Книга посвящена обоснованию природы языкового знака. Не раскрыв сущность языкового знака, не познать и механизм взаимодействия языка с мышлением, речью, текстом, действительностью

Кривоносов_Философия языка_p.doc

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ КНИГИ

Кривоносов А. Т. Философия языка. М. - N-York: Издательский центр «Азбуковник», 2012. - 788 с.

\002\

Книга посвящена обоснованию природы языкового знака. Не раскрыв сущность языкового знака, не познать и механизм взаимодействия языка с мышлением, речью, текстом, действительностью.

Языковой знак имеет четырёхуровневую структуру: материя (звуковая, графическая) знака (1) отражена в сознании человека в виде её идеального образа, - логической фонемы (2), которая по ассоциации условно связана с идеальным образом внешнего предмета как логического понятия (3) о конкретном внешнем предмете (4). Отсутствие хотя бы одного из этих уровней в знаке лишает его знаковой языковой сущности.

Автор основал подход к новому осмыслению сущности языка. В книге отражены различные точки зрения лингвистов, психологов, философов по обсуждаемым проблемам и намечены основы, на которых должно строиться теоретическое языкознание.

Эта книга реализует попытку сбросить идеологическую шелуху с многих проблем теории языка. Предлагаемое исследование есть критический обзор, сопоставление, полемика, анализ, синтез различных точек зрения и низложение многих теорий языка.

Теоретические вопросы языка автор решает на основе диалектического закона взаимодействия в мышлении – чувственного и абстрактного, которое проявляется в языке как взаимодействие двух различных фаз абстрактного мышления – семантической и логической.

Данная книга – это не что иное, как попытка решить вопрос о сущности языка. Ведь она, эта сущность, многими лингвистами до сих пор не понята.

Книга предназначена для лингвистов, философов, психологов.

© Кривоносов Алексей Тимофеевич, 2012

\003\

\004\

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей не видна.

(Омар Хайям)

Два мира есть у человека:

Один, который нас творил,

Другой, который мы от века

Творим по мере наших сил.

(Н. Заболоцкий)

Бери барабан в руки !

Бей тревогу сильней !

Вот – смысл честной науки!

Вот – смысл философии всей!

(М. Горький)

Сущность языка – в той мере, в какой она вообще может открыться, – „открывается“ не инструментальному, а философскому взгляду.

(Ю. Степанов)

Философия – это наука, показывающая мухе выход из мухоловки.

(Л. Витгенштейн)

Dixi et animam levavi. (Сказал, и облегчил душу.)

(Античная мудрость)

\005\

Философское истолкование языка вызывает у лингвистов настороженность и опаску.

Лингвист плохо осведомлён в области философских идей, он склонен думать, что проблемы языка – это только лингвистические проблемы.

Напротив, философа интересуют в языке явления, которые для эмпирического лингвиста не представляют интереса. Нужно ещё добавить к этому – боязнь лингвистов к философским обобщениям и нежелание логиков посмотреть, как логические формы мысли лежат в структурах естественого языка, из недр которого и вышла когда-то формальная логика.

Правда, есть лингвистичесие «философы», которые ищут философию в языке, но … не там, где она лежит.

В недавно вышедшем сборнике «Философия языка» под ред. Дж. Р. Сёрля (Москва, 2004), помещены статьи, посвящённые этой «философии»: проблемы разграничения «перформативов – констативов» (Дж. Л. Остин), о «намерениях и конвенциях в речевыых актах» (П. Ф. Стросон), «что такое речевой акт» (Дж. Р. Сёрль), «Теория порождающей грамматики» (Н. Хомский), «Теория врождённых идей» (Н. Хомский), «Гипотеза врождённости» (Х. Путнам), «Эпистемология» (Н. Гудман).

В чём же, по мнению этих авторов, смысл «философии языка»? Авторы сборника воображают, что они занимаются «философией языка».

«Какова цель ... философии? Показать мухе выход из мухоловки» [Виттгенштейн 2003 : 367]. «Итог философии – обнаружение тех или иных несуразиц и шишек, которые набивает рассудок, наталкиваясь на границы языка. Эти шишки и позволяют оценить значимость философских открытий [Там же : 288].

Однако естественные языки – уникальное философское явление, в котором проявляются все стороны диалектики. Подлинные философские сокровища, лежащие в тайниках языка, всё ещё скрыты.

\006\

Масса человеческого опыта, зафиксированная в языке, не поддаётся исчислению. Всё, что есть в национальном языке – это результат сотрудничества бесчисленных поколений людей, результат совокупности зафиксированного опыта всех тех, кто участвовал в его создании в течение тысячелетий.

{V: Вот цитата из Выготского, усиливающая это высказывание А.Т.: «Большинство изобретений и сделано-то неизвестно кем. Чтобы плуг, бывший сперва куском дерева с обожжённым наконечником, превратился в то, чем он стал теперь, кто знает, скольким воображениям пришлось над ним поработать? Подобным же образом пламя сучка смолистого дерева приводит нас сквозь длинный ряд изобретений к газовому и электрическому освещению.

Все предметы обыденной жизни являются, так сказать, кристаллизованным воображением. Обыденное представление о творчестве не вполне соответствует научному пониманию этого слова. Нам обычно представляется, что в жизни рядового человека творчества нет вовсе. Однако такой взгляд является неправильным. Огромная часть всего созданного человечеством принадлежит как раз безымянной коллективной творческой работе неизвестных изобретателей.}

Каждое поколение оставило свой языковой след, сохранило, приумножило то, что ему оставили предки. Каждый народ, чтобы осмыслить мир, создавал свой язык и закладывал в него то, что оказывалось пригодным ему для становления духовной и материальной культуры в соответствующих исторических, экономических и географических условиях среды.

Из духовного наследия прежних поколений дошло до нынешних людей, лишь то, что вылилось в окончательную языковую форму. И вот эта окончательная языковая форма, совершенно различная от языка к языку, и родила в незрелых лингвистических умах теории, не раскрывающие сущность языка.

А теория, если хочет быть теорией, должна знать, что было до неё и какие постулаты послужили её становлению. Лингвиста всегда поражало богатство родного языка, имеющего в своём арсенале средства для выражения всех задуманных мыслей. Но ещё больше их поражало то, что и другие языки, обладая таким же, но особым, своим собственным богатством, также хорошо служат людям.

Возникает много вопросов. А что значит «хорошо служить людям» – воспринимают ли они через свой язык тот же мир, что и другие люди, говорящие на других языках, или они воспринимают иной мир?

Если это тот же мир, то как разрешить противоречие между единством мира для людей всех наций и множеством национальных языков, как люди с разными языками обмениваются мнениями об одном и том же мире?

Как совместить единство мира и мышления для всех людей?

В череде вопросов, решающих проблему соотношения языка и мира, языка и мышления, одним из первых может быть вопрос: почему всё же существует множество языков, если мир един и физиологический механизм мышления у всех людей одинаков?

\007\

Если дать языку избитое определение, которому уже тысячи лет – «средство общения», – то здесь неизбежен вопрос: что такое «общение»? Разве «язык» сам по себе есть «средство общения»? Тогда кого с кем, на основе чего?

Но в «языке» есть, как считают, слова, а что они делают в «общении»?

Далее: «язык», как обычно считают, – это звуки и смысл, скрывающийся за предложениями. Где скрывается этот «смысл» как идеальное?

Как это функция живого мозга может «содержаться» в слове, в неживой материи, в звуке, в букве?

Понятие «язык», хотя его изучают в лингвистике более двух тысяч лет, – остаётся предметом загадочным.

Не будем ли мы, обсуждая здесь проблему языка, всё время бесплодно вертеться вокруг понятий «язык», «средство общения», «общение», «понимание», «познание» и вокруг вопросов, с ними связанных.

Я затрагиваю вопросы, никогда не бывавшие в поле зрения лингвиста. Но коль скоро «язык» – это объект с многими связями, науками, значит есть необходимость рассмотреть и их. Отсюда – проблемы, необычные для лингвиста.

Своеобразие книги в том, что она построена вокруг существующих в этих науках теорий, гипотез, непосредственно связанных с теорией языка. И в этих науках (языкознании, психологии, логике, философии) я нахожу то, что подрывает устои многих лингвистичесих гипотез.

В книге отражена не только полемика о сущности теории языка, но и намечены те основы, на которых должно строиться теоретическое языкознание. Эта книга – переоценка пути, пройденного в языкознании, попытка сбросить идеологическую шелуху с многих проблем теории языка.

Несмотря на обилие целеустановок и появление новых течений в языкознании, всё же сам «язык», как объект науки, потерялся в этом обилии теорий, а его истинная сущность ещё не понята. Итог развития сегодняшнего теоретического языкознания – сумма в значительной степени разобщённых подходов и методов.

Традиционные проблемы языкознания (проблемы фонемы, слова, словосочетания, предложения, знака, структуры языка, взаимоотношения языка и мышления, языка и речи, языка и логики и многие др.) преданы забвению.

\008\

Старые проблемы языкознания уже недостойны-де внимания лингвистов. А они, эти «старые» проблемы, принципиально ещё не решены. Потому нам до сих пор и неизвестна сущность языка.

Однако в подавляющем большинстве этих работ отсутствуют сведения о фундаментальных свойствах языка, его единицах, логико-грамматической структуре целостного текста. И всё поверхностно преподнесено на базе англицизмов, наскоро заимствованных из зарубежного инвентаря.

Исследования в языкознании уступили место терминологически трудно перевариваемым лингвистическим опусам. Дар же слова не всегда сочетается с силой мышления.

Вызывает сожаление тот факт, что новые лингвистические направления не удостоили глубокого критического анализа. Обстоятельные оценки сегодняшнего уровня исследований в языкознании, дискуссии и обсуждение их на страницах лингвистических журналов практически отсутствуют.

В результате мы оказались в языкознании методологически безоружными перед лицом новых течений. Мы, оказывается, очень мало знаем о сущности языка – объекте и предмете нашей науки.

Мы очень мало знаем о месте языка в соотносительном ряду отраслей знания: «действительность – мышление – сознание – язык – логика – речь – текст». А ведь только сопоставление здесь вскроет ценность любой теории в постижении истин.

И такой сопоставительный метод просто необходим, – доходить до корней любой теории в языкознании, а значит – «спорить». Без этого то, что сейчас кажется «окончательной истиной» в устах «признанных» лингвистов, при сравнении оказывается ложью, и это касается почти всех теоретических проблем языкознания.

\009\

На современном уровне нужны как раз обобщающие работы по языкознанию. Нужны методы, дающие новые результаты, а новые результаты породят новые идеи. Разумеется, вполне возможно изучать язык сам по себе и для себя (эмпирическое языкознание).

Познать же язык как уникальную способность вне связи со всеми смежными науками о мышлении, вне соотнесения механизма деятельности языка с механизмом деятельности мышления – невозможно.

Проблема взаимоотношения языка и мышления остаётся камнем преткновения для теоретического языкознания.

Теория языкознания не располагает сведениями о типе связи между языком и мышлением: то ли связь эта «неразрывна» (без мышления нет языка, а без языка нет мышления), то ли эта связь «разрывна» (существуют какие-то аспекты мышления, не требующие языковой опоры, или же существуют языковые конструкции, не несущие никакой мысли). И та, и другая точки зрения ещё не подтверждены фундаментальными исследованиями.

Эта проблема имеет огромное теоретическое значение и для многих других наук. Мы не располагаем однозначными сведениями о том, что такое язык на фоне мышления и что такое мышление на фоне языка. Лингвист может, как и нейрофизиолог и нейропсихолог, изучать мозг, но лишь с точки зрения употребления им языковых структур.

\010\

Языковед может ставить и такую цель: показать, какие структуры языка находят своё отражение в логико-семантической структуре текста, как они привязаны к формам мысли, а также исследовать взаимодействие между языком, действительностью, мышлением, сознанием, памятью, логикой, речью, текстом, т.е. terra incognita на стыках между указанными областями.

Но книга не только об этом – внутри теории «взаимоотношения языка и мышления» проблему природы языка решить невозможно. Книга посвящена и другому вопросу, – обсуждению сущности двухуровневого процесса мышления, раскрыващейся в языке в форме взаимодействия семантических и логических форм мышления.

Страницы книги заполнены множеством научных фактов из различных областей знания – языкознания, логики, психологии, философии.

Мне важно в этой книге не только показать ложность некоторых сегодняшних теорий «языка и мышления», но и очистить подходы к истинному пониманию сущности языка, показав, как не надо понимать природу языка.

В книге поставлено много проблем. Некоторые освещены подробно, некоторые вскользь. Языкознание считают наукой чисто эмпирической, гуманитарной или исторической. Такая точка зрения наивна.

\011\

Главное в книге – теоретико-философские размышления о том, что языка в принятом, обычном его понимании, не существует, и он должен быть передан в сферу мышления.

Общее место в традиционном языкознании - тезис о том, что существует «общечеловеческое» мышление на множестве национальных языков. Однако никто ещё не показал и не доказал, что такое «общечеловеческое» мышление и чем оно отличается от «национального».

До сих пор лингвисты, психологи, логики, философы не до конца раскрыли тайну, как люди не только с разными языковыми системами, но и говорящие на одном и том же языке, без особых затруднений понимают друг друга.

Я далёк от мысли, чтобы утверждать, что всё здесь сказанное – верно целиком, но в главном я не ошибаюсь – в том, что

о мышлении как о чём-то аморфном, всегда описываемом в туманных словах, лишь касающемся якобы независимого от него языка, который в то же время считают чем-то самостоятельным и даже влияющим на это мышление, пора забыть.

Язык это внутримозговые процессы, - это внешне выраженный процесс мышлени с помощью материальных знаков. Это всегда двухуровневый процесс. Я пытаюсь, опираясь на теории различных лингвистов, психологов, философов подвести читателя к главной цели моей книги – к раскрытию сущности языка.

\012\

Нельзя изучать язык только в самом себе, не выходя за его границы, которые нам, собственно, ещё неизвестны. Логика, психология, философия, занимаются собственными проблемами. Но когда представители этих наук берутся за обсуждения вопросов языка, они тоже должны быть в определённой степени и языковедами.

И лингвист, изучающий теоретические проблемы языка, а это значит – пытающийся связать их с указанными науками, также обязан быть достаточно профессионален в новой для него области связи этих наук с языком.

Беда теоретического языкознания в том, что представители всех указанных смежных наук (языкознания, логики, психологии, философии), изучая естественный язык, работают разобщённо, сами по себе, и каждый из них не знает проблем других и не всегда здесь понимает другого.

Без помощи логики, психологии, философии может работать лингвист, занимающийся только чисто структурными, проблемами языка, вопросами эмпирического языкознания. Но уже выход в семантику (и частично – в синтаксис) требует помощи логиков, психологов, философов.

Данная книга - обобщающее критическое исследованием работ по теории языка, опирающеся на достижения различных наук и их лучших представителей. Я здесь сделал попытку осветить вопросы взаимоотношения языка и мышления, как «явно видимые всеми», так, в основном, вопросы, «не видимые многими».

Я хочу внедрить в сознание читателя идею о том, что в новейших теориях языка мы не обнаруживаем истины хотя бы в предпоследней инстанции.

Я хочу вернуть заблуждающихся лингвистов под истинный кров научного языкознания, отвраив их от упражнений в терминотворчестве, в «когнитивистике» и прочей эквилибристике.

Браться за такое – не непозволительная дерзость, а научная необходимость.

\013\

Моя теория языка, представленная в этой книге, – лишь первые намётки, лишь вершина айсберга этой сложнейшей проблемы. Это даже не вершина, а лишь маленькая площадка на этой вершине.

\014\

Язык – наивысшая форма способностей человека. Люди всегда воспевали могущество слова, языка, будто он создаёт реальность, позволяет видеть то, чего нет, восстанавливает то, что исчезло. Нет силы, якобы, более высокой, чем слово. Сознание ребёнка васегда пробуждается с овладения словом. Благодаря языку возможен индивид, общество.

Почему на языке основан весь второй мир, в голове человека?

Потому что язык есть наивысшая форма способности человека к симолизации, то есть представленния действительности с помощью знаков, уставнавления отношений между вещами, между людьми.

Главное – материя знака?

Нет, главное то, что она символизирует в мозгу человека – понятия, суждения. Но и эти последние не могут существовать ни без внутренней материи живого мозга, ни без внешней материи знаков.

Что такое языковой знак и какова его роль в мышлении и познании мира?

«Знак есть непосредственное созерцание, представляющее совершенно другое содержание, чем то, которое оно имеет само по себе» [Гегель, 1956, т. 1 : 256].

Гегель отрицает сходство знака и изображаемого им предмета.

«Знак отличен от символа, последний есть некоторое созерцание, собственная определённость которого по своей сущности и понятию является более или менее тем же самым содержанием, которое оно как символ выражает. Напротив, когда речь идёт о знаке как таковом, то собственное содержание созерцания и то, коего оно является знаком, не имеют между собою ничего общего» [Гегель, т. 3: 265 - 266 ].

\015\

Значение – не субстанция, а функция знака, - имеет цель нести информацию о другом, отличном от него самого. Предмет в роли знака уничтожает своё «наличное бытие» и «даёт ему в качестве его значения другое содержание» [Гегель, 1956, т. 3 : 266].

Обозначивание произвольно. Знаком чего должна быть вещь – это соглашения (Convenienz)» [Гегель, 1973 : 40]. «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с её природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яковом.» [Маркс, Энгельс, т. 23 : 110].

Сущность знака хорошо объяснил Поршнев. Между знаком и обозначаемым нет и не может быть никакой связи, кроме знаковой, всякая иная связь исключается, и это-то и конституирует знаковую функцию. Иначе между знаками не было бы свободной обмениваемости.

Отсутствие мотивированности есть железный признак знаков. Знаки есть нечто противоположное признакам, показателям, естественным сигналам [Поршнев, 1974 : 130 – 131 ].

Далее Поршнев пишет: человеческие языковые знаки – это антогонисты тем, какие воспринимают или подают животные. Из этого вытекают некоторые следствия: 1) Знаки языка взаимозаменяемы. 2) У животного не может быть двух разных звуков для чего-то одного и того же.

А знак имеет эквивалент, нет такого слова, которое нельзя было бы передать другими словами. Только благодаря отсутствию сходства и их причастности к изображаемым предметам они вступают в связи, отношения, операции между собой. Ничего подобного нет в синтаксисе пчёл и дельфинов. [Поршнев, 1974 : 132 – 140].

Знак есть сигнал, функционирующий в обществе. Сигнал же, например, на уровне коммуникации животных, не может быть отнесён к знаку» [Коршунов, Мантатов 1974 : 45].

\016\

Он обладает особым свойством - своей «идеальной формой», но хранящейся не в знаке, а в мозгу, и эта «идеальная форма» есть универсальное средство аккумуляции содержания мира, духовной культуры, которая в психике отчуждена от материальной действительности и представляет для человека вторую действительность.

В знаковой деятельности мы оперируем лишь чувственно воспринимаемыми предметами вместо других. Это есть деятельность, цель которой - овладевать другими вещами. Языковые средства замещают объекты.

Обозначая предметы с помощью словесных знаков, мы их превращаем в средства коммуникации. Языковые знаки – фактор идеализации внешнепредметных операций, превращение их из материальных в идеальные действия, позволяющие отражать внешний мир и служить средством организации своего и чужого поведения [Коршунов, Мантатов 1974: 121].

{V: Где-то на просторах англоязычной литературы «гуляет» концепция «знаково обусловленного поведения» У. Морриса. Я её знаю только в пересказе. Не слишком ли заужен пересказ?}

Обозначение предметов с помощью знаков, а отношений предметов – в виде знаковых систем приводит к тому, что внешепредметная деятельность, свёртываясь превращается и в знаковую. Знак есть общественное отношение, средство связи людей через знания, которые условно за знаком закреплены.

Возникнув в ходе трудовой деятельности как механизм регуляции поведения, знаковые системы с течением времени были обособлены от непосредственного трудового процесса и стали служить теоретической деятельности, задачам познания внешнего мира. Только через это осуществляется их связь с общественно-производственной деятельностью. Именно это и заставляет рассматривать функции знаков в качестве почти самостоятельных.

Но скажем больше, - лапутянские учёные (См. «Путешествия Гулливера») объяснялись между собою с помощью предметов. Вместо слов они вынимали из мешков соответствующие предметы, которыми и демонстрировали свои мысли. Но можно ли вместить в мешок все наши нематериальные, абстрактные понятия типа любить, гордиться?

Ясное дело, что нельзя. Для того и существуют устные и письменные языковые знаки, - наиболее экономное, надёжное и рациональное средство общения, выработанное человечеством на протяжении тысячелетий. Мир понятий бесконечно богаче мира предметов.

Изобретение языковых знаков было самым гениальным изобретением человечества.

\017\

Природа языкового знака есть исходный пункт лингвистического объекта «язык». Проблема природы языкового знака перерастает в природу самого объекта лингвистического анализа, основу всего теоретического языкознания.

В возникновении и развитии сознания человека знаки сыграли выдающуюся роль. Когда зачатки осознанного поведения соединились с мыслью при помощи знаков, это обогатило формы и структуру процесса мышления.

Знаки позволили обобщать чувственные отображения и на их базе строить сложные отображения логические.

Оказывается, если под «язык» подставить «знаки», то знаки повлияют на сознание путём обогащения нервно-мозговых связей, но и сознание повлияет на знаки через изобретение новых знаков. Развитие и деятельность сознания под влиянием общества – главное условие, вызвавшее кардинальные перемены в системе знаков (в лексико-семантической системе языка).

Все обогащения, взаимовлияния в знаковой системе значений и системе логических понятий происходит только через деятельность сознания.

Это сознание готовит понятия для их объективации внутри процесса мышления и правила их реализации вовне мозга.

Развитие сознания человека заложено в его физиологически врождённой способности к овладению языком. Нельзя без знаков, слов общаться, овладевать сокровищницей человеческих знаний. Только языковой знак есть главнейший в мире monumentum aere perennius («вечный памятник»), только знак лежит в основе человека и прогресса.

Знак – это заместитель. Но возникает вопрос: благодаря каким свойствам он – заместитель, и как он осуществляет замещение?

Всегда двойственна трактовка функции знака. Первая функция – это нечто для себя, вторая – нечто для другого. Но ведь любой конкретный предмет функционирует только как предмет в себе и для себя. А вот языковой знак функционирует как знак только для другого. Это различие есть для знака основное, - философское различие между материальным и идеальным, более конкретно – между фонетикой и фонологией, между звуком (буквой) и фонемой (графемой).

\018\

Таким свойством обладает языковой знак, способный что-то означать, сообщать, но только в сознании.

Знак – это способ теоретического освоения мира.

В знаке дерево нет указаний на реальный экземпляр класса деревьев. Но этот материальный знак в мозгу удерживает все существенные признаки всех деревье мира. Поэтому знак выступает и как познавательный представитель единичного предмета дерево, и как отчуждённая форма всех реальных деревьев.

Языковое сознание человека как отражение мира не могло возникнуть без материи знаков. Прежде чем появиться, сознание прошло через психические и логические формы знака, превратившись в понятия.

Наука невозможна без понятий, ведь количество предметов и их признаков неисчислимо, и они требуют обобщения под одним знаком нескольких понятий. Сознание и наука дробят мир, чтобы снова, по-своему, комбинаторно сложить его в систему неисчислимых понятий.

Знак вещи демонстрирует эту вещь, вырывает её из смутного потока действительности. Если мы назвали вещь, то тем уже сделали её предметом ясного и расчленённого сознания, ощущения, мышления.

Если предмет не обозначен, он для нас остаётся чем-то расплывчатым и даже несуществующим. Знак вещи взывает к нам о существовании вещи, требуя её признания. Переход чувственного образа предмета в логическое понятие о предмете может совершаться только посредством слова. Но сама материя слова, будучи произвольной, не создаёт понятия из чувственного образа. Это – обязанность мышления.

Человек может судить о своих и о чужих внутренних процессах не иначе, как только через знак и выносить продукцию этих умственных процессов мозга за его пределы только через знак. Другим способом обнаружить эти процессы невозможно.

\019\

Объективируя мысль в слове, человек смотрит на свою мысль или слушит её. Это можно сравнить, как пишет Потебня, со следами ног на песке, их можно видеть, но это не значит, что в них заключена сама нога.

В слове не заключена сама мысль, а только её отпечаток. Сама же эта мысль пребывает в сознании. Материализация мысли вовне есть и акт самопонимания.

Что является в знаке первичным – его физическая субстанция или его идеальная структура?

Основная сущность материального знака – его материальный характер. А идеальные образы знаков в сознании говорящих являются лишь обычными психическими отражениями материального звучания и произношения, постоянно воспроизводимых. Если бы знак не существовал в материальной субстанции, никакой идеальный образ этого знака был бы невозможен.

Языковой знак – это природная материя, но такая, которая связана не только с чувственным мышлением – ощущением, восприятием, представлением, но, главным образом, с абстрактными формами мышления – с фонемами, морфонемами, понятиями, суждениями, умозаключениями. Знак – это материя, принявшая форму своего идеального образа. Знак – это естественная материя, идеальные следы которой ассоциативно отложились в нейронной системе мозга. Естественно, никакая внешняя материя не может быть втиснута в мозг, материя вводится в мозг только в виде её абстрактного, идеального образа, понятия, которое, однако, не есть принадлежность смого знака, а собственность мозга. Поэтому всякие рассуждения о том, что язык имеет значения, что язык связан в миром непосредственно и отражает этот мир, что язык выражает мысли – это бабушкины сказки. Происходит лишь перевод материального мира в идеальный, психологический, следовательно, логический мир, в систему логических форм, творимых мышлением. При реальной коммуникации абстракция должна быть овеществлена, символизирована, реализована посредством какого-либо знака.

Язык отличается от других социальных установлений своей знаковой природой, а от других типов социальных знаков – спецификой своей структуры. Знаки языка в качестве материальных заместителей абстракций и эмоций в мозгу – это знаки сложных психофизиологических процессов мозга. Материальная характеристика знака приобретает социальную характеристику. Возникает важнейшая проблема отношения между знаком, т.е. языком и мышлением, как психическими ассоциативными отпечатками материи знаков в сознании, между материей знака и абстракцией, значением, семантикой и, главным образом, – между чувственным и абстрактным мышлением, их взаимопереходом.