Верховный хан Аттила пребывает в веселом расположении духа

38.Верховный хан Аттила пребывает в веселом расположении духа

И потому на ночном обсуждении достигнутых боевых результатов в походной палатке великого кагана Аттилы было решено вспомогательно-технические и конно-штурмовые подразделения, находящиеся под командованием туменбаши Валамира (два технических тумена: остготов и гепидов, и три верхоконных: остготов, гепидов и гуннов-витторов) разделить на три части и направить для одновременной осады трех западнорумийских кастеллов: Колонии Агриппины¹⁶⁶, Бонны и Августы Треверова¹⁶⁷. Сам же великий каган вместе со своим элтуменбаши Орестом, охраняемый сабирской тысячей, уже на другое утро после взятия Могунтиака ушел спешным маршем по левобережью Рейна в направлении румийского города Колонии Агриппины, чтобы оттуда повернуть морды коней на юг к Адуатуке¹⁶⁸. Проделав за три дня путь длиной в девять конских переходов, верховный хан нагнал идущие маршем на юг три верхоконных тумена под общим предводительством туменбаши хуннагура Барсиха. Этот хуннагурский этельбер имел сам в своем непосредственном подчинении сводный тумен хуннагуров и угоров, а также ему должны были повиноваться сборный тумен хайлундуров и майлундуров под началом туменбаши хайлундура Порсука и сборный тумен германских скиров и ругиев под руководством германского туменбаши Эдекона. Но однако впереди, уже далеко за Адуатукой, двигались на юг союзники гуннов – два тумена рипуарских франков под водительством своего конунга и херицоги Гундебауда. Этот франкский вождь Гундебауд приезжал к хану восточного крыла гуннов Аттиле семь лет назад в его орду на Олте в Дакии. И еще с тех пор великий каган питал к этому, сегодня уже тридцатисемилетнему здоровяку-блондину самые искренние дружеские чувства. Когда они оба обнялись: высокорослый верховный хан и равный ему по росту, но намного шире в плечах франкский младший конунг – окружающие явственно поняли, что встретились два старых друга, но при этом также чувствовалось, что более молодой германский вождь глубоко почитает гуннского кагана. Когда говорил гунн, то рот франка непроизвольно открывался и широкие его скулы отвисали вниз – так благоговейно слушал херицога Гундебауд своего старшего степного друга и покровителя Аттилу. Да к тому же перед глазами младшего предводителя франков в этой или иной связи непроизвольно и часто возникала картина давней охоты в верховьях Олта, как зоркоглазый и меткий бесстрашный хан гуннов Аттила поражает всего лишь одной стрелой и насмерть полосатое огромное чудовище с оскаленной пастью – летящего в воздухе тигра. Иногда конунг Гундебауд ловил себя на мысли, что он не смог бы вот так запросто с луком и одной – единственной стрелой выйти против гигантского хищника, могущего разорвать любого человека в клочья в мгновение ока. Очень сильно уважал франкский херицога Гундебауд гуннского кагана Аттилу!

В честь такой встречи двух приятелей – германского и гуннского вождей – начальник степного военного штаба, старший писарь Орест устроил в большой походной юрте на белых кошмах торжественный ужин, на который прибыли также приглашенные баши туменов, идущие в огромной колонне в этой северогалльской местности: хуннагурский этельбер Барсих, скирский конунг Эдекон и хайлундурский бек Порсук.

Весенняя теплая ночь; свежий ветерок, дующий через вернее дымовое отверстие; мягкий свет подвесных лампад; обильное и лакомое угощение в виде вареного мяса, колбас, сыров, жареных хлебов, горячего супа и румийские хмельные вина привели сотрапезников в отличное настроение. Великий каган, восседающий на почетном месте – торе, был расположен благодушно, изредка улыбался и отпускал различные шутливые замечания в адрес присутствующих:

– Так что же ты, о элтуменбаши всего гуннского народа, достойный Орест, не позаботился о том, чтобы на дастархане был бы напиток багатуров – освежающий головы кумыс? – напустился на старшего каринжи великий каган, а глаза его смеялись: – Уже с самого начала весны мы обычно пьем наш благородный напиток. Разве может какая-либо румийская кислятина, именуемая вином, заменить для степного джигита белый, бьющий в нос и поражающий в сердце, пенистый кобылий напиток?

– О мой каган, – пытался оправдаться начальник военного штаба, – я уже было погнал с нами небольшой гурт кобылиц, но ты стремительной быстротой своего передвижения (за три последних дня, например, мы покрыли громадное расстояние) сделал невозможным их пастьбу и дойку, поэтому пришлось от них отказаться еще на выходе из паннонийской пушты.

– Но в этом случае ты же мог дать знать нашим боям – пастухам и табунщикам саксам, англам и фризам, чтобы они приготовили бы к нашему прибытию пенящийся кумыс? Насколько мне ведомо, они не все сбежали от нас за море в Британию, – продолжался веселиться верховный сенгир.

– Мой каган, к сожалению, наши бои – саксы, англы и фризы – бежали на юг вместе с салическими франками и сейчас, по данным нашей разведки, находятся где-то около города Лютеции¹⁶⁹. Но мы их вскоре догоним и упросим приготовить для нам игристого кумыса, – старший гуннский писарь-каринжи также уже отвечал полушутливо, как бы принимая правила заданной великим каганом игры, – а если они изготовят для нас плохой кумыс, то мы их сурово с твоего соизволения накажем.

– А как же мы их можем сурово наказать, о элтуменбаши всего гуннского народа, наидостойнейший каринжи Орест?

– К примеру, мы можем прогнать их, мой каган, из благословенной Галлии и пусть они бегут от нас на остров Британию, где, как говорят знающие люди, постоянно идут дожди и не успевает даже вызревать летом урожай. Румийцы покинули этот остров именно из-за плохого климата и вывели совсем недавно оттуда своих начальников – эдилов, квесторов и преторов и свои воинские легионы.

Остальные участники пиршества с интересом слушали этот шутливый разговор веселящегося кагана и довольного баши элтумена. Видя хорошее настроение своего верховного хана, они все также стали благодушными.

– Что говорят интересного наши друзья и наши враги? – обратился к ним великий каган, передавая стоявшему побоку виночерпию свой пустой бокал и смотря на могучего франка Гундебауда напротив, никак не могущего хорошо примоститься на кошме из-за непривычки сидеть по– степному, скрестив ноги под собой.

Тот подул изо рта снизу вверх на свои густые светлые усы, сдувая капельки вина с них, и повернулся к правителю гуннов.

– Мой хан, – стал говорить он по-готски, хотя разумел язык гуннов, – в Германии и Галлии появилось новое слово «годегизель»¹⁷⁰. Этим словом именуют тебя, великий каган, его придумали христианские епископы городов. Почти во всех галльских и германских городах вся гражданская и хозяйственная власть принадлежит служителям бога Иисуса Христа и епископам как самым главным городским священнослужителям. И они все проповедуют в своих монастырях, храмах, соборах, церквях и часовнях, что галлы-христиане, да и германцы-христиане тоже, совершили много богопротивных и богомерзких дел, так что всевышний отвернулся от них и наслал на них гуннов для их острастки и наказания. А тебя, великий каган, епископы назвали годегизелем – бичом божьим, так как ты исполняешь волю всевышних богов.

– Как это интересно! – еще веселее воскликнул верховный правитель гуннов: – Это же такая великая честь – быть орудием кары в руках всевышних богов! Значит, не я сам самовольно пришел с моими неустрашимыми гуннами сюда, а меня направили высокие небеса, чтобы покарать плохих и недостойных людей. А таких нехороших людей здесь, в Румийской империи, много. И их список открывает сам император Валентиниан, он противится воле богов, которые избрали мне новую любимую хатун, Юсту Грату Гонорию. А этот отщепенец Валентиниан, сопротивляющийся воле высоких небес, не желает выдать за меня замуж свою красавицу-сестру, а ведь она сама жаждет быть моей женой, любит меня, написала мне признательное любовное письмо с согласием быть моей токал и даже подарила мне свое колечко, – и гуннский сенгир извлек из внутреннего кармана своего серого чекменя золотое кольцо с большим заискрившимся бриллиантом. – И тогда нам не надо было бы воевать, поскольку Галлия принадлежала бы мне по праву в качестве приданого мой любезной румийской хатун. А что скажешь ты, смелый туменбаши Барсих? – обратился к нему верховный сенгир, в ублаготворенной улыбке сужая свои пронзительно голубые глаза.

– Третьего дня я и весь мой тумен были свидетелями одного очень странного явления на небе. Дело было днем после краткого обеденного отдыха. Мы двигались в колонне по старорумийской твердой грунтовой дороге. Было облачно и ветрено. Но кто-то из моих нукеров закричал: «Смотрите на небе крест!». Я посмотрел на небо, там в облаках плыл гигантский крест. Все воины задрали головы вверх, многие читали заклинания. Ни я, ни другие нукеры, которых я потом расспрашивал, никогда не видели ничего подобного. Я раньше мог наблюдать, как из облаков и тучек складываются на небе некоторые изображения, в которых можно, обладая определенной степенью воображения, различить какие-либо фигуры. Но тогда края облаков быстро размывались, стирались и становились неясными. Здесь же все отчетливо созерцали совершенно ровные перекладины небесного креста, будто бы созданные из огромных брусков. Но что интересно, несмотря на то, что дул ветер со стороны захода солнца и все облака быстро двигались на восток, крест как бы стоял на месте, тучи проходили по бокам мимо него. Потом мы стали замечать, что и сам крест совершает движение, но очень медленное и вслед за нами на юг. Около двух румийских часов этот гигантский небесный крест следовал за нашей колонной по небу.

Молчал великий каган, молчали и другие пирующие. Наконец, верховный хан, ставший вдруг серьезным, молвил тихо:

– Главный шаман гуннов, сенгир-хан Айбарс, в силу своего преклонного возраста не пошедший в тягостный и долгий воинский поход, не раз говаривал мне: все небесные знамения и видения происходят от всевластного нашего бога Тенгири-аты и его жены, покровительницы женщин, детей и скота Умай-аны. Только они вправе насылать на простых смертных (а все мы смертны, будь то я, великий каган, или же самый юный новобранец-бой) такие пророчества. Это значит, как я понимаю, Великие синие небеса предвещают нам удачу, поскольку показали воочию нам, своим последователям, что сочувствуют нам (не зря же два румийских часа крест плыл за нашей колонной).

– А что поведает нам наш храбрый туменбаши Порсук? – склонил голову влево великий каган, обтирая свои масляные руки о поданое слугой полотенце.

– Мой каган, у меня более земные новости. Мой тумен смог отбить у отходивших румийцев запасной табун в тысячу лошадей и триста верблюдов, которые предназначались для их конницы, для впряжения в их боевые колесницы и в грузовые повозки. И потому их отступление от нас замедлилось; на днях мы уже сможем нагнать румийцев и навязать им арьергардный для них бой, – темник хайлундуров, плотный чернявый, большеголовый и крупноносый тридцатидвухлетний бек Порсук докладывал, покачивая головой.

– Это очень хорошее заземленное известие, – казалось, возрадовался главнокомандующий всеми гуннскими войсками Аттила, – тысяча лошадей и триста верблюдов – это большие трофеи! Но здесь не надо ничему удивляться: ведь хайлундурам еще со времен нашего верховного хана – собирателя земель, замечательного сенгира Баламбера (который, кстати, был из этого племени) всегда сопутствуют большая удача, любовь и покровительство небес.

– А за конунга туменбаши Эдекона хочу высказаться я, если вы не возражаете, – потянулся, привстав с места, в сторону великого кагана баши гуннского элтумена, старший писарь-каринжи Орест, – он сам стесняется говорить. А говорить ему есть что. Совсем недавно с очередными гонцами из нашей любимой Паннонии он получил известие, что его жена-хуннагурка родила ему сына и он в ответ через гонцов повелел ей наречь его по-готски именем Одоакер¹⁷¹.

Конунг скиров Эдекон сидел смущенный и скованный в движениях, ему не хотелось быть в центре внимания по поводу рождения сына, ведь, как он полагал, виновница здесь жена, которая родила ребенка, а он всего лишь отец. Но великий каган вдруг снова развеселился, вскочил с места с полным кубком красного вина, остальные сотрапезники также встали во весь рост. Верховный хан поднял свою чашу и громко произнес заздравные слова:

– За маленького гуннского подданного Одоакера, чтобы он вырос здоровым, бодрым, веселым, радующим своего отца джигитом и чтобы он стал большим правителем, даже выше, чем его отец, конунг германских скиров, а, к примеру, стал бы румийским императором! За здоровье будущего румийского императора!

Эти слова кагана Аттилы оказались пророческими¹⁷².