Lubishvk doc Конспект книги

Э. Шредингер

Крупнейший русский ученый XX века? Спорный вопрос, хотя расширяющийся круг Любищевских чтений в Ульяновске, Москве, С.-Петербурге, Тольятти даёт всё большее убеждение в значимости его жизненной линии поведения.

Оставленное им гигантское рукописное наследие, превышающее 2000 печатных листов, заставляет соотносить его деятельность со всей историей науки XX века, искать место его Космосу в системе наук.

Безусловен его вклад в прикладную энтомологию (собрана коллекция земляных блошек - 24 тысячи экземпляров, большинство из которых впервые определены им самим), в общую и математическую биологию, в теорию эволюции и генетику. Но разве меньше вклад, например, в проблематику познания, в историю и методологию науки?

А критические письма и статьи по литературе и искусству, включающие рассмотрение и анализ произведений Ф. Достоевского, Л.Толстого, А.Чехова, В. Шекспира, В. Гюго, Р. Роллана, Л. Фейхтвангера, А. Сент-Экзюпери, В. Тендрякова, В. Дудинцева.

Или - куда отнести "Апологию Марфы Борецкой", "Понятие Великого Государя и Иван Грозный", "Мысли о Нюрнбергском процессе", "О смертной казни", "О работе Р. Словенко "Дилемма легального аборта”, "О морозных узорах на окнах”?

Сохранилось более 4600 писем А.А.Любищева (12 000 страниц машинописного текста), среди 700 (семисот!) адресатов есть и те, которые составили цвет советской науки.

Начало широкой известности можно датировать выходом в свет повести Д. А. Гранина "Эта странная жизнь". М., 1974, которая вызвала неподдельную заинтересованность научной общественности, а точнее - образованной части общества.

Однако, проще сказать, что Александр Александрович Любищев представляет образец русского интеллигента в высоком значении этого слова, когда говорят, применяя современную терминологию, о русском менталитете.

*

Книга "Линии Демокрита и Платона в истории культуры", хотя и является своеобразным философским завещанием (А. А. Любищев называл эту работу главным сочинением своей жизни), но далеко не единственная среди множества его оценок мировоззрений отдельных ученых и целых философских школ.

В России пока лишь следует говорить только о становлении философии техники, о возрождении линии, идущей от П. К. Энгельмейера и А. А. Богданова (относясь с уважением и к шагу Ю. С. Мелещенко, и к сделанному ярким созвездием советских историков техники).

Труды Любищева, выражаясь канцеляритом ВАК, остаются актуальными не только потому, что он убедительно показал первичность духовного, но и потому, что "зримо" предъявляет ведущие факторы, позволяющие избежать упадка нашей цивилизации.

Рассматривая постулат, что гносеология подчинена онтологии, осуждая утверждение, что монистическая философия единственно допустимая в науке, Любищев не предлагает конечных рецептов. Он ищет истину. И этот поиск и есть главное достоинство публикуемой книги.

\008\

Впервые я услышал о Любищеве в начале шестидесятых годов от А. И. Кудрина, специалиста по полевой экологии, который обсуждал с А. А. Любищевым вопросы учета численности подвижных насекомых и имеет препринт "Об ошибках в применении математики в биологии" с лестным автографом А. А. Любищева.

На многое обратил мое внимание С. В. Мейен при обсуждении закономерностей эволюции техники и технологии и, в частности, устойчивости структуры технических ценозов. Продуктивны были дискуссии с Б. С. Шорниковым, Ю. В. Чайковским, наконец, существенными для меня оказались доклады, выступления, Статьи Ю. А. Шрейдера, М. Д. Голубовского, О. М. Калинина.

Издание в серии научно-биографической литературы книги "Александр Александрович Любищев". Л., 1982, и выход сборника статей А. А. Любищева "Проблемы формы, систематики и эволюции организмов". М., 1982, показали медленное, но неуклонное вхождение Любищева в мировую науку.

Интерес к проблемам онтологии и гносеологии технической реальности, вызванный стремлением создать системы понятий технического бытия и поиском определяющих развитие универсальных законов, которые соответствовали бы новому этапу в развитии научной картины мира, этапу, опирающемуся на междисциплинарный синтез знаний и принципы глобального эволюционизма, привел меня, в конце концов, к А.А. Любищеву.

Совпало, что Б.С. Шорников - человек уникальных знаний, подвижник науки, передал мне одну из частей машинописной рукописи, сохраняемую О. М. Калининым (другая часть получена от Р.Г. Баранцева и В.А. Дмитриева), которую я "проглотил", как в отрочестве "Лунный камень", за одну ночь.

Я понял, что написанное нужно любому человеку, начинающему понимать, что идеальное слишком часто определяет материальный мир. Книга необходима, так как она и есть то новое мышление, с одной стороны, а с другой - тот элемент культуры, которого так недостает технократической части общества, и особенно ее элитной части - высококвалифицированным профессионалам - технариям.

Это относится я к ученым, и к техническим менеджерам, и просто к специалистам, имеющим дело с функционирующей техникой, применяемой технологией, используемыми материалами, выпускаемой продукцией, возникающими отходами. Однако, главное, конечно, не утилитарные задачи.

\009\

Примат идеального - квинтэссенция книги. Убедительно показано, например, что все теоретические построения Коперника (имеются в виду математические) со временем оказались неправильными: и Солнце не неподвижно, и Земля не до кругу вращается. Но оказалась жизненной его главная идея: Земля - не центр Вселенной. Можно привести и еще пример: не Трою Шлиман открыл, но все же, но все же...

И возникло желание увидеть "Линии Платона и Демокрита в истории культуры" напечатанными. Конечно, правильнее было бы вести речь об издании, в максимальной степени приближенном к академическому (Ленинградский филиал Архива АН СССР, фонд 1033) и подготовленном профильными специалистами. Но объективные трудности, включая и финансовые, пока не дали этого сделать.

Необходимо было бы также издать популярный, упрощенный вариант, предназначенный для молодежи, включая школьников, и подобный "Массовой библиотечке" (по типу Д. Дефо "Робинзон Крузо", который существует именно в таком варианте).

Но для этого было нужно, во-первых, найти талантливого популяризатора, а во-вторых, преодолеть организационно-финансовые трудности.

Поэтому настоящее, первое издание, ставит своей целью лишь довести до читателя образ мыслителя и человека, его своеобразный еретизм и русское бесстрашие (удаль, безоглядность. Во всяком случае, по Аввакуму: "Смело дерзайте, но не на пользу себе"), опираясь на принцип максимального сохранения текста Александра Александровича.

У меня нет сомнений, что со временем и академическое (будет установлен некоторый канонический текст, цитаты проверены по первоисточникам, согласовано написание собственных имен, даны комментарии и др.), и популярное издания будут осуществлены.

Чрезвычайное разнообразие знаний А. А. Любищева при глубине каждого отдельного утверждения осложнили подготовку рукописи. Мой опыт редактирования оказался недостаточным при составлении настоящей книги.

Обычно приходится сокращать длинноты, добиваться просто грамотности изложения, соответствия нормам, предъявляемым к технической литературе, в части терминологии, формулировок, ссылок, исключения повторов. Для книг нескольких авторов возникали вопросы композиции, исключения и добавления материалов.

\010\

Во-первых, полученные экземпляры есть не архивные подлинники, а копии. И с учетом последующей перепечатки и машинной заводки можно говорить о тройной перепечатке, что вызвало неизбежные ошибки, особенно в незнакомых, для исполнителей-технариев, словах и именах (фамилиях) таких как Вейль - Бейль, Гераклит - Гераклид.

Вторая трудность касалась ссылок и понятий. Для крупных ученых характерно: помнить достаточно точно, чье-либо высказывание. Но восстановить - откуда оно - затруднительно.

Стиль Любищева - читать обстоятельно книги и, цитируя, убедительно формулировать свое мнение, со всех сторон подкрепляя его так, что оно становится несокрушимой египетской пирамидой.

Тотальная сверка примененных понятий, имен и цитат оказалась достаточно трудоемкой и сложной (тем более, что и в Ленинке собрано не все), поэтому пришлось ограничиться книгами из собственной библиотеки, ориентируясь лишь на имеющиеся у меня издания, которые помогали устранять неясности и приведены в виде списка справочной литературы в конце книги.

{V: Здесь, конечно, автор предисловия демонстрирует величайшую деликатность. Дело в том, что кому-то, начиная с 1993 года потребовалось отрезать российских учёных от основного фонда книгохранения. Открыты для пользования только хилые подсобные фонды. Такая ситуация сохраняется до сих пор!}

Одновременно эта литература может быть рекомендована тем, кто хочет глубже проникнуть в прочитанное. Трудности сверки имен и понятий объясняются чрезвычайно широким диапазоном интересов, громадой знаний Любищева: здесь и знание античности, религиозной литературы, тонкостей быта (замоскворецкие купчихи), истории, математики, таких естественных наук как физика, химия, астрономия, не говоря уже о биологии; наконец - владение и свободное оперирование широчайшим кругом философских понятий, определений, терминов; убедительная оценка философских взглядов как отдельных ученых, так и школ, направлений.

Сложность вызывает многоаспектно критический, но не критиканский взгляд; полемичность как будто с конкретной, но не "засветившейся" личностью. И тогда в большей степени понимаешь, что прямо к А.А. Любищеву можно отнести цитату: "философ это не тот, кто нашел истину, а тот, кто ее ищет".

Следует иметь в виду, что со временем изменилось написание ряда слов, образовалось (и существует в рукописи) разночтение в написании: "пифагоризм" и "пифагореизм" - принято первое, хотя в современном написании чаще встречается более утяжеленное "пифагореизм". Или I Птолемей (пишут сейчас) и Птоломей (писали раньше).

\011\

Известна дотошность самого Любищева, его пунктуальность, и, естественно, нет никаких сомнений в том, что все приведенные им самим ссылки соответствуют первоисточнику. Но структура самих ссылок различна. Иногда ссылка представляется чрезмерно избыточной. Так, говоря о царе Соломоне, он указывает - Энциклопедический словарь, Брокгауз - Ефрон, ст. Соломон, т. ХХХа, 1900, стр. 811.

В некоторых же случаях, как это принято в биологии, указывает лишь фамилию и год издания. А в некоторых - просто автора и название статьи (без ссылки и года). Обычно же Любищев указывает автора, год и страницу.

Но достаточно часто применяемый им прием - цитата в цитате - затрудняет отнесение ее к тому или другому автору. Мной убраны некоторые ссылки из-за их повторов, и, так сказать, ненужности, обращения к оригиналу.

Ссылки на классиков марксизма-ленинизма делались им не на основе рекомендуемых изданий (подобных: В.И.Ленин, Полное собрание сочинений - ПСС, впрочем, тогда действовало 4-е издание), а на основе массовых книг, выпускавшихся Госполитиздатом (это особенно относится к широко цитируемому Ф.Энгельсу, который цитируется даже по другим "рядовым авторам").

Поэтому, а, может, по другой причине, имеются небольшие отличия, например, во Введении приведена цифра 2000 лет, а в ПСС написано словами - две тысячи (см. эпиграф). Во всех случаях оставлялись формулировки Любищева.

В справочных материалах (см. библиографию) не удалось найти многое, или в них приведено иное написание, например, нет формы Саккас, а есть просто Сакк; Любищев чаще называет - Фома Аквинат, хотя правильнее Фома Аквинский; Аркесилая - греческого философа (315 - 240 до н.э.) относят к видным представителям Средней Академии, а не Новой Академии (Карнеад же из Кирены (214-129 до н.э.) действительно схоларх Новой Академии);

Птолемея Сотера Любищев то пишет с цифрой, помещая ее в середину или в конец, а то и пропускает ее вовсе (а был еще Птолемей III Евергет); отсутствует в справочнике математик Конон из Самоса; в одних справочниках пишется Ириней Лионский, в других - Иреней, Yberweg Fr.-H. переведено Ибервег-Гейнце, но есть и другие варианты (все иностранные имена Любищев дает в своем переводе - кириллицей).

\012\

Больше всего разночтений по часто упоминаемому философу Диогену Лаэртскому (Laertios). Признанный знаток античности А. Ф. Лосев пишет «Диоген Лаэрций», как и Любищев. В последних же словарях - Диоген Лаэртий. Герман Вейль (1886-1955) - математик американо-немецкой школы, Пьер Бейль (1647-1706) - французский философ.

Конечно, желательны примечания и к именам, и к отдельным словам. В частности, потому, что из контекста не всегда можно уловить смысл слова (например, орфико-пифагорейцы; гекатомба - это «стократное жертвоприношение», но объяснение, и то не полное, дается много дальше первого упоминания).

На протяжении книги встречаются повторы, иногда в виде близких мыслей, а иногда - почти дословные, которые сохранены, потому что они уместны в контексте (например, повтор, касающийся тургеневского термина "нигилизм").

Что касается цитат, разбросанных по тексту, то сверка их всех возможна разве только лишь в академическом издании. Где, например, найти примечание 33, сделанное Робеном к французскому изданию Платона, учебник исторического материализма Н.И.Бухарина?

Или, по контексту неясно, как писать идиографические или идеографические науки (idios особый, своеобразный; idea - понятие), отсюда - идеография - способ обозначать письменным знаком целое понятие (китайское письмо, химические и математические символы, компьютерные программы).

Противопоставление - идиоадаптация (алломорфов), как частное приспособление организма к определенному образу жизни в конкретных условиях внешней среды. По-видимому, Любищев все-таки имел ввиду термин "идиографические науки", выражение, отсутствующее у Даля, Ожегова, Виноградова и в орфографических словарях русского языка.

Меристическое понимание (meros - часть, доля; meristes - делитель, meristos - делимое) поясняется уже совсем в конце книги. Великую (большую) теорему Ферма Любищев называет почему-то "великим предложением". Встречаются и несоответствия, мной сохраненные, например, название параграфа в оглавлении и его фактическое содержание (в 3.31 про Демокрита нет ни слова, но хорошо сказано о взаимоотношениях ученик-учитель).

\013\

Почему-то Любищев пишет "лейт-мотив", хотя и в немецком языке, и в современном написании это слово пишется вместе. Есть различие в написании: Гипатий и Илатий из Александрии. Вероятно, часть разночтений в именах, как уже ранее отмечалось, связана с изменениями во времени.

Например, сейчас имя руководителя тайнинского восстания пишется Хун Сюцюанъ, а Любищев писал Хун Сю-цуань. Рассматривая кватернион - гиперкомплексвое число, геометрически реализуемое в четырехмерном пространстве, Любищев, вероятно, заинтересовался фактом, что знак произведения двух сомножителей зависит от порядка их умножения. Иногда приводится малоизвестное выражение, например, onus probandi, но расшифровывается оно неявно.

Некоторые термины Любищев ввел, по-видимому, сам, опираясь на биологические или иные аналогии.

В рукописи часто встречаются выражения, смысл которых в том, что это будет рассмотрено дальше и подробнее, Я оставил их все, как свидетельство нереализованных мыслей показать две линии в биологии, написать главу о Ньютоне.

Или: "О разном понимании термина "атом" эпикурейцами и платониками разберем в главе об атомной теории". Или намерение дойти "до роли идеологии в развитии техники". Или вот, например, Любищев говорит о лекции Тимирязева "Луи Пастер", но не приводит, откуда он ее взял, а приведенная цитата не совсем адекватна известной.

Многие из цитат трудно проверяемы, хотя и могут быть найдены (например, из "Мертвых душ" Н. В. Гоголя). Часто есть ссылки на Большую Советскую Энциклопедию, а иногда и на отдельного автора. Есть явные ошибки в датах, например, им для Боэция указано 470-576 (свыше ста лет), а в "Словаре античности" - 480-524.

Уже указывалось на широту взглядов А. А. Любищева, на использование им множества терминов и имен из самых разных, иногда далеко друг от друга отстоящих наук. Но их еще как-то можно найти в словарях или, по крайней мере - хотя бы знать, где их искать.

Некоторые же места книги, сохраненные без изменения, потребовали бы целого исследования. Вернемся, например, к замоскворецким купчихам. У Любищева это звучит так: "...вопрос во всей полноте нам придется разобрать значительно позже, пока коснусь главным образом того страшного слова "мистический", которое действует на наших безбожников как в свое время слово "жупел" на замоскворецких купчих".

\014\

В Литературу к главам 1-4 (к пятой она отсутствует) не вносились изменения, хотя Любищев не всегда указывал издательство, год, то есть полные выходные данные, скажем, по ГОСТ (исключены лишь цифры, отражающие начатую Любищевым работу по указанию всех случаев применения в книге цитат и ссылок). Все сохранено, так как незавершенность, в данном случае, придает своеобразное ощущение личности и времени.

Не устранены и разночтения названий по тексту и в библиографии, например, Волгина. Есть ссылки на источники, не попавшие в библиографию, например, Симпсон, 1961.

В заключение не могу не отметить, что выход настоящей книги не был бы возможен без самоотверженного энтузиазма Галины Арсеньевны Петровой, которой я выражаю искреннюю признательность. Одновременно я благодарен за содействие Б.С. Шорникову, являющемуся инициатором издания, и обратившему мое внимание на высокую культурологическую ценность книги, и за моральную поддержку - Р.Г. Варанцеву, М.Д. Голубовскому, Ю.А. Шрейдеру, Р.В. Наумову.

Есть книги, актуальные всегда. И у меня очень большая уверенность, что книга, лежащая перед Тобой, уважаемый читатель, является именно такой. Каждый прочитавший ее поймет, что она не могла быть опубликована во времена жесткой идеологии марксизма-ленинизма, да и по теперешним временам в книге имеется множество острых замечаний не только против отдельных ученых и школ, близкие и последователи которых могут выразить неудовольствие.

Характерной особенностью Любищева является то, что он направлял свои сарказм и вправо, и влево, словно ставил своей задачей выступать сразу против всех. И это объяснимо лишь тем, что он в лице науки хотел видеть Истину и только этой Истине служить. И если эта главная мысль Любищева будет понята, значит, цель, поставленная нами, достигнута, и рукописи, все-таки, как говорил другой классик, не горят.

\015\