Л. Н. Толстой что делает вино с человеком

— Должно же количество перейти в качество, — считает Камов. — Хочется верить, не за горами то время, когда людям будет казаться диким, что они для чего-то, по доброй воле, без всякого принуждения пили спиртное. И рассказы о людях, которых водка напрочь лишила многих земных радостей, покажутся неправдоподобными. Я сейчас о тех говорю, которые и капли спиртного в рот не брали, но тем не менее оказались обездоленными. Вот хотя бы мою соседку взять, маму Веру. Ей бы счастливой быть — а она в великомученицы попала. Хотите, — предложил Камов, — я вам о ней расскажу?

...Никто не знал, сколько ей лет, этой хлопотливой, непоседливой женщине, с утра до вечера окруженной ватагой ребятишек всех возрастов, которых она притягивала словно магнит. Начинающие мамы советовались с ней, как надо ухаживать за младенцами, за консультациями обращались и родители со стажем. Мама Вера, как ее называли и дети и взрослые, была признанным авторитетом по многим медицинским, педагогическим и житейским вопросам. Не было дня, чтобы к ней не обращались с просьбами:

— Мама Вера, последите, пожалуйста, за Аленкой, пока я в магазин сбегаю.

— Мама Вера, может Сережа с вами побыть? Мне в библиотеку надо.

— Мама Вера, вы нас в театр отпустите? Целую вечность в Большом не были. Маринка уснет сразу, а Стасику обязательно нужно сказку почитать — да вы же знаете...

В ее комнате были три или четыре детских кроватки, игротека, верстачок, школьная парта — здесь играли, отдыхали, выпиливали, вытачивали игрушки, учились пеленать и готовить, проверялись домашние задания, репетировались спектакли.

Порой мама Вера спала на раскладушке, а то и на полу — все спальные места были заняты детьми, чьи папы и мамы ушли на концерт или задержались в гостях.

Она не могла никому отказать, когда речь шла о помощи детям, которые платили ей искренней глубокой привязанностью и любовью. Став родителями, они бежали в родную квартиру на третьем этаже:

— Мама Вера, у нас сегодня экзамены. Вы нас отпустите?

Муж мамы Веры Федор Степанович жил постояльцем, ничего не хотел замечать, запирался в своей комнате, днем дома старался не бывать. Они никогда не ссорились друг с другом — мирно сосуществовали. Лишь иногда мама Вера ловила виноватый взгляд мужа, пенсионера со стажем. Мы в этот дом переехали недавно, но маму Веру я сразу приметил, обратил на нее внимание. Познакомил меня с ней четырехлетний Пиколка — дети чувствуют сразу, кто отдает им все сердце. То и дело слышалось:

— Мама Вера сказала, что долго смотреть телевизор вредно.

— Мама Вера сказала, что хлебом бросаться нельзя.

Мы с женой прикидывали, кто же для Пиколки больший авторитет — его мама или мама Вера? Оказалось — мама Вера. Жену это крепко задело, но винить в этом приходилось только себя.

Как-то срочное дело задержало меня на работе, а жене вечером надо было ехать на вокзал встречать дальнего родственника, и, само собой разумеется, Николка оказался в «пансионе» мамы Веры. Когда я за ним пришел, было уже поздно, он спал, крепко прижав к себе мохнатого Чебурашку. Раскладушку тоже заняли двойняшки наших соседей. Кроватки, диван-кровать, тахта — я насчитал двенадцать «бездомных».

— Целая дюжина! Как же вы-то?

— Мне много не надо — вздремну в кресле.

— Мама Вера, извините за бестактный вопрос. Вы так любите детей — почему же у вас своих нет?

Она вздрогнула, словно от удара, невесело усмехнулась бескровными губами:

— Когда было можно, было нельзя. Когда стало «льзя», опоздала. Непонятно выражаюсь? А вы подумайте. Вот и весь сказ про маму Веру, которая так и не испытала настоящего счастья, выше и прекраснее которого нет и не может быть ничего на свете, — счастья материнства. Если бы не эти разбойнички, — она показала на спящих, — мне было бы нечем скрасить свою старость. Я им, кажется, нужна, но они мне еще нужнее...

Ее рассказ я запомнил, по-моему, слово в слово. Начала она словно бы издалека:

— Вы не замечали удивительную закономерность: многие слова, обозначающие понятия, связанные с хорошими чувствами, женского рода: любовь, радость, ласка, нежность — да их много. Наверное, это не случайно: природой женщине предопределено быть матерью. Я вот очень люблю смотреть на беременных. Самую некрасивую ожидание материнства делает привлекательной: как же меняются жесты, походка, голос! Не замечали: она не идет, она шествует! И какая же стать появляется — глаз оторвать невозможно. К беременным женщинам я относилась уважительно с детства, которого, если уж говорить откровенно, не знала.

Мать с отцом подкосил сыпняк, жила у тетки. У нее своих восемь ртов, да еще я бесплатным приложением. Дело известное — определили с пяти лет в няньки, посудомойки, уборщицы, за скотиной смотреть. Начальную школу еле закончила — вот и все мои университеты. За то, что из книг сама вычитала, диплома не дают, да прожила и без него. Правда, жалко, что образования не получила — так не я первая. Моему Федору — у нас ведь золотая свадьба скоро — я и недипломированная приглянулась. Это он сейчас годами согнут — в молодости же писаным красавцем был: все девки в поселке по нему сохли, не поверили, что он на меня глаз положил. Моего совершеннолетия едва дождались и сыграли свадьбу — все честь по чести, как у людей: комнатушку нам от работы дали — в бараке хоть перегородки фанерные, а жить все равно весело.

По первости я ребенка так хотела, так хотела! А Федор на дыбы: «Пока молодые, надо и пожить в свое удовольствие». Мне бы его перебороть, да не так воспитана: «В доме последнее слово должно быть за мужиком». Потом наоборот: он хотел ребенка, а я на дыбы — я, хотя и тогда, и позже ночи не было, чтобы мне младенец не приснился. Уступила бы ему, если бы не моя работа: она меня и образумила и, по сегодняшнему разумению, опустошила.

Зарплата в те годы маленькой была, чтобы концы с концами свести, работала я в двух местах: санитаркой в родильном доме и в той же должности в учреждении, о котором широкая публика не знает, да и знать о нем ни к чему, — где дети-уроды содержатся. Матерям их не показывают: говорят, мертвый родился. А он, прости меня господи, грешную, хуже мертвого, я вот на них насмотрелась и думала: «Лучше уж неживым появиться на свет, чем таким...»

Я к врачам: «Родители здоровые, и он и она кровь с молоком, упитанные, как же дети-то такими получаются?» Главный наш в роддоме, Иван Степанович, мне коротко все объяснил:

«Первопричина, голубь ты мой (это у него присловье такое было), в пьянстве одного из родителей, а то и обоих вместе. Я, Вера, не злой человек, но иногда думаю, что у нас законы чересчур гуманные. Сама посуди: за убийство или увечье карают строго, а вот за то, что ребенок пьянством беспутных родителей убивается или уродуется задолго до рождения, ничего не предусмотрено».

«Да ведь, Иван Степанович, такое дитя родить — какую же кару еще надо?»

«Какую? — он редко из себя выходил, а тут голос повысил. — Вон, голубь ты мой сизокрылый, на Вострикову посмотри. За десять лет восьмой раз сюда попала. Четверо мертвыми родились, трое — уродами, один недоношенный, так и не смогли выходить, настолько слабый был. Выпишем ее — опять пить начнет, опять — известный результат. Ей, чтобы здорового ребенка родить, не меньше пяти лет капли спиртного в рот брать нельзя, да и мужу тоже, а они вместе напиваются. Оба, на мой взгляд, хуже самых закоренелых убийц. Будь моя воля — я бы каждого пьющего сюда к нам приводил: «Смотри, таких ли детей ты хочешь? Смотри, вот чем твое пьянство может обернуться». Древние-то не дураки были: жениху и невесте в день свадьбы, в канун первой брачной ночи, запрещали под страхом смертной казни пить хмельное. Казнили за одну только рюмку вина — вот какие строгости были».

...О том, что спиртное губительно действует на потомство, знали еще несколько тысячелетий назад. По преданию, бог Вулкан родился хромым, так как был зачат пьяным Юпитером; в древней Спарте закон категорически запрещал употреблять вино в дни свадеб. В Египте жестоко преследовались молодожены, дерзнувшие в дни супружеского соединения испить что-либо, кроме воды.

Такие же обычаи поддерживались и в Древней Руси. Не случайно во многих деревнях еще сохраняется правило: на свадьбе перед молодоженами ставят квас, сок — только не спиртное. К сожалению, город от этого обычая отошел. Иной жених прилагает на свадьбе «героические» усилия, лишь бы ни в чем не отстать от гостей. Хуже того, порой и невеста (это уже издержки эмансипации) пьет вровень с женихом. О могущих быть плачевными последствиях никто из них, к сожалению, не думает. А думать следовало бы. В Швейцарии при переписи населения было выявлено 9 тысяч умственно неполноценных. Ученые заинтересовались, в чем причина их появления на свет, и выявили такую закономерность: почти все они были зачаты главным образом в период сбора винограда и на масленицу, когда вино льется рекой. Наибольшее число умственно неполноценных дали винодельческие кантоны страны.

«...Неужели на свадьбе — и ни одной рюмки нельзя, Иван Степанович? Такое событие все-таки...»

«И одной рюмки бывает достаточно, чтобы клясть себя всю жизнь... Вострикова же насквозь проспиртована, вот и последствия — закономерные. Вы Мопассана читали? Есть у него рассказ «Мать уродов»: как мать еще в чреве своем детей уродовала — ей за это хорошо платили. Вострикова ничуть не лучше, у нее инстинкт материнства утонул в алкоголе напрочь. И ведь эту убийцу ни под какую статью Уголовного кодекса не подведешь!»

«У Востриковой так, а вон у той, Касатоновой, тоже дитя больное родилось — уж так убивается, вот-вот руки на себя наложит».

«Говорил я с ней: мне ведь тоже надо знать, почему у нее ребенок с водянкой головного мозга родился».

«Уж так он мучился и пожил-то всего сутки...»

«Мужу пусть говорит спасибо: и в родильный дом жену привез пьяным до положения риз. Сейчас рвет на себе волосы, да поздно».

«Ну, а если кто выпивает в меру да головы не теряет — у тех как?»

«Своего Федора имеете в виду? Да не краснейте, Вера, я давно хотел с вами об этом поговорить, жаль, что все случая не представлялось».

И прочитал мне Иван Степанович памятную по сю пору целую лекцию.

...Алкоголизм родителей не проходит для детей бесследно. Они, как правило, отстают от сверстников в физическом и умственном развитии.

Алкоголь по своему губительному, разрушительному действию стоит на первом месте среди самых сильных ядов. Ученые установили, что зачатие в состоянии опьянения сопровождается такими тяжелыми последствиями, как эпилепсия, идиотизм, двигательные параличи, неврозы, психопатия. Злоупотребление алкоголем во время беременности тоже не проходит бесследно: наступают преждевременные роды, выкидыши, токсикоз. Вот что пишут известные советские ученые И. В. Стрельчук и С. 3. Пащенко, полвека отдавшие исследованиям проблематики, связанной с алкоголизмом: «В течение пяти лет (1967—1971) мы исследовали 3300 женщин, находящихся на стационарном лечении по поводу хронического алкоголизма, на предмет выявления у них соматической патологии. Исследование показало, что из 3300 больных алкоголизмом женщин различные соматические нарушения и заболевания отмечены у 2813 женщин, или у 85,3 % всех больных». Спрашивается, можно ли ожидать от таких женщин полноценного поколения? Причем такая патология обнаружена не у пожилых, а у женщин в основном молодого возраста, большинство из которых начало пить в возрасте до 20 лет, пристрастилось к алкоголю с помощью членов семьи и ближайших родственников. Обращают внимание ученые и на другое: «Чем продолжительнее и тяжелее был алкоголизм у отцов, тем выраженнее была умственная недостаточность у потомства». У многих детей из семей алкоголиков помимо умственных нарушений отмечались неправильности в поведении, заикание, тики, невротические реакции и т. п.

Ученые делают абсолютно логичный вывод: «Заболевание хроническим алкоголизмом одного из супругов сказывается на здоровье не только их детей, но и внуков. Следовательно, когда мы требуем принятия строгих административных мер к пьяницам и привлекаем к их перевоспитанию общественность, мы тем самым заботимся о здоровье не только пьющего человека, но и его потомства».

Великий немецкий поэт Генрих Гейне не был врачом, но нарисовал довольно впечатляющую картину: «В бутылках я вижу ужасы, которые будут порождены их содержимым: мне представляется, что передо мною склянки с уродцами, змеями и эмбрионами в естественнонаучном музее...»

— Не все я поняла из объяснений Ивана Степановича, мудреного он говорил много, но главные его слова усвоила: «Хотите иметь здоровое, полноценное потомство — остерегайтесь выпивок. Вы, я знаю, ни грамма не пьете. А с мужем поговорите».

Как ни старайся, шила в мешке не утаишь: знали все в поселке, что мой Федор, уж на что самостоятельным был мужчиной, а на выпивку слабоват. Его только пальцем помани: «Выпить есть!» — шел сразу же. Редкий день у него обходился без встречи с друзьями, без хмельной компании. Случалось, что скрывать, и приносили его пьяным, и под забором он засыпал.

Мне-то слова Ивана Степановича запали в душу, пилила я Федора: «Через тебя родить боюсь».

Он только посмеивался: «Твои доктора наговорят, с ними только свяжись. Сама видишь — я мужик в соку, подковы одной рукой гну».

Повела я его к себе на работу, думала, может, если посмотрит, за ум возьмется. Он как увидел — побелел весь да так запил, что пришлось отпуск за свой счет просить, нельзя его было и на минуту одного оставлять. Когда немного отошел, спрашиваю его: «Насмотрелся? И мне того же хочешь?» Федор только рукой махнул. А пить не бросил. Уж чем я его только не лечила — ничего не помогло. Крепился от силы месяца три-четыре — на большее его не хватало.

Иван Степанович видел, как я мучаюсь, советовал не раз: «Бросьте вы его, Вера: пьющего, что горбатого, только могила исправит. Пока с ним возитесь, годы-то и уйдут, а вам детьми обзаводиться надо».

Дорого мне досталась Федорова трезвость. Как я ни маялась, а отучила его: теперь заставляй его пить хоть под пистолетом — не станет. Чего мне это стоило — знаю только я сама.

Дите мне хотелось — спасу нет. И жизнь вроде направилась. Мне было чуть больше тридцати пяти. Поздновато, да еще не поздно.

Тут новая незадача: Федору надо оправиться от старого, от пьянки, вся загвоздка в нем. Пока он здоровье свое в порядок приводил, мне уже пятый десяток пошел. Так и остались мы бобылями. Вот и греюсь возле чужого костра. А Федор... Что Федор?.. Казнится — только про себя, молча, мне не помогает и не мешает. Знает, что у меня одна осталась отрада в жизни. Вот вам и мама Вера, которая так и не стала мамой. Ну, да что обо мне говорить...

Моя собеседница кончиками платка осушила глаза и продолжала:

— Надо, чтобы молодые понимали: и самую счастливую семью легко разрушает водка. Самохину из третьего подъезда знаете? Похоже, что ей всего двадцать пять? Старуха, правда? Сын с первых дней жизни приговорен к неподвижности — муженек-пропойца постарался. Ему-то что — развелся, алименты платит, на другой женат был, она ему двойняшек искалеченных принесла — и от той ушел, собирается третий раз жениться, пьет как ни в чем не бывало. Что вот с такими отцами делать? Его со зверем сравнить — любой зверь обидится: ни одна скотина своего детеныша не бросит, а этот и детей искалечил, и женам судьбу поломал. Пьет-то один, а круги в разные стороны расходятся, скольких затрагивают!

Мы вот с вами разговорились на такую грустную тему. Я ведь об этом много думала, не одну книгу перечитала. Да что там книги, когда и свои глаза есть. От больной яблони здоровый плод не уродится, неполноценность передается из поколения в поколение. Вот и выходит, что пьющие отец или мать преступники не только по отношению к своим детям, но и по отношению к внукам и правнукам — я уж даже не знаю, до какого колена.

Ну, а если по большому счету говорить, — мама Вера смутилась, — так Иван Степанович любил выражаться, от него переняла, — пьющий человек не только преступник, но и вор, даже если и в карман ни к кому не залезет: он обкрадывает себя, жену, детей, государство, потомков.

Извините, нам, старым, иногда выговориться надо, вы уж на это не обращайте внимания. О сыне не беспокойтесь, утром прибежит.

Камов коснулся острой проблемы. Но прежде чем поговорить о ней, давайте всмотримся в ставшую привычной картину.

Уже задолго до открытия около винных магазинов или винных отделов толкутся группы завсегдатаев, приходящих сюда как на работу. У них зачастую нет денег даже на коробку спичек, а они всегда пьяны. Они порой не помнят своего имени, но знают безошибочно, когда и у кого получка и аванс, не опоздают (без напоминаний) ни на один день рождения. Находясь постоянно в полусонном, дремотном состоянии, они мгновенно оживляются при одном виде или запахе спиртного. Их никакой силой не заставишь побриться, но они готовы в любое время идти на край света, если есть хотя бы один шанс из тысячи на «поправку здоровья». Любой разговор в их среде непременно будет переведен на спиртовые рельсы. У них и календарь свой, хмельной — когда, сколько и чего выпил.

Это существа, живущие по строгой, заданной алкоголем программе. Личностей нет, все трансформируется и унифицируется. Для них не существует ни будней, ни праздников, никаких домашних забот и обязанностей; они постояльцы не только дома, но и в жизни. Здесь только «уважают» или «не уважают», разговоры лишь о том, кто кому когда сколько «поставил». Здесь своя единица измерения долгов или кредита — стакан, полстакана. Этот долг признается. Долга же перед обществом, коллективом, близкими, перед будущим — просто нет.

Эти люди не понимают и не хотят понимать, что стали балластом для общества. По-своему это закономерно. Организм пьющего уже не просто отравлен, а подавлен алкоголем; этот человек уже не может поддаться никаким увещеваниям, для него выход один — незамедлительное обращение к врачу-наркологу (или принудительное лечение от алкоголизма). Но и оно, как безжалостно свидетельствует статистика, помогает вернуть себя далеко не всем. Остальные же обрекают себя чуть ли не на постоянное пребывание в лечебно-трудовых профилакториях или же, что является мрачным венцом, на пожизненную смирительную рубашку.

Перед каждым здравомыслящим человеком стоит альтернатива: или пить, или жить. Третьего не дано. Жизнь (в самом высоком смысле этого слова) и регулярное употребление спиртного никогда мирно не сосуществовали. Всеми своими свершениями человечество обязано трезвости, пьяный угар никогда не был, да и не мог быть, источником вдохновения, стимулом творческого взлета. Большие дела не делаются хмельными руками. Трезвость водила рукой, создавшей «Войну и мир», «Анну Каренину», изваяла Медного всадника, послала человека в космос, открыла теорию относительности — список этот стремился бы к бесконечности, не мешайся под ногами пьянство, сгубившее много талантов, оставшихся втуне.

Коммунистический образ жизни — это прежде всего и трезвый образ жизни. И вот здесь-то мы и подходим к крайне сложному предмету нашего разговора: подчас трудно сориентироваться в противоречивом море антиалкогольной информации. Ибо все чаще раздаются голоса, что вопроса «пить или жить?» вовсе не существует, а существует, к примеру, такой: «пить, не пить или пить, но в меру?» Один уважаемый ученый во всеуслышание заявил: «Борьбу против пьянства с позиций абсолютной трезвости я считаю ханжеством». Ни больше ни меньше. Одна центральная газета утверждает, что в рюмке вина таится не что иное, как веселье, а вот если рюмка объемом в чашу, то только тогда она наполняется злом и что вообще спиртное в небольших количествах можно уподобить пряностям. Или еще одно, по меньшей мере странное, умозаключение, появившееся в другом весьма солидном издании: «До сих пор иные лекторы и авторы популярных брошюр и плакатов сознательным (?! — Р. Л.) искажением научных и статистических данных продолжают устрашать людей явным преувеличением (курсив мой. — Р. Л.) последствий воздействия алкоголя на здоровье человека». Самое странное, что под этими словами стоит подпись... врача!

Сейчас, как никогда, много ломается копий в спорах о путях скорейшего избавления от пьянства. И хотя мишень видна как на ладони, получается парадоксальное явление: иные из стрел, долженствующих если уж не поразить порок, то хотя бы нанести ему зияющую рану, на деле способствуют долголетию порока. Делается это под флагом борьбы с пьянством. Самый эффективный путь спасения видится в... пьянстве, только окультуренном. Словом, почти как в известной басне: противоалкогольная щука тянет... в водку!

Среди ученых, за редчайшим исключением, полное единодушие: алкоголь — это яд замедленного действия, наносящий огромный, подчас непоправимый, вред здоровью, яд, от губительных последствий которого не застрахованы потомки до третьего — десятого колена. Как пишет вице-президент Международной ассоциации высшей нервной деятельности Ю. М. Саарма, алкоголь медленно, но верно подтачивает генетический ход развития человечества, влияет на здоровье еще не рожденных поколений.

С самыми ужасающими бедствиями — голодом, эпидемией, войной — сравнивается пьянство, приносящее людям неисчислимые беды. Казалось бы, мишень видна как на ладони. Почему же никак не удается ее поразить?

...Зайдите в винный отдел или магазин. Что ни этикетка на бутылках со спиртным — то произведение искусства. А рядом — тусклые, слепые бумажки на бутылках с безалкогольным содержимым.

А симфония названий? Были «Особая московская», «Столичная» (синоним гарантии качества), появились «Старорусская водка», «Стрелецкая» (сиречь, по рецептам седой древности, хотя и тогда питие военнослужащим возбранялось), «Охотничья» (нет лишь инструкции, когда принимать — до применения огнестрельного оружия или после). А сколько «юбилейных» —- и водок, и коньяков, и ликеров! Появлялись на прилавках и совсем диковинные «Аромат (!) степи», «Салют», «Медвежья кровь», «Джин капитанский», «Освежительное» (?!), «Свадебное» (!), «Праздничное» (хорошо, не додумались до «Будничного»).

Разговор об этом поднимался неоднократно и всякий раз встречал возражения: дескать, не в этикетках зло и незачем делать на бутылках надписи, подобные предлагавшимся еще до революции: «Водка. Яда — 40 процентов. Сифилиса — 30 процентов. Туберкулеза — 30 процентов. Все остальное безвредно».

Да, в крайности лучше не впадать. Но разве этикетка не несет никакой информации? Специалисты подсчитали: с 1 января 1977 года, когда в Швеции были введены надписи на сигаретных пачках, предупреждающие о вреде курения, 4 процента мужчин и 3 процента женщин отказались от этой привычки. Этикетка не нейтральна!..

Очень распространена сейчас в антиалкогольной пропаганде теория культурного потребления. По принципу, так сказать, вышибания клина клином. Может быть, и вправду пьянство можно сокрушить подобным топорным методом?

Предположение, что неорганизованное пьянство, случайные «тройственные союзы» удастся каким-либо образом перевести на рельсы культурного потребления, отпадает сразу. «Рыцари подворотен» нуждаются не в культуре, а в скорейшей помощи врачей-наркологов. Но, может быть, удастся помочь другим — не спившимся? Ведь многих глубоко шокирует точка зрения ученых-медиков, выступающих за полный отказ от спиртного. Воздержание обычно приветствуется, но с оговорками: «Конечно, мы не ханжи и не аскеты» или «Для нормального, увлеченного жизнью, работой, уважающего себя человека нет никакой опасности купить по случаю какого-то события бутылку доброго вина. Тем более если пить дома, за столом...»

Ну что ж, давайте оценим эту позицию беспристрастно.

Социологи подсчитали, сколько же у такого нормального человека поводов выпить — и все по уважительным причинам: оказалось, 45—50 раз в год! Итого, раз в неделю, а у особо общительных, богатых родней и друзьями — и того чаще. Спиртное задерживается в организме около двух недель. Следовательно, яд становится каждодневным. А ведь именно такая регулярность пития, пусть и малыми дозами, уже сама по себе дает основание кричать «караул!», ибо так рождается потребность в наркотике.

Говорят: пить можно, если знаешь меру. А кто знает ее? Даже врачи-наркологи не могут назвать ее точно. Согласно шкале американского социолога Д. Кейхелена, к категории «тяжелый пьяница» относится всякий, кто употребляет ежедневно 3,5 унции (унция — 28,35 грамма) спиртного крепостью 43 градуса, или в пересчете на сорокаградусную водку — чуть больше 100 граммов. Это подтверждают медицинские данные: алкоголизм может начаться от каждодневной наперсточной рюмочки коньяку. Часто слышим сетования относительно «лишней рюмки». Можно подумать, есть нелишние!

Опыт борьбы с алкоголизмом говорит о том, что пропаганда культурного потребления таит в себе большие опасности. В прошлом веке в Скандинавии усиленно пропагандировалась теория умеренного потребления. Но оказалось, что нормированное, умеренное питье привело к резкому увеличению числа хронических алкоголиков.

В Москве немало баров с богатым выбором коктейлей. Названия баров интригуют: «Международный», «Маяк», «Рыбацкий», даже «Огненный шар», «Привет». В этих барах царит полумрак, отличная сервировка, продумано все до мелочей. Но именно это и настораживает больше всего: запланированная, поддержанная всей обстановкой приятность пития. Ибо эстетический эффект сильно ускоряет приобщение к сонму пьющих.

В барах этих, как правило, собираются «свои», завсегдатаи. Они раскланиваются друг с другом, всех барменов знают по именам. Регулярное питие, пусть даже люди ходят сюда не только пить, но и общаться, никому даром не проходит. Бары неизбежно становятся местом скоротечных знакомств, сомнительных сделок. Напиваться до одурения не позволяют цены. Но завсегдатаи уже нашли выход: приносят «кое-что» с собой.

Нет, как хотите, на пути «культурного потребления» можно поскользнуться. О том же говорит и опыт прибалтийских республик, где уровень обслуживания высок, а удельный вес алкоголиков не спешит сокращаться.

Очевидно, это закономерно. В связи с этим нельзя не задуматься над фактом, что Испания занимает третье место в мире после Франции и Италии по производству вина и четвертое место в Западной Европе по распространению алкоголизма в стране. Газета «Пуэбло» считает, что наряду с другими причинами его распространению способствует широкая сеть баров и кафе (около 112 тысяч, или одно заведение на каждые 330 человек), не считая множества продуктовых магазинов, продающих спиртное. Вот так: чем больше мест, где можно выпить (в культурной обстановке!), тем больше пьющих. Зависимость прямо пропорциональная.

А чего стоят рассуждения о том, что надо научить людей пить, и тогда, мол, они перестанут напиваться!

Подобной точки зрения, естественно, придерживаются работники сферы обслуживания. Вот кредо человека, привыкшего каждый день по долгу службы иметь дело с застольем, бригадира официантов столичного ресторана «Советский» А. Углова: «Убежден: просто порицать каждого, потянувшегося к рюмке, — затея бессмысленная. Выход в другом. Нужно настойчиво воспитывать, прививать культуру употребления спиртных напитков.

Сломать устоявшиеся стереотипы, когда особой удалью считается неуемное поглощение спиртного, конечно, трудно. Но делать это нужно. И не только силами пропаганды.

Следует каждодневно и наглядно культивировать формы застольного отдыха, достойные человека».

«Достойные человека» — это, конечно, прекрасно. Какие же они? А вот какие: непременно с «горячительным»: «Здесь особую роль призваны сыграть те предприятия общественного питания, где гостям предлагается ассортимент „даров солнца". А заведений таких немало. Только в Москве, например, их несколько сот. Нетрудно представить, сколько людей проходит через них ежевечерне. И если бы каждый работник кафе, шашлычной, ресторана стал бы сегодня энтузиастом и проводником новых взглядов на само отношение к горячительным напиткам, понимаете, сила была бы немалая».

Возможно. Только снова «но»: за исходное берется, что отдых без бутылки — это не отдых. Можно сколько угодно проповедовать новые взгляды на отношение к «горячительным» напиткам — услышит их только трезвый. После же того, как агитирующий приносит эти самые напитки и ставит их на стол, картина сразу меняется. Напитки начинают говорить в полный голос. И вот результат:

«Не первый год я работаю в одном из крупнейших ресторанов Москвы. Всяких гостей, всякие компании приходилось видеть. Но ни умом, ни сердцем не могу понять и привыкнуть к „гульбищам", которые нет-нет да и закатываются то за одним, то за другим столом. До боли жалко смотреть, стыдно за людей, которые в конце вечера уже не в состоянии подняться со стула».

Финал по-своему закономерный: отдых с «горячительным» не может быть иным. Объясняется это тем, что норма — сто граммов водки на человека — в ресторане сплошь и рядом нарушается.

Но в этом ли дело? Представим себе, что придет в тот же ресторан трезвенник, потребит те же «законные» сто граммов водки — в кого он превратится? Сто граммов не свалят втянувшегося в выпивку (он их и не почувствует, ему подавай больше, а после «больше» ему уже не до культуры). Трезвеннику же и «законных» ста граммов окажется более чем достаточно.

Раздаются призывы и дома пить культурно. Квалифицированным учебным пособием стали популярные поваренные книги. В них тьма рекомендаций, какому блюду какое вино показано или какому вину какое блюдо — в зависимости от того, кто что предпочитает: сначала выпить или прежде закусить.

Так ли уж это насущно, актуально — изучать марки вин, тренироваться в их чередовании, дабы получать максимум удовольствия от спиртного?

Всеобуч окультуренного спаивания ставится на поток. Кинодокументалисты выпустили ленту «Есть такие поводы», которая, как утверждает рецензент «Советского экрана», посвящена «красоте и поэзии вина». В село — идиллическая картина! — приехали дегустаторы, знакомят народ с тонкостями застольного этикета: каких бокалов требуют различные напитки, как их наполнять, как любоваться цветом вина, ощущать неповторимый букет и аромат.

Рецензент в восторге от того, каким успешным оказался урок: «После лекции — дегустация, в которой принимают участие слушатели. Многое воспринимается с недоверием, с иронической улыбкой, и ледок недоверия растопить удается не сразу. Первая в жизни проба сухого вина, марочного муската... И вопросы: есть ли в вине витамины? Что такое аперитивы и для чего смешивать напитки? И вот понимание достигнуто, люди охотно учатся тому, как получить истинное наслаждение от вина». Но что-то не до радости при виде такой благости! И ведь что странно: почему-то нет призывов вести борьбу с курением путем организации, так сказать, курсов культуры курения. Не додумались. А культура пития — это пожалуйста!..

Дегустаторы, приезжавшие «просвещать» народ, должны были бы давать предметные уроки не на своем вине, а на трудно поддающихся смакованию «Рубине», «Плодово-ягодном» и прочих напитках, прозванных в народе собирательно «бормотухой». От нее ломятся полки магазинов в селах и небольших городках, марочных же вин не сыскать и днем с огнем.

Для шампанского промышленность выпускает фужеры, для коньяков — наперсточные рюмочки, для водки — лафитники, а для «Рубина» и его собратьев — ничего; приходится довольствоваться гранеными стаканами, благо они дешевые и выбросить не жалко.

Всеобуч окультуренного потребления спиртного возможен лишь в больших городах и может найти последователей среди ограниченного круга лиц. Те, кто возрос на покойном «Солнцедаре» или подобных ему, привыкли оценивать напитки градусами, изысканное сухое вино для них не больше как «кислятина». Их в культурную веру не обратишь, им трезвая вера нужна, как, впрочем, и всем другим. Поэтому реклама всеобуча в книгах и фильмах по меньшей мере бесполезна.

Сократить, а то и вовсе прекратить выпуск «бормотухи»? Резко увеличить выпуск марочных вин? Сократить, прекратить — думаю, многие будут «за». Увеличить же можно лишь за счет соков, нужных в первую очередь детям. Нет, пусть уж будет больше сока, чем вин, хотя бы и марочных!

На удочку «культурного потребления» быстрее всего попадают дети. Пьяница, свалившийся в лужу, мужички с трясущимися руками, ищущие укромного местечка для «поправки здоровья», конечно, не могут увлечь подростков своим примером. А вот уют, привлекательная атмосфера баров — это как раз то, что может взволновать их воображение.

Нет, не эстетизация питья нужна подростку, а выработка потребности не пить. Одна из самых трудных задач в воспитании! Должны понять: доблесть — не в умении пить, а в умении отказаться от этого бесповоротно. Воспитание потребности в трезвости — вот что нужно в первую очередь.

Алкоголь — враг коварный, хитрый, изворотливый. Сомнительными полумерами, уступками его не одолеешь, только, наоборот, укрепишь его позиции, которые, как это ни прискорбно, достаточно сильны. И силы эти, к сожалению, растут благодаря «рекомендациям», пропагандируемым миллионными тиражами: «Совет не пить, чтобы не стать алкоголиком, подобен совету не купаться, чтобы не утонуть. Есть ведь и другой выход из положения — надо уметь плавать». Так рекомендуется обучение плаванию, то бишь питию, под флагом воспитания культуры принятия спиртного. Ну, а раз на щит поднимается культура пития, то нет ничего удивительного, что пропагандируется борьба не с употреблением спиртных напитков вообще, а лишь со злоупотреблением ими, хотя, о чем уже шла речь, никто не в состоянии провести черту, разграничивающую, где же кончается нормальное употребление и начинается злоупотребление.

Воспитание потребности в трезвости кое-кем считается мечтой невыполнимой, которая мешает разрешению более скромных, но практически осуществимых задач. Сторонники такой точки зрения категоричны: «Нет смысла добиваться полного изгнания спиртных напитков из нашего быта. Но любой пропагандист может считать свою миссию выполненной, если ему удастся перевести пьяницу в разряд умеренно пьющих, а умеренно пьющего человека научить пользоваться алкоголем так, чтобы тот не повредил ни его здоровью; ни его общественному положению».

Есть хорошая пословица: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним пахать». Механизм воздействия алкоголя, как и любого наркотика, предполагает не уменьшение, а увеличение дозы. Путь от наперстка к стакану проходит стремительно, а обратный — не получается: не становится запойный пьяница умеренно пьющим, это практически невозможно (не стану вдаваться в анализ физиологических и иных причин этого), ему нужно обращение к трезвости, что без медицинской помощи удается редко.

Будем откровенны: сейчас процесс питья становится престижным, бутылке отводится весьма значительная роль: она стала неотъемлемым компонентом веселья, встреч, знакомств, отдыха, развлечений — постоянным спутником жизни. Стали привычными вот такие высказывания даже в центральной прессе: «Кто вправе пресечь желание людей выпить, скажем, бокал шампанского или рюмку коньяка по случаю семейного торжества, праздника?», «Можно ли представить без доброго напитка щедрую, веселую свадьбу, по-домашнему обстоятельный, „уютный" Новый год?! Конечно же нет! Главное — знать меру, не злоупотреблять такими напитками». (Кстати, еще о мере. Вот кредо известного всей стране челябинского врача-нарколога Г. Ф. Буренкова: «Если бы кто-то мог научить выпивать умеренно, к нему бы очередь была втрое длиннее, чем ко мне».)

Не менее определенно выразился по этому поводу еще в начале нынешнего века академик В. М. Бехтерев: «С тех пор, как доказан безусловный вред алкоголя с научно-гигиенической точки зрения, не может быть даже и речи о научном одобрении потребления малых или умеренных доз алкоголя. Всем известно притом, что начало всегда выражается малыми дозами, которые постепенно переходят в дозы все большие и большие по закону тяготения ко всем вообще наркотическим ядам, к каковым относится прежде всего алкоголь».

Как после этого откажешь в мудрости старухе из повести В. Распутина «Последний срок», которая тонко подметила, что произошло разительное изменение ценностей: «Тепери уж тот золотой человек, кто и пьет, да ума не теряет. А совсем непьющего на руках надо носить и людям за деньги показывать: глядите, какая чуда... А тепери один Голубев на всю деревню не пьет, дак тепери его за человека не считают, что он не пьет, смешки над ним строют». Неграмотная старуха предельно наблюдательна. Где-то мы упустили грустный момент, когда произошла такая переоценка ценностей. Вот признание одной студентки — правда, о курении:

— Для меня курение — это форма общения. В общежитии девчата часто собираются покурить, поболтать. Просто неудобно сидеть среди них белой вороной. И вообще, если раньше оригиналками считались курящие девушки, то теперь, на мой взгляд, оригинальничают именно некурящие.

Поставьте вместо слов «курение», «некурящие» другие — «вино», «непьющие» — будет то же самое. Абсолютно непьющие чувствуют себя белыми воронами, их считают «оригиналками». Далеко же завела престижность!

Плакать, а не радоваться надо, видя растущее стремление «пить культурно». Если престижны бары — в них по вечерам длинные хвосты очередей: идет «культурное» приобщение к спиртному. А отсюда рукой подать до того, когда будут собираться не для приятственной беседы, а за банальным — выпить. Престижно разбираться в марках вин, знать букет каждого, крепость, аромат, цвет. Престижно знать, что, в какой последовательности и с чем пить. Престижно умение пить, не закусывая. Потребление спиртного стало в глазах части молодежи символом респектабельности, самостоятельности, взрослости, в силу чего — весьма привлекательным. В их глазах непьющий — это что-то синонимичное понятию «не наш, не свой человек». Видите, к какому искривлению понятий тянет «культура пития».

Раздумьями об опасности новоявленной теории культурного потребления спиртного я поделился на страницах газеты «Советская культура». Отклики не заставили себя ждать. Большинство читателей выразило полное согласие с основными положениями статьи. Но были и возражения:

«Неужели автор статьи всерьез думает, что красивая этикетка и поэтичное название играют хоть какую-нибудь роль в развитии пьянства? Реклама, конечно, двигатель торговли, но тот, кому надо пить, не смотрит ни на какие внешние украшения, ему плевать на уют, он одержим одним — напиться, и по возможности до потери сознания. Вот и все».

Но ведь речь шла не о хронических алкоголиках, которым, действительно, что бы ни пить, лишь бы напиться, которых надо просто лечить, а о тех, кто только делает первые хмельные шаги. Их-то завлекает и броско оформленная бутылка со спиртным, она манит, зовет сделать первый, зачастую пагубный шаг — вот ведь в чем дело!

Точку зрения, весьма, кстати, распространенную, выразил С. Быковский:

«Не вредно существовать, быть во всем трезвым и рациональным, ходить по струнке. Любовь тоже вредна: бессонные ночи, отсутствие аппетита, ревность... Не предложить ли профессору Р. Лирмяну вырастить новую породу людей, которая бы не только не притрагивалась к спиртному, но и не могла любить, а значит, и ревновать — ведь ревность, как известно, причина многих преступлений.

Позиция человека, замахнувшегося на прекрасные напитки, на вековечный институт винопития, празднословна и фальшива. Мы пока люди, существа, не лишенные определенных жизнерадостных слабостей, а не головоногие марсиане. На планете Земля так заведено более чем со скифских времен, и надо просто разумно и красиво продолжать традиции предков.

Не думаю, чтобы профессор Лирмян, выпив бутылку „Псоу" или „Кахетинского", раскроил кому-нибудь череп. Все зависит от того, кто и как пьет.

Эстетика — подруга этики. Никогда прекрасное не мешало человеку быть благороднее. И если на этикетках начать изображать свиней или писать о том, сколько в спиртном „сифилиса", это приведет к разгулу цинизма и еще к более разнузданному пьянству.

Кому в руки попадало хорошее вино, выразительно оформленное, тот знает, как хочется его смаковать, растягивать удовольствие иногда на месяц, отпивая по глоточку, угощая с таинственным видом своих „снобов"-друзей. Пустую бутылку — и ту потом не выбрасывают. Сделать спиртное предметом роскоши, а так и должно быть, и его никто не будет хлестать ведрами. Улучшая эстетику оформления, улучшая качество вина, уменьшать количество его!

Я за „снобизм" в винопитии, за комфортабельные бары, где можно научиться правильно и красиво вести спокойные разговоры о жизни и искусстве. Отмените сейчас бары, и завсегдатаи их будут собираться на квартирах.

Довольно нападок на вино, завещанное нам веселым, жизнерадостным богом Дионисом!»

Вот так, не больше и не меньше!

Это письмо только подтвердило старую истину, что к спиртному никто не относится нейтрально. Его или принимают, или предают анафеме, превозносят или уничтожают, видят в нем заклятого врага или одного из самых желанных спутников жизни. С. Быковский за то, чтобы просто разумно и красиво продолжать традиции предков.

Не получится это ни разумно, ни красиво. Вино никогда не было спутником добра, со злом же не разлучалось. Именно поэтому тысячелетия ушли у человечества на борьбу с коварным, изворотливым злом, перед которым бледнели даже самые страшные эпидемии, — с алкоголем. И если говорить о продолжении традиций предков, то в первую очередь надо назвать одну — традицию нетерпимости по отношению к пьянству, ибо институт винопития вековечен, но не вечен, не будет вечен, как бы прекрасны ни были самые изысканные вина.

Алкоголь многолик, он иногда предстает в самом привлекательном, внешне безобидном виде, но от этого он не перестает быть ядом наихудшего из видов — ядом замедленного действия. Привлекательную личину он сохраняет строго до определенной поры — пока не почувствует свою власть над человеком.

Многие считают вино прекрасным напитком. Ни у кого первая рюмка не была наполнена одеколоном, политурой или клеем БФ. Схема приобщения к клану алкоголиков крайне проста: сначала обращается внимание на вкусовые качества напитка. Затем по мере втягивания на первый план выдвигается его не качественная, а количественная характеристика, упор делается не на букет, а на градусы, годятся и суррогаты. Процесс этот легко объясним с медицинской точки зрения: у алкоголя ярко выраженные наркотические свойства, будь то марочное вино или заурядная «бормотуха». Начала разные, конец же один: хронический алкоголизм, часто неизлечимый.

Далеко не все зависит от того, кто пьет. Регулярное употребление спиртного даже в самом незначительном количестве приводит к тому, что человек перестает быть самим собой, он уже не способен управлять своими поступками, у него отключаются тормозные центры. Судебная статистика гласит, что рост преступности прямо пропорционален росту потребления алкоголя, и наоборот. Борьба с пьянством — это борьба за сокращение преступности, за то, чтобы человек был Человеком.

И еще раз о броскости, завлекательности, рекламности этикеток. Напиши кто-нибудь оду чуме или холере — сразу засомневаются в психическом здоровье автора. Но когда слагается ода страшному яду — алкоголю, это воспринимается как само собой разумеющееся. С водочных этикеток сняли знак качества, но такой же знак, только видоизмененный, на бутылках коньяка, вин: медали, свидетельствующие о победах на международных конкурсах. Это ли не самая настоящая реклама? Если бы с таким же рвением рекламировался чай, который справедливо считается главным конкурентом вина!

Точка зрения С. Быковского — точка зрения «винного гурмана», к сожалению, крайне привлекательна для молодежи. Он против пьянства, за эстетику пития, за смакование, за умение пить правильно и красиво. Для него в вине — веселье, беседа, духовное обогащение. Многие люди начинали со смакования, а теперь вряд ли будут сняты с наркологического учета. Думается, наша юная поросль нисколько не обеднеет, если пройдет мимо вин в страну под названием Трезвость. Пока же, откровенно говоря, пугает, как стремительно молодые люди проносятся через период «смакования».

Писатель Петр Дудочкин с понятной тревогой писал о внушительном количестве спиртного на душу населения в его родной Калининской области. Но ведь такие «показатели» нередки и в более крупных центрах, и в молодых городах-новостройках.

Нападок на вино не надо. Нужна борьба — трезвая, продуманная, каждодневная — не за эстетику употребления спиртного, а с употреблением вообще, за потребность в трезвости. Алкогольное зло наступательно по природе своей. Не можем и мы относиться к нему нейтрально, ограничиваться полумерами.

Возникает снова вопрос: может, вместо громадного комплекса проблем, связанных с приобщением к трезвости, лучше решиться на кардинальную меру — ввести сухой закон? Есть же страны, где введен сухой закон. К нарушителям, гражданами какой бы страны они ни были, применяются жесточайшие меры наказания. Так, Пенелопа Арлю, жена английского хирурга, работающего в Саудовской Аравии, только за то, что напоила гостей спиртным, получила 80 ударов кнутом. К женщине подошли еще, так сказать, «гуманно»: мужа за нарушение сухого закона посадили в тюрьму. В этой стране главным борцом за трезвость является страх перед наказанием. Трезвость — сознательна, сухой закон — категория сугубо запретительная.

Думается, ставка на сознательность, на убежденность в необходимости трезвости — краеугольный камень борьбы с пьянством. Самое же главное: за трезвость надо биться трезвыми руками. Раздвоение личности наставляющего неминуемо вызывает подобную же реакцию наставляемого. Как не бывает двух правд, так не бывает и двух моралей, двух норм поведения. Там, где они есть, закономерны отклонения.

Уже говорилось, что, к сожалению, пустила глубокие корни (даже среди подростков) традиция, согласно которой любое событие, вне зависимости от масштабов, надо отмечать непременно с бутылкой. Стало неудобным прослыть трезвенником.

Это связано с другой проблемой — свободного времени. К сожалению, приходится констатировать парадоксальный факт: далеко не все умеют и любят отдыхать, а иные прямо-таки устают (!) именно от отдыха. Отдых у молодого человека, не обременного ни семьей, ни хозяйственными заботами, сводится зачастую к «балдежу» за столом, уставленным батареей винных бутылок.

Одно из коренных завоеваний социализма — короткая рабочая неделя, оказывается, не для всех благо. Средством «ускорения» отдыха для некоторых является бутылка. И это — даже в столице, где сосредоточено столько культурных ценностей, что лишь на беглое знакомство с ними уйдет несколько лет. Чтобы знакомиться, нужна потребность. Плодотворный отдых тоже требует усилий. Часть же молодежи не желает тратить какие-то дополнительные усилия, идет по пути наименьшего сопротивления — к винному прилавку, за пивную стойку.

Следовательно, один из путей борьбы с пьянством — интенсифицировать отдых, научить каждого отдыхать рационально, с максимальной пользой для себя и для окружающих. С этим же связана и борьба за высокий социальный потенциал каждого человека, его общественное лицо, ибо пьянство наносит удар прежде всего по личности, ее социальной значимости.

Судеб, сожженных алкоголем, немало. Но ведь в наших руках, чтобы число их было сведено к нулю. Иначе просто не может, не должно быть. Алкоголь — лекарство слабых. А надо быть сильным. «Водка — самый страшный враг в нашем быту, и я давно сражаюсь с ней в печати... Необходимо прежде всего моральное ее осуждение. Нужно включить идейную борьбу с водкой в программу социалистического соревнования трудящихся за идеалы коммунизма». К этим словам академика С. Г. Струмилина нельзя не прислушаться.