Конспект до этой черты ессе homo. Как становятся сами собой. Пер. Юм. Антоновского 333 Предисловие 334 Почему я так мудр 339
жүктеу/скачать 318 Kb.
|
antixr.doc \255\ - \332\
КОНСПЕКТ КНИГИНицше Ф. По ту сторону добра и зла.\ Сб. Минск – М.: Харвест, 2005 – 879с. ПРОДОЛЖЕНИЕ СОДЕРЖАНИЯ АНТИХРИСТ. Проклятие христианству.
_____________________________ здесь конспект до этой черты ЕССЕ HOMO. Как становятся сами собой.
Почему я так мудр 339 Почему я так умен 351 Почему я пишу такие хорошие книги 369 Рождение трагедии 378 Несвоевременные 383 Человеческое, слишком человеческое. С двумя продолжениями 388 Утренняя заря. Мысли о морали как предрассудке 394 Веселая наука («la gaya scienza») 397 Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого 398 По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего 410 Генеалогия морали. Полемическое сочинение 412 Сумерки идолов. Как философствуют молотом 413 Казус Вагнер. Проблема музыканта 415 Почему являюсь я роком 421 ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ. Книга для свободных умов. Пер. С.А. Франка 431 Предисловие 432 Отдел первый: О первых и последних вещах 441 Отдел второй: К истории моральных чувств 471 Отдел третий: Религиозная жизнь 516 Отдел четвертый: Из души художников и писателей 547 Отдел пятый: Признаки высшей и низшей культуры 590 Отдел шестой: Человек в общении 635 Отдел седьмой: Женщина и дитя 659 Отдел восьмой: Взгляд на государство 677 Отдел девятый: Человек наедине с собой 706 Среди друзей 749 Эпилог 749 ЗЛАЯ МУДРОСТЬ. Афоризмы и изречения.
1. Мыслитель наедине с собой 752 2.0 познании 760 3. После смерти бога 765 4.0 морали 767
Примечания. \255\
АНТИХРИСТ (проклятие христианству) \256\
Эта книга для немногих. Может быть, никто из «немногих» еще и не существует. Ими могут быть те, кто понимает моего Заратустру. И как мог бы я смешаться с теми, у кого лишь сегодня открываются уши? Только послезавтра принадлежит мне. Иные родятся posthum. Условия, при которых меня понимают необходимостью, — я знаю их слишком хорошо. Надо быть честным в интеллектуальных вещах до жестокости, чтобы вынести мою серьезность. Надо не спрашивать, приносит ли истина пользу… Мужество к запретному, новые уши для новой музыки. Новые глаза для самого дальнего. Новая совесть для истин, которые оставались до сих пор немыми… Уважение к себе; любовь к себе; безусловная свобода относительно себя… Итак, только это — мои читатели: что за дело до остального? Остальное — лишь человечество. Надо стать силой, высотой души — презрением...
\257\
001 Обратимся к себе. Мы достаточно хорошо знаем, как далеко в стороне мы живем от других. «Ни землей, ни водой ты не найдешь пути к гипербореям» — так понимал нас еще Пиндар. По ту сторону смерти — наша жизнь, наше счастье. Мы нашли выход из тысячелетий лабиринта. Кто же нашел его? — Неужели современный человек? — «Я все, что не знает, куда деваться», — вздыхает современный человек.
Лучше жить среди льдов, чем под теплыми веяниями современных добродетелей. Мы не щадили ни себя, ни других, но мы долго не знали, куда нам направить нашу смелость. Нас называли фаталистами. Мы жаждали молнии и дел, мы оставались вдали «смирения». Формула нашего счастья: одно Да, одно Нет, одна прямая линия, одна цель. 002 Что хорошо? — Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? — Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? — Чувство преодолеваемого противодействия. Не удовлетворенность, но стремление к власти, we мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от моралина). \258\
Неудачники должны погибнуть: и им должно еще помочь в этом. Что вреднее всякого порока? — Деятельное сострадание к неудачникам. 003 Моя проблема не в том, как завершает собою человечество последовательный ряд сменяющихся существ, но какой тип человека следует взрастить как более ценный. Этот тип уже существовал как счастливая случайность, как исключение, его боялись более всего, до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного.
Человечество не представляет собою развития к лучшему. «Прогресс» - фальшивая идея. Теперешний европеец ниже европейца эпохи Возрождения. {V: Альберт Швейцер эту идею одобрил и развил, а самого Ницше «задвинул»!} В ином смысле, в единичных случаях среди различных культур, удается проявление высшего типа-типа, что по отношению к человечеству представляет род послечеловека. Такими удачами могут быть целые поколения. \259\
Христианство объявило смертельную войну этому высшему типу человека, сильный человек сделался неугодным человеком. Христианство взяло сторону всех слабых, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; духовно-сильные натуры оно научило чувствовать духовные ценности как искушения. 006 Страшное зрелище представилось мне: я отдернул завесу с испорченности человека. Слово это лишено морального смысла. Испорченность ощущается мною там, где до сих пор стремились к «добродетели», к «божественности». Все ценности, к которым в настоящее время человечество стремится, как к наивысшим, — суть ценности decadence. Я называю животное испорченным, когда оно выбирает, предпочитая то, что ему вредно. \260\
Жизнь ценится мною, как инстинкт роста, накопления власти: где недостает воли к власти, там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли, что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности. 007 Христианство - религия сострадания. Сострадание действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием увеличивается убыль в силе, наносимая жизни страданием. Само страдание делается заразительным: если измерять сострадание ценностью реакций, которые оно вызывает, то опасность его для жизни еще яснее. Сострадание противоречит закону развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встает на защиту в пользу осужденных жизнью; оно делает саму жизнь мрачною. {V: Сострадание хирурга – высшая форма сострадания! Нечего воду мутить! Хирург помогает невольно обречённым. Это может быть обобщено на все случаи конструктивного сострадания как деятельного поступка.} Осмелились назвать сострадание добродетелью: сделали из него почву и источник всех добродетелей, но сострадание есть практика нигилизма. Этот угнетающий и заразительный инстинкт является главным орудием decadence — сострадание увлекает в ничто. \261\
Но не говорят «ничто»: говорят вместо этого «по ту сторону», или «истинная жизнь», или нирвана, спасение, блаженство... Эта невинная риторика оказывается гораздо менее невинной, когда поймешь, какая тенденция облекается здесь в мантию возвышенных слов, тенденция, враждебная жизни. Шопенгауэр был враждебен жизни — поэтому сострадание сделалось у него добродетелью... Аристотель, понимал трагедию — как слабительное. Исходя из инстинкта жизни, можно бы было в самом деле поискать средство удалить хирургическим путем опасное скопление сострадания, какое представляет Шопенгауэр и весь наш decadence от Толстого до Вагнера)... {V: Вот этот запальчивый пассаж увёл от хирургии как высшей формы истинного сострадания! А мысль, видимо вертелась! Запал, как видно, иногда подавляет более ценные мысли Ницше… Получилась «хирургия», да не та.} Нет ничего более нездорового как христианское сострадание. Здесь быть врачом-хирургом, здесь действовать ножом, —это наш род любви к человеку, с которой и живем мы — философы, мы — гипербореи!..
Мы считаем своей противоположностью теологов… Нужно вблизи увидеть роковое, почти дойти до гибели, чтобы с ним уже не шутить (свободомыслие естествоиспытателей в моих глазах есть шутка, им недостает страсти в этих вещах, они не страдают ими). Отрава идет гораздо далее: я нашел присущий теологам и «идеалистам» инстинкт высокомерия - ссылаясь на высшее происхождение, мнить себя вправе смотреть на действительность свысока... \262\ Идеалист, как и жрец, великими понятиями играет с благосклонным презрением к «разуму», «чувству», «чести», «науке». На все это он смотрит сверху вниз: как будто жизнь до сих пор не вредила себе целомудрием, бедностью гораздо более, чем всякими ужасами и пороками… Чистый дух — есть чистая ложь... Пока жреца, этого клеветника, отравителя жизни по призванию, считают человеком высшей породы, — нет ответа на вопрос: что есть истина? 009 Этому инстинкту теолога объявляю я войну. У кого в жилах течет кровь теолога, тот не может относиться к вещам честно. Вера есть раз и навсегда закрывание глаз, чтобы не страдать от зрелища неисправимой лжи. Из этого оптического обмана создают себе мораль, добродетель, святость; чистую совесть связывают с фальшивым взглядом. Не допускают, чтобы какая-нибудь иная оптика претендовала на ценность. Везде откапывал я инстинкт теолога: он есть самая подземная форма лжи. Все, что ощущает теолог как истинное, то должно быть ложным. Его инстинкт запрещает, чтобы реальность хотя бы просто заявляла о себе. \263\
Поскольку простирается влияние теологов, постольку извращается оценка: что более всего вредит жизни, то здесь называют «истинным»; что ее возвышает, - «ложным». Если теолог протягивают руку к власти, то нет сомнений, что собственно каждый раз тут происходит: воля к концу, нигилистическая воля волит власти... 010 Кровь теологов испортила философию. Протестантский пастор — дедушка немецкой философии. Вот определение протестантизма: односторонний паралич христианства — и разума... Немецкая философия в основании своем — коварная теология... Швабы — лучшие лжецы — они лгут невинно... Откуда ликование при появлении Канта, которое охватило немецкий ученый мир, состоящий на три четверти из сыновей пасторов и учителей? Откуда убеждение, что с Кантом начался поворот к лучшему? Инстинкт теолога открыл лазейку к старому идеалу. Понятие «истинный мир», понятие о морали как сущности мира (два злостнейших заблуждения!) — эти два понятия более не опровергают… Разум, право разума сюда не достигает... Из реальности сделали «видимость», из совершенно изолганного мира, сделали реальность... Успех Канта - лишь успех теолога. Кант, подобно Лютеру, подобно Лейбницу, был лишним тормозом для недостаточно твердой на ногах немецкой честности... \264\
011 Еще одно слово против Канта как моралиста. Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей потребностью: во всяком ином - «естественном» - смысле она только опасность. Что не обусловливает нашу жизнь, то вредит ей: добродетель только из чувства уважения к понятию, как хотел этого Кант, вредна. «Добродетель», «долг», «добро само по себе»,— все это химеры, в которых выражается крайнее обессиление жизни. Законы сохранения и роста повелевают обратное: чтобы каждый находил себе свою добродетель, свой категорический императив. Народ идет к гибели, если смешивает свой долг с понятием долга вообще. Ничто не разрушает так глубоко, как всякий «безличный» долг, - жертва молоху абстракции. Категорический императив Канта опасен для жизни!.. Только инстинкт теолога взял его под защиту! — Поступок имеет в чувстве удовольствия доказательство своей правильности, а нигилист с догматическими потрохами принимает удовольствие за возражение... Что действует разрушительнее, чем если заставить человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия! как автомат «долга»? Это - рецепт идиотизма... Кант сделался идиотом. — И это был современник Гёте! Этот роковой паук считался немецким философом! — Считается еще и теперь!.. Разве не видел Кант во французской революции перехода неорганической формы государства в органическую? \265\ Ошибочный инстинкт и противо-природное как инстинкт — вот что такое Кант! — 012 Если оставить в стороне пару-другую скептиков, представителей порядочности в истории философии, то остальное не удовлетворяет первым требованиям интеллектуальной честности. Все великие чудаки, вместе взятые, поступают, как бабенки: «прекрасные чувства» принимают они за аргументы, убеждение за критерий истины. Еще Кант в «немецкой» невинности пытался приобщить к науке этот недостаток интеллектуальной совести, под видом понятия «практический разум»: он изобрел разум для случая, когда о разуме не может быть и речи, когда именно мораль провозглашает свое возвышенное требование: «ты должен». У всех народов философ есть только дальнейшее развитие жреческого типа, и нечего удивляться его жульничеству перед самим собой. Если имеешь священные задачи вроде исправления человечества, если считаешь себя рупором потустороннего императива, то ставишь себя уже вне рациональных оценок, изображаешь тип высшего порядка!.. И что за дело жрецу до науки! — И этот жрец до сих пор господствовал! — Он определял понятие «истинный» и «неистинный»!..
\266\
Но самое ценное — это методы. Все методы, все предпосылки нашей теперешней научности встречали глубочайшее презрение в течение тысячелетий; из-за них иных исключали из общества «честных» людей, считали «врагами Бога», презирающими истину, «одержимыми». Человеческое понятие о том, что должно быть истиной, чем должно быть служение истине — все было против нас: каждое «ты должен» было до сих пор направлено против нас... Наши занятия, весь род наш — тихий, осмотрительный,— все казалось недостойным и заслуживающим презрения. Можно спросить себя: не эстетический ли вкус удерживал человечество в столь длительной слепоте? {V: Смешение модуса Истины с модусом Прекрасного! Как всё-таки велик Ницше в своих мимолётных замечаниях!} Смешение требовало от истины живописного эффекта, оно требовало и от познающего, чтобы он сильно действовал на чувство. Наша скромность претила его вкусу... О, как они это угадали, эти индюки!..
Нам пришлось переучиваться. Мы более не выводим человека из «духа» и отодвинули его в ряд животных. Мы просто считаем его хитрее всех животных, — следствием этого является-де его духовность: человек - скрытая цель развития животного мира. Он и не венец творения, каждое существо рядом с ним стоит на равной ступени совершенства... Мы утверждаем и большее: человек есть самое неудачное животное, болезненное и уклонившееся от своих инстинктов, но, конечно, со всем этим и самое интереснейшее. \267\
Декарт рискнул высказать мысль, что животное – machina. Вся наша физиология старается доказать это: современные понятия о человеке развиваются именно в механическом направлении. Прежде придавали человеку — «свободную волю»; теперь мы отняли у него волю в том смысле, что под волей нельзя уже более подразумевать силу. Воля более не «действует», не «двигает»... Прежде видели в сознании человека доказательство его происхождения, его божественности. Ему советовали, если он хотел быть совершенным, втянуть, подобно черепахе, в себя свои чувства, прекратить общение с земным, скинуть земную оболочку: тогда от него должно было остаться главное — «чистый дух». Насчет этого мы теперь лучше соображаем: как раз «дух», мы считаем симптомом относительного несовершенства организма, как бы прощупыванием, промахом. Мы отрицаем, чтобы что-нибудь могло быть совершенным, раз оно делается сознательно. «Чистый дух» есть чистая глупость: если мы сбросим со счета нервную систему и чувства то мы обсчитаемся — вот и все.
Мораль не соприкасается в христианстве ни с какой точкой действительности: чисто воображаемые действия - «грех», «искупление», «милость», «наказание», «прощение греха». \268\ Общение с воображаемыми существами - «Бог», «духи», «души» - воображаемая наука о природе - антропоцентрическая; полное отсутствие понятия о естественных причинах; воображаемая психология (явное непонимание самого себя, толкование чувств через «раскаяние», «угрызение совести», «искушение дьявола»); Воображаемая телеология - «Страшный суд», «вечная жизнь». Этот мир чистых фикций отличается от мира грез именно тем, что последний отражает действительность, тогда как первый ее отрицает. {V: «Царство моё не от мира сего»! Чего же ещё надо объяснять, чтобы было понято!? Такой мудрый Ницше, а здесь спасовал…} Слово «природный», «естественный» сделали синонимом «недостойного» — корень всего этого мира фикций лежит в ненависти к естественной действительности! И этим все объясняется. У кого единственно есть основание отречься от действительности, оклеветавши ее? — У того, кто от нее страдает. {V: А кто от неё не страдает?! Неожиданное понижение IQ Фридриха Ницше в этих вопросах служит для нас либо тайным знаком, либо ступенью, над которой надо подняться. Расширения человека, по Маклюэну, все тяготеют в сторону виртуального комбинаторного мира, в котором будут жить «послечеловеки» - желанная цель Ницше. И это-то и будет первым приближением к «царству не от мира сего»! А по поводу «ненависти» следует уточнить: не «ненависть» а «терпеливое сожаление»…} Но страдать от действительности — значит самому быть неудачной действительностью… Перевес чувства неудовольствия над чувством удовольствия есть причина морали и религии, а такой перевес дает содержание формуле decadance…
Народ, который еще верит в самого себя, имеет своего Бога. В нем он чтит свои добродетели. Его чувство власти отражается для него в существе, которое можно за это благодарить. Кто богат — хочет давать; гордый народ нуждается в божестве, чтобы жертвовать. \269\ Народ, благодарный за свое существование, нуждается для выражения благодарности в божестве. — Ему удивляются как в добре, так и в зле. Божество только добра здесь нежелательно. В злом божестве так же нуждаются, как и в добром: ведь существование не есть лишь дар человеку... Какой смысл в божестве, которое не знает ни гнева, ни мести, ни зависти, ни насмешки? которому, быть может не знакомы приводящие в восхищение победы и уничтожения? Такое божество… к чему оно? — Если народ погибает, если он чувствует, что исчезает его вера, его надежда на свободу. Если покорность начинает входить в его сознание, то и его божество должно также измениться. Оно делается пронырливым, скромным, советует «душевный мир», осторожность, «любовь к другу и врагу». Оно постоянно морализирует, оно становится частным лицом, космополитом... Некогда божество представляло мощь народа, все жаждущее власти в душе народа — теперь оно лишь благое божество... Для богов нет иной альтернативы: или они есть воля к власти, или же они есть бессилие к власти — и тогда они делаются добрыми… 017 Где понижается воля к власти, там и физиологический спад, decadence. Божество decadence, кастрированное в сильнейших своих мужских добродетелях, делается Богом физиологически вырождающихся, Богом слабых. \270\ Сами себя они не называют слабыми, они называют себя «добрыми»... Понятно, в какие моменты истории делается возможной дуалистическая функция доброго и злого Бога. Порабощенные низводят своего Бога до «доброго в самом себе» и вместе с тем лишают Бога своих поработителей его добрых качеств; они мстят своим господам тем, что их Бога обращают в черта. Добрый Бог, как и черт, — суть исчадия decadence. Как можно так поддаваться простоте христианских теологов, чтобы вместе с ними декретировать, что развитие понятия о Боге от Бога народа Израиля, к христианскому Богу, к вместилищу всякого добра, — что это был прогресс? — Но сам Ренан делает это. Как будто Ренан имеет право на простоту! А между тем противоположное бросается в глаза. Если из понятия о божестве удалены все предпосылки возрастающей жизни, все смелое, повелевающее, если оно опускается до символа посоха для уставших, если становится Богом бедных, Богом грешников, больных и предикат «Избавитель» делается божеским предикатом вообще, — то о чем говорит подобная редукция божественного? «Царство Божье» увеличилось. Прежде Бог знал только свой народ. Теперь он пошел на чужбину, начал странствовать, и уже нигде не оставался, пока не перетянул он на свою сторону половину земли. Но Бог «великого числа», демократ между богами остался иудеем, богом всех нездоровых жилищ целого мира!.. Царство его мира всегда было царством подполья, госпиталем, гетто… \271\ И сам он, слабый, такой decadent... Даже самые бледные из бледных, господа метафизики, альбиносы понятия, стали над ним господами. Теперь он прял мир из самого себя — sub specie Spinozae, стал «идеалом», стал «вещью в себе»... Падение божества - Бог стал «вещью в себе»... 018 Христианское понятие о божестве есть одно из самых извращеннейших понятий о божестве; Бог, выродившийся в противоречие с жизнью, вместо того чтобы быть ее вечным утверждением! Бог, объявляющий войну жизни, природе, воле к жизни! Бог как формула всякой клеветы на «посюстороннее», для всякой лжи о «потустороннем»! Бог, освящающий волю к «ничто»!.. жүктеу/скачать 318 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|