н.А. Терентьев. Он и руководил первые два дня наступательными действиями полка. Надо отметить, что воздушный налет немцев застал стрелковые батальоны полка на подходе к этим рощам. Увидев надвигающуюся армаду немецких самолетов, они по приказу своих командиров быстро рассредоточились и залегли. Естественно, батальоны понесли некоторые потери от случайно залетевших бомб, но эти потери не идут ни в какие сравнения с потерями тех подразделений, которые в целях маскировки укрылись в рощах. Бои носили крайне напряженный характер. Немцы почти непрерывно от рассвета до заката наносили по подразделениям полка и дивизии в целом массированные воздушно-артиллерийские удары. Наш полк нес очень тяжелые потери. В этих почти двухнедельных боях погибли три командира нашего полка: майор А.Д.Стахов, подполковник П.И. Пискарев и полковник М.И. Шапошников. Противник упорно и со знанием дела защищался, часто переходил в контратаки. Наша батарея вела беспрерывный огонь по противнику, но и немцы не оставались в долгу и вели по нашим войскам сильный минометно-артиллерийский огонь, как правило,2-3-мя дивизионами 105-150 мм орудий. В этих условиях часто выходила из строя кабельная линия связи между наблюдательным пунктом и огневыми позициями батареи (ОП). Поэтому, с целью устранения образовавшихся от разрыва мин и снарядов порывов, были предусмотрены промежуточные пункты связи, на которых круглосуточно, без отдыха дежурили телефонисты ячейки управления батареи. В этих тяжелейших августовских боях лета 1943 года в районе села Сухая Калинка я потерял своего друга и товарища А. Потемкина, белоруса по национальности. Он был убит шальной пулей на промежуточном пункте связи, когда стоял рядом со мной. Августовские бои 1943 года навсегда запомнились мне еще и страшным трупным запахом, исходивших от неубранных трупов людей и животных, лежавших на нейтральной полосе и разлагавшихся под жарким августовским солнцем. От этого запаха не было спасения ни на дне окопа, ни днем, ни ночью. Он практически не давал возможность принимать пищу. Он него можно было сойти с ума, когда ветер начинал дуть со стороны нейтральной полосы. Сломив, наконец, после тяжелейших двухнедельных боев сопротивление противника наша 35-я гвардейская стрелковая дивизия с боями стала продвигаться на запад, сбивая выставленные немцами заслоны и не давая ему сжигать населенные пункты и неубранный урожай зерновых и кукурузы. К исходу 23 сентября 1943 года наша дивизия вышла к р. Днепр южнее г. Днепропетровска. 28-го сентября на плоту находился старший лейтенант В.И.Варенников, ставший к этому времени начальником артиллерии нашего 100 гвардейского стрелкового полка. Наша батарея под минометно-артиллерийским огнем форсировала реку Днепр в районе населенного пункта Войсковое, где к этому времени подразделениями 25-ой гвардейской стрелковой дивизии был захвачен небольшой плацдарм. Командиром нашей батареи после В.И.Варенникова стал лейтенант Шевчук, которого в батарее не особенно любили за его высокомерие и пренебрежительное отношение к своим подчиненным. Числа 9-го или 10-го октября меня вызвал к себе командир батареи Шевчук и приказал явиться в штаб полка. Причину вызова точно не сказал, но намекнул, что меня, как бывшего курсанта Саранского ВПУ, очевидно, направит на фронтовые курсы младших лейтенантов. К этому времени из бывших курсантов Саранского ВПУ в нашем полку из 180 человек осталось всего 4 человека, включая меня. В штабе полка нам сказали, что все, кого вызвали (а нас набралось 10 человек) направляются на фронтовые курсы младших лейтенантов. Я был назначен старшим группы, так как имел звание сержанта. Переправившись благополучно на левый берег Днепра, мы через несколько дней, на попутном транспорте добрались до города Красный Лиман, где размещались курсы и сразу же включились в учебу. Поскольку контингент курсантов состоял в основном из солдат и сержантов, имевших солидный боевой опыт, то основной упор в учебе был сделан на тактику ведения наступательного боя в масштабе взвод-рота, на инженерное оборудование огневых позиций, борьбе с танками противника. Большое внимание уделялось так же огневой подготовке: умению вести огонь из всех видов стрелкового оружия, в том числе станковых пулеметов, противотанковых ружей и устранять возникшие при стрельбе задержки. Занятия проводились ежедневно в поле в течение 10 часов при любой погоде. В конце декабря – начале января 1944 г. курсы младших лейтенантов были переведены ближе к фронту в г. Днепродзержинск и размещены в помещениях бывшего лагеря для наших пленных летчиков и танкистов. Лагерь был обнесен забором из колючей проволоки высотой не менее 3-х метров. В комнатах, где размещались наши пленные летчики, стены были разрисованы самолетами, на которых они летали, с адресами летчиков и датой – где и когда они были сбиты. Во время учебы в Днепродзержинске произошел довольно забавный , на первый взгляд случай, а по существу - дерзкая хулиганская выходка, которая грозила ее исполнителям направлением в штрафную роту или, в лучшем случае, отчислением с курсов и направлением рядовым в стрелковую часть. Естественно, на фронтовые курсы направлялись военнослужащие (сержанты и рядовые) разных возрастов. Среди них были те, о которых говорят «прошли огонь, воду и медные трубы» и способные « отмочить» любую хохму. Об одной такой хохме мне хотелось бы рассказать, поскольку она очень запомнилась и курсанты еще долго и со смехом пересказывали ее друг другу. А дело было так. В 20-х числах января 1944 г. в казарму 1-ой курсантской роты явились три человека. У того, кто шел первым, на погонах были большие маршальские звезды, на шее – большая маршальская звезда. Вся грудь до пояса была увешана орденами и медалями, а на голове - фронтовая фуражка защитного цвета. Сопровождавшие его генералы тоже на погонах имели звезды, но меньшего размера и солидное число орденов и медалей. Как потом выяснилось, маршальские и генеральские звезды были вырезаны из желтой жести американских мясных консервов. Войдя в казарму 1-ой роты, они направились к дневальному по роте, стоявшему у тумбочки, и остановились. Дневальный по роте, никогда не видевший живыми ни генералов, ни тем более маршала Советского Союза, растерялся и вытаращив глаза на большое начальство не мог выговорить ни слова. Тогда « маршал» заорал на него громовым голосом: - Сукин сын, как стоишь? Почему не докладываешь? Службу не знаешь, арестовать на трое суток этого сукиного сына и в карцер его! - Слушаюсь, товарищ маршал, - ответит один из сопровождавших. «Маршал» обратился к одному из курсантов, который отдыхал после наряда и проснулся от громкого голоса. - А это что за бездельник? От службы отлыниваешь? Курсант что-то хотел сказать, но « маршал» заорал: - Молчать, мерзавец! В карцер его на 30 суток. Я проучу этих бездельников и сачков, отлынивающих от службы!». И пошел дальше по казарме, останавливаясь лишь для того, чтобы арестовать очередного курсанта, оказавшегося по тем или иным причинам в казарме. Тем временем, в казарме среди находившихся там курсантов началась паника. Схватив шинели и шапки, они выскакивали вон из казармы через запасной выход и укрывались за ближайшие строения, обращая в бегство всех встречных. Некоторые курсанты бросились бежать к дежурному по курсам, сообщив ему, что в казарме находится Маршал Советского Союза и два генерала, которые всех без разбора очень строго наказывают. Дежурный по курсам, получив сообщение от дежурных по ротам и прибежавших курсантов, что в казарме находится Маршал Советского Союза, бросился в панике докладывать о происходящем начальнику курсов полковнику Найдешеву. Я сам лично видел, как начальник курсов в сопровождении заместителя по строевой части подполковника Пискунова бежал в казарму, где 7-10 минут назад был новоявленный «Маршал». Последний, пройдя со своими спутниками по второму блоку казармы и арестовав почти всех, кто попадался им навстречу, исчезли, как будто растворились. Это произошло, когда наш учебный взвод возвращался с полевых занятий на обеденный перерыв. Мы все были удивлены видом бегущих – начальника курсов и его заместителя в сторону расположения 1-ой курсантской роты. Вскоре был объявлен большой сбор. Всех без исключения построили в одну шеренгу, и начальник курсов полковник Найдышев вместе с дневальными дважды обошел строй курсантов, но «Маршала» и его спутников так и не нашли. К 18 февраля мы сдали выпускные экзамены (я сдал на «отлично»), а 19-го февраля 1944 года всех, кто сдал экзамены, построили на плацу и заместитель начальника курсов по строевой части зачитал нам приказ Командующего 3-м Украинским фронтом Генерала Армии Р.Я. Малиновского за № 16 от 18 февраля 1944 г., в котором мне было присвоено воинское звание « Младший Лейтенант». Так закончилась для меня учеба на фронтовых курсах младших лейтенантов 3-го Украинского фронта. Впереди была служба на должностях офицерского состава – командира взводов: стрелкового, пулеметного или ПТР (противотанковых ружей). Известно, что эта категория офицерского состава больше всех несла боевые потери, т.к. в бою командир взвода находился рядом со своими солдатами взвода и служил мишенью для вражеских стрелков и пулеметчиков. Вскоре нам выдали офицерские шерстяные гимнастерки с малиновым кантом на рукавах, темно-синие шерстяные брюки галифе тоже с малиновым кантом, кирзовые сапоги, меховые жилетки, меховые рукавицы, пару погон на шинель с одной маленькой звездочкой. Шинели и ушанки оставили те, что мы носили во время учебы. 21 февраля 1944 года, я во главе 10-ти человек младших лейтенантов был направлен в распоряжение Командующего 46-й армией. В отдел кадров армии я попросил направить меня в 236-ю стрелковую дивизию, которая отличилась в боях при форсировании реки Днепр и удержания на правом берегу плацдарма. За личную храбрость, мужество и умение в управлении частями дивизии в боях при форсировании реки Днепр, удержанию на нем плацдарма командир дивизии генерал-майор Фесин получил звание Героя Советского Союза. Я хорошо помню, что штаб 236-й стрелковой дивизии располагался в районе станция Червонная. Домик, где находился отдел кадров дивизии, был окружен фруктовым садом, в котором располагалась огневая позиция 122 мм гаубиц. Артиллеристы часто вели огонь по немцам, находившимся на окраине г. Кривой Рог. Противник, естественно, пытался подавить огонь батареи, которая причиняла им большие неприятности, стреляя по батареи 105 мм снарядами. Снаряды рвались недалеко от огневых позиций наших артиллеристов, но ни дом, где находился отдел кадров дивизии, ни артиллеристы не пострадали. 23 февраля 1944г. я лично наблюдал, как штурмовой батальон, состоящий из одних офицеров от младших лейтенантов до полковника, которые побывали в плену и призваны снова в армию, штурмовали предместья Кривого Рога и соцгородок. С окраины соцгородка вел фланкирующий огонь по наступающему штурмовому батальону станковый пулемет немцев. Фланкирующий огонь всегда очень опасен и причиняет наступающим большие потери. Как мне рассказал один из офицеров отдела кадров дивизии, в случае взятия ими предместья Кривого Рога, их всех должны восстановить в прежних званиях. В этом бою в батальоне взводами командовали майоры и подполковники из числа тех офицеров, которые побывали в плену у немцев. Они с честью выполнили, поставленную командованием задачу. Скинув шинели и оставшись в одних ватниках, прижимаясь как можно ближе к огневому валу, они яростно бросились в атаку. Это были профессионалы своего дела, ненавидевшие немецких захватчиков. Немцы, не выдержав яростной атаки штурмовиков, стали поспешно отходить. Река Ингулец к этому времени была еще скована льдом, но около берегов появились широкие, но не глубокие проталины. Немцам ничего не оставалось, как поспешно отходить через реку. Штурмовики яростно их преследовали, но были остановлены организованным огнем подошедшими резервами противника в 4-х, 5-ти километрах от города. Штурмовой батальон понес потери, но не такие значительные. Конечно, если бы здесь наступала, скажем, обыкновенная стрелковая часть, то потерь она понесла бы во много раз больше. Наступать в плотную за огневым валом нашей артиллерии, за разрывающимися снарядами и минами (пусть даже нашими) нужно иметь большое мужество, отвагу и умение. После освобождения Кривого Рога, бои на некоторое время утихли. Попытка одного из полков соседней с 236 стрелковой дивизией наступать дальше на запад от города окончилась неудачей. Я позже лично видел 4 сожженных наших танка Т-34. Во главе группы из младших лейтенантов, я был направлен в 177-й стрелковый полк дивизии, остатки которого располагались на юго-западной окраине Кривого Рога на улице Набережная Антоновки. Прибыв в штаб полка, я бодрым голосом доложил начальнику штаба полка майору Козину о своем прибытии и прибытии еще двух младших лейтенантов, потому что я был старшим этой группы. Майор Козин устроил нам настоящий экзамен. Меня лично расспросил о том, где я учился, где воевал и в какой должности. Проверил мои знания по тактике в масштабе взвод-рота-батальон и очевидно, остался довольным моими ответами. Затем он по телефону поговорил, вероятно, с командиром полка и объявил мне, что решением командира полка я временно до приказа Комдива назначаюсь командиром 9-ой стрелковой роты. Я спросил майора Козина о расположении роты, на что он ответил : «Роты пока нет, ее придется сформировать заново». Затем тоном приказа объявил мне, что в течение 3-х суток, т.е. к 18.00 6 марта 1944 года рота должна быть сформирована и готова к бою. Я ответил: «Слушаюсь! Сделаю все возможное, чтобы выполнить приказ». Затем Козин передал мне записку начальнику сборного пункта личного состава с приказом выделить в мое распоряжение 95-100 человек рядового и сержантского состава, а также оргштатную структуру формируемой роты. Хорошо помню, что рота должна состоять из 3-х стрелковых взводов по 23-25 человек каждый, пулеметного взвода – 12 человек и ячейки управления -8-10 человек в том числе санинструктора и двух санитаров с носилками и старшины роты – командира ячейки управления. Начальник штаба проинформировал меня, что личный состав роты, который обращается на формирование роты, находится в подвале кирпичного завода, примерно в одном километре от штаба полка. Он состоит в основном из людей, ранее служивших в армии, но попавших в плен в 1941-1942 гг. Некоторые из призывников даже работали у немцев. Я вышел от начальника штаба полка с двойным чувством. С одной стороны, мне бывшему сержанту, а ныне младшему лейтенанту сразу же после курсов доверили сформировать роту и, вероятно, через трое суток повести ее в бой. С другой стороны, мною овладело сомнение, справлюсь ли я с возложенной задачей, ведь это было для меня впервые в жизни. Спустя некоторое время, я подошел к подвалу кирпичного завода. У входа в подвал мне встретился начальник сборного пункта – адъютант младший 2 батальона. Я вручил ему приказ начальника штаба полка, который имел право отдавать приказ от имени командира полка. Рядом с начальников сборного пункта стоял стройный, подтянутый солдат с хорошей строевой выправкой, очевидно, из старослужащих довоенного призыва. Я подошел к нему и спросил: «Какое воинское звание Вы имеете?». «Старшина» - ответил он. Призыва 1940 года. Это была удача, так как я даже командирского голоса еще не имел. Мы вместе с ним спустились в подвал. Там был полумрак, стоял шум, гам, было очень накурено. На полу, на соломе лежали солдаты, громко переговариваясь между собой. Я приказал старшине подать команду на выход и построение. Старшина громким голосом подал команду: «Выходи, строиться!». Такой командой он вмиг поднял на ноги, лежавших на полу солдат и они, толкая друг друга, ринулись к выходу. Я приказал старшине построить всех в две шеренги. Затем подал команду: «Младшие командиры от младшего сержанта до старшины выйти из строя на три шага!» Я обошел, вышедших из строя младших командиров, половина из них были призваны в 1940 году и окончили школу младших командиров. Это меня очень обрадовало. Здесь же отобранные призывники мною были разбиты на взводы, назначены командиры отделений и помощники командиров взводов. Они же, до прибытия офицеров, должны были исполнять обязанности командиров взводов. После того, как рота организационно была сформирована, она насчитывала в своем составе вместе с командиром роты 98 человек. Я приказал старшине 9-й роты разместить личный состав по улице Набережной Антоновки с таким расчетом, чтобы взвод занимал не более трех домов. Затем выбрал себе ординарца из числа солдат ячейки управления, а сам подошел к довольно хорошему на вид и просторному дому по ул. Набережная Антоновки, дом 29 и попросил разрешения у хозяина дома остановиться у них дня на три-четыре. В трехкомнатном доме оказалось трое жильцов: хозяин (мужчина лет сорока, бывший шахтер), его жена, примерно, такого же возраста и их 17-летняя дочь Марийка. Они с радостью приняли меня. жүктеу/скачать 0.8 Mb. Достарыңызбен бөлісу: